Виктория Анатольевна Дегтярева
GAYs. Они изменили мир
Виктория Дегтярева
GAYs. Они изменили мир
Доменико Дольче и Стефано Габбана
Единство противоположностей
Их очень хочется назвать «сладкой парочкой» – и не только потому, что фамилия Дольче переводится как «сладкий». Скорее, никто, в том числе и они сами, просто не может их себе представить друг без друга. Недаром, даже прекратив связывавшие их больше двадцати лет романтические отношения, они остались самыми близкими друзьями и деловыми партнерами. Они ввели моду на художественно изорванные джинсы, одели женщину в мужской костюм поверх кружевного нижнего белья и в элегантное платье‑бюстье. У них заказывают одежду Мадонна, Виктория Бекхэм и Изабелла Росселини. Они владеют сетью бутиков по всему миру и продают под своей маркой не только одежду и обувь, но и парфюмерию, предметы интерьера, аксессуары и даже эксклюзивные модели автомобилей. Они очень разные – и внешне, и по характеру, и по происхождению, но есть у них и много общего, и не в последнюю очередь – чувство юмора. Так, например, вместо того чтобы раздражаться, что их все время путают, они просто стали носить ремни с именными пряжками – на одной указаны инициалы DD, а на другой – SG: Domenico Dolce и Stefano Gabbana.
Родились они с разницей в четыре года в одной стране, но, можно сказать, в совершенно разных мирах, потому что Северная и Южная Италия – это две разные цивилизации, объединенные лишь языком. Старший, Доменико Дольче, появился на свет 13 августа 1958 года в маленьком городке Полицци Дженероза, располагающемся на Сицилии неподалеку от Палермо. Сицилия, как известно, место, где до сих пор рьяно чтут традиции, патриархат и кровные узы, а детям предназначено идти по стопам родителей, наследуя семейный бизнес. В случае с Доменико все получилось не совсем так. С одной стороны, он уже с раннего возраста начал перенимать отцовское портновское искусство: отец был владельцем небольшого швейного производства. В семь лет Доменико мог самостоятельно сшить пиджак – и, казалось, его будущность как продолжателя семейного дела предопределена. Он всегда говорил, что именно отцовская профессия была основной причиной того, что он выбрал создание одежды как способ выразить себя. Но по мере взросления он понимал, что место на фабрике по пошиву готовой одежды – отнюдь не предел его мечтаний. Его влекло творчество.
Проучившись всего год в университете, он оставил его ради художественной школы, где изучал моду и дизайн, а после ее окончания, к разочарованию родителей, не вернулся в родной городок, а уехал в центр итальянской моды – Милан. Там Доменико устроился работать ассистентом в местной дизайн‑студии по созданию одежды. Он мгновенно почувствовал: это то, что ему нужно. В одном из интервью он позже делился: «Дизайн оказался способом делать то, о чем я мечтал. Это похоже на работу психолога. Будучи дизайнером, я ухватываю то, что люди чувствуют, перевожу это на язык моды и даже обеспечиваю исполнение их желаний – до того, как они сами поймут, чего хотят».
Именно в этой дизайн‑студии в 1980 году он встретил совсем еще юного Стефано Габбану, который решил параллельно с учебой в университете по специальности графический дизайн попробовать себя на поприще моды. Детство Стефано прошло в совсем другой обстановке. Он родился 14 ноября 1962 года в Венеции, но в совсем юном возрасте перебрался с семьей в Милан. В детстве он даже не думал о том, что когда‑либо свяжет жизнь с созданием одежды. Мода интересовала его только как потребителя: будучи подростком, он стал страстным поклонником модного дома Fiorucci, выпускающего яркую и стильную одежду для молодежи, и по возможности покупал все их новинки. Мама Стефано до сих пор хранит коллекцию фирменных пакетов Fiorucci, которую в свое время собрал ее сын, а сам Стефано регулярно приглашает Элио Фиоруччи, своего кумира детства, на модные показы Dolce&Gabbana. На его восприятие моды повлияла и мать – Стефано до сих пор вспоминает, как она, несмотря на скромную должность в прачечной, любила «навести марафет», приодеться в красный костюм, состоящий из короткого жакета и расклешенных брюк, и отправиться с сыном по магазинам. Но все же главной его страстью в детстве было рисование, а о карьере модельера он даже не думал. Все изменила встреча с Доменико.
