Вступление
Родился я в г. Астрахани 9 ноября 1945 года в семье рабочего. Я мало, что помню из своей жизни и почти до совершеннолетия, т.е. до 18 лет прожил у бабушки.
Бабушка с дедушкой заменяли мне родителей. Мои родители разошлись, когда мне было 2 года. Мама стала жить с другим человеком и поэтому я жил у бабушки. Об этом я узнал намного позже.
После яслей, детского сада, начальная школа № 2, средняя школа № 30, затем другая школа № 1. А девятый класс я стал посещать уже в г. Куйбышеве у дяди (родного брата мамы). Но это уже была одиннадцатилетняя школа. Здесь я получил и специальность слесаря-ремонтника станочного оборудования 2-го разряда.
По окончании школы вернулся в г. Астрахань и до призыва в Армию работал на заводе электронных приборов и электронного оборудования слесарем-сборщиком электронного оборудования в экспериментальном цехе № 3.
О военной службе мечтал, но о море до последнего момента нет. Хотя с дедом плавал по Каспию после 4-го и 8-го класса. И только после просмотра фильма о катерниках (название не помню) решил стать морским офицером. В 1964 году через военкомат поехал в г. Севастополь в ВВМУ им. Нахимова, но что-то не получилось морально и уехал назад.
Тогда в военкомате мне сказали: «Будешь служить на атомных подводных лодках». Так оно и получилось.
Служба моя началась с момента призыва, т.е. 12 сентября 1964 года. 16 сентября нас, небольшую группу, поездом отправили до Батайска, где формировался воинский эшелон. 19 сентября эшелон прибыл в г. Ломоносов на станцию Ораниенбаум, откуда паромом нас перевезли в г. Кронштадт. Провели санобработку, переодели и на следующий день распределили по частям. Так я и попал в учебный отряд подводного плавания в роту № 9 учиться по специальности машинист СЭУ, где проучился девять месяцев. Одновременно с учебой принимал участие в строительстве памятника морякам-подводникам, погибшим в ВОВ 1941 – 1945 г.г., напротив учебного отряда в сквере, а 9 мая 1965 года во встрече ветеранов подводников, которая проходила в г. Кронштадте.
В конце учебы нас стали агитировать на учебу в школу старшин-техников, которая образовывалась при УКОПП им. С.М. Кирова в г. Ленинграде. В мае 1965 года состоялся выпуск из учебного отряда и распределение по воинским частям. Так я был определен на «К-8».
Изъявивших желание получить среднетехническое образование за два года, направили в г. Ленинград, где после сдачи вступительных экзаменов нас до начала учебы отправили по местам службы.
Я и несколько человек прибыли в Западную Лицу. Сначала нас определили в резервный экипаж, который базировался на плавбазе. Я почему-то сразу попал в вестовые кают-компании личного состава, где пробыл несколько недель. Потом нас перевели в действующий экипаж «К-8». Мы стали вместе со всеми ходить на подводную лодку. Я был в БЧ-5 в команде турбинистов в 6-ом отсеке. У меня были хорошие старшины из старослужащих. Они нас и учили и оберегали, так как мы были их приемниками. За время нахождения на подводной лодке изучил масляную систему. А где-то через месяц экипаж «К-8» сдал корабль резервному экипажу и убыл в отпуск. Остались первогодки и старослужащие для охраны и ремонта казарменных помещений, а также несения различных нарядов в дивизии. Помню как прибыл из отпуска старший помощник капитан 2-го ранга Каширский В.А. для сдачи дел капитану 3-го ранга Бессонову В.Б. Через некоторое время мы уехали в г. Ленинград, чтобы начать учебу в школе старшин-техников, но уже по другой специальности электрика-штурманского.
Осенью 1965 года от нашей школы старшин-техников направили сводную роту парадного расчета в г. Москву для участия в закладке памятника неизвестному солдату у Кремлевской стены, а мы в парадном строю, как представители Военно-Морского Флота, прошли торжественным маршем.
Через год, т.е. после окончания первого курса, я с другими курсантами был на практике в Оленьей Губе на дизельных подводных лодках проекта 629. Нас, как обычно всех курсантов, привлекали к работам на ПЛ и несению береговых нарядов. По окончанию практики мы отправились в отпуск.
После завершения учебы в 1967 году мы убыли на стажировку по местам службы. Но до этого в школе старшин-техников были представители соединений Северного флота для отбора специалистов, т.е. «покупатели». Вот меня и «купили» на «К-8». Нас было несколько человек различных специальностей (трое) и мы сначала прибыли в Гремиху. Но, как оказалось, «К-8» находилась в ремонте в г. Северодвинске. Нам выписали документы на проезд и в тот же день мы направились в г. Северодвинск. До сентября 1967 года мы пробыли в г. Северодвинске на острове Ягры, замполит капитан 2-го ранга Шустов запомнил меня еще матросом БЧ-5. Я помогал оформлять Ленинскую комнату. По окончании стажировки мы уехали в г. Ленинград на сдачу государственных экзаменов и на первый выпуск школы старшин-техников, который состоялся 10 октября 1967 года.
