Ты думаешь то, что я предполагаю?




Мы не только судим о других по их делам, мы постоянно пытаемся представить, что происходит у них в сознании. Как мы узнаём, что думают другие? С одной стороны, можно спросить, но в некоторых случаях языком воспользоваться невозможно. Во время недавней поездки в Японию (а я не владею японским) я понял, насколько естественной и само собой разумеющейся мы считаем возможность коммуникации с окружающими. Но в древности, еще до возникновения языка, должна была существовать более примитивная форма коммуникации, позволявшая тем не менее людям понимать друг друга. Мы должны были знать, что можем поделиться мыслями — а для этого сознавать, что другие тоже обладают разумом, и понимать, что именно они, возможно, думают. Настоящим квантовым скачком в истории человечества, кардинально изменившим наш биологический вид, первоначально был не язык, а способность читать мысли.

Чтение мыслей

Я хочу удивить вас небольшим сеансом чтения мыслей. Взгляните на следующую иллюстрацию — это известная картина Жоржа де Латура «Шулер с бубновым тузом» — и постарайтесь понять, что на ней происходит.

Скорее всего, ваш взгляд инстинктивно обратился к играющей даме в центре картины, оттуда по ее взгляду переместился на служанку, а затем на лица двух оставшихся игроков. Еще немного времени — и вы заметите обман. Игрок слева мухлюет: мы видим, как он достает из-за спины туза, чтобы подменить карту и получить бубновую флешь с тузом. Он ждет момента, когда остальные игроки перестанут обращать на него внимание.

Откуда я знаю, куда и в каком порядке вы смотрели? Я что, читал ваши мысли? Нет нужды. Чтобы полностью разобраться в сюжете картины Латура, нужно прочитать выражение лиц и глаз и понять, что происходит в головах играющих. Исследования движений глаз взрослых людей при взгляде на картину, где изображена сцена с несколькими участниками, показывают, что взгляд наблюдателя движется по вполне определенному предсказуемому пути и красноречивее всяких слов рассказывает нам о природе человеческих взаимоотношений. Человек ищет смысл социальной ситуации, вглядываясь в лица и пытаясь разгадать мысли изображенных персон, а любое другое животное, бродя по залам Лувра, где висит шедевр де Латура, вероятно, вовсе не обратило бы внимания на картины, не говоря уже о том, чтобы вглядываться в лица.

Как мы читаем мысли? Начинаем с лица. Первоначально внимание привлекает дама в центре, потому что лицо для человека — всегда один из важнейших паттернов. Взрослый человек всюду видит лица — в облаках, на луне, во фронтальном изображении автомобиля «Фольксваген-жук». В любом узоре с двумя точками-глазами, который хотя бы приблизительно можно интерпретировать как лицо, человек увидит именно лицо. Возможно, это наследие адаптивной стратегии, согласно которой мы всюду, где можно, ищем лица на тот случай, если в кустах прячется враг; а может быть, дело просто в том, что человек смотрит на лица других людей так часто, что потом всюду видит именно их. Факт остается фактом: мы везде видим лица.

Глядя на лица, мы сосредоточиваемся на глазах; именно этим объясняется тот факт, что данная область лица возбуждает в мозгу смотрящего больше всего активности. Глаза выполняют несколько коммуникативных ролей: они направляются на объект, чтобы получить зрительную информацию о нем, и при этом сообщают внешнему наблюдателю, когда и куда вы смотрите и на что обращаете внимание. Кроме того, поведение глаз — предвестник общения; не зря мы стараемся поймать взгляд потенциального собеседника, прежде чем начинать с ним разговор. Наблюдая за глазами человека, можно понять, что его больше всего интересует и когда лучше всего с ним заговорить. Во время разговора лицом к лицу тот, кто слушает, примерно вдвое больше времени смотрит на собеседника, а говорящий лишь периодически бросает взгляды на слушателя, преимущественно тогда, когда произносит что-то важное или ждет реакции. Наблюдая за глазами слушателя, можно оценить, насколько интересно ему сказанное и воспринимает ли он суть.

Но мы не только ищем взгляды других, когда нам что-то от них нужно; иногда бывает очень трудно не обращать внимания на чей-то взгляд, особенно если смотрят внимательно. Именно поэтому солдатам, стоящим на плацу по стойке смирно, трудно фиксировать взгляд перед собой, когда сержант стоит совсем рядом, смотрит на них и командует: «На меня не смотреть!» Этот фокус требует серьезной дисциплины. Известно, что озорные туристы часто пытаются отвлечь внимание стражников перед Букингемским дворцом и заставить их потерять сосредоточенность. Попытки не встретиться взглядом с человеком, стоящим непосредственно перед тобой, лицом к лицу, обречены на провал. Точно так же, если человек, которого вы слушаете, внезапно переведет взгляд за ваше плечо, как будто заметив что-то интересное, то вы автоматически обернетесь, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание. Дело в том, что в большинстве своем мы, сами того не замечая, инстинктивно отслеживаем направление взгляда собеседника.

