от чего не пострадал, он не должен проявлять враждебность по отношению к другим людям. Зависть также считается злом, если она не одобряется сообществом, как, например, соперничество между принцами, знахарями или певцами...
Поступки, которые противоречат представлениям племени азанде о правильном и должном поведении, хотя сами и не считаются колдовством, но тем не менее являются его внутренним импульсом, и чаще всего колдунами оказываются люди, нарушающие правила поведения. При рассмотрении ситуаций, наводящих на мысль о колдовстве, а также общепринятых методов, используемых для выявления колдунов, сразу становится очевидным моральный и сознательный характер колдовства. Моральное осуждение предопределено, поскольку, когда с человеком случается несчастье, он вспоминает о своих обидах и перебирает в уме тех своих соседей, кто проявлял по отношению к нему незаслуженную враждебность, или кто несправедливо затаил против него злобу. Эти люди обидели его и желают ему зла, и именно они могли заколдовать его, поскольку человек не совершает колдовства, если не испытывает ненависти.
На сегодняшний день моральные принципы племени азанде не очень сильно отличаются от наших принципов в оценке поведения, как хорошего, так и плохого, но, поскольку они не выражены в религиозных терминах, их родство с правилами поведения, сформулированными в известных религиях, не является на первый взгляд очевидным. Духов мертвых в племени азанде нельзя считать арбитрами моральных норм и поведенческих санкций, поскольку эти духи являются членами
кровнородственных групп и пользуются авторитетом только в этих группах, т. е. среди людей, у которых они пользовались авторитетом, когда были живы. Бог в племени азанде имеет очень неопределенное влияние, и к нему не взывают как к стражу морального закона, которому нужно подчиняться только потому, что он - Верховное Существо.
Поэтому моральные нормы, в большинстве своем не охватываемые уголовным и гражданским правом, формулируются у племени азанде в терминах колдовства. "Зависть есть зло из-за колдовства: завистливый человек может убить кого-нибудь", - говорят они, и аналогично они говорят о других антисоциальных чувствах.
Когда в племени азанде говорят, что действие или чувство является злом, то имеют в виду, что оно социально неприемлемо и осуждается общественным мнением. Оно является злом потому, что может привести к колдовству и может принести дурную славу тому, кто нарушает моральные нормы. Здесь не место предпринимать углубленный анализ правовых норм и моральных принципов племени азанде, но следует отметить, что мы осуждаем те же самые чувства, что осуждают и они; родители внушают своим детям мысль о необходимости не поддаваться этим чувствам, и принцы наставляют своих подчиненных старательно
остерегаться этих чувств. Если вы ненавидите своего соседа без серьезной причины, то вы проявляете слабость характера, и люди будут избегать общения с вами. Если вы клевещете на своего соседа, вы приобретаете дурную славу, и люди будут говорить, что вы - лжец, а принц не поверит вам, когда вы обратитесь к нему с жалобой. Если вы скупы, люди не будут приглашать вас на угощение, и соседи будут часто намекать на ваше отсутствие среди гостей и будут издеваться над вами в
ваше отсутствие, так что вам станет стыдно. Мелочный человек также становится предметом насмешек своих соседей и оказывается в одиночестве. Но основным возражением против этих недостойных черт является то, что все они являются источником и внутренним импульсом колдовства, и если вы спросите туземца племени азанде, почему эти черты плохи, то он ответит, что они плохи потому, что ведут к колдовству...
В племени азанде говорят: "Смерть всегда имеет причину, и ни один человек не умирает беспричинно", имея в виду, что смерть всегда является следствием чьей-либо вражды. Даже самые сильные мужчины умирают от колдовства, вызванного ненавистью. Поэтому и существуют афоризмы: "Они ненавидят слона, и он умрет" и "Они злословят о сяоне, и он умрет". Именно колдовство убивает человека, а толкает колдуна к убийству ненависть.
"В племени азанде говорят, что колдовство - это зависть, поскольку человек совершает колдовство, когда сердце его озлоблено. Завистливый человек - то же самое, что колдун. Сведущие в этом вопросе говорят, что колдовство всегда наносит вред человеку, поскольку сердце колдуна озлоблено против этого человека".
И скупость может послужить отправной точкой для убийства.