После выпуска и отпуска в ноябре 1967 года прибыл в г. Северодвинск на о. Ягры, где базировалась бригада ремонтирующихся АПЛ, для прохождения дальнейшей службы. Вот так и продолжилась моя тесная связь с подводной лодкой «К-8».
До июля 1968 года, т.е. до окончания ремонта, мы занимались изучением новой техники, которая была установлена на ПЛ. Я имею в виду новый навигационный комплекс «Сигма» и перископ ПЗНС. Все это мы изучали в школе техников и теперь тесно трудились с наладчиками, которые охотно делились с нами всеми тонкостями управления этой техникой. Весной мы успешно прошли швартовные испытания, но из-за неполадок в системе гидравлики перископа ПЗНС задержались с выходом на целый месяц. Экипаж жил на корабле, семьи и имущество уже было отправлено на место базирования. И только в июле 1968 года мы вернулись в свою базу Островная.
После прихода в базу меня и еще трех старшин сверхсрочников поместили в санчасть дивизии с признаками чесотки. Нам провели курс лечения. Потом меня откомандировали на ПЛ «К-11» для обеспечения сдачи курсовых задач. В течение двух месяцев мы отрабатывали курсовые задачи с выходом на торпедные стрельбы. После отработки всех курсовых задач в октябре 1968 года мы (т.е. четыре члена экипажа «К-8»- один офицер, два старшины сверхсрочника электрик и электрик штурманский, один матрос спецтрюмный) вместе с экипажем «К-11» ушли на боевую службу. Во время подготовки к погружению необходимо было убрать в герметическую емкость компас КДЭП. Командир ПЛ капитан 1 ранга Смарагдов В.К. приказал плотнее прижать крышку гермоемкости для чего необходим был дополнительный рычаг. Я начал спускаться во внутрь, держась правой рукой за открытый боковой люк ограждения рубки. Но так как крышка не была зафиксирована, то при качке мне защемило пальцы правой руки. Память об этом осталась на трех пальцах, а мизинец полностью не выпрямляется.
За время несения боевой службы нам пришлось заменять трос подъема и опускания перископа, кабель питающий перископ ПЗНС. Перед форсированием Гибралтарского пролива оба эхолота вышли из строя. Уже находясь в Средиземном море неисправность одного эхолота мы устранили быстро, а вот со вторым возились несколько дней. Как потом выяснилось, один из приборов находился над АРН (автоматический регулятор напряжения) и т. к. он давал дополнительное тепло, то диодный мостик в приборе эхолота от излишнего тепла выходил из параметров. Мы соорудили дополнительную вентиляцию и все заработало.
Подводная лодка «К-11», завершив несение боевой службы в Средиземном море, через 63 суток вернулась в базу незадолго до Нового года. В наше отсутствие был открыт Дом офицеров. Участников похода отпустили в отпуск и новый 1969 год я встречал дома в г. Астрахани, прилетев из Ленинграда за три часа до наступления Нового года. По прибытии из отпуска продолжил службу на «К-8».
В августе-сентябре 1969 года мы находились в Норвежском море, работали с «наукой» и одновременно несли боевую службу, ходили различными скоростями на разных глубинах и разными галсами. Погружений и всплытий за сутки было много в том числе и срочных погружений. В конце этого похода получился небольшой казус. 14 сентября 1969 года при очередном погружении вдруг нос ПЛ стал проваливаться, а корма почему-то оказалась почти на поверхности. Ход подводной лодки был самый малый, но в итоге дифферент на нос достиг 45 градусов. В этот момент я находился в гиропосту, отдыхал около счетно-решающего прибора 26 после вахты. Чувствую, что меня прижимает к гироазимуту, одновременно слышу аварийный сигнал. Не поднимаясь протягиваю руку, чтобы выключить тумблер. Выключаю, но сигнал продолжает реветь, поднимаюсь и вижу множество красных аварийных лампочек. Это при увеличении дифферента сработали электрические стопора приборов. Как потом оказалось, турбинисты в 6-ом отсеке, когда дифферент достиг 20 градусов включили реверс на турбину. В центральном посту дали пузырь в нос, но по инерции лодка погружалась. Нос провалился на глубину 100 метров, а дифферент достиг 45 градусов на нос. Лодка замерла и медленно пошла на всплытие. После выравнивания подводной лодки оказалось, что у всех гироазимутов шары развернулись на 180 градусов, а у двух гирокомпасов гиросфера тоже развернулась на 180 градусов. Это был действительно «непредвиденный эксперимент». Через некоторое время все встало на свои места. После этого по экипажу ходила шутка, что мы сейчас нырнем последний раз и пойдем домой.