Даже младенцы делают это. Будучи в Гарварде, я провел исследование, в ходе которого мы показывали десятинедельным малышам женское лицо на большом мониторе. Женщина на экране моргала и широко раскрывала глаза, глядя либо влево, либо вправо. Младенцы инстинктивно смотрели в том же направлении, даже если смотреть там было совершенно не на что.

Слежение за взглядом получается у нас так хорошо, потому что человеческий глаз состоит из зрачка, который расширяется и сужается в зависимости от уровня освещенности, и белой склеры. При такой комбинации — темный зрачок на белой склере — очень просто понять, куда направлен взгляд. Даже на расстоянии, когда еще невозможно узнать человека, мы способны понять, куда он смотрит. В море лиц мы быстрее всего замечаем лицо того, кто смотрит на нас.

Прямой взгляд, особенно продолжительный, активирует эмоциональные центры мозга, включая мозжечковую миндалину, связанную с четырьмя основными стимулами (бегство, драка, еда, совокупление). Если человек вам нравится, впечатление может оказаться приятным, но, если смотрит чужой, становится тревожно. Новорожденные предпочитают лица с прямым взглядом, и, как мы уже говорили, если вы будете смотреть на трехмесячного ребенка, он обязательно улыбнется в ответ. Однако по мере развития ребенка закономерности зрительного поведения меняются, потому что в различных культурах господствуют разные представления о том, какое поведение можно считать приемлемым.

Именно культурными нормами объясняется, почему глазеть на посторонних во многих средиземноморских странах считается нормальным, но при этом иностранные туристы чувствуют себя неловко, если на них смотрят. В японской культуре прямой зрительный контакт, особенно между человеком низкого статуса и вышестоящим — к примеру, студентом и преподавателем, — считается невежливым. Взрослые японцы воспринимают прямой взгляд как проявление гнева; он кажется им надменным и неприятным, тогда как на Западе мы склонны считать человека, который не смотрит в глаза собеседнику во время разговора, неискренним и склонным ко лжи.

Когда представители культур с разными социальными нормами собираются вместе, может возникнуть неловкая ситуация: каждый из них будет устанавливать зрительный контакт или избегать его в соответствии со своими представлениями о культуре. Такое культурное разнообразие показывает, что внимание к взгляду другого — универсальное поведение, программа которого заложена в наш мозг уже при рождении, но окончательно оно формируется в детском возрасте с учетом социальных норм. Культура определяет, что считается допустимым и недопустимым в общественном взаимодействии, и влияет на наше поведение через эмоциональное регулирование того, что представляется верным, когда мы общаемся.

Игры разума

Сообщая об объекте внимания и интереса, наблюдение за взглядом позволяет людям общаться без слов и включаться в совместное внимание. Сколько раз приходилось вам оказываться в скучной компании на вечеринке, которая тянется и тянется, и конца ей не видно? Представьте, что вам страсть как хочется уйти вместе с партнером или подругой, но вы не можете прямо сказать об этом. И что? Достаточно закатить глаза, кивнуть в сторону двери и вопросительно поднять брови — и все понятно. Все это вполне эффективные невербальные сигналы. Даже если тот, второй, человек оказался здесь случайно или не говорит на вашем языке, вы сможете без труда понять друг друга, не обменявшись ни словом. Совместное внимание — это способность направить интерес другого человека на что-то заметное и достойное внимания. Это вариант взаимного поведения: ты обращаешь внимание на то, на чем сосредоточен я, а я в ответ обращаю внимание на тебя. Когда два человека находятся в состоянии совместного внимания, они следят друг за другом в процессе сотрудничества, нацеленного на совместное знакомство с интересными вещами.