Люди остерегаются отказывать в просьбах о подарках, чтобы просящий не околдовал их, поэтому считается, что "человек, постоянно просящий подарков, является колдуном".
Подозревают в колдовстве и тех, кто всегда говорит вокруг да около и боится откровенного разговора. Туземцы племени азанде очень чувствительны и обычно настороженно воспринимают любые намеки даже в совершенно безобидном разговоре. Это служит частым поводом для ссор, и обычно нельзя понять, то ли говорящий имел намерение обидеть, то ли слушающий беспричинно усмотрел обидный смысл.
Например, человек сидит со своими соседями и говорит: "Ни один человек не живет вечно". Один из стариков, сидящих поблизости, неодобрительно ворчит на это замечание, хотя сказавший поясняет, что он имел в виду только что умершего старика, но при этом другие могут подумать, что он желает смерти одному из сидящих с ним рядом.
Человек, предвещающий другим несчастье, сразу же будет заподозрен в колдовстве, если с кем-нибудь из этих людей действительно случится несчастье. Человек в гневе угрожает другому и говорит: "Тебя не станет в этом году", и если какое-то время спустя человек, которому это было сказано, заболеет или с ним случится несчастье, то он сразу вспомнит эти сказанные в гневе слова и обратится к оракулам, поместив имя произнесшего эти слова первым в списке подозреваемых.
Злобный нрав также вызывает подозрения в колдовстве. Мрачных и сварливых людей, людей, страдающих каким-либо физическим уродством или получивших увечья, подозревают из-за их злобности: все те, кто обнаруживает скверные привычки, например, испражняется в огородах других, мочится на людях, ест, не помыв руки, или же употребляет в пищу черепах, жаб и домовых крыс, - все они принадлежат к тому типу людей, которые могут заколдовать других. Сказанное относится и к невоспитанным людям, которые входят в чужую хижину, не испросив прежде разрешения, не могут скрыть своей жадности при
КОЛДОВСТВО В РОССИИ
В 1547 году во время великого московского пожара народная молва приписала это бедствие чародейству Глинских, родственников по мате ри молодого Ивана IV. По совету благовещенского протопопа Федора Бармина, бояр князя Федора СкопинаШуйского и Ивана Федорова царь приказал провести розыск по делу*.
(* По материалам А. Горбовского и др. (Прим. авт.))
Бояре приехали в Кремль на площадь к Успенскому собору, собра ли черных людей и стали спрашивать:
Кто зажигал Москву? Толпа закричала:
Княгиня Анна Глинская со своими детьми и с людьми колдова ла, вынимала сердца человеческие, клала их в воду, да тою водою, разъезжая по Москве, кропила и оттого Москва выгорела!
На площадь явился и Юрии Глинский, родной дядя Ивана Василь евича; слыша такое ужасное обвинение, он поспешил укрыться в Успен ском соборе, но озлобленная чернь бросилась за ним, убила его в самой церкви и поволокла труп на торговое место, где обыкновенно соверша лись казни.
Строгое отношение к чародеям выражается и в законодательных памятниках того времени, в которые начинают проникать постановле ния относительно строгого преследования ведьм и колдунов.
Катошихин говорит, что в его время мужчин за волшебство и чер нокнижничество сжигали, а женщин за то же живыми по грудь закапы вали в землю, отчего они умирали на второй или же на третий день.
Усиление веры в колдовство в России относится к тому времени, когда на Западе эта вера стала ослабевать, а именно к XVIII столетию.
Во второй половине XVIII века в народе существовало убеждение, что сжигание за колдовство дело обычное и вполне законное.
В июне 1758 года управляющий имением графа Тышкевича пишет к последнему: "Ясновельможный пане! С возвращающимися Клепац кими крестьянами доношу, что с вашего позволения сжег я шесть кол дуний три сознались сразу, а остальные не сознались, потому что две из них престарелые, третья тоже лет пятидесяти, да к тому же они все одиннадцать дней просидели у меня под чаном, так, верно, и других заколдовали. Вот и теперь господская рожь в двух местах заломана. Я собираю теперь с десяти костелов воду и буду на ней варить кисель: ^ говорят, что непременно все колдуньи прибегут просить киселя; тогда работы мне прибавится. Вот и граф Епернети по нашему примеру сжег женщину и мужчину, войта четырех полков. Этот несчастный ни в чем не сознался, зато женщина созналась во всем и с великим отчаянием пошла на тот свет".