События 8 – 12 апреля 1970 года, происходившие на «К-8».
Про подвиг экипажа подводной лодки «К-8» и событиях, происходивших в период с 8 по 12 апреля 1970 года, написано в книге Каширского В.А. «Записки командира атомной подводной лодки». К этому я могу лишь добавить то, что происходило со мной в тот период.
Боевая служба началась в ночь с 15 на 16 февраля 1970 года после того, как за кормой остался Святоносский залив и маяк, подводная лодка, погрузившись на глубину 60 метров, легла на курс перехода к месту несения боевой службы. Завершив переход через Атлантику, форсировали в подводном положении Гибралтарский пролив. Во время очередного погружения перед выходом на сеанс связи пробило прокладку съемного листа во втором отсеке. Мы как раз зимой производили замену аккумуляторных батарей и, вероятно, из-за морозов обжатие листа было не плотным. А за время нахождения в водах Атлантики, да еще теплого течения Гольфстрим произошла «оттайка» прокладки. Благодаря трюмным специалистам за короткий промежуток времени было подготовлено две прокладки. Ночью, всплыв в крейсерское положение, приступили к работе. Погода благоприятствовала и в течение двух часов прокладка была заменена, а съемный лист установлен на место. Съемный лист поднимали и держали на руках высокие и крепкие моряки. Если мне не изменяет память, одним из них был старшина первой статьи сверхсрочной службы Федоров Е.Г. После этого мы стали поэтапно погружаться проверяя герметичность листа и так до глубины 140 метров. Течи не было и корабль продолжил выполнение задачи по несению боевой службы.
В этом походе, не помню даты, состоялось партийное собрание в девятом отсеке, на котором меня приняли в члены КПСС. Секретарем партийной организации был капитан медицинской службы Соловей А. М.
В середине марта мы пополнили запас продовольствия и регенерации с ракетного корабля «Бойкий». По окончании приема запасов «К-8» продолжила несение боевой службы. Первого апреля 1970 года мы начали переход в родную базу. Форсировали Гибралтарский пролив, и после очередного сеанса связи нам изменили маршрут, т.к. нам предстояло участвовать в учении «Океан» с кораблями Северного флота и мы двинулись в точку встречи с кораблями.
8-го апреля в 20.00 заступила на вахту очередная смена, в которой был и я. В 22-00 часа мы начали готовиться к очередному сеансу связи. Подводная лодка погрузилась на глубину 160 метров, одновременно записывая гидрологию моря. Начали всплывать и на глубине 140 метров, где-то в 22 час 30 мин., я услышал хлопок и затем стал появляться дым в задней части гиропоста. Потом по корабельной трансляции прозвучала команда «Аварийная тревога. Пожар в центральном посту». Я сразу достал свой ИДА-59, одел и включился в него. Отсек и гиропост начал заполняться дымом. В отсеке была включена система пожаротушения. Вскоре в гиропосту появился матрос Солонович. На нем был одет ИДА-59, но почему-то дышал он через простой противогаз. Он задыхался, я снял с него простой противогаз, включил оба баллона, одел маску ИДА-59, посадил на РДУ. Солонович стал приходить в себя, появилось ровное дыхание и затем он ушел из гиропоста и встретились мы с ним после всплытия наверху. По характерным признакам слышу, что лодка «зависла» на небольшой глубине с небольшим дифферентом на нос. Чувствую, что генераторы, питающие навигационный комплекс, переключились на резервное питание от аккумуляторных батарей, навигационный комплекс продолжал работать в штатном режиме. Потом зашумел воздух в цистернах главного балласта и затем мерное покачивание. Значит мы всплыли. Горело аварийное освещение. Команды по трансляции о покидании отсека не было, к тому же я был на вахте у работающего навигационного комплекса. Со временем температура в гиропосту поднялась, одежда на мне стала мокрой. Через несколько минут после всплытия услышал, что запустили дизеля. Я понял значит будет электроэнергия, воздух, ход, а это уже не так и плохо. Проверяя состояние приборов, дотронулся до счетно-решающего прибора 26, отдернул руку, прибор был горячий и понял, что отсутствует вентиляция. Вентилятор прибора находится в отсеке и имеет только один вид питания, т.е. резервного на было, это я понял потом, когда выходил в отсек проверить реостат включения, почему не работает вентиляция прибора.