Некоторые другие животные, к примеру сурикаты, тоже могут направлять внимание, поворачивая голову и сигнализируя о потенциальной угрозе. Гориллы интерпретируют прямой взгляд как угрозу, поэтому в нашем бостонском зоопарке над клеткой Джока — двухсоткилограммового, почти двухметрового самца с серебристой спиной — висит табличка, надпись на которой просит посетителей не глазеть на него. Джок всегда обращает внимание на глаза и всегда трактует прямой взгляд как источник опасности, но мы — единственный вид, способный читать более сложное выражение глаз, чем относящееся к сексу и насилию (одомашненные собаки чуть ли не единственное заметное исключение, о котором мы упоминали в начале книги). При помощи чужих взглядов мы интерпретируем природу отношений. Знакомые обмениваются взглядами; влюбленные просто смотрят друг на друга. Все это объясняет неловкость, которую мы испытываем, когда случается обменяться взглядом с незнакомым человеком на улице или, еще хуже, в лифте, откуда трудно уйти. Я вас знаю? Или — чего вы хотите: дружбы или драки? На вечеринке, оглядевшись вокруг, можно без особого труда разобраться, кто кому нравится, — достаточно проследить за совместным вниманием. Способность выявить взаимные симпатии на основании одного только взгляда развивается по мере накопления социального опыта. Шестилетние дети способны определить, кто с кем дружит, по синхронному взаимному взгляду, но детям помладше трудно это сделать. Маленькие дети и младенцы воспринимают совместное внимание исключительно с собственной позиции. Если сами они не вовлечены в процесс, их это не касается. По мере накопления социальных навыков общения они начинают считывать с окружающих информацию, полезную для вхождения в группу.

Возможно, изначально совместное внимание появилось в процессе эволюции как средство подать своим сигнал о каких-то важных внешних событиях (примерно так, как это делают сурикаты), но позже мы развили искусство слежения за взглядом до невероятного уровня и превратили его в уникальную человеческую способность делиться интересной информацией, позволяющую нам сотрудничать. Ни одно животное не проводит столько времени за совместным разглядыванием чего-либо и внимательным наблюдением друг за другом, как человек.

Кроме того, слежение за взглядом — одна из главных составных частей социальной кооперации. Мы с гораздо большей вероятностью станем подчиняться правилам и нормам, если будем уверены, что за нами наблюдают другие. Плакат с парой глаз, напоминающий об оруэлловском «большом брате», заставляет людей прибираться за собой, соблюдать правила раздельного сбора мусора, добровольно оплачивать напитки и класть в ящики для сбора пожертвований в полтора раза больше. Даже если рядом в данный момент никого нет, одна мысль о том, что кто-то, возможно, за ними наблюдает, заставляет большинство людей вести себя наилучшим образом. Посторонние взгляды вызывают у нас смущение, желание общаться и готовность соответствовать.

Следует отметить, что человек — единственный из двухсот с лишним видов приматов, у кого склера глаза сильно увеличена (втрое больше, чем у любого другого примата), что делает слежение за взглядом таким несложным занятием. Если подумать, направление эволюции склеры человеческого глаза определялось вовсе не индивидуальной пользой или по крайней мере не только ею. Большая белая склера не даст мне лично никакого селективного преимущества, если рядом не будет никого, кто мог бы читать мой взгляд. Речь может идти скорее о взаимной пользе для меня и для тех, кто сможет читать мой взгляд. Эта черта полезна только в пределах группы, члены которой привыкают наблюдать друг за другом и считывать с глаз информацию.

Когда ребенок узнаёт слова для обозначения предметов, которые он никогда прежде не встречал, он не только слушает голос взрослого, но и следит за тем, куда направлен его взгляд. В одном исследовании маленьким детям показали новый предмет, и, пока они его рассматривали, экспериментатор сказала «Посмотрите на тупу»; сама она при этом смотрела в ведро. Никто из малышей не связал слово «тупа» с предметом, который находился в это время у них в руках. Дети понимают, что новые слова относятся к новым вещам — но только к тем, которые были представлены им в контексте совместного внимания.

К первому своему дню рождения малыши привыкают постоянно наблюдать за лицами окружающих и считывать с них информацию; они успевают даже научиться указывать, то есть овладевают искусством обратить внимание собеседника на что-то интересное. Первоначально младенцы указывают потому, что хотят достать что-то находящееся вне пределов и досягаемости. Многие приматы, воспитанные в неволе, тоже делают это, хотя их жест при этом больше напоминает протянутую за пищей руку. Кроме того, кисть даже высших приматов не приспособлена к тому, чтобы вытянуть вперед один указательный палец, как это делают люди. И главное: только человеческие дети готовы указывать на предмет из чистого интереса. Иногда это делается для того, чтобы получить у взрослого ответ на какой-то вопрос, но чаще малыш просто указывает на что-то интересное, чем хочет поделиться с окружающими. Никто из животных этого не делает.