«Мне повезло, потому что дизайнер взял меня под свое крылышко и помог мне понять мир моды. Именно Доменико научил меня практически всему, что касается моды. И чем больше я узнавал, тем больше я влюблялся – в дизайн, в создание одежды, в одевание людей», – вспоминал потом Стефано.
С первого ли взгляда они поняли, что созданы друг для друга? Вряд ли. Вот как оба описывают первые впечатления от знакомства. «Мне он показался чудовищем. Серьезно, он выглядел так нелепо – словно священник, весь в черном, бледный, с обритой головой. Не слишком‑то это впечатляло», – вспоминает Стефано. А вот что сохранилось в памяти у Доменико: «Стефано был таким до мозга костей миланцем, со своими длинными волосами и в футболке Lacoste ». Но первоначальная взаимная неприязнь очень быстро переросла в симпатию, а впоследствии и в нечто большее. Молодые люди, узнав друг друга получше, поняли, что, несмотря на очевидную разницу во внешнем виде, характере и воспитании, у них есть много общего. Как оказалось, оба они любят эпоху барокко и итальянский неореализм – фильмы Росселини, Де Сика, Висконти; обожают классических кинодив – Софи Лорен, Джину Лоллобриджиду, Анну Маньяни. Кроме того, выяснилось, что, хоть Стефано и вырос в Милане, с культурой Сицилии он тоже был знаком не понаслышке, проводя многие месяцы каникул на этом острове; и искренне ею восхищался. Именно в сицилийской эстетике, с ее черными платьями вдов и шалями, гангстерскими костюмами в полоску и шляпами‑федорами, начали они черпать свое вдохновение. Кстати, один из самых знаменитых их нарядов – надетый на женщину мужской костюм поверх кружевного нижнего белья – появился из детских впечатлений Доменико: именно так ходила его мама по дому, когда занималась домашними делами: брала папин старый костюм, который было не жалко, ведь спортивный трикотаж для сицилийской женщины носить было неприемлемо.
Но до успеха поначалу было далеко. Пер вые несколько лет будущие модельеры‑мультимиллионеры хватались за любые фрилансовые предложения, чтобы прокормиться: зачастую денег не хватало настолько, что приходилось сидеть на молоке и пасте. Начинали они в 1982 году с крошечной студии в центре Милана, где придумывали свои первые модели. «Помню наш самый первый показ, – воспоминает Дольче. – Мы провели его в маленькой миланской квартире. Организовали сами, вдвоем со Стефано, безо всякого пиара, без всего. Гостей встречали у дверей мои брат с сестрой».
Моделями у Доменико и Стефано соглашались поработать их друзья, показы проходили где попало, один даже состоялся в забегаловке – кафе быстрого питания – где посетители сами выглядели как гамбургеры. Однако даже такое скромное начало привлекло внимание общественности. О юных модельерах начали говорить, и уже в 1984 году они приняли участие в миланской неделе моды, а в 1985‑м состоялся их настоящий громкий дебют в показе Milano Collezzioni, после чего, в марте 1986‑го, вышла первая женская коллекция – уже тогда они понимали, что для достижения успеха основной акцент нужно делать на женской одежде, и продемонстрировали одежду для настоящей женщины – «стильной, красивой, но не идеальной».
«Женщина Dolce&Gabbana – сильная личность: она нравится самой себе и знает, что нравится другим. Она космополитична и ездит по всему миру, но помнит о своих корнях», – так утверждают модельеры. И еще добавляют: «Женщина не может быть сексуальной только потому, что носит ту или иную одежду. Сексуальность – это нечто большее: ее отношение к жизни, ее индивидуальная манера поведения. А одежда может лишь усилить эту черту. Иногда женщина даже не догадывается, насколько она сексуальна, до тех пор, пока не наденет наши модели. И тогда, встав перед зеркалом в примерочной, она вдруг понимает – у меня же красивое тело!»
В чем же уникальность их моделей и секрет успеха? Отчасти на этот вопрос ответила Изабелла Росселини, которая одевается у Dolce&Gabbana практически с самого их появления в мире моды: «Впервые я увидела их давным‑давно на неделе моды в Милане. Запомнила, что одного звали Дольче, второго как‑то еще. Зато их коллекция поразила меня – поразило то, как они умудрились объединить в одном пространстве две абсолютно несовместимые вещи – Сицилию и новаторство. Я итальянка и прекрасно знаю, что такое Сицилия. Это старый мир, где до сих пор свято чтут древние традиции: девственницы, вендетта, вдовы, хранящие верность своим умершим мужьям. А мода немыслима без соблазнения, ярких красок, ярмарки тщеславия – всего, что старые сицилианские правила осуждают. Но эти двое все же нашли возможность соединить два мира. Первой моделью, которую я у них купила, стала белая блузка. Очень целомудренная, с ручной вышивкой по воротничку. Но эта блузка, скроенная особым образом, так увеличивала грудь, что казалось, будто она сейчас взорвется. У мужчин эта блузка, вернее я в ней, пользовалась бешеным успехом. Много позже мы познакомились лично – у меня было такое чувство, будто мы – старые друзья».
