Я смотрю в ее глубокие карие глаза и задаюсь вопросом: что происходит в ее мире, когда она называет свое имя.
Но я отвлекся от допроса, потому что моя ладонь все еще сжимает ее руку, и ощущения от этого чертовски умопомрачительны. Мой разум поражен настолько, что клянусь, я чувствую, как она проводит своими пальцами, облаченными в перчатки, вверх и обхватывает ими мое запястье. Учитывая то, как я держу ее, это сделать практически невозможно, разве что только будучи феноменально гибкой, и хотя в ее взгляде есть что-то слегка кокетливое, она выглядит так, будто готова дать мне пинок по яйцам и смотаться отсюда, как только я сделаю хоть одно неверное движение.
Я вздыхаю, ухмыляясь ей, но не отпускаю. Честно говоря, я не знаю, смогу ли сделать это сейчас.
- Значит, никакого имени?
Она улыбается и качает головой. Ее улыбка по-настоящему нежная и печальная, словно ей хочется, чтобы все было по-другому.
- Никакого имени, - тихо повторяет она.
- Какая досада, - говорю я, стараясь сохранять спокойствие, на самом деле понимая, что ни за какие коврижки не приму «нет» в качестве ответа.
Я медленно приближаюсь к ней. Она вздрагивает и слегка вздыхает, но не отступает. Воодушевленный, я придвигаюсь еще ближе, достаточно близко, чтобы почувствовать ее теплое дыхание на моей шее. Это тепло почти подавляющее. Как для мотылька, которого манит на пламя, притяжение к ней увеличивается в тысячу раз. Мне приходится физически сдерживать себя, чтобы не заключить ее в свои объятия и не заявить права на ее пухлые розовые губки.
И она тоже это чувствует. Я знаю, что чувствует. Я вижу, как она дрожит. Ее грудь быстро поднимается и опускается, когда она делает маленькие резкие вдохи. Ее глаза широко открыты и искрятся не только от беспокойства или страха; в них видны возбуждение и страстное желание, но я понимаю, что она борется с ними. Эта борьба бесполезна, такой огонь невозможно погасить. Я достаточно умен, чтобы знать это, и надеюсь, что она тоже. Искры просто летают между нами, как между оборванными линиями электропередач.
Но почему-то это не ощущается чем-то безумным. Мы там, где и должны быть.
- Почему же тебе досадно? - наконец шепчет она; и ее голос слегка дрожит. Лунный свет, струящийся с балкона, освещает ее лицо. Ее невинный взгляд может поставить на колени любого мужчину.
Я наклоняю к ней голову. Она смотрит на меня, и ее глаза прожигают дорожку от моих глаз вниз к моему рту и обратно.
- Потому что ты никуда не уйдешь, пока не скажешь хоть что-то, - решительно шепчу я в ответ.
Она поднимает бровь.
- Например?
- Если не имя, то хоть адрес или номер телефона. Что-то, что поможет мне найти тебя, - прошу я.
Она хихикает. Она находится так близко, что этот звук отражается на моих губах, прокатывается по всему телу и направляется вниз к моему паху. Если я не поцелую ее в ближайшее время, то могу спонтанно воспламениться. Я могу воспламениться в любом случае.
- Ты серьезно пытаешься меня подцепить? - недоверчиво смеется она, и ее шаловливые глаза снова наполняются весельем. Движение ее рта сближает нас. Это самые мягкие, самые сочные губы, что я видел на этой планете за свои двадцать шесть лет.
- Разве ты никогда не слышал о барах, клубах, ну, или на крайний случай библиотеках? – дразнит она. - Любой из этих вариантов лучше, чем этот.
Это невозможно вынести. Я никогда в своей жизни не был так опьянен. Меня переполняла потребность почувствовать этот умный ротик на своих губах. Я начинаю сокращать оставшееся между нами расстояние; и у нее перехватывает дыхание, а глаза расширяются.
Ну и где этот умный ротик сейчас?
Наши носы соприкасаются; наши рты так близко друг от друга, что малейшее движение любого из нас заставит вступить их в контакт. Магнитное притяжение не отпускает. Мы так близки, но стоим на месте, не шелохнувшись, в течение нескольких секунд. Мы впитываем друг друга, запоминая этот момент, это мгновение перед нашим первым поцелуем - потому что я уже знаю, что их будет много, намного больше. Мы поглощаем горячее дыхание друг друга, а потом я говорю последние слова прежде, чем завладеть ее ртом. Эти слова важны, они должны быть произнесены.
- Для меня нет другого варианта, кроме этого.
Мои губы слегка касаются ее, когда я бормочу это и чувствую, как содержащаяся в них правда взрывается в каждой клеточке моего тела, в таких его уголках, о существовании которых я никогда не подозревал.
Сегодня вечером здесь, в этой темной комнате, не принадлежащей ни одному из нас, определенно произошло ограбление. Но ничего материального украдено не было.
Эта красивая бледная таинственная девушка каким-то образом похитила мое сердце. Это полное безумие, но я не думаю, что хочу его обратно.
Наши губы соприкасаются, и любые размышления откладываются на потом. Девушка-кошка смотрит на меня темными затуманенными глазами, которые отражают то же самое желание, которое прямо сейчас чувствую я. Я открываю рот и захватываю ее пухлую нижнюю губу своими, и, господи, она даже мягче, чем я представлял. Я издаю стон, и она выдыхает; медленно, по очереди мы дегустируем рты друг друга; сначала я посасываю ее губы, потом она мои. Она слегка проводит своим языком по моим губам, прежде чем протолкнуть его мне в рот, и я чуть не проглатываю его, как оголодавший человек, и встречаю своим собственным. Где-то в глубине души я понимаю, что полностью забываю о задании, но хоть убейте, не могу вспомнить, почему это имеет значение. Я также осознаю, что Эммет и Элис удивительно безмолвны на протяжении всего этого разговора, но опять же, я просто не могу думать об этом прямо сейчас.
Наши глаза медленно открываются и закрываются, пока наши рты двигаются друг против друга почти в таком же неспешном темпе, и вдруг глаза Девушки-кошки расширяются, и она с ужасом смотрит в пространство позади меня.
Кейт вернулась.
Я собираюсь с мыслями, поскольку мне придется хорошенько поусердствовать во лжи, делать и говорить все необходимое, чтобы спасти мою Девушку-кошку от лап Полиции Гавайев 5.0 (п.п.: «Гавайи 5.О», или «Полиция Гавайев» — американский телесериал).
Я ослабляю хватку на ее руке, готовясь к встрече с Кейт, собираясь объяснить ей, что я чертовски пьян, подцепил девочку и, по-видимому, ошибочно привел ее в не свой номер. Этим я, наверное, заработаю от Кейт удар в пах, но, по крайней мере, мы избежим вовлечение полиции в данную ситуацию.
Я отпускаю мою Девушку-кошку и разворачиваюсь.
Кейт здесь нет.
Никого нет.
Я поворачиваюсь назад к Девушке-кошке.
Она уже на другом конце комнаты, а ее ноги опасно балансируют на краю балконных перил.
- Нет! – кричу я и бегу к ней, в два прыжка пересекая комнату, потому что мы на седьмом этаже, и от падения с такой высоты она разобьется. А ведь она, черт побери, забрала мое сердце.
Но она просто оглядывается на меня за секунду до того, как ее ноги соскальзывают с перил, и меня охватывает такой интенсивный спазм ужаса, что я чувствую желчь во рту.
После, как мне кажется, вечности или секунды - в течение которой я вижу троих детей, которые у нас, возможно, могли бы быть - я смотрю через перила балкона вниз, ожидая увидеть ее изувеченное тело в луже крови посреди тщательно ухоженного сада. Вместо этого я испытываю чувство эйфории и шок, когда вижу, как она качается на нижней части балкона, держась за серебряные металлические поручни, проходящие через бетонные края, со своей маленькой черной сумкой, перекинутой через плечо. Костяшки ее пальцев до невозможности белые от того, как крепко она цепляется. Я наклоняюсь вниз и протягиваю ей свою руку.