У нас также практиковались "испытания водою", которые заклю чались в следующем. Женщин, подозреваемых в причинении засу хи заставляли беспрерывно носить воду из реки или пруда через поля и поливать ею кресты или образа (фигуры), выставляемые по обыкнове нию близ села или на раздорожье.
Женщина, которая выносила это испытание, избавлялась от подо зрений в колдовстве. Так же, как и на Западе, практиковалось топление несчастных в воде.
В Малороссии испытуемым привязывали на шею камень и таким образом опускали в реку: если они тонули, их считали невинными и вытягивали веревками вверх, а если им удавалось держаться на поверх ности воды, их признавали ведьмами и обрекали на смерть.
В 1709 году во время засухи в Подолии мелкопоместные владельцы села Подфилинья, чтобы узнать виновниц бездождья, распорядились, чтобы все крестьянки в виде первого испытания носили ведрами воду из реки Збруча через поля и поливали ею крест, стоявший у дороги на значительном расстоянии от реки.
Но поскольку все крестьянки исполнили это приказание, тем са мым сняв с себя подозрение, то владельцы должны были искать винов ниц между дворянками. При этом один из владельцев указал на дворян ку, которую следовало бы подвергнуть испытанию.
Этой женщине он был должен значительную сумму денег, от упла ты которой уклонялся в течение двух лет; поэтому в его интересах было всячески содействовать ее обвинению, либо во всяком случае очернить ее имя.
На берегу реки Збруча устроили нужные приспособления для испы тания. К этому месту созвали всех жителей села и пригласили упомяну тую дворянку.
Когда она явилась, то крестьяне, по просьбе ее должника, накину лись на нее, раздели донага, связали особенным способом, который был предусмотрен в таком случае: большой палец правой руки привязали к большому пальцу левой ноги и то же делалось накрест. Затем между связанными членами была продета веревка, и несчастную принялись на блоках опускать в воду и подымать вверх. Поскольку при этом она уто нула, то общим собранием была признана невиновной.
Както по неосторожности Афанасий Наумов (Афонька Науменок) сболтнул, что умеет готовить колдовское зелье из лягушачьих костей;
сразу же после этого его арестовали. На него, таким образом, завели уголовное дело, а сам он оказался в застенке.
Он быстро сознался не только в колдовстве и порче, но под пытка ми, которые ему там учинили, не выдержав боли и постоянно испыты вая чувство страха и ужаса, оговорил много местных жителей.
Его дело разбиралось более года, после чего бояре рассудили:
"Чтобы другим неповадно было, надлежит отсечь ему, Афоньке, руку, а также ногу, после чего сжечь его".
После того, как государь ознакомился с приговором, он проявил неожиданное по тем временам и в таких случаях милосердие вместо казни велел навечно сослать его в Сибирь. Но даже за решеткой и в кандалах Афонька продолжал быть опасен.
Особая "память" за подписью думного дьяка предписывала "его держати в тюрьме до государева указу с большим береженьем, чтоб он из тюрьмы не ушел, и к тюрьме, где он, Афонька, посажен будет, ника ких людей припускати и говорити с ним ни о чем давати не велети, так же и в дороге, как его в Сибирь повезут, никаких людей к нему припус кати и говорити с ним никому ни о чем давати не велети ж".
История Федора Иванова Соколова, по должности подьячего Са ранской воеводской канцелярии, известна из сыскных папок, в которых рассматривались дела о колдовстве.
Года через три после женитьбы подьячий стал замечать со стороны жены некоторую холодность. Он попробовал было привязать жену по дарками.
В 1715 году, съездив по делам службы в Казань, он привез ей "полу шлафрок, объяриновый, померанцевый, кругом обложен сеткою сереб ряной" за баснословную цену 60 рублей. Надо сказать, подарок во зымел эффект, но ненадолго.
Такие большие траты, которые позволял себе влюбленный подья чий, шли не из скудного его жалованья. А потому не прошло и года, как он претерпел неприятность по службе и оказался в тюрьме. Эта непри ятность повлекла за собой другую, куда более серьезную.