А вот и еще один секрет – помимо объединения миров традиции и новаторства, модельерам удалось объединить в своей одежде женское и мужское начала, не прибегая при этом к унылой унисексовой уравниловке: в их женских коллекциях изящное платье может сочетаться с армейскими сапогами, а в мужских – строгий костюм с легкомысленным розовым шарфиком. Сами они утверждают, что это не имеет никакого отношения к сексуальной ориентации, просто во всех женщинах есть частичка маскулинности, а в мужчинах – феминности, и модельеры считают, что это очень здорово – заглянуть в себя поглубже и обнаружить эту частичку. В конце концов, в XVII веке мужчины носили высокие каблуки и пользовались макияжем – и при этом во многом были гораздо более мужественны, чем современные представители сильного пола.
Уникальное «сочетание несочетаемости» их моделей объясняется весьма просто: «У нас разные вкусы, а это значит, что мы нащупываем комбинацию разных устремлений. Иногда мы можем создать что‑то больше в духе Габбаны, в другой раз – в духе Дольче. Но все, что мы делаем, – это результат достижения определенного компромисса».
После шумного успеха самой первой коллекции творческий союз Dolce&Gabbana принялся покорять все новые вершины. В 1989‑м они открыли свой первый бутик – в Японии, а вскоре и в Милане; в 1990‑м выпустили первую мужскую коллекцию; в 1994‑м появился новый бренд D&G, с более доступными ценами. Охватили партнеры и молодежную, и детскую аудиторию; не останавливаясь на этом, заключили множество лицензионных соглашений на производство самых разных модных товаров, включая очки, парфюмерию, товары для дома, даже две модели автомобилей Citroёn, салоны которых украшены бриллиантами от Swarovski. Всего за десять лет никому не известное маленькое ателье превратилось в международную модную империю, и сейчас фирменные магазины Dolce&Gabbana и D&G открыты уже более чем в восьмидесяти странах мира.
Разумеется, творения итальянского дуэта не обошли вниманием и знаменитости. Стинг, Брэд Питт, Брюс Уиллис, Брайан Ферри, Деми Мур, Бейонсе, Анджелина Джоли, Сельма Хайек, Кэтрин Зета‑Джонс, Виктория Бекхэм – вот лишь несколько имен, все их перечислить просто невозможно. Но самым любимым клиентом пары, а также источником их вдохновения всегда была Мадонна. Оба они, ее преданные поклонники, долго не могли поверить своему счастью, когда в 1993 году она сама предложила им сотрудничество. Им нужно было в самые короткие сроки сшить 1500 костюмов для нее самой и сопровождающей ее в мировом турне группы The Girlie Show. Модельеры работали не покладая рук, и поп‑дива осталась более чем довольна результатом. Правда, денег за работу им не заплатила, потому что они забыли оговорить в контракте сумму. Впрочем, Доменико и Стефано совершенно не остались на нее в обиде – кроме того, что им все‑таки перепали двадцать четыре тысячи долларов за ее бюстгальтер, проданный через несколько лет на аукционе, главное, чего они добились благодаря этому звездному сотрудничеству, – это грандиозный всплеск популярности. Теперь их узнали те, кто раньше даже никогда не слышал о Dolce&Gabbana. Сотрудничество продолжилось и в дальнейшем, и прекращаться не собирается, ведь обе стороны пребывают в полном восторге друг от друга. В одном из многочисленных интервью у модельеров спросили: если бы они стали гетеросексуалами на одну ночь, с кем из женщин они захотели бы ее провести, и оба не сговариваясь выпалили: «С Мадонной!», после чего вместе расхохотались. «На свете существует много красивых женщин, но она самая‑самая», – уточнил Стефано.