Отсек и гиропост наполнились дымом, видимость сократилась до одного метра, горело аварийное освещение. Подводную лодку покачивало и было слышно какое-то постукивание наверху. Сколько прошло времени после начала аварии, не помню. Я решил подняться в центральный пост. Достал изолирующий прибор ИП-46, приготовил его к включению, взял фонарик (круглый на 3 -х батарейках) и вышел в отсек. Проходя к трапу, чтобы подняться в центральный пост, никого не увидел, только слабый свет аварийного освещения светившего сквозь дым. Пламени не было. Поднявшись наверх в корме центрального отсека, по левому борту была рубка гидроакустиков, дверь которой была открыта. Заглянув туда и посветив фонариком, увидел только черноту. Затем нажал рукоятку кремольерного замка на переборке с четвертым отсеком. Вижу, что рукоятка поползла вниз, это со стороны 4-го отсека потуже зажали замок и держали его, чтобы я не смог открыть. Тогда я стал высвечивать табличку для перестукивания, но буквы в данной ситуации почти не были видны. Я сел на РДУ и понял, что из этого ничего не получится и почему-то вся моя жизнь быстро промелькнула перед глазами. Посидев немного, я двинулся в носовую часть отсека. Палуба была мокрой от системы пожаротушения и лежали резиновые мешки из под ИДА-59. Перед походом мы получили новые аппараты. Рубки радиометристов, радистов и штурманской были открыты и от покачивания подводной лодки двери хлопали о переборки. Пройдя площадку перископа, посмотрел на пульт управления корабельной связи «Каштан», он был залит водой, лампочка питания не горела, а значит он не работал. Вот тогда я убедился, что остался в отсеке один. Что дальше делать, не знал. Сел на комингс между третьим и вторым отсеком, постучал в переборку второго отсека, мне ответили. Спросили, сколько человек в отсеке, я стукнул один раз. Потом спросили, есть ли огонь, я тоже ответил. Со времени начала пожара прошло около двух часов и я почувствовал, что мне не хватает воздуха. В ИДА-59 в спокойном состоянии можно находиться около двух часов. Я резко кинулся в гиропост, туда добрался за какие-то считанные секунды, немного задержавшись в проеме двери гиропоста. Резко ударив по кнопке на регенеративном патроне, разбил капсулу, тем самым включив ИП-46. Одел его, но в него нужно было вдохнуть какой-то объем воздуха, которого мне самому не хватало, воздух отсека вдыхать было нельзя. ИП-46 сработал, горловина регенеративного патрона начала нагреваться, но на вдох не хватало воздуха. Тогда я начал доставать резервный ИДА-59, который был раскреплен между шпангоутами левого борта за распределителем лага «Скиф». Достав с трудом мешок с аппаратом, вынул его, но, так как маска не была присоединена к аппарату, она отлетела в сторону. Я снял с себя маску ИП-46 и поэтому все дальнейшие операции делал с закрытыми глазами, затаив дыхание. Лицо было мокрое и его обжигало от высокой температуры и газов. Начал откручивать маску от использованного ИДА, не хватало воздуха, тогда взял в рот штуцер от смесителя старого ИДА и немного подышав продолжил откручивать маску. Сняв ее стал прикручивать к новому аппарату. Быстро закончив все операции, открыл баллоны и, одев маску включился в аппарат. Сел на РДУ, отдышался и стал подниматься в центральный пост. Уже находясь около штурманской рубки, заметил маячившую тень в проеме верхнего рубочного люка. Этой тенью оказался командир отделения рулевых сигнальщиков, он же делегат 16 съезда ВЛКСМ, старшина 1 статьи Чекмарев Л.В. и мы вместе с ним поднялись на ходовой мостик. Здесь находились командир ПЛ капитан 2 ранга Бессонов В.Б. и старший помощник капитан 2 ранга Ткачев В.А. Я снял аппарат и стал жадно вдыхать свежий морской воздух. Вокруг была кромешная тьма, а из горловины рубочного люка шел дым. После моего выхода за мной следом вышли еще несколько человек из четвертого отсека. В четвертом находились люди из шестого, пятого и четвертого отсеков.
Меня отправили в первый отсек. Одежда была пропитана потом, руки были коричневые, шея темно-красная. Как потом оказалось, я получил ожоги шеи и мошонки из-за большой температуры и газов.
Капитан-лейтенант Лисин А.И., штурман лейтенант Петров П.Н. и рулевой-сигнальщик старшина 1 статьи Чекмарев Л.В. находясь на верхней палубе в районе восьмого отсека пытались открыть сверху входной люк отсека. Но через клапан стравливания свистел воздух. В восьмом создано противодавление клапаном подачи воздуха в отсек. Привод люка не поддавался. В отсеке задыхались и погибали от окиси углерода и других газов наши товарищи. Они из последних сил стучали по приводу люка чем-то металлическим. Люк не открывался. Через открытый патрубок свистел воздух. К двум часам ночи люк восьмого был отдраен. Первым на надстройку с помощью товарищей вышел в изолирующем аппарате боцман Ермакович П.С., за ним поднялись еще двое – все в масках ИДА-59, третьим поднимался старшина 1 статьи Ильченко Ю., но не удержался и рухнул вниз. Товарищи подняли наверх живого Ильченко Ю. Спустя несколько минут в входной люк стали передавать потерявших сознание, беспомощных подводников и укладывать их на матрацы. Сменяя друг друга, вышедшие на кормовую надстройку, делали пораженным искусственное дыхание, согревая их своими телами и укрывая их одеялами. Среди 16 человек на палубе лежал врач, капитан медицинской службы Арсений Мефодьевич Соловей, спасая Ильченко Ю., прооперированного по поводу аппендицита за несколько дней до аварии, во время пожара в восьмом отсеке, включил в свой ИДА-59, убедившись в правильном дыхании, сел в его ногах и прикрыл свое лицо мокрым полотенцем. Но никто не знал, что вынесенные наверх подводники уже давно находились в состоянии клинической смерти.
К трем часа ночи 9 апреля на кормовую надстройку вышли 19 подводников из 9 отсека. Их спас командир отсека капитан-лейтенант Геннадий Симаков. Четыре часа 19 подводников находились в задраенном 9 отсеке. Их существование обеспечивали регенеративные установки и только высокая воинская дисциплина и личный пример офицера спасли жизнь, укрывшимся в 9 отсеке.
Старший помощник командира капитан 2 ранга Ткачев В.А. доложил, что из 125 человек погибли 30. В отсеках остались тела 14 офицеров, старшин и матросов. 16 лежали на матрацах в кормовой надстройке, укрытые одеялами. Командир приказал уложить тела погибших в выгородки надстройки. К 7 часам утра на носовой надстройке дремали на матрацах 40 человек. В ограждении на мостике расположилось не более 15 офицеров и старшин, остальные 40 в первом и втором отсеках. В живых осталось 95 человек.
Наступало утро 9 апреля. Море до 2 баллов, видимость полная, горизонт чист, корабль без хода и энергии.
Во второй половине дня на горизонте показались очертания судна. Сигнальными ракетами оповестили об оказании помощи. С верхней палубы убрали весь личный состав. На всякий случай офицеров на мостике вооружили стрелковым оружием, которое имелось на борту. На мачте развивался Военно-морской флаг, символ нашей Родины. Подойдя ближе, это судно, описав вокруг нас циркуляцию, ушло дальше своим курсом. Им оказался Канадский танкер.
10 апреля было принято совместное решение остановить навигационный комплекс, чтобы не расходовать электроэнергию аккумуляторных батарей. Я вместе с мичманом Петровым Е.А., старшиной команды трюмных, одели аппараты ИДА-59 и спустились в отсек для подачи воздуха среднего давления в гиропост. Но пришлось подняться, т.к. у Петрова Е.А. просачивался воздух под маску дыхательного аппарата. Дальше мы уже с командиром отделения главным старшиной Юшиным В. спустились вниз, дали воздух среднего давления в гиропост и я последовательно остановил три гироазимута, гировертикаль, гирокомпасы и весь навигационный комплекс, чтобы в дальнейшем можно было вновь все запустить и обеспечить навигационными данными подводную лодку. После этого я зашел в штурманскую рубку, взял навигационную карту, бинокль и мы поднялись на ходовой мостик.
С кормы на горизонте показались очертания судна. По мере его приближения стала видна надстройка и труба, но никаких опознавательных знаков о его принадлежности не было. Труба не белая, а кремовая с красной полосой и без серпа и молота. Невольно возникал вопрос: а чье же это судно? Затем видим название «Авиор» и только, когда оно поравнялось с нами, мы через рупор (сделанный из консервной банки из под сухарей) связались с мостиком. Как оказалось, это был болгарский сухогруз, а капитаном-наставником был наш соотечественник. Судно по инерции двигалось вперед и тогда на корме мы увидели порт приписки «Варна».
Наша радиоаппаратура не работала и, только благодаря этому сухогрузу, мы смогли через болгарский порт «Варна» передать сообщение об аварии в Москву во второй половине дня. «Авиор» получил штормовое предупреждение и тогда по обоюдной договоренности часть людей (43 человека) были переправлены на вельботе на борт сухогруза. Так заканчивались вторые сутки жизни экипажа и подводной лодки в условия аварии.