При обыске в его платье были найдены пять "писем", написанных его рукой: "На море, на окияне, на острове на Буяне, и тута ходил и тута гулял..."
"Письма" были сочтены "воровскими, заговорными, еретически ми". При допросе подьячий показал: "У меня с женою совета не было, что многим известно. Письма я переписал своею рукою и по часу твер дил, чтобы жить с женою в согласии".
Местное начальство так и не могло окончательно решить, говорил ли правду подследственный, или это была хитрая колдовская уловка. Подьячий, ввиду важности сего дела, был отправлен в Петербург.
Время от времени, пока он находился в Петербурге, его вызывали в Синод, где снова и снова допрашивали о "волшебных письмах", как значится в его деле.
Так шло время... Месяцы складывались в годы. В 1724 году его осво бодили изпод караула, и он был "послан в адмиралтейство на работу".
Снова шли годы...
В 1727 году кабинетсекретарь доложилтаки о его деле государыне. Та приняла решение незамедлительно и подписала своею рукой: "Поне же он пытан был безвинно, то и его безвинное терпение и долголетнее под арестом содержание и по силе милостивых указов вину его отпус тить, а что письма нашлись, яко волшебные, то для того его, Соколова, послать в Синод, чтобы учинил перед ним покаяние".
Прошел еще год.
В августе состоялось долгожданное решение Сената: Соколова ос вободить, а "волшебные письмишки истребить через палача".
Таким образом, через тринадцать лет он вернулся обратно в Са ранск. "Жить ему в своем доме в Саранске безотлучно и в Москве не бывать", было сказано в решении Сената.
Дождалась ли его супруга, изза равнодушия которой и принял он свою муку, как встретились, нам ничего о том неизвестно.
Когда противоборство между царевной Софьей и ее братьями Ива ном и Петром Алексеевичем завершилось в пользу братьев, тут же при помнили глухие толки, что царевне якобы помогала в богомерзких ее делах какаято бабкаведунья.
Волнуемые этим слухом, сотни доброхотовмосквичей собрались както перед Стрелецким приказом, желая разыскать злодейкуколду нью и расправиться с ней.
Несложно догадаться, что, окажись победительницей царевна, а не Петр с братом, не меньшая толпа собралась бы, чтобы в свою очередь расправиться с кем бы то ни было.
В приказе перед боярином Василием Семеновичем Вольским пред стал бравый молодец поморец Евтюшка. Он, мол, доподлинно знает эту бабкуведунью.
Предшествуемая Евтюшкой разъяренноликующая толпа броси лась туда, куда он повелел, и выволокла из избы некую Марфушку. Та все отрицала. Тогда было решено дать ей 32 удара кнутом. Но и это не помогло добиться от нее признания. Она ни в чем подобном сознавать ся не желала.
Народ, в извечной своей жажде справедливости, стал громко тре бовать ее "огнем жечь крепко". Так и было бы, если бы вдруг она не скончалась сама, не выдержав пытки.
Спустя двадцать лет то зло, которое было сотворено Евтюшкой, вернулось к нему. Другой наветчик, выкрикнув "слово и дело", показал под пыткой, будто давал Евтюшка дворцовой постельнице два кусочка воску наговоренного, чтобы та налепила, где знает, да еще упоминал Евтюшка при том "имя государево неведомо для чего".
Поморец тут же был схвачен и посажен в застенок для дознания, но, так и не успев ни в чем повиниться, умер. Жена же его на трех пытках держалась упорно, отвергая все обвинения против мужа своего, не зная даже, что это ничем уже не могло помочь ему.
Под стражей она пробыла до лета 1700 года. Именно тогда пришла из Преображенского приказа бумага, в которой значилось: "Бояре при говорили: Анютку, жену Евтюшки, освободить, потому что она в том деле очистилась кровью".
Перемены Петра Первого, рушившие вековой образ жизни, мно гими воспринимались как катастрофа их собственного бытия. Именно по этой причине впал в уныние стольник Андрей Безобразов, когда был назначен воеводою неизвестно куда, на дальний Терек, гдето на краю земли.
Однако ослушаться он не посмел, но сколько мог, постарался вся чески задержаться в пути, при этом все время посылая с дороги на имя государей Петра и Ивана Алексеевичей слезные прошения: "Едучи на службу, я в пути заскорбел, и от той скорби стал дряхл, и глух, и беспа мятен, и в уме крушился, и глазами плохо вижу, потому что человечен ко старой и увеченной, руки и ноги переломаны, и иные многие беды и болезни во мне есть, и на Коломне меня, холопа вашего, поновляли и причащали, и маслом святым святили. Умилителя, государи, надо мною, аки Бог! Не велите, государи, меня на Терек посылать".
На то время шел Безобразову 69й год, и жалобы его были вполне обоснованы. Посылал Безобразов особые письма и жене своей Агафье
Васильевне: "Бей челом Авдотье Петровне, Авдотье Аврамовне. Съез ди к Федоровым детям Полуектовича, к Артемонову сыну к Андрею Артемоновичу и им челом побей; да съезди к Автамону Ивановичу и ему побей челом..."
В другом письме Безобразов пишет: "За чачу не за что стоять, лише б только меня поворотили. Ведаешь ты и сама, что мне есть что дать:
запас у меня есть... будет деньги, я и денег дам, ржевскую деревню продам, я и тысячу дам! А будет и деревня кому понадобится, я и деревню дам".
Обратился он тогда за помощью к волхвам и ворожеям, намеренно ссыскивая таких на своем пути, прося, чтобы те наслали по ветру тоску на царя Петра по нему, Андрею Безобразову, чтоб захотел бы царь его видеть при себе и вернул бы его в Москву.
Дошло это до государя. По доносу тут же был схвачен "волхв До рофейка". После пристрастного допроса его и сам Андрей Безобразов был доставлен в приказ Розыскных дел.
"А на очной ставке Андрей Безобразов во всем запирался ж: что он его, Дорошку, и не знает. И с пытки Дорошка, после двух подъемов и одного удара, показал: Андрей Безобразов говорил ему ехать в Москву и там сделать, чтоб великие государи были до него добры".
Вскоре разысканы были и другие волхвы и ворожеи, к которым в отчаянии своем пытался прибегнуть старик. Все они были приговорены к отсечению головы. Волхвов же Дорошку и Федьку решено было "сжечь в срубе". Сделано это было в Москве, на Болотной площади, там, где традиционно совершались казни.
В день, когда были сожжены волхвы, был казнен и сам Безобразов. "А жену его, Андрюшки Безобразова, Агафью, приговорено было, сослать в ссылку в Новгородской уезд, в Введенский девичий монас тырь под начало, и быть ей в том монастыре по ее смерть неисходно". Все так и свершилось.
Артемон Морозов также стал жертвой доноса. Лекарь его и "карла Захарка" донесли, что господин их, запершись, читал "черную книгу". И хотя никакого дурного умысла замечено в том не было, за само чте ние "черной книги" Морозов был отправлен в ссылку, лишен боярского звания, а имение его было отобрано в казну.
В 1738 году в Подолии распространилась моровая язва. Желая пре дохранить свое село от заразы, жители села Гуменец предприняли но чью крестный ход по своим полям.
Между тем в соседнем селе у дворянина Михаила Матковского пропали лошади. Матковский ночью отправился на поиски и наткнул ся на крестный ход. Жители вообразили, что неизвестный им человек, ходящий ночью по полям с уздечкою, есть не что иное, как олицетворе ние моровой язвы.
Подозревая, что Матковский упырь, парубки бросились на него, жестоко его избили, порвали на нем одежду и полумертвого оставили на земле.
Едва возвратился Матковский домой, как из Гуменца прибежал человек, чтобы узнать, жив ли он. Узнав, что он вернулся домой, жите ли Гуменца целою толпой, вооружившись ружьями, пиками, косами, цепями, пришли ночью и окружили дом Матковского.
Разбив стекла и высадив двери, они схватили хозяина дома и увели в Гуменец. Здесь у дома дворянина Кочковского собрались все жи тели села.
Арестованному дали 50 ударов, пытаясь узнать о его связи с моро вою язвою. Несмотря на то, что тот клялся, что ни в чем не виноват, большинством голосов было решено его сжечь. Несколько человек высказали сомнение в юридической правильности приговора.
Дворянин Выпршинский протестовал, что дворянина нельзя жечь без приговора Городского суда. Тогда большинство потребовало от него чтобы он подписался под тем, что несет ответственность за все бедствия, которые могут возникнуть вследствие того, что Матковского оставят живым. Выпршинский уклонился, отговариваясь сначала от сутствием чернил, а после сказал: "Некогда мне писать жгите!"
Однако общественность задумалась, боясь судебной ответствен ности.
Дворянин Скупский прибыл верхом на сборный пункт и бросил в толпу: "Жгите скорее! Я готов уплатить сто золотых, если за это будет штраф".
После явился священник и, исповедовав Матковского, объявил:
"Мое дело заботиться о душе, а о теле ваше. Жгите скорее".
Из толпы раздались крики: "Нужно жечь!" Матковского передали в руки экспертов. Один из них, дворянин Лобуцкий, вырезал пояс из сыро мятной кожи, окружил им голову жертвы, заложив ему в уши под повязку камушки и затем, сложив в узел пояса палку, стал его сильно стягивать.
Другой, Войтех Дикий, замазывал свежим навозом рот Матковско го, а дьяк Андрей Софончук, смочив большую тряпку в дегте, обвязал глаза Матковского.
После этого сложили костер из сорока возов дров и двадцати возов соломы, втащили на него Матковского и поспешно сожгли. После этого послали в дом Матковского за его одеждой и ее также бросили в огонь.
В XVIIXVIII веках было весьма распространено кликушество, на поминающее во многом одержимость бесом на Западе.
Кликуша (от слова кликать) или, как в старину также называлась, икотница это испорченная женщина, в которую вселился бес.
Обычно с кликушами случаются припадки в многолюдных местах, особенно в церквах. Кликуша не может переносить запаха ладана, слы шать молитвы и проповеди. Во время припадка она говорит от имени дьявола и его языком.
Приписывая свою болезнь "порче", кликуша обычно выкликает имя того, кто чародейством напустил на нее болезнь. В XVII веке такие лица, чьи имена когдалибо выкликивали кликуши, привлекались к суду по обвинению в чародействе и предавались пыткам.
Самих же кликуш отсылали для изгнания поселившихся в них бе сов. В допетровский период под пытками погибло немало людей благо даря таким выкликиваниям кликуш.
Петр I видел в кликушестве притворное беснование, которое пре следовало определенную цель; возведение поклепа на невинных людей
В 1739 году в одной области в икотном деле были обвинены 232 человека, из них 116 замужних женщин, 5 вдов, 26 малолетних и девушек, 84 мальчика и женатых мужчины.
В литературных памятниках того времени имеются указания отно сительно заклинания и изгнания бесов.
Буслаев приводит повесть, составленную в начале XVIII века и во шедшую D сказание об Илларионе Суздальском из книги иеромонаха Мефодия и из устных рассказов схимонаха Марка.
"При державе благочестивейшего царя Алексея Михайловича, са модержца всей России, случилось в царствующем граде Москве вот ка кое дело в нищепитательнице патриаршей, на Куличках, что за Варвар скими воротами, близ Ивановского монастыря.
По действу некоторого чародея вселился там демон и живущим разные пакости творил, как поведал о том отец Марко, который в то время сам был вместе с Илларионом в тех богадельнях и все то видел своими глазами.
Ни днем, ни ночью тот демон никому не давал уснуть, таская людей с постель и с лавок, и всем вслух нелепости вопил... Благочестивейший же царь Алексей Михайлович повелел чина духовного людям на ото гнание того демона молитвы творить; но успеха не было... Много раз принимались изгнать того беса, но не могли с ним сладить.
Тогда ктото из приближенных возвестил царю о преподобном Ил ларионе, что он сподобился от Бога принять власть на изгнание нечистых духов. Благочестивый царь повелел преподобного перед собой при звать, потому что он был тогда в Москве.
Посланные нашли Иллариона гдето на пути и позвали к царю к великому испугу Иллариона, потому что он подумал, не оклеветал ли его кто перед царем.
Представ перед царем, он сначала отказался от трудного подвига изгнать бесов из женских богаделен, но потом, в виде монашеского по слушания, согласился и в тот же день к вечеру отправился в богадельню с Марком и Иосифом.