- Дотянись до моей руки, - отчаянно говорю я. - Я вытащу тебя!
Она смотрит на меня, и ее лицо озаряет забавная и в то же время дразнящая улыбка, которая позволяет мне понять, что она не намеревается играть в игру «девица, спасенная прекрасным принцем». Вместо этого, она начинает раскачиваться на руках, отпускает одну, а затем другую, и легко, как кошка, приземляется на соседний нижний балкон.
Я перелажу через балкон, намереваясь спасти ее, хочет она того или нет. Но прежде, чем я успеваю сигануть вниз, она перепрыгивает через выступ и разворачивается, чтобы схватиться за нижние перила, прежде чем приземлится на следующий балкон. Эти действия на уровне олимпийской гимнастки продолжаются, пока она перемещается с балкона на балкон, в то время как я смотрю на нее в чистом восторге, ужасе и... ну, да, возбуждаясь от этой картины. Я хочу последовать за ней, но боюсь напугать ее, страшусь, что она может сорваться.
Остальную часть пути вниз она преодолевает так же тихо и проворно, как котенок; мое судорожное дыхание издает больше шума, чем она. Последний балкон находится примерно на трехметровой высоте от красивого открытого сада, полного гавайских цветов и лаванд, и я понимаю, что на тот раз она не сможет преодолеть его, не повредив себя.
- Стой! – шиплю я, но она даже не замедляется.
Мое сердце колотится в груди, как строительная дрель, когда она без всяких колебаний, отпускает последнюю перекладину и спрыгивает вниз на влажную траву. Она подгибает колени и изящно приземляется на ноги, и в этот момент я испытываю скорее благоговение, чем удивление. Шоун Джонсон(п.п.: американская гимнастка, олимпийская чемпионка в упражнениях на бревне) ей и в подметки не годится. Когда она оглядывается по сторонам, чтобы проверить, не была ли замечена, я осматриваюсь вместе с ней. Потому что у меня возникает такое чувство, что какой бы гибкой и податливой не была Девушка-кошка, какая-то ее часть все еще нуждается в моей помощи.
Будучи уверенной, что ее никто не увидел, она встает и осторожно начинает идти вокруг пруда с водяными лилиями, обходя решетки с вьющимися растениями и беседки. За ее спиной из стороны в сторону качается темный хвостик. Теперь я вижу, что она слегка прихрамывает, и меня расстраивает, что ее приземление было не таким легким, как оно выглядело. И хотя дурман, окутавший мой мозг, уже немного развеялся, мой разум находится в полном хаосе от осознания того, что понятия не имею, как ее зовут, как ее найти, а она ушла, забрав мое сердце.
И тогда я вспоминаю о своей команде.
- Элис, - тут же быстро тараторю я, - задняя часть отеля. Молодая белая женщина. Она одета в черный костюм кошки, ее каштановые волосы собраны в хвост.
- Поняла, - быстро реагирует Элис, и я слышу, как заводится фургон.
- Эммет, - начинаю я.
- Уже в пути, - отвечает Эммет.
Прежде чем исчезнуть за пределами сада моя Девушка-кошка останавливается, будто ударившись лбом о невидимую стену, будто какое-то притяжение, против которого она не в силах устоять, заставляет ее сделать это. Она быстро оглядывается назад, и ее взгляд устремляется туда, где беспомощно стою я.
Даже с такого расстояния я вижу проблески печали на ее лице; тоску. Но через мгновение она берет себя в руки, игриво улыбается и подмигивает мне, а потом разворачивается и исчезает.
Они ее не найдут. Именно это мне подсказывает моя интуиция. Очевидно, это не первый раз, когда она убегает.
Я стою слишком долго, глядя куда-то в пространство, где она исчезла. Кейт и остальные скоро вернутся, и мне следует положить ожерелье на место, убедиться в том, что комната в полном порядке, и нет никаких свидетельств ни моего присутствия, ни Девушки-кошки.
Я смотрю на часы.
Это Tag Heuer. Восемьдесят тысяч долларов государственного займа, чтобы я выглядел, как богатый алчный врач, который готов сделать все ради денег.
Их больше нет на моем запястье.
Я фыркаю и смеюсь про себя. Мало того, что Девушка-кошка забрала мои главные часы – мое сердце, так она еще украла и мои наручные часы. Я помню, как мне показалось, что ее пальцы обхватили мое запястье. Получается, что она не такая уж отличная воровка, в конце концов, раз я почувствовал это.
С другой стороны, может быть, я почувствовал это потому, что это была она.
Я еще раз смотрю туда, где она исчезла, и усмехаюсь.
- Воровка.
Я медленно отворачиваюсь.
BPOV
Две ночи подряд он снится мне; его завораживающие зеленые глаза, необычные бронзовые волосы, идеально пошитый на заказ костюм, тот, что был на нем на симпозиуме и отлично подчеркивал сильные плечи и красивое телосложение.
В первую ночь он вторгается в мой сон, в котором я нахожусь в лесу. Там темно, и я бегу, как, собственно, всегда это делаю. Но на этот раз я не одна. Его рука крепко держит мою. Со всех сторон нас окружают огромные зеленые деревья, грязь и болото, в то время как мы отчаянно пытаемся обогнать человека в лыжной маске. Я останавливаюсь и прошу его дать мне пять секунд, чтобы отдышаться, но он отказывается и тянет меня за собой, ведя через дикую местность с головокружительной скоростью. Он смотрит на меня буквально долю секунды, и я вижу ужас в его зеленых глазах, но знаю, что он боится не за себя, он боится за меня. Я хочу сказать, чтобы он оставил меня, развернулся и бежал, никогда не оглядываясь назад, потому что я была здесь раньше, и это не закончится хорошо. Но решимость на его лице удерживает меня; он не уйдет, что бы я ни сказала. Поэтому мы бежим, огибая деревья и папоротники, и я молюсь, чтобы на этот раз сон закончился по-другому, хотя знаю, что конец всегда одинаковый. И действительно, человек в лыжной маске неожиданно появляется перед нами с пистолетом в руке. Я жду, пока он нажмет на курок, и знакомый крик заставит меня проснуться.
Хотя в этот раз во сне что-то меняется. Когда человек в маске взводит курок, мой зеленоглазый герой внезапно становится передо мной. И у меня есть доля секунды, чтобы понять, что на этот раз в меня не выстрелят. Поэтому я кричу не в ожидании пули, которая достанется мне, а от ужаса, что она предназначена ему.
Как обычно, я просыпаюсь от своего крика. Мне холодно, и я вся мокрая от пота. Мой пульс зашкаливает, а в груди бешено колотится сердце.
Оставшуюся часть ночи я лежу в постели и не могу уснуть.
В следующую ночь мне снится, что он лежит на мне, вколачиваясь между моими бедрами, а его зеленые глаза поглощают меня. В этом сне я снова кричу, но на этот раз в экстазе, потому что его член возносит меня к таким высотам, о существовании которых я никогда не подозревала. Он большой, длинный и твердый и достигает всех нужных мест внутри меня, создавая трение у моего клитора и посылая волны тепла вниз по моим ногам. Я отрываю бедра от матраса, чтобы доставить ему то же удовольствие, что и он мне. Его зеленые глаза темнеют, и он усмехается той самой ухмылкой, которой одарил меня в отеле, но в тысячу раз более озорной; он наклоняет голову и посасывает мои соски; я пропускаю между пальцами его бронзовые волосы, когда перед моими глазами начинают танцевать звезды. Тепло перемещается от моих бедер вверх по телу, в то время как его горячий язык лижет и дразнит каждый дюйм моей груди.
- Еще, - прошу я.
Он просовывает одну руку под мою спину, приподнимая меня с матраса, а другой рукой захватывает спинку кровати, чтобы использовать ее в качестве рычага, и начинает колотиться в меня со всех своих сил, и, господи, у этого парня их чертовски много. Я на небесах. Я кричу, стону и, кажется, даже молюсь, потому что в этот момент с моих губ слетают все возможные религиозные слова. От этих усилий сухожилия на его руках и плечах напрягаются и заметно выступают, а упругие мышцы его живота ударяются о мои каждый раз, когда они встречаются друг с другом. Я смотрю вниз, туда, где мы соединены, где он толкается внутрь и выходит обратно; он видит, что я наблюдаю, смотрит вверх и снова усмехается. В его глазах сосредоточено так много темноты, что трудно увидеть прежнюю зелень. И в этот момент он с такой страстью выдыхает единственное слово, что у меня захватывает дух.
- Белла.
Я разлетаюсь на кусочки. Мое тело содрогается в конвульсиях, в то время как жгучий жар перемещается вверх и вниз по моим бедрам, а пламя синего тепла облизывает все мое тело. Когда я просыпаюсь, то погружаю глубоко в себя два пальца и достигаю оргазма с зелеными глазами и кривой усмешкой за закрытыми веками. Это лучший оргазм, что я испытывала за последнее время.
Остаток ночи я сплю, как ребенок.
῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀
В этот богом забытый утренний час Аэропорт Гонолулу заполнен битком, но это хорошо. Я люблю толпы. Толпы скрывают меня. Толпы помогают мне затеряться. На мне обычные старые джинсы, темная футболка и темная кепка, надетая поверх моего конского хвостика. На кепке нет никаких надписей. Я не хочу выделяться. Голова опущена вниз. Я прохожу через охрану, пока здесь много людей, снимаю один за другим свои черные конверсы и помещаю свою ручную кладь на конвейерную ленту. Охранник проверяет мой билет и паспорт, быстро осматривает меня и возвращает мне мои документы. Я надеваю кеды, беру свои вещи и иду дальше. Не слишком быстро, но и не слишком медленно, так, как учил меня Джейк. Так, чтобы ничто не выдало то огромное облегчение, которое я ощущаю.
Прошло три дня с тех пор, как закончился симпозиум, и как я залегла на дно. Как бы мне ни хотелось убраться отсюда, я должна быть осторожной. Поэтому в течение трех дней я скрывалась в небольшом потрепанном отеле в Вахайава, ожидая, пока все сядут на самолёт и улетят домой. Я занималась йогой, отжималась, практиковала боевые искусства и бокс и залечивала свою лодыжку. Каждую ночь я доставала драгоценности, которые мне удалось заполучить в этой поездке, разглядывала их, наблюдая за тем, как играет свет, когда они сверкают на всю комнату, и удивлялась: чем же только некоторые люди готовы пожертвовать ради этого ничего не значащего блеска.
Я перебирала часы; IWC, Roths, несколько Rolex. Эти врачи и парни из фармкомпаний действительно знают, как выбирать подобные штуки. И Tag Heuer.
Каждую ночь я брала в руки золотые часы с бриллиантом по центру и в течение долгого-долгого времени смотрела на них. Странно. Я совсем его не знаю, но почему-то мне кажется, что они не подходят к его запястью. Я крутила их в своих руках и рассматривала со всех сторон; искала что-то, хотя понятия не имела, что. А потом убирала их и ложилась в постель, где я вспоминала... и мечтала...
Когда стюардесса объявляет посадку на рейс в Сиэтл, я пропускаю несколько человек, прежде чем встать в очередь. Я первой достигаю своего места в первом ряду второго класса, но это только потому, что двух других пассажиров, которые купили билеты на места рядом со мной, не существует. Так же, как и тех, что зарегистрировались на места в ряду позади меня. Это имена без лиц, придуманные Джейком на его ноутбуке. Конфиденциальность является важной составляющей в моей жизни.
Я занимаю свое место рядом с иллюминатором и ставлю ручную кладь у своих ног, позволяя себе глубокий вдох. Все еще находясь в эпицентре хаоса, пока осуществляется посадка на рейс, я достаю свой мобильный телефон.
Джейк отвечает после первого гудка.
- Ты на борту?
- Да.
- Все хорошо?
- Да.
Я слышу его глубокий вздох облегчения.
- Все у тебя?
- Безопасно упаковано.
- Хорошо. Наш друг встретится с тобой завтра там, где мы договорились. Ты все передашь ему, и он даст то, что нужно тебе.
Я снова и снова думаю о часах Tag Heuer, помимо всех других дешевых Гавайских сувениров, и что-то внутри меня сжимается. Я заставляю себя избавиться от этого чувства.
- Жаль, что ты не смогла достать другой образец, - добавляет Джейк, и я знаю, что он имеет в виду ожерелье этой стервы. – Мы могли бы использовать его.
- Мы возьмем в оборот то, что у нас есть. По крайней мере, мне неожиданно удалось достать кое-что другое.
Я заставляю себя сказать это, чтобы даже и мысли не возникало о том, чтобы их сохранить. Я избавлюсь от них вместе с другими вещами. Он является одним из них, независимо от того, что мне снится, или от того, как выглядят его глаза.
- Да, это должно компенсировать, - соглашается Джейк.
Опустив голову и натянув кепку низко на глаза, я смотрю, как остальные пассажиры заходят внутрь, продолжая разговаривать с Джейком. Я нахожусь в передней части второго класса, так что все люди будут видеть лишь мой затылок во время ночного перелета. Первый класс находится передо мной, но отделяющие классы занавески будут закрыты, как только пассажиры займут свои места. Полет должен пройти спокойно, и в течение него у меня будет время, чтобы психологически подготовить себя к тому, что ждет меня в Сиэтле.
Джейк дает мне еще несколько общих инструкций, и я также неопределенно отвечаю ему. Когда мы заканчиваем разговор, я поворачиваюсь лицом к окну и смотрю, как под теплым Гавайским ветром колышутся из стороны в сторону пальмы. После разговора с Джейком я чувствую себя более расслабленно. Он - моя единственная связь с реальностью. Иногда я до боли скучаю по нему. Так, что заставляю себя не думать о Джейке и вместо этого воображаю, что исследовала этот остров больше, чем на самом деле. Я представляю, как занимаюсь серфингом на больших волнах Северного Побережья; как лежу в крошечном красном бикини и впитываю солнечные лучи на белых песках Гонолулу. В мой мозг вдруг вторгается картинка меня, лежащей на теплом пляже, но на ней я не одна. Со мной он, зеленоглазый врач. Его голый торс надо мной; твердый, влажный и блестящий от океанской воды. Под Гавайским солнцем его сильные плечи загорели, а бронзовые волосы приведены ветерком в красивый беспорядок. Когда он приближает свой рот к моему, я чувствую вкус соли и солнца, и это настолько восхитительно, что я облизываю свои губы, просто думая об этом. Одну долю секунды я сожалею…
Нет. Я прерываю эту мысль прямо на этом месте. Мне нужно было выполнить свою работу, и она не включала его.
Независимо от того, где витают мои мысли, они заканчиваются доктором Энтони Мейсеном.
Я знала, что в группе появился новый врач, и да, я ожидала, что он будет молодым и красивым. Похоже, что только таких людей великий доктор Джеймс Пенн приветствует в своей команде. Я также ожидала, что он будет высокомерным и дерзким. Еще одно предъявляемое к вам требование, если вы хотите работать под руководством доктора Пенна.
Чего я не ожидала, так это зрительного контакта.
Этот зрительный контакт выбил меня из колеи. Я ни в коем случае не расскажу об этом Джейку. Это будет конец всему. Зрительный контакт не должен был состояться. Это не было частью плана, так же, как и замирающее при его виде сердце. Я улавливала всю иронию ситуации и даже начала думать, что, возможно, он отличается от остальных...
Но потом он произнес свою речь, и я поняла, что он именно такой, как я ожидала.
Я также не рассказала Джейку об инциденте в номере отеля. Если я сделаю это, он никогда не позволит мне закончить работу.
Я оставила комнату Кейт напоследок, чтобы, не торопясь и наслаждаясь, забрать у нее что-то из драгоценностей, даже если это никогда не сможет сравниться с тем, что она и остальные забрали у меня. Я обчистила все другие номера. Все, что мне осталось, - это комната Кейт...
Он вышел из ванной комнаты без рубашки и с расстегнутыми штанами. Из всех людей, которые могли меня застукать в этом чертовом отеле, это должен был быть именно полуголый Доктор Мейсен. Я не знала, то ли мне бежать прочь, то ли помочь ему закончить снимать эти штаны. Поэтому я просто застыла на своем месте.
И бросила это чертово ожерелье.
Я закрываю глаза и издаю тихий стон. Даже спустя три дня тот факт, что я не украла ожерелье этой стервы, раздражает меня до предела. Ни один из других предметов не компенсирует утраченного. Ну, за исключением, может быть...
Я поворачиваюсь и смотрю в спины пассажиров первого класса, вспоминая ощущения рта Доктор Мейсена на моем. Вверх по моей спине пробегает теплое покалывание.
Я убеждена, что он загипнотизировал меня своими невероятно зелеными глазами. Они в этой медицинской команде, должно быть, изучают культ вуду, не считая всего прочего. Это единственное объяснение, почему в течение последних нескольких дней я мечтаю о нем днем и ночью. Я все еще не знаю, как нашла в себе силы разорвать этот поцелуй.
Проклятый поцелуй. О чем, черт возьми, я думала? Я не думала, вот в чем проблема.
Я никогда не увижу его снова. Это было бы слишком опасно. Это уже слишком опасно.
В пятидесятый раз с момента первого зрительного контакта я задаюсь вопросом, возможно ли такое, что доктор Мейсен не знает о происходящем. Неужели он ни о чем не подозревает? Господи, пусть это будет так, чтобы я могла оправдать тот поцелуй. Но если он не осведомлен, значит, я украла часы стоимостью восемьдесят тысяч долларов у невинного человека.
Часы прожигают дыру в моей сумке. Они не хотят там находиться. Я смотрю на свою сумку, а потом возвращаю взгляд обратно и разглядываю спины пассажиров первого класса. Даже если он еще не знает, чем занимается его группа, то поймет это в ближайшее время. Он узнает и присоединится к ним. Он красивый, самоуверенный, высокомерный и, судя по часам, гребаный выпендрежник. Он присоединится к ним, и мне придется стать очень осторожной. Джейк остановил бы меня, узнав о зрительном контакте; о поцелуе. Но я вижу перед собой эти зеленые глаза, и они говорят, что не предадут меня. Я должна верить в это, поскольку уже не в силах остановиться.
Я теряюсь в мыслях, слишком пристально уставившись в сторону первого класса, в то время как эти глаза кружатся у меня в голове. Но в какой-то момент я понимаю, что вижу их не только в своей голове.
Опоздавший пассажир влетает внутрь как раз в тот момент, когда закрываются двери. Мои глаза расширяются, когда я узнаю бронзовые волосы, четко очерченную челюсть и полыхающие глаза.
Слышит ли Бог молитвы воров? Я начинаю молиться и прошу, чтобы всевышний все же рассмотрел ее. Я быстро отворачиваюсь и еще глубже погружаюсь в кресло, проклиная себя. Боковым зрением я вижу, как доктор занимает свое место в первом классе.
Мои мысли набирают обороты. Почему он все еще на Гавайях? Прошло три дня! Разве они не должны были уже улететь назад в Сиэтл? Знает ли он, что я на этом рейсе? Это из-за его часов? Вся отвага и храбрость, которые я пыталась развить в течение двадцати лет, внезапно исчезают, и я снова чувствую себя шестилетней девочкой, желающей спрятаться за спину Чарли. Но Чарли здесь нет, и именно поэтому я тут.
Я вижу его затылок и еще больше погружаюсь в свое кресло, прежде чем стюардесса, наконец, закрывает занавес, отделяющий наши салоны. Загорается табло "пристегнуть ремни", и я повинуюсь. Стюардессы проводят предполетную проверку безопасности, демонстрацию правил поведения на борту, а затем мы оказываемся в воздухе. Каждый раз, когда кто-то проходит через занавес, мое сердце подпрыгивает к горлу, потому что я ощущаю себя в ловушке. И нет никаких балконов, чтобы спрыгнуть отсюда. Скоро мы окажемся в небе, будем находиться на высоте нескольких тысяч футов в течение шести часов полета. Если он обнаружит меня, то я попала, и время отвечать за свои поступки наступит раньше, чем мне бы того хотелось.
Мы не можем увидеть друг друга. Никогда.
῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀
Занавес открывается лишь изредка, когда кто-то из второго класса направляется в уборную, а наша занята. Нашему классу были поданы прохладительные напитки, а за пределами занавеса я чувствую запах стейков, овощей и других деликатесов, которые предложили привилегированному меньшинству. Мое сердце вернулось к устойчивому ритму. Мой пульс замедлился.
Он не знает, что я здесь. Он остается на территории своего класса, а почему бы и нет? Их кормят, они могут посмотреть фильм, и их уборная, вероятно, в два раза больше нашей.
Я в безопасности.
Примерно через полтора часа, мои глаза начинают закрываться. Эти несколько дней были изнурительными, и мое будущее выглядит не лучше. Но я собираюсь принять его с широко открытыми глазами. Я точно знаю, что меня ждет, и понимаю, что должна это сделать. За Чарли. За Рене. За всех остальных, имена которых я даже ни разу не слышала, но кто заслуживает справедливости.
Я начинаю отключаться, и уже ставшие привычными зеленые глаза снова вторгаются за мои закрытые веки.
Они сопровождаются кривой, но нежной улыбкой. Я слишком устала, чтобы бороться с глазами и улыбкой, поэтому я позволяю им остаться со мной в моем подсознании. Я четко вижу его за своими закрытыми веками. Его глаза горят, и он снова касается моей руки, посылая эти прекрасные искры по всему моему телу. Я дрожу в ответ, и он посмеивается. Я чувствую его запах. Чистый, свежий и уникальный мужественный аромат…
- Я надеюсь, тебе снятся приятные сны.
Мои глаза резко открываются, и вот, на одном из свободных мест рядом со мной сидит доктор Энтони Мейсен.
Он улыбается своей чудесной кривой усмешкой, той, которую я только что видела во сне, а его глаза еще более удивительные, чем в моих воспоминаниях. Они яркие, живые и практически светятся в полумраке затемненного салона. Его рука на моем предплечье.
Я делаю рывок назад, в сторону от него, и ударяюсь затылком об иллюминатор.
- Ой, черт! – вскрикиваю я, автоматически поднимая руку к своей голове.
Он шипит сквозь зубы, и его улыбка становится извиняющейся.
- Черт, ты в порядке?
Он выглядит по-настоящему обеспокоенным. Он убирает руку с моего предплечья и поднимает ее к моей голове, нежно, но уверено отталкивая мою собственную руку, он придвигается поближе и рассматривает место, где я ударилась. Я чувствую, как его дыхание омывает мое лицо, и инстинктивно делаю глубокий вдох, стараясь не упасть в обморок от его невероятно сладкого и опьяняющего аромата.