В ночь с 10 на 11 апреля в район дрейфа ПЛ «К-8» подошли советские сухогрузы «Саша Ковалев», «Комсомолец Литвы» и «Касимов». С рассветом 11 апреля начались попытки завести буксир на ПЛ, чтобы в дальнейшем можно было буксировать ее в базу. Но все попытки не увенчались успехом, да к тому же усиливалось волнение, а носовые горизонтальные рули были отвалены.
Во второй половине дня 11 апреля из-за неплотности между отсеками и отсутствия вентиляции (регенерация не работала) углекислый газ начал оседать вниз. У людей ухудшилось самочувствие, появилась сонливость и поэтому командованием было принято решение покинуть первый и второй отсеки. Открыли люк первого отсека, через который захлестывала вода от набегавших волн, и мы по очереди под водопадом океанской воды стали подниматься наверх. Покинув отсек, задраили люк и все сгруппировались в ограждении рубки.
Через полтора часа к левому борту подошел вельбот с «Касимова», который до этого перевез 43 наших моряков с «Авиора». 30 человек перешли в вельбот и мы отошли от борта ПЛ. Когда мы уходили, было еще светло и хорошо было видно как задрался нос подводной лодки, были видны крышки 5 и 6 торпедных аппаратов, а кормовой вертикальный стабилизатор наполовину ушел в воду. Волны доставали до верхнего края ходовой рубки. Мы оставляли на борту «К-8» часть нашего экипажа, друзей (22 человека аварийной партии и 30 погибших), а с рассветом мы рассчитывали вернуться на ПЛ и сменить аварийную партию, чтобы продолжить буксировку. Неожиданно вельбот потерял ход. Тогда за борт спустились два моряка из экипажа «Касимов», очистили винт от намотанного шкерта и наш вельбот вновь обрел ход, но из-за большой волны нам никак не удавалось преодолеть расстояние между мотоботом и «Касимовым», тогда сухогруз сам начал движение в нашу сторону. Брошенные швартовные концы рвались как тонкие нити и только с четвертой попытки мы смогли завести восемь буксирных концов, по четыре с кормы и носа. Как только один из них рвался, сразу на смену бросали новый. Для перегрузки людей с сухогруза опустили штормтрап и бросили страховочный пояс, который крепился на одном из моряков и, когда вельбот на волне поднимался наверх и на миг замирал на уровне фальшборта сухогруза, тогда этот моряк прыгал на штормтрап, его подхватывали члены экипажа сухогруза и перетаскивали через борт.
В один из таких моментов со штормтрапа сорвался замполит капитан второго ранга Анисов В.И. Он оказался в воде, а голова между бортом вельбота и сухогруза. Все, кто был в этот момент на вельботе, уперлись руками в борт сухогруза, чтобы они не стукнулись бортами и при очередной волне его подняли на борт сухогруза. Затем мы стали по два человека переваливаться через борт, один – на штормтрап, а другой - с кормы и нас сразу подхватывали моряки сухогруза. Пока мы так выгружались, стемнело. После выгрузки вельбот удалось пришвартовать с кормы сухогруза. Нас распределили по каютам, дали сухую одежду. Меня со старшиной команды гидроакустиков разместили в кают компании ком. состава под ходовой рубкой, мы конечно же не спали. Через некоторое время вижу, как к левому борту подошел вельбот с гидрографического судна «Харитон Лаптев» с военными моряками, в него прыгнул капитан первого ранга Каширский В.А. и его я увидел уже только в Гремихе. Через иллюминаторы кают-компании почти ничего не было видно, т.к. была глубокая ночь и только по левому борту маячили огни судов вокруг дрейфовавшей «К-8».
В районе 6 часов утра (по Московскому времени) я почувствовал сильный глухой гидравлический взрыв, затем второй, но послабее и все стихло. Подумал, что что-то случилось на судне с дизелем, но никаких тревог объявлено не было.
Все корабли направились к месту исчезновения «К-8». В расчетной точке гидрографическое судно «Харитон Лаптев», на котором находился капитан 1 ранга Каширский В.А., застопорил ход для спуска вельботов. Освещая беснующую водную поверхность прожекторами, обнаружили в море тело командира подводной лодки Бессонова В.Б. Тело Бессонова В.Б. удалось подтянуть к борту вельбота, но набежавшая волна подняла и отбросила вельбот в сторону. Из рук державшего спасателя вырвалась рука командира и его тело исчезло под корпусом «Харитон Лаптев». В руках спасателя на вельботе оказалась лишь книжка «Боевой номер», в которой старший помощник командира капитан 2 ранга Ткачев В.А. занес список оставшихся на лодке подводников, до конца выполнивших свой воинский долг перед Родиной.
С рассветом в кают компанию вошли командир БЧ-5 капитан второго ранга Пашин В.А. и штурман лейтенант Петров П.Н. со слезами на глазах и сообщили, что «К-8» затонула. Почему-то в это сразу не хотелось верить.
Как мы предполагали, подводная лодка кормой ушла в воду, а взрыв произошел во втором отсеке в аккумуляторной яме. Вентиляция в отсеке не работала, печи дожигания водорода тоже, поэтому во втором отсеке и в аккумуляторной яме образовалось повышенное содержание водорода. Получилась гремучая смесь. Электролит стал вытекать и от этого произошел взрыв.
Т/х «Касимов» со спасенными членами экипажа по приказанию начал движение на север для встречи с кораблями Северного флота. Меня и старшину первой статьи Ильченко поместили в судовой лазарет, т.к. у Ильченко разошлись швы после сделанной на «К-8» операции по удалению аппендицита, а я с ожогами. Нам наложили повязки. На третьи сутки мы подошли к Фарерским островам, где мы встретились к крейсером «Мурманск», на котором находилось командование Северным флотом и плавбазой «Волга» с группой врачей. Потом нас стали перевозить на плавбазу. Нас с Ильченко сразу разместили в лазарете, помыли, а потом направили в операционную на перевязку. Ильченко наложили швы, а мне соответствующие повязки. Так мы продолжили движение дальше на Север ближе к базе. На борту плавбазы была группа врачей, которая провела обследование всех членов экипажа.
На вторые сутки поиска на месте гибели «К-8» был обнаружен и поднят на борт без признаков жизни командир электротехнического дивизиона капитан 3 ранга Рубеко В.П. По приказанию командования флота его захоронили по морскому обычаю.
На третьи сутки мы ошвартовались в г. Североморске. Нас посадили в автобусы и отвезли на базу отдыха «Щук-озеро». Сначала нас одели в новую форму, затем разместили по палатам и на следующий день врачи начали обстоятельное обследование экипажа, а кому-то и лечение.
Начала работать государственная комиссия во главе с Адмиралом Флота Касатоновым. Нас по одному вызывали, задавали много вопросов, а мы рассказывали о всех деталях событий этих дней. Потом нас возили на подводную лодку такого же проекта, мы показывали и рассказывали о том, где находились, что делали и в какое время.
За время нахождения на базе отдыха нам сделали документы и после семнадцати дней пребывания отправились в Гремиху. По прибытии всех стали отправлять в отпуска. Я с моряками отправился в г. Мурманск, чтобы их посадить на поезда, а затем и сам убыл в отпуск.
После отпуска, когда весь оставшийся экипаж собрался, было торжественное построение дивизии для вручения правительственных наград членам Экипажа подводной лодки «К-8». Во второй половине дня на сопке между Островной и Гремихой проводился торжественный митинг и была установлена закладная доска морякам, погибшим в океане. А через три года на этом месте был открыт памятник, построенный на средства моряков-подводников 17 дивизии АПЛ. Но на открытие этого мемориала никого из экипажа «К-8» не пригласили. Так закончил свою жизнь экипаж подводной лодки «К-8». Моряков по последнему году службы демобилизовали, остальных распределили по другим кораблям дивизии. Офицеры и мичманы экипажа продолжили службу там, где изъявили желание.
Я перевелся служить в г. Ленинград в Высшее Военно-Морское училище им. М.В. Фрунзе на кафедру технических средств кораблевождения. Курсантов-штурманов обучал обслуживанию навигационного комплекса, рассказывал о том, как нам пришлось его испытывать в тяжелых условиях. В 1971 году состоялся первый выпуск, в котором я принимал участие. В числе офицеров-штурманов был и будущий командующий Северным флотом адмирал Попов В. В этом же году я поступил на заочное отделение училища, которое окончил в 1977 году. Затем служил в Кронштадте в бригаде «ОВРа» штурманом на базовом тральщике. В 1978 был назначен командиром рейдового тральщика, затем штурманом на морской тральщик, где был секретарем партийной организации. Ходил штурманом на всех проектах базовых тральщиков, проводил занятия с рулевыми сигнальщиками и штурманскими электриками бригады. В конце ноября 1980 года меня перевели в ВМКУ им. М.В. Фрунзе в строевой отдел, где я прошел службу от помощника до начальника строевого отдела. Последние три года перед увольнением в запас служил в учебном отделе, одновременно был начальником заочного отделения и успел сделать один выпуск. А 14 января 1992 года меня уволили в запас по возрасту.
Все тридцать лет, что я жил в городе Ленинграде, потом в С. Петербурге, не знал, что в Никольском Богоявленском соборе вывешены памятные доски со списками погибших моряков-подводников и что каждый год 12 апреля оставшиеся в живых офицеры и вдовы погибших собираются на богослужение и затем помянуть ушедших в вечность героев.