Сейчас уже сложно сказать, что было прежде, – их влюбленность друг в друга или начало совместного творчества. Скорее всего, это происходило одновременно, и личные отношения пары тесно вплетались в творческие. Недаром и выход их первой коллекции совпал по времени с клятвами, которые принесли друг другу Стефано и Доменико, обязуясь беречь и любить друг друга, – это было в 1986 году. Пусть эти клятвы и не сопровождались никакой формальной церемонией – да это и не было возможно в то время – на протяжении дальнейших девятнадцати лет они считали себя состоящими в браке. Разница в характерах им совершенно не мешала. «Мы обожаем проводить время вместе, но при этом ценим и уважаем свободу каждого. Никакого домостроя! – утверждал Доменико. – Я, например, свободное время предпочитаю проводить дома, готовя всякие деликатесы, а Стефано Габбана любит вечеринки, ночные клубы, шумные компании. И мы не пытаемся навязывать друг другу свой стиль жизни – мы просто умеем ценить все ее стороны».
Пара жила на Villa Volpe – в шикарном дворце XIX века в самом центре Милана, с красными диванами, анималистическими узорами на стенах и огромным количеством церковных свечей – обстановка дома зримо демонстрировала разницу во вкусах его хозяев.
Единственное, чего, казалось, им не хватало для счастья, – это дети. Причем оба их очень хотели, правда, расходились во мнениях по поводу возможных путей их обрести. Так, Доменико очень хотел бы усыновить, причем не одного ребенка: он сам вырос с братом и сестрой и всегда считал, что нормальная семья – это семья многодетная, с шумом, возней и стуком ложек по столу. А вот Стефано считает, что ребенок не должен расти без матери, поэтому он предпочел бы, чтобы малыша родила ему женщина, которой он доверяет, через искусственное оплодотворение, и потом принимала участие в его воспитании.
Впрочем, все эти планы все равно не осуществились – помешали и законы страны, и расставание пары, которое произошло в 2005 году. Из‑за чего это случилось, они не говорят, зато охотно рассказывают о том, как пережили этот сложный период и к каким отношениям в итоге пришли.
«Когда мы с Доменико расстались, я очень тяжело это переживал. Я люблю деньги и роскошь, но, когда я находился в своем прекрасном доме в Портофино, его красота не помогла мне справиться с печалью. Не изменили настроение и роскошная яхта, и частный самолет. Я ведь человек, а не только дизайнер модной одежды», – так вспоминал Стефано о том нелегком периоде в жизни.
«На профессиональном уровне мы по‑прежнему партнеры, и мы любим друг друга настоящей любовью. Доменико – часть моей жизни, но теперь и у него, и у меня есть новый бойфренд», – так Габбана объясняет сложившуюся ситуацию. «В самом начале было много проблем, – добавляет Дольче, – но мы хотели показать людям пример, что можно и после разрыва сохранить хорошие отношения. У смертного одра мы хотели бы видеть друг друга».
Иногда они задумываются о том, что их ждет в будущем. «Если посмотреть на художников и дизайнеров прошлого – у каждого из них был период подъема творчества, но также важно понять, когда пора уходить», – отвечает Доменико на вопрос о возможном уходе на покой.
«Но для нас будет практически невозможно остановиться, – перебивает его Габбана. – Мы создали наш бренд с нуля, он – наше детище. Думаю, я умру, если перестану этим заниматься. Да, точно умру».
Джордж Майкл
Человек без слабостей
В одной из ранних песен Джорджа Майкла есть такая строчка «If you’re gonna do it do it right» («Если собираешься что‑то сделать, делай это как следует»). Этот принцип можно смело назвать жизненным кредо музыканта. Он крайне редко радует поклонников новыми альбомами, но они всегда – самого высокого качества и непременно занимают первые строчки в национальных чартах. Его клипы неизменно эффектны, идеально срежиссированы и продуманы до мелочей. А если уж он ввязывается в скандал – это непременно должен быть самый громкий и грандиозный скандал, с полицией, наручниками, приговором суда и хитовым синглом на выходе. Определенно, Джорджа Майкла не назовешь человеком полумер: все, что он делает, он делает как следует.