Подражатели

В дополнение к совместному наблюдению и невербальной передаче сигналов мы еще и подражаем друг другу. Первоначально родители и малыши играют, копируя выражения лиц и производимые звуки. Взрослые инстинктивно разговаривают с маленькими детьми особым высоким, музыкальным тоном и «детским» языком, пытаясь вызвать улыбку и смех. (Вы, возможно, замечали, что это делают также счастливые пары и владельцы домашних животных.) Взрослые пытаются подражать поведению младенцев, потому что младенцам это нравится и они отзываются на такое обращение. Иногда малыши берут инициативу на себя и тоже начинают спонтанно копировать окружающих.

Интересно, что имитирующее поведение не ограничивается голосом и языком. Выражение лица, жесты, смех и сложные действия — все направлено на то же. Подражание сигнализирует окружающим, что мы такие же, как они; а вообще, люди — лучшие имитаторы на планете. Андрей Мельцов из Университета Вашингтона считает, что младенцы действительно делают это, чтобы установить со взрослым отношения типа «ты точно такой же, как я». При помощи подражания они определяют окружающих как друзей или врагов. Причем механизм работает в обе стороны. Когда взрослый в общении с младенцем копирует выражение его лица, это служит младенцу сигналом о том, что этот человек — свой.

К двухлетнему возрасту ребенок научается копировать все виды поведения. Но это не рабское копирование, которое включается автоматически, а скорее попытка малыша проникнуть в сознание взрослого. Посмотрев, как у взрослого «не получается» снять груз с игрушечной штанги, полуторагодовалый малыш прочтет истинные намерения взрослого и завершит дело, которого никогда прежде не видел. В одном из исследований (рис. 5) дети в возрасте 14 месяцев наблюдали за тем, как экспериментатор наклонялась над столом и включала свет, нажимая на кнопку головой (А). Некоторые дети видели, что руки у взрослого обездвижены с помощью одеяла (В).

Затем детям давали поиграть с точно таким же выключателем. Те, кто видел человека в одеяле (В), нажимали на кнопку рукой; они понимали, что тетя просто не могла воспользоваться руками. Однако те, кто видел, что руки у тети свободны (А), наклонялись над столом и тоже нажимали на кнопку лбом. Должно быть, они рассудили, что использование для нажатия на кнопку головы, а не рук почему-то важно. Малыши не просто копировали действия экспериментатора; скорее, они пытались повторить то, что делал взрослый. Но, чтобы разобраться в намерениях экспериментатора, им нужно было, по существу, забраться в ее сознание и прочесть мысли.

Старшие дети готовы копировать действия взрослого даже в том случае, если известно, что эти действия бессмысленны. В одном из исследований дошкольники наблюдали, как взрослый открывает прозрачную пластиковую коробку и достает из нее игрушку. Некоторые действия при этом были действительно необходимы (к примеру, нужно было открыть дверцу на передней стороне коробки), другие смысла не имели (к примеру, поднять палку, лежащую на крышке коробки). Такое поведение присуще исключительно человеку. Посмотрев, что делает взрослый, дети копировали и нужные, и ненужные движения, тогда как шимпанзе копировали только те действия, которые были действительно необходимы для решения задачи. Приматы делали все необходимое для получения награды; у детей же цель была другая — как можно точнее скопировать действия взрослого. Но для чего детям перебарщивать с копированием и повторять бессмысленные действия? Причина проста: дети больше заинтересованы в том, чтобы социально подстроиться под взрослого, чем в том, чтобы научиться решать предложенную задачу наилучшим образом.

Специалист по психологии развития Кристин Лагар из Университета Техаса в Остине считает, что подобное раннее слепое подражание, характерное для детей, имеет для нашего биологического вида глубокий смысл. Вместе с коллегой-антропологом Харви Уайтхаусом из Оксфордского университета она исследует истоки и происхождение человеческих ритуалов. Ритуалы — это действия, связывающие людей, акты, имеющие символическое значение и демонстрирующие, что все члены группы разделяют одни и те же ценности. Во всех культурах есть ритуалы для различных событий, которые, как правило, являются переломными в жизни человека: рождение, достижение определенного — «взрослого» — возраста, вступление в брак и смерть. Эти события делят жизнь человека на этапы и часто связаны с религиозными верованиями и церемониями. Сами ритуалы, как правило, таинственны и никак не обоснованны. В них нет внутренней логики. В этом смысле к ним не применимы законы причин и следствий. Но если вы не подчиняетесь правилам, ритуал нарушается, а силу ему придает именно правильное выполнение. Аналогично Лагар показала, что дети четырех-шести лет с большей вероятностью будут пошагово копировать поведение взрослого, если в нем не будет очевидного смысла, чем если такой смысл будет. Делая это, ребенок, возможно, начинает понимать, что у взрослых существуют особые занятия, которые вроде бы не имеют цели, но при этом, должно быть, очень важны — именно потому, что не служат никакой очевидной цели.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-02 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: