https://ficbook.net/readfic/3324456
Направленность: Слэш
Автор: settle down (https://ficbook.net/authors/500626)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Ким Минсок (Сюмин), Ким Чонин (Кай)
Пейринг или персонажи: Чонин/Минсок
Рейтинг: PG-13
Жанры: Мистика, Hurt/comfort, AU
Размер: Мини, 8 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Чонину просто хочется упасть перед Минсоком на колени и просить прощения за все, что здесь происходит, будто бы по его вине они все попали в этот ад.
Публикация на других ресурсах:
no
Примечания автора:
Работа написана для сборника Urban Legends (https://vk.com/be_lonely_misusu)
Легенда: Детский Дом Гор (https://otstraxa.su/2012/01/detskij-dom-gor/)
Настоятельно рекомендую познакомиться с легендой перед прочтением, чтобы понять, о чем идет речь.
______________________________________
Думаю, многие заметят, что автор списался. Поэтому я заранее прошу прощения за то, что вы прочитаете ниже. Просто, если бы я дала себе передышку, то никогда бы это не дописала.
***
Если спросить у Чонина, чего он больше всего хочет, он ответит, не задумываясь – чтобы не было больно. А может, он посмотрит на вас пустыми глазами, задумается и спросит в ответ – как вернуть того, кто однажды предал?
Лето в Вермиллионе выдается жаркое, влажное, удушающее. Чонин задыхается, давится раскаленным воздухом, он горячим вихрем прожигает легкие и сдавливает грудную клетку, мешая вздохнуть. Остается лишь открыть нараспашку окна в доме и натянуть по привычке рукава рубашки на кулак, чтобы никто не увидел, не заметил, не осудил. Хотя его теперь вряд ли кто здесь узнает, но он все равно прячет под плотной тканью ожоги, рубцы которых опоясывают тело, как напоминание из прошлого, которое, пытайся не пытайся – не забудешь. И даже столько лет спустя они все еще болят, и Чонин сказал бы, что это нормально, только он сам прекрасно знает, что это не так. Ему часто снятся кошмары, но это не страшно, потому что реальность кажется преисподней, а кошмары можно пережить.
***
Его приводят в этот дом, наполненный светом и детским смехом, когда ему едва исполняется пятнадцать, а рубеж его скитаний на улице превышает отметку в пять лет.
Возможно, с этого все и начинается. Чонин сейчас и не вспомнит, когда все покатилось туда, по наклонной.
В то утро в воздухе стоит запах дождя и жженой травы, которую жгли в перерывах между ливнями.
Чонин бежит по узким улочкам, прижимая к груди черствую буханку хлеба, которую получилось стащить из-под прилавка, куда скидывали непригодный для продажи товар. Весна наперекор всем приметам в этом году выдается душной и влажной, дождливой, дороги не успевают просохнуть, от них остается лишь одно сплошное коричневое месиво и разбитая колея. Грязь комками налипает на босые ноги, мешает бежать свободно, и на крутом повороте Чонин скользит и падает на землю, теряя из рук последнее, что у него есть из еды – черствая мякоть тонет в канаве. Когда он открывает глаза, то чувствует, как его колени соприкасаются с мокрой землей, ладони нестерпимо жжет там, где он содрал кожу о гравий, а руки утопают в самой грязи.
И Чонину становится так противно и жутко. Возможно, это становится последней каплей, а может, это сказывается копившаяся годами усталость, и он переворачивается на спину, раскидывает в сторону руки-ноги, позволяя грязи въесться в его хлопчатую рубаху, и закрывает глаза. Наверное, ему здесь самое место. Люди из высшего общества говорят, что таким, как Чонин – беспризорникам и сорванцам, суждено сдохнуть на помойке вместе с крысами и брошенными псами. Сегодня Чонин впервые соглашается с ними.
Если подумать, то наряду с его уличными «друзьями», которые по ночам мечтают выбиться в люди, а днем до блеска натирают туфли богатых господ, у Чонина не было мечты или каких-то там стремлений. Все, о чем он думал каждый день, просыпаясь на истертом временем покрывале, которым он застилал прогнившие доски – как прожить новый день и где сегодня достать еду.
Чонин слышит тихие шаги, но продолжает лежать. Вокруг него сплошной тупик, куча мусора неподалеку, а если вернуться немного назад, туда, откуда он прибежал, можно увидеть бакалейную лавку. Он открывает глаза и смотрит на небо. Там, по лазурной глади, плывут серые облака, готовые вот-вот пролиться дождем на их маленький город.
- Мальчик, ты потерялся?
У Чонина нет сил, чтобы встать и вести себя так, как того требует случай. В конце концов, он брошенный всеми ребенок, манеры таким совсем не к чему. Он привстает на локтях, но они тут же разъезжаются в сторону, и он больно ударяется затылком о землю.
Чонин потирает ушибленное место и садится. Невысокая женщина склоняется перед ним и улыбается той улыбкой, которую он никогда не видел в людях. У ее глаз при этом собираются неглубокие морщинки, которые ничуть ее не портят, наоборот, украшают. Она заправляет за ухо выбившуюся из пучка прядь волос, придерживает свободной рукой подол платья, чтобы не испачкать его в грязи, и смотрит на него, ожидая ответа.
- Нет, мадам,- он качает головой и оглядывается,- я здесь живу.
Чонин в общем-то не ожидает от людей много и за время, проведенное на улице, быстро привыкает видеть на их лицах омерзение, которое в большинстве случаев граничит с отвращением. Беспризорников или заморышей, как их называют в обществе, сторонятся все, не считая своими обязанностями даже взглянуть в их сторону. Он бы и сейчас со всей уверенностью сказал, что женщина отвернется от него, но вместо этого, она лишь снисходительно улыбается и тянет ему руку.
- Бедный ребенок,- она гладит его спутавшиеся от грязи волосы, а затем берет его за руку, несильно сжимая его холодные пальцы,- знаешь, мы с мужем живем здесь неподалеку и держим небольшой детский приют, где живут такие же несчастные брошенки, как и ты. Не хочешь пойти со мной? Ведь это куда лучше того, что ты сейчас имеешь. Скажи мне, как тебя зовут?
Чонин мнется и опускает глаза вниз, рассматривая свои испачканные ноги. Он не привык доверять людям, особенно взрослым, которые лишь то и делали, что гнали его от себя как можно дальше. Но эта женщина была первой, кто не посмотрел на него брезгливо, наоборот, она предложила помощь. И внутри у него что-то екает, возможно, Чонину кажется, это слабый огонек зародившейся надежды, и он несмело кивает, боясь спугнуть подвернувшуюся ему удачу. В конце концов, хуже уже не будет, правда?
- Чонин.
Когда его приводят в большой просторный дом, Чонин думает, сам пугаясь собственных мыслей, что его жизнь начнет меняться. Его ведут по большому коридору, стены которого увешены черно-белыми фотографиями, с них на него смотрят дети, а позади них стоит женщина, рядом с ней высокий мужчина. Из надписи под фото он узнает, что это Миссис и Мистер Спрангер, та самая пара, которая основала приют.
- Боже, дружок, ты такой грязный, тебя непременно нужно отмыть. Подожди здесь, я приведу того, кто тебе поможет.
Его оставляют в большой комнате – гостиной, и он оглядывается по сторонам, отмечая мелкие детали. Окно в комнате распахнуто настежь, и весенний ветер играет с легким тюлем, в соседней комнате включают граммофон, и Чонин улавливает нотки джаза, во дворе смеются совсем маленькие дети, а ему кажется, что, наверное, так выглядит семейный уют и умиротворение.
- Чонин, познакомься, это Минсок. Он поможет тебе здесь освоиться.
Женщина подталкивает к нему рыжего паренька и выходит из комнаты, оставляя их наедине.
Минсок не говорит ни слова, и в воздухе повисает неловкость. Он осматривает его с головы до пят и от этого взгляда Чонину становится немного не по себе. У этого Минсока взгляд такой, будто только им одним он может убить внутри все живое. Парень осматривает его, а потом берет за руку, не боясь испачкаться в засохшей грязи, и ведет его прочь из дома, во двор, где в самом углу расположен маленький сарай из обветшалых досок.
Минсок ждет, пока Чонин разденется и усядется в узкой ванной с ржавым налетом, а потом аккуратно моет ему голову, трет спину, огибая уродливые рубцы, что остались после старых стычек с уличными торговцами, и все время вздыхает.