В год 30-летия памяти (2000 год) я услышал по радио о проводимом мероприятии, но где и во сколько, не расслышал, стал звонить на радио и, пока добился ответа, прошло много времени, но подробного ответа так и не получил.
В июне 2000 года мы с женой уехали в г. Астрахань к родителям, у каждого в живых остались только матери. В ноябре мы похоронили мою маму и теперь живем с матерью жены.
В 2001 году, будучи в отпуске в г. С. Петербурге мы с женой посетили Никольский собор, нам повезло, мы нашли памятные доски и с тех пор я стараюсь каждый год в апреле приезжать в С. Петербург на встречу с экипажем «К-8».
В год 35-летия памяти гибели АПЛ «К-8», я вместе с вдовой командира первого дивизиона капитана 3 ранга Хаславского В.Г. Тамарой Николаевной и бывшим командиром отделения спецтрюмных Старосек В.В., 9 апреля в г. Островной посетили мемориал моряков-подводников, погибших в океане. Мы участвовали в торжественном митинге, на который собрались жители города и военнослужащие гарнизона. Возложили венок к мемориалу от всех живых членов экипажа и вдов АПЛ «К-8». Жители г. Островной впервые увидели живых свидетелей событий 8 – 12 апреля 1970 года, происходивших на ПЛ «К-8». Затем посетили плавпирс, от которого 35 лет тому назад отошла в вечность АПЛ «К-8», с АПЛ «К-60» был спущен на воду венок и затем прошли по отсекам этой подводной лодки. Потом участвовали в возложении венков к памятным доскам на здании дома офицеров командиру АПЛ «К-8» капитану 2 ранга Бессонову В.Б. и погибшим членам экипажа АПЛ «К-159». Затем в библиотеке школы состоялась встреча с учениками школы, где мы поделились своими воспоминаниями. Далее посетили музей в доме офицеров, затем небольшой обед и вечером мы на т/х «Клавдия Еланская» убыли в г. Мурманск. Вечером 11 апреля мы с Хаславской Т.Н. вернулись в г. Санкт-Петербург, а на следующий день т.е. 12 апреля в 12 часов были в Никольском соборе, где проводился молебен. После этого в клубе моряков-подводников участвовали в торжественном мероприятии, посвященном 35-летию памяти гибели 52 моряков-подводников и АПЛ «К-8».
В год 40-летия памяти гибели АПЛ «К-8» мы также с Тамарой Николаевной 10 апреля 2010 года в г. Островной посетили мемориал, участвовали в торжественном митинге и возложили венок. Участвовали во всех торжественных мероприятиях. 12 апреля в г. С. Петербурге принимали участие в мероприятиях в Никольском соборе и клубе моряков-подводников.
13 апреля в храме Петра и Павла г. Сестрорецк участвовали в мероприятиях, посвященных 40 годовщине со дня гибели АПЛ «К-8».
В полдень в храме Петра и Павла прошел молебен о здравии ныне живущих моряков-подводников.
Прошла почти вся жизнь, закончилась военная служба и я частенько вспоминаю чудную природу этого далекого края, Гремиху, пос. Островной, просматривая вместе с женой фотографии и видеофильмы. А какое небо, таких облаков я нигде не видел. И как мы зимой ходили по колено в снегу на причал, а на обратном пути поднимались в горку, спина мокрая, на ресницах сосульки и все были здоровы. И как летом 1970 года бегали в тундру тушить горевший сухой мох, и как купались в холодных озерах и какие крупные мохнатые комары. Какие грибы, ягоды, в заливе камбала у берега как огромная сковорода, но ловить нельзя — зона отчуждения. И как ходили в баню в Гремиху, и как возили личный состав на помывку.
Судьба первой серийной АПЛ К-8
Юрий Бахарев
К-8 – АПЛ 627А проекта, по классификации НАТО - «Ноябрь». Первая советская серийная атомная подводная лодка.
И, несомненно, самая «невезучая» из всех 13 АПЛ этого проекта,
Проектант 627 А проекта - Специальное конструкторское бюро 143.
Главный конструктор - В. Н. Перегудов.
Общее руководство проектированием осуществлял академик Александров.
По боевому назначению, К-8 многоцелевая атомная подводная лодка с торпедным вооружением, электрифицированная, как и все АПЛ первого поколения, на постоянном токе, что существенно снижало ее пожарную безопасность.
Тактико-технические характеристики АПЛ проекта 627А
Скорость (надводная) – 15,2 узла
Скорость (подводная) – 30 узлов
Предельная глубина погружения – 300 м
Автономность плавания 60 суток
Экипаж – 104 человека (в т.ч. 30 офицеров)
Водоизмещение надводное – 3 065
Водоизмещение подводное – 4 750
Длина наибольшая (по кон<