«Мой отец приехал сюда за легкими деньгами. Полагаю, начало игры для мамы было совсем неудачным. Они начали встречаться, и она взяла его имя. Вот здесь», – так музыкант поет в автобиографической песне Round Here, посвященной своему детству и месту, в котором он вырос, – Ист‑Финчли в Северном Лондоне. Действительно, в начале совместной жизни родителям Джорджа, Кириакосу Панайоту и его жене, Лесли Анголд Харрисон, пришлось нелегко. Кириакос, урожденный киприот, прибыл в Англию в 1950‑е годы с пустыми карманами в надежде быстро разбогатеть. Устроившись работать в ресторан, он через какое‑то время открыл собственную забегаловку, в которой подавали самый распространенный в Англии фастфуд – рыбу с жареной картошкой. Жившая в многоквартирном доме над прачечной семья быстро увеличивалась. Сначала родились две девочки, Йода и Мелани, а последним – 25 июня 1963 года – мальчик Георгиос Кириакос. Впрочем, имя Георгиос вряд ли могла выговорить правильно даже родная мать, не говоря уже об учителях и одноклассниках, так что мальчик очень быстро стал Джорджем.
Родители много работали и откладывали каждый пенни, чтобы обеспечить детям достойное будущее, и, когда Джорджу было около года, семья переехала в собственный дом в том же районе. В девять лет в жизни Джорджа появилась скрипка. Любопытно, что до этого момента мальчик совершенно не проявлял никакого интереса к музыке, зато очень интересовался насекомыми и мог похвастаться явно выраженными математическими способностями. Все изменилось после того, как он однажды в школе на переменке упал с лестницы и ударился головой о батарею. Математические способности бесследно улетучились, а вот музыкальные начали стремительно прогрессировать, и очень скоро музыка стала главным увлечением Джорджа. Поспособствовали этому и песни, которые он слушал. Джордж вспоминает, что первыми двумя пластинками, которые подарили ему в детстве на какой‑то праздник, были композиции Тома Джонса и группы The Supremes, – мальчик заслушал их до дыр. «И ведь в итоге примерно между Томом Джонсом и The Supremes я и оказался по стилю», – сделал он вывод уже на пике карьеры.
Еще одно судьбоносное событие произошло с ним в двенадцать лет, когда семья еще раз переехала, в пригород Лондона Рэдлетт, и в новой школе Джорджа посадили за одну парту с Эндрю Риджли. Мальчики очень быстро подружились, и активный, заводной Эндрю начал оказывать на тихого и незаметного очкарика Джорджа большое влияние. «До нашего знакомства с Эндрю я никогда не задумывался о моем внешнем виде, о манерах и чудовищной замкнутости, – вспоминает Джордж Майкл. – Меня сразу же сразило, как классно всегда он выглядел, и это послужило толчком к моему перевоплощению». Сам Джордж сомневается, что добился бы всемирного успеха, если бы не Эндрю. Не имея особых музыкальных талантов, тот был очень амбициозным, пробивным и всегда говорил другу, что они непременно станут знаменитыми.
Так оно и получилось. Сначала Джордж с Эндрю и еще несколько ребят создали группу The Executive, но она очень быстро распалась, не сумев заинтересовать своим творчеством ни одну звукозаписывающую компанию. Тогда друзья решили, что для музыкальной карьеры им не нужны другие музыканты – вполне хватит их двоих. Так возник дуэт Wham! – в 1981 году, когда ребятам было по восемнадцать лет. В 1982 году вышел их дебютный сингл Wham! Rap (Enjoy What You Do), посвященный проблеме молодежной безработицы, а в 83‑м – первый альбом Fantastic! Джордж вспоминал потом, как после появления на телевидении, в популярной музыкальной передаче Top of the Pops, куда Wham! попали случайно – вместо кого‑то, кто отменил свое выступление, он ходил туда‑сюда по лондонской Оксфорд‑стрит в надежде, что его узнает кто‑нибудь из прохожих.
После Top of the Pops их с Эндрю действительно начали узнавать, более того – они превратились в настоящих кумиров молодежи. Совсем юные, жизнерадостные и симпатичные, они буквально примагничивали поклонников своей энергетикой и выпускали один за другим заводные, динамичные хиты. Если первый их альбом был безусловным успехом в Англии, то второй (Make it Big) уже прогремел на весь мир, оказавшись на первом месте в американском чарте. Дуэт отправился в мировое турне, добравшись в 1985 году и до Китая – они были первыми западными поп‑исполнителями, оказавшимися в этой стране. Больше всего им запомнилась в Китае непривычная тишина во время концертов, а еще попытка принимающей стороны расплатиться с ними велосипедами.
Роли в Wham! распределялись идеально. Джордж полностью взял на себя музыкальную сторону – писал музыку и тексты, играл, пел. Как он потом говорил: «Для двадцатилетнего парня я очень многое делал: я был продюсером, аранжировщиком; я знал, как делать эти записи, чтобы их потом крутили по радио. Но потому, что я носил нелепые шортики и серьги в ушах, этого никто не хотел замечать». От Эндрю же в основном требовалось танцевать и подпевать в такт, однако он был главным в дуэте по имиджу, от которого зависела львиная доля их популярности. Именно он в 1984 году настоял на том, чтобы дуэт сменил образ рассерженных молодых людей в кожаных куртках на модных и стильных прожигателей жизни, что тут же начали судорожно копировать другие молодежные поп‑группы. Джордж считает, что успех Wham! во многом был достигнут и благодаря тому, что дружеские отношения, связывавшие его с Эндрю, были настоящими – и это чувствовали зрители. Они говорили на одном языке, их смешили одни и те же шутки, они отлично понимали друг друга – и эта общность дарила Джорджу вдохновение для написания новых хитов с тем же зарядом энергетики.
Разумеется, позже, когда Джордж перестал скрывать свою ориентацию, возник вопрос: не связывало ли его с Эндрю и что‑то большее, чем дружба. На это он всегда отвечал отрицательно. «Нет ничего менее похожего на правду. И вообще, Эндрю абсолютно не в моем вкусе». К тому же в тот период Джордж еще не мог определиться – гей он или все‑таки бисексуал, и таблоиды пестрили сообщениями о том, что он кру тит романы с Брук Шилдс, моделью Кэти Юнг и другими известными женщинами. Эндрю же начал встречаться с участницей группы Bananarama Кэрен Вудворд, с которой, кстати, живет и сейчас.
Друзья всегда говорили друг другу, что уходить надо на пике карьеры – до того, как они превратятся в пародию на самих себя. Они оба понимали, что их дуэт жестко ограничен молодежной аудиторией – и не имеет возможностей выйти на более серьезный и взрослый уровень. К тому же стало все больше сказываться и то, что настоящим музыкантом из них двоих был все‑таки только Джордж. Будучи еще на гребне популярности в составе дуэта, он уже записал два сольных сингла, один из которых, Careless Whisper, до сих пор звучащий на многих радиостанциях, был придуман им еще в семнадцать лет. Также отдельно от Эндрю Джордж спел дуэтом с Элтоном Джоном песню последнего Don’t Let the Sun Go Down on Me на благотворительном концерте в пользу голодающих Эфиопии и от него же в 1985‑м получил в награду статуэтку Айвора Новелло, удостоившись звания «Лучший автор года». Распад дуэта был предрешен, оставался только вопрос: когда. В итоге они, как и собирались, ушли на пике популярности, записав на прощание хитовый сингл The Edge of Heaven и дав летом 1986‑го концерт на стадионе Wembley для 72‑тысячной аудитории.
Для Эндрю Риджли это было большим ударом – понятно, что ему одному, без одаренного друга, успешной музыкальной карьеры не светило, что и доказал оставшийся незамеченным сольный альбом, который он выпустил в 1990 году. Впрочем, он пережил это достойно, отношений с Джорджем не разорвал – они до сих пор тепло общаются, и его фотография стоит у Джорджа дома на каминной полке.
Для Джорджа же начался новый виток карьеры. Чтобы четко провести водораздел между Wham! и его сольным творчеством, он записал в начале 1987‑го песню I Knew You Were Waiting (For Me) дуэтом с Аретой Франклин, оказавшись первым белым исполнителем, которому посчастливилось петь с этой американской соул‑дивой. В том же 1987 году выходит его самый коммерчески успешный альбом – Faith, который в итоге достиг статуса бриллиантового – на сегодняшний момент в мире продано более двадцати миллионов его копий. Альбом был буквально напичкан суперхитами, один за другим взлетавшими на вершины хит‑парадов. Кроме того, образ, который Джордж продемонстрировал в клипе на песню с одноименным названием, стал одним из самых узнаваемых и запоминающихся образов в поп‑музыке восьмидесятых: темные очки, щетина, крестик в ухе, кожаная куртка, ковбойские сапоги, гитара и особенно привлекающие внимание тугие джинсы Levi’s. «Я знал, что делаю более взрослую музыку, и заблуждался, не думая, что стану секс‑идолом для нового поколения молоденьких девушек во всем мире. Хотя чего я хотел – раскачивая на экране задницей… а задница у меня и правда симпатичная», – вспоминал Джордж в документальном фильме A Different Story.
Не обошлось и без первого в карьере Джорджа Майкла крупного скандала. Текст сингла I Want Your Sex оказался слишком шокирующим, особенно для консервативной Америки (как же так можно – прямо петь о том, что хочешь от кого‑то секса; о том, что «секс – это естественно и весело»!). Песню отказались крутить на многих радиостанциях; MTV показывало клип только поздно вечером и ночью, а один из ведущих этого телеканала вообще отказывался произносить название песни вслух, именуя ее «новым синглом Джорджа Майкла». Джорджу даже пришлось отснять к клипу вступление, в котором он разъяснял, что речь вовсе не идет о беспорядочном сексе – и вполне может относиться к моногамным отношениям. Впрочем, все эти препоны не помешали синглу занять второе место в американском чарте и третье в английском.
Альбом Faith принес Джорджу огромное количество наград, включая Grammy, сделал его еще более богатым и знаменитым – самым популярным в мире поп‑исполнителем на тот момент. Однако взлетевшая до небес популярность не принесла ему главного – счастья. Наоборот, он чувствовал, что поднявшаяся вокруг шумиха и статус суперзвезды сводят его с ума, отдаляют от друзей, делают одиноким и несчастным. «Мне хватило ума понять, что я выбрал не ту дорогу. Если я хотел обрести счастье, мне точно не стоило пытаться идти по стопам Мадонны или Майкла Джексона, что я в тот момент определенно делал, – вспоминает он в той же A Different Story. – О боже, подумал я тогда, я мегазвезда, а еще, наверное, гомик – и что мне с этим делать? Ничем хорошим это не кончится».
В конце концов Джордж придумал, что с этим делать. Он решил, по его собственному выражению, «занять в машине заднее сиденье»: перестать раскручивать свою музыку промо‑турами и клипами, покончить с имиджем сексуального небритого парня в тугих джинсах. Единственный клип, который был снят в поддержку сингла из выпущенного в 1990 году альбома с говорящим названием Listen Without Prejudice («Слушайте без предубеждения»), – это клип на песню Freedom'90, в котором сам Джордж не появляется, зато радуют взгляд сразу пять супермоделей: Линда Евангелиста, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл, Кристи Тарлингтон и Татьяна Патиц.
Компания Sony, с которой у Джорджа Майкла был подписан контракт на запись альбомов, осталась крайне недовольна его решением устраниться от личного участия в промоушене нового альбома. Между музыкантом и компанией назрел крупный конфликт: он считал, что Sony плохо его раскручивает и не поддерживает его новые творческие устремления; Sony же возражала, что плохие (в сравнении с Faith) продажи Listen Without Prejudice – прямой результат его неразумного поведения. Впрочем, в 1991 году в жизни Джорджа случилось настолько счастливое событие, что ему на время стало не до конфликта с Sony, – музыкант впервые по‑настоящему влюбился.
Произошло это на концерте в Рио‑де‑Жанейро. В толпе фанатов, прямо перед сценой, он разглядел паренька, который показался ему настолько симпатичным, что он перешел на другой конец сцены, чтобы не отвлекаться во время выступления. Буквально сразу же после знакомства он почувствовал то, чего не чувствовал раньше никогда: «Вот человек, которого я мог бы полюбить, а не воспользоваться на время телом». Звали первую любовь Джорджа Ансельмо Фелеппа. Он отправился вместе с музыкантом в Лос‑Анджелес, где Джордж жил в то время, и первые полгода пара была безоблачно счастлива. Именно тогда Джордж понял важную для себя вещь: «Очень сложно гордиться своей сексуальностью, когда она не приносит тебе никакой радости. Как только она ассоциируется с радостью и любовью, становится легко гордиться тем, кто ты есть».
К сожалению, счастье Джорджа и Ансельмо продолжалось совсем недолго. Осенью 1991 года из‑за участившихся проблем со здоровьем Ансельмо посоветовали сдать анализы крови – и он улетел в родную Бразилию, чтобы этим заняться. На несколько месяцев Джордж остался в гнетущем состоянии неопределенности. Весной 1992‑го он выступил на грандиозном концерте памяти умершего накануне Фредди Меркьюри – пел с музыкантами Queen песню Somebody то Love. «Я пел в память о Фредди – и одновременно молился за Ансельмо. Никто не знал, что в душе в тот момент мне хотелось умереть. Возможно, поэтому это выступление получилось лучшим в моей жизни».
Но чуда не произошло – результаты тестов Ансельмо на СПИД оказались положительными. Он вернулся к Джорджу – и тот остался с ним до конца, стараясь, чтобы отпущенное им время было счастливым. «Бросить его – передо мной даже не стояло такого выбора. Даже если бы я хотел – я не тот человек, который мог бы потом жить с этим». Именно в этот период, чтобы выместить на ком‑то свое горе и гнев, музыкант начал судебную тяжбу с Sony, пытаясь освободиться от связывавшего его с компанией контракта. Судебный процесс затянулся на два года и закончился победой Sony. Впрочем, после победы в суде компания и сама приняла решение отпустить музыканта.
Ансельмо Фелеппа умер в марте 1993‑го – и Джордж почти на два года полностью исчез с музыкальной сцены, погрузившись в скорбь. Снова появился он на публике в конце 1994 года, на концерте MTV Music Awards, где исполнил новую песню Jesus to a Child, написанную в память об умершем возлюбленном.
Слова, что ты уже не сможешь сказать,
Я спою их для тебя.
И любовь, которая могла бы быть у нас,
Останется со мной
В каждом воспоминании,
Что стало частью меня.
Ты всегда будешь моей любовью.
Я был любим –
И знаю, что такое любовь.
И любимый, которого я целовал,
Всегда будет рядом со мной.
Через два года вышел новый альбом музыканта – Older. «Оптимизм, который его пронизывает, объясняется тем, что я попытался извлечь как можно больше позитивных уроков из пережитого горя. И в процессе записи второй половины альбома я снова был счастливым человеком». Счастье на этот раз явилось Джорджу в виде техасца Кенни Госса, с которым он познакомился в SPA‑салоне. «Я даже не был уверен, что он гей, когда пригласил его на ужин, – вспоминает Джордж. – Но на второй день я был уже уверен, а на третий понял, что жизнь моя опять решительным образом изменилась». Кенни появился в жизни Джорджа очень вовремя – непосредственно перед очередным ударом, который ему опять пришлось пережить. В 1997 году умерла горячо любимая мама Джорджа – от рака кожи. «Я помню, что в течение нескольких недель пребывал словно на другой планете. Я оказался к этому совсем не готов, я был просто убит горем. Мама никогда не командовала мной и всегда верила во все, что я делаю. Она была очень понимающей. Мне ее до сих пор ужасно не хватает», – вспоминал Джордж спустя почти десять лет после потери. И еще: «Люди делятся на две категории: тех, кто уже перенес потерю, и тех, кто еще нет. В день потери становишься по‑настоящему взрослым».
В течение года музыкант вел жизнь затворника: не появлялся на публике, не давал интервью, ничего не записывал; а когда его имя в 1998‑м снова запестрило в газетах, это было связано отнюдь не с выпуском нового сингла или альбома: Джордж Майкл попался в туалете в одном из ресторанов в Беверли‑Хиллз «за совершением развратных действий», был оштрафован и приговорен к восьмидесяти часам общественных работ. Вот как он сам вспоминает инцидент: «За мной проследовали в туалет, а потом этот полицейский – ну, тогда я, ясное дело, не знал, что он полицейский, – начал играть в свою игру, которая, полагаю, называется: “Я покажу тебе свой, ты мне – свой, и вот тогда‑то я тебя сцапаю!”» «Выйти из шкафа, будучи пойманным в туалете, – не самый лучший способ выхода из шкафа. Однако Джордж с этим хорошо справился», – считает давний друг музыканта Элтон Джон. И действительно, когда первичное жгучее унижение осталось позади, оказалось, что эта история принесла Джорджу Майклу только пользу. Союзу с Кенни она не повредила: они с самого начала договорились, что у них будут открытые отношения; теперь ему больше не нужно было ни от кого прятаться; а кроме того, по мотивам туалетного скандала он выпустил суперуспешный сингл Outside, сопроводив его юмористическим клипом. Арестовавший Джорджа полицейский пытался судиться с музыкантом, заявляя, что тот высмеивает и очерняет его в интервью, но суд проиграл.
Следующий скандал, в котором засветился музыкант, разразился в 2002 году – с выходом нового сингла Shoot the Dog, написанного в качестве протеста против войны в Ираке, и сопровождающего его мультипликационного клипа, зло высмеивающего американского президента Буша‑младшего и британского премьер‑министра Блэра. «Пусть лучше занимается тем, что у него лучше получается, – извращениями в мужских туалетах», – писали газеты. Клип запретили к показу в США, а также на многих английских телеканалах. Джордж был подавлен развернувшейся против него в прессе травлей, но это не помешало ему записать в 2004 году нов