- Знаешь, если тебе это в тягость, то так бы и сказал. Я и сам прекрасно могу управиться с кувшином и мочалкой.
Ему ничего не отвечают. Минсок берет в руки полотенце и помогает ему высушить волосы, пока тот буравит его взглядом. И лишь ближе к вечеру, когда от Чонина приятно пахнет маслом лаванды, у них получается нормальный разговор, если, конечно, кинутую Минсоком вскользь фразу можно назвать таковым.
- Мне очень жаль, что ты здесь оказался. И…не строй воздушных замков, прошу. Чем выше заберешься, тем больнее будет падать.
Он хлопает его по плечу и просит называть его хёном, потому что он здесь самый старший, а потом отводит его в комнату хозяйки, как она его просила, тихо прикрывая за собой дверь.
***
- Хей, да у хозяйки теперь новый любимчик?
На следующее утро, стоит Чонину спуститься на завтрак, его толкает в плечо парень с черными, как смоль волосами и смотрит в глаза непонятным ему взглядом. Он не может понять, о чем говорит этот парень, и о каком любимчике идет речь.
- Эй, лучше займись делом, пока не схлопотал.
Минсок появляется за его плечом и выводит того из кухни. А затем возвращается к Чонину.
- Садись за стол, ты должен хорошо поесть, чтобы окрепнуть после улицы.
Чонин делает, как ему велят, усаживается за большой дубовый стол и наблюдает за Минсоком, пока тот наливает в тарелку похлебку.
- Хён, а где остальные дети? Я слышал их вчера, но сегодня никого еще не встретил.
- Они на плантации, засеивают кукурузу. Ты скоро к ним присоединишься, поэтому не трать свое свободное время на пустые разговоры.
Горячий суп обжигает ему горло, и Чонин дует на ложку, пытаясь остудить жидкость. Если честно, то он о многом хочет спросить у Минсока, например, почему тот смотрит на него с таким сожалением, хоть и пытается скрыть это за суровым взглядом. Чонин уверен, старший, как никто другой знает, что это за место, но он предпочитает лишь отмалчиваться, оставляя его в неведении.
Когда большие часы в гостиной бьют шесть вечера, с поля потихоньку начинают возвращаться дети. Своим зорким взглядом Чонин цепляет ссадины, ушибы и чернеющие пятна синяков на оголенных участках их загорелой кожи и задается вопросом, что же здесь происходит? Так ли хорошо то место, которое ему предоставил случай? Детей не кормят ужином и загоняют в подвал, туда, где расположены их кровати. Хозяйка закрывает толстую дверь на замок и улыбается Чонину.
- Ты наверное проголодался? Пойдем, я приготовила ужин.
Этой же ночью из соседнего города возвращается мистер Спрангер, и Чонин узнает какого это – быть любимчиком хозяев. Его будят среди ночи, и сквозь пелену на глазах он узнает в фигуре рядом с собой Минсока. В свете Луны он кажется совсем бледным, Чонин замечает глубокие синяки под его глазами, но не решается спросить то, что крутится у него на языке.
- Пойдем, тебя ждет хозяин.
Минсок поправляет его пижаму, приглаживает волосы и снова смотрит на него тем взглядом, от которого внутри Чонина все переворачивается.
- Послушай,- уже у самой двери говорит ему Минсок,- делай все, что он тебе скажет, иначе будет хуже. И тебе, и нам всем.
Чонин кивает, все еще не понимая, что его сейчас ожидает, а затем скрывается за дверью.
В хозяйской комнате, не считая керосиновой лампы возле кровати, стоит полный мрак. Чонин ступает еле слышно, он сам не знает, чего боится. Возможно, ему просто передается волнение Минсока, или он просто не знает, чего ожидать.
Около окна, чуть поодаль от кровати, Чонин замечает расписной стол, а за ним мужчину. Он сидит, чуть склонившись, и за его широкой спиной Чонину не видно, что он делает.
- Вы просили, чтобы я зашел к Вам.
- Конечно,- мужчина разворачивается к нему, и в тусклом свете керосиновой лампы ему удается рассмотреть лишь потрепанного временем человека. У него усталый взгляд, а под глазами пролегают глубокие синяки от недосыпа. Рукава его рубашки засучены, руки у него крепкие, жилистые, кожа на пальцах грубая, видимо, он не брезгует тяжелой работой,- как тебя зовут, напомни.
- Чонин.
- Подойди ко мне ближе.
Он снова делает так, как ему велят, и сразу же жалеет. Если Чонин и научился чему-то на улице, так это чувствовать опасность и по одному только взгляду понимать, что его сейчас может ждать.
- Мальчик мой, да ты даже лучше, чем мне говорили.
В глазах напротив Чонин замечает недобрый огонек, но не успевает среагировать, чужие руки с силой сжимают его запястья, а потом его толкают в сторону кровати, и мужчина наваливается сверху.
- Будь паинькой и тогда у тебя будет все, что ты захочешь.
И Чонину становится так противно и гадко, а по спине пробегает стая мурашек, когда его рубашку начинают расстегивать, и острые ногти царапают его кожу.
- Думаю, ты останешься у нас надолго.
Мужчина улыбается, стаскивает с него пижамные штаны, сжимает колени и разводит их в стороны, пробегается пальцами по чувствительной коже на внутренней стороне бедра и подтягивает его к себе ближе. Чонин пытается вырваться и вскрикивает, когда руки опускаются туда, куда не стоит. Он вырывается, кричит и пытается отбиться, привлечь внимание остальных в этом доме, делает все, лишь бы оказаться на свободе. И ему это удается, потому что в дверь стучат, и мужчина отвлекается, а Чонин пользуется моментом, выскальзывая из ослабевшей хватки.
Из комнаты он выбегает так, будто за ним кто-то гонится, хотя это совсем не так. А стоит двери закрыться, тут же падает на пол прямо в коридоре, лишаясь последних сил.
- Просто иди в свою комнату, я все улажу,- Минсок, все это время стоявший под дверью, помогает ему встать и подталкивает его вперед, подхватывая под локоть, чтобы он не упал снова. У Чонина дрожат руки, и он судорожно думает о том, что в глазах Минсока он должно быть жалок и слаб. По крайней мере, так подумали бы названные друзья Чонина, которые остались там, на улице, догнивать в переулках и подвалах. Когда как у него может быть все, если он постарается. Вопрос лишь в том, нужно ли все это ему самому?
Цену своей «свободе» Чонин узнает чуть позже, когда на следующее утро ему отводят койку в подвале, где спят все дети, а их самих сгоняют к ближайшей речке. Детей в этом приюте моют раз в две недели, не особо заботясь об их гигиене. Вода в реке ледяная, несмотря на жаркую погоду, подводные ключи не дают ей прогреться, и их обливают водой из ковшей прямо поверх ночных рубашек. Минсок стоит рядом с ним и тихо шипит, надеясь, что его никто не услышит, и когда он поднимает руки, чтобы намылить волосы, Чонин замечает то, что заметить был не должен. Он видит на спине израненную кожу – следы такие, будто по ней долго били кожаным ремнем, глубокие царапины и запекшуюся кровь, сквозь трещинки которой проступают капли свежей. И его чуть ведет, он хватается за локоть стоящего рядом парня, не обращая внимания на его возмущения, и не знает, что же ему делать. Теперь он точно уверен, что Минсоку за него слишком сильно досталось. А когда стоящий рядом смотритель цокает на него и выливает на голову ледяную воду, Чонин жадно хватает ртом воздух и понимает, что все это время не дышал.
- Хён,- он отлавливает его ближе к обеду, когда хозяйка уходит готовить им похлебку,- почему ты помог мне?
В этом доме у Чонина многое случается в первой раз, и он чувствует себя новорожденным младенцем – беспомощным, жалким и слишком слабым. Он здесь всего ничего, но уже столько нахлебался, что жизнь на улице, по сравнению с этим домом, кажется ему настоящим раем. Чонину больно и обидно, потому что там, где он увидел помощь, оказалась лишь ложь и одно сожаление. Он понимает, что помощь не всегда приносит счастья людям.
В его бывшей комнате, на втором этаже дома, тихо, словно звуки покинули это место. Минсок долго смотрит на него, почти не моргает и кусает свои губы, а потом закрывает глаза и прислоняется к стене, чуть съезжая. Раздраженная грубой тканью израненная спина причиняет жгучую боль, но не такую, чтобы Минсок себя выдал. Скулить перед новичком последнее, что он может себе позволить – он старший в этой преисподней, а это значит, что он должен быть сильным. Ведь если не он, то кто же? Пожалуй, в Чонине он видит спасение, хоть и сам Чонин это еще не осознает.
- Послушай, я помог не тебе, а всем нам. Прошу, запомни это и не списывай мою помощь на свой счет. Здесь не только ты меня волнуешь.
- Но… тогда ты бы мог просто оставить меня там. Ведь это был лучший выход,- вдруг тихо шепчет Чонин. Отчего-то он уверен, что Минсок пытается скрыть правду, сам еще не зная почему. Старший ничего не отвечает, отпихивает его в сторону и лишь на выходе из комнаты говорит:
- Знаешь же, что это невозможно. Либо ты, либо тебя – здесь, Чонин, это не сработает.
***
Понять, что правила улиц здесь не помогут, ему удается в первую же ночь в подвале. Воздух в нем сырой и спертый, он отдает гнилью и чем-то сладким, что Чонин распознать не может. Пол здесь кишит крысами, и даже легкое покрывало, которое ему выдают, от них не спасает. Они кусают его за пальцы, ползают по ногам, отвлекают. Не дают уснуть, будят маленьких детей, которые заходятся плачем, и Чонин понимает, что значит ад на земле.
Когда с восходом солнца открывается дверь подвала, становится ясно – пора работать. Об этом никто не говорит – это как давно устоявшееся правило. Их заставляют работать на износ, чтобы не оставалось времени на лишние мысли, чтобы тела их были измотаны, истощены, чтобы те, кто все еще может здраво мыслить, забыли об этом раз и навсегда.
Их заставляют работать, чтобы они не сбежали.
Одни рыхлят землю, засеивают ее кукурузой, другие просто таскают мешки, набитые песком и сырой землей. Бесполезное занятие, чтобы занять хоть чем-то детям руки. Мешки неподъемны, тянут на землю, ломают – сначала морально. Тяжелая работа выедает все живое, крошит душу, а когда кто-то ломается, падает на землю и начинает скулить, мистер Спрангер достает свой самый любимый ремень и бьет до тех пор, пока сама земля не разъест кожу, а затем отволакивает обратно в подвал. Раны там не заживают, гноятся и нарывают, зато там можно понять, как себя подобает вести, когда от тебя требуют не отлынивать от работы. И на следующий день те, кто провинился, в качестве наказания идут работать на соседнюю ферму.
В такие дни Минсок говорит ему, что нужно быть сильным – не для себя, для самых младших, приглядывать за ними, забирать у них работу. Быть опорой. Чонин наблюдает за ним, подсчитывает его раны, порезы и синяки на худом теле. И у него в груди рождается что-то такое, что не описать словами, когда он видит, как Минсок, думая, что его никто не видит, глотает всю свою боль и идет дальше работать. Чонин еще слишком молод, чтобы понять то, что он чувствует к Минсоку, ему просто хочется упасть перед ним на колени и просить прощения за все, что здесь происходит, будто бы по его вине они все попали в этот ад.
Одной ночью он не может уснуть и ворочается на койке, а потом затихает, услышав, как открывается дверь подвала. Старший со свечкой в руке ступает по лестнице осторожно, старается не тревожить чуткий сон детей и садится у своей кровати. Он ставит свечу на прикроватную тумбу, снимает ночную рубашку, опирается локтями в колени и прячет лицо в ладонях. Чонин видит, как трясутся его плечи, как натягивается на спине кожа, как свежие корки крови лопаются и рвутся, как вся спина становится красной от нанесенных ударов и горит огнем. Минсок все еще несет наказание за то, что он сам когда-то не сделал.
Чонин подходит к нему совсем тихо, садится перед ним на колени и берет его ладони в свои руки.
- Если все держать в себе, ты сломаешься раньше, чем сам сможешь это представить. Если ты стараешься быть сильным для всех, я буду сильным для тебя,- Чонин сжимает его руки сильнее и целует дрожащие пальцы,- просто положись на меня, большего мне не надо.
Минсок поджимает губы и давит в себе всхлип, который больше походит на скулеж раненой собаки.
- Что значат для тебя все эти дети?- уже тише спрашивает Чонин.
- Всё.
Этой ночью Минсок сдается и Чонин ложится с ним рядом, позволяя старшему заснуть на его груди, чтобы спине не было так больно. И уже сквозь сон он слышит тихий шепот Минсока:
- Если не ты нас спасешь, то кто же?
Чонин не знает, как спасти тех, кто заведомо обречен. Минсок и не просит.
***
Вскоре у них появляется призрачная надежда, за которую они цепляются обеими руками. В июне миссис Спрангер говорит, что в городе есть семьи, которые желают усыновить детей из их приюта. С этого все и начинается. Раз в несколько дней, промежутки всегда были разными, к ним в дом приходят незнакомые люди и забирают одного. Это всегда происходит в разгар дня, когда солнце в зените, а дети изморены работой на поле. Уводят, не разбираясь – девушка или парень, просто выбирают любого, всегда одного. Минсок радуется, надеясь, что наконец у кого-то из них появляется шанс на спасение. Только вот никто никого не спасает. Это становится ясно, когда обратно возвращается первый ребенок. А за ним приходят другие, но далеко не все. Они меняются, закрываются в себе, сторонятся друг друга, боясь рассказать, что с ними было. И тогда Минсок ломается, понимая, какими они были глупцами.
- Я так больше не могу. Я сбегу, слышишь, а потом вернусь за всеми вами. Чонин, прошу, только дождитесь. Я вернусь с первыми холодами, когда с работой на поле будет покончено.
Минсок шепчет ему эти слова каждую ночь, словно мантру, но Чонин не верит. Не верит в то, что старший может так поступить с ними, что сможет бросить, променяв их на мнимую свободу.
Но одним утром, когда его никто не находит, Чонин будто бы проваливается в пустоту и темноту, туда, где не слышно ни единого звука. Минсок сбегает, а вместе с ним из этого дома уходит надежда.
Дни идут, а в их жизни ничего не меняется – одна и та же работа, все тот же ремень за непослушание и пустая надежда, которой их кормит хозяйка, приводя фальшивую семью в их приют. Одни уходят, на их место приходят другие дети – замученные, трусливые. Слабые. В Чонине они вызывают лишь жалость, но и она со временем проходит. Внутри него все черствеет, эмоции притупляются, вымирают. Он перестает жалеть себя и детей вокруг, работает на износ, наконец понимая всю прелесть такой работы.
Мысли мешают, а мечты делают людей слабее, уязвимее.
С первым снегом Чонин и не вспоминает как это – жить вне стен этого дома. После Минсока многие пытаются сбежать, но мало кому это удается. Он же мирится со своей участью и находит лучшее для всех решение, то, что поможет спасти всех сразу – опрокинуть на деревянный пол керосиновую лампу не составляет для него особого труда.
И когда все вокруг горит и полыхает, а горячий воздух выжигает легкие и от криков детей, запертых в подвале, закладывает уши, Чонин кое-что понимает. Кашель нестерпимо жжет горло, рвет глотку. Он давится горькими слезами, дышит пеплом и понимает – свобода, вот она, совсем близко, стоит только протянуть руку.
Минсок искал в нем спасение, но ушел раньше, чем Чонин мог это представить.
Он закрывает глаза и снова проваливается в пустоту и темноту, туда, где не слышно ни единого звука.
***
Возможно, когда старые воспоминания всплывают слишком часто, лучшим решением, чтобы позабыть свои страхи, будет вернуться туда, где все начиналось.
Минсок возвращается в Вермилллион спустя годы после того случая с пожаром.
На улице тихо падает снег, и он ежится, грея озябшие руки в карманах. На месте приюта его встречает открытая поляна, а на ней детские качели с одинокой фигурой в черной рубашке. Минсок вздрагивает, но подходит к человеку ближе, встречаясь с пустым взглядом карих глаз, садится перед ним на корточки и берет его холодные ладони в свои руки.
- Чонин, скажи, что значили для тебя все эти дети?
- Всё,- он улыбается и машет Минсоку рукой, чтобы снова исчезнуть.
- Спасибо, что все же вернулся, хён.
Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/3324456