Пришедши в богадельню, монахи по своему пустынножительскому обычаю стали петь вечернее пение и читать молитвы. Дьявол же, не терпя их пения, начал на полатях крепко стучать и нелепыми голосами кри чать, укоряя Иллариона бесстыдными речами: "Уж не ты ли пришел сюда выгонять меня? Идика ко мне, переведайся со мною!"
Когда же преподобный стал читать акафист Богородице, в умиле нии вознося свои руки к небу, ударяя ими себя в грудь, испуская потоки слез и припадая к земле, тогда дьявол молитвами преподобного, как огнем, опаляемый, отскочил оттуда, как быстрая стрела, и умолк до тех пор, пока не кончилось чтение акафиста.
По совершении пения и правила уже ночью, когда погасили огни, преподобный стал читать молитвы на изгнание беса, неутешно проли вая слезы, а дьявол продолжал кричать громким голосом: "Ээх, ты еще и в потемках расплакался!" И застучал на полатях крепко и, промол вив: "Я к тебе иду, к тебе иду!" замолчал.
При этом монах Марко свидетельствует следующее: "От страха хо тел было я вон из кельи бежать, но преподобный ободрил меня на мо литве крепко стоять и ничего не бояться, присовокупив: "Даже и над свиньями дьявол без повеления Божия власти не имеет"".
Дьявол же обернулся тогда черным котом и начал преподобному под колени подскакивать всякий раз, когда он поклонится в землю. Мешая так преподобному молиться, дьявол хотел навести его на гнев отклонить от молитвы. Но Илларион был незлобив. Подскочит к нему бес под колени, а он рукою его отбросит в сторону и сотворит поклон.
Отправив свое келейное правило, повелел он всем, перекрестя лицо свое крестным знамением, лечь спать. Отец Марко под шубу глубоко от боязни спрятался.
На следующий день преподобный, совершив утреннее пение, вы шел из богадельни по своим делам. Тогда дьявол сказывал богаделен дам бабам о преподобном, как он хорошо перед Богом живет. И все говорил окаянный бабам, а сам был невидим.
В то время одна баба положила ребенка в люльку и стала качать его. Дьявол же выхватил ребенка, взял невидимою силою саму бабу, положил в люльку и начал ее трясти, приговаривая: "Люди баба! Люди дурная!"
Вдруг идет в богадельню сам преподобный, дьявол бросился от него в великом страхе, оставив ту бабу в люльке. Когда Илларион стал святить воду, бес начал страшно кричать и бросать белыми каменьями, так что вся богадельня потряслась... Преподобный совершал свое слу жение, никуда не оглядываясь, между тем как дьявол все вызывал его с ним переведаться.
Наконец, окропляя иконы и стены святою водою, Илларион всту пил с дьяволом в решительную борьбу, и, обратившись в ту сторону, где он кричал нелепыми голосами, преподобный воскликнул: "Я раб Господа моего Иисуса Христа, от его имени желаю бороться с тобой;
выходи же, окаянный!" И начал повсюду кропить водою: и на печи, и на полатях, и на лавках, и под лавками, и потолок, и стены.
Дьявол же умолк и скрылся и не являлся целых три дня. Но потом опять очутился в богадельнях и опять стал кричать богаделенным ба бам: "Хорошо этот монах под Господом Богом живет, нельзя мне при близиться к нему!"
Но когда воротился Илларион, дьявол уже стал не так дерзновенно подавать голос, видимо, ослабевал, и говорил както немо.
Преподобный говорил воду: "Все ли ты бесстыдствуешь, окаянный? Заклинаю тебя именем Божиим, поведай мне, где ты был в эти три дня, и где скрывался, когда я кропил святою водою?"
"Когда ты кропил, отвечал дьявол, в то время я под платьем на шесте сидел, а как там усидеть не мог, перескочил я на шесток, пото му что там ты забыл окропить: там и сидел я до сих пор и отдыхал".
"А каменье белое где берешь?" опять спросил Илларион.
"С белого города", отвечал дьявол.
"Как твое имя?" спрашивал Илларион.
"Имя мне Игнатий, княжеского рода; я телесен, живу во плоти. Мамка меня послала к демону, и тотчас же взяли меня демоны".