Вспоминая первый раз, когда она попыталась надрать мне задницу в том узком дождливом переулке. Как ее мокрые волосы хлестали по моим рукам, когда она пиналась и дико размахивала кулаками.
Вспоминая первый раз, когда мы занимались любовью... ее крики, ее стоны... слова, которые мы никогда не произносили, но которые ощущались в каждом взгляде, в каждом прикосновении.
Я жалею, что ни разу не сказал ей этих трех простых слов.
Нет, он никогда не знал ее так, как я. Никто и никогда не знал ее так, как я. Я обещал ей, что она будет в безопасности.
- Ради тебя, Белла, - бормочу я, сжимаю обеими руками пистолет и взвожу курок.
- Всегда ради тебя.
Это мои последние мысли, последние слова, после которых из моих рук выбивают пистолет...
BPOV
Что-то глубоко впивается в мою правую пятку, боль отдает в голень; с каждым моим поспешным шагом галька, или кусочек бетона, или что-то еще все сильнее вонзается мне в ногу. Когда меня похитили из квартиры Эдварда, то не удостоили такой роскоши, как пара обуви, но я не позволю этому меня остановить. Наоборот, крепко стиснув зубы, я бегу, как сумасшедшая. Мои легкие сжаты, нехватка воздуха вызывает в груди болевые спазмы. В голове – сильная пульсация. Я не могу размышлять трезво. Мысли постоянно возвращаются к бледному, уставшему лицу Эдварда, к кровоточащей ране у него в животе.
Но ничего из этого не заставит меня замедлить ход. Скорее наоборот.
Однажды в школе я пробежала трехкилометровый марафон за восемь с половиной минут. Я помню, как возле меня мелькали лица других учеников, которые я даже не успевала рассмотреть, поскольку возбуждение от скорости, которой мне никогда раньше не доводилось достичь, придавало мне все новых сил. В то время это стало рекордом школы.
Сегодня я чувствую себя так, словно собираюсь побить тот свой рекорд, разлетаясь на миллионы кусочков, растворяясь в холодном ночном воздухе. Весь мир проносится мимо меня, словно вспышки темных тонов и неразличимых форм. Переросшие сорняки царапают мои щиколотки и колени. Кажется, что это маленькие лезвия ножей, а не листья бесполезной травы. Очередной самолет проносится надо мной, его посадочные огни мигают в ночной темноте. Он словно насмехается надо мной, оставляя меня далеко позади, и я отдала бы все на свете, чтобы достичь его скорости, ведь как бы быстро я не бежала, этого не достаточно.
Если всего несколько минут назад я видела перед собой только бесконечные поля сорняка, то сейчас на горизонте появляется множество огней. Еще один самолет взлетает, и рев его моторов почти оглушает меня. Я нажимаю кнопку «Вызов» на сохраненный в телефоне номер Эммета.
«Нет зоны покрытия сети».
- Черт! – кричу я в пустое пространство, но ничего не слышу, поскольку звук взлетающего самолета все заглушает.
Еще недостаточно близко. Я прислушиваюсь к своему сердцу, к зову души, игнорируя острую боль в боку, нехватку воздуха в легких, и нахожу в себе силы ускорить темп.
Еще одни огни, и когда я фокусирую взгляд, то понимаю, что темные квадратные очертания впереди – это машины. Несколько рядов автомобилей. Парковка аэропорта. Я в четырехстах метрах от нее, в седьмой раз нажимаю кнопку «Вызов» и молю бога, чтобы сработало...
Я настолько напугана и сбита с толку, что, когда в трубке раздаются гудки, я не сразу останавливаюсь и подношу ее к уху.
- Эдвард, где ты? – слышится в трубке резкий голос Эммета.
Я открываю рот, но, Господи, рев самолета здесь ни при чем, я просто напросто не могу произнести ни звука. Мне не хватает воздуха.
- Каллен, черт тебя бери! Где тебя носит?
- Эммет, - хриплю я, падая на колени на холодный бетон в нескольких метрах от стеклянной будки, в которой сидит сотрудник аэропорта, распределяющий места для автомобилей на долгосрочной парковке.
- Белла? – шокированным голосом восклицает Эммет. – Белла, это ты? Где ты?
- Эммет, – повторяю я сдавленным, еле слышным шепотом. – Эммет... Эдвард... Помоги!
Я не уверена, что он меня слышит; я сама себя не слышу. Это даже не похоже на шепот, это один из тех кошмаров, когда как бы сильно ты не пытался, тебе все равно не удается произнести ни слова.
- Белла, я не слышу тебя, - кричит Эммет. – Черт! – рычит он, затем я слышу глухой грохот и возню и закрываю глаза, прижимая одну руку к груди. Я тяжело дышу, мои легкие словно охвачены пламенем, в горле пересохло, оно сжато и бесполезно.
Прошу тебя, Господи, верни мне голос.
Я оглядываюсь вокруг и замечаю, что несколько машин замедляют движение, проезжая через ворота парковки и видя странную, потрепанную, босую девушку, стоящую на земле и хватающую себя за грудь. Не лучший знак перед вылетом.
Эммет возвращается на связь.
- Белла, малышка, не вешай трубку, хорошо? Эдвард отключил систему радиоопределения местонахождения на своем телефоне, но мы сейчас отслеживаем звонок. Просто оставайся на связи. Мы найдем тебя...
- Эдвард, - почти писклявым голосом произношу я, - Эдвард… – рыдания сотрясают мое тело. Я подвожу его. – Помоги.
На линии появляется женский голос.
- Изабелла, это Розали. Внимательно выслушай то, что я тебе скажу, – ее голос ровный и сдержанный, но в то же время он звучит так, словно она находится на грани и в любой момент может сорваться.
- Камеры слежения аэропорта засекли номера автомобиля Эдварда на выезде с трассы I-5, - продолжает она, пытаясь держать свой голос под контролем. – Мы с Эмметом в нескольких минутах езды от Sea-Tac. Ты все еще в Вашингтоне?
Они близко!
- Да! – пискливо вскрикиваю я, неистово кивая головой.
- Кажется, она сказала «Да», – я слышу, как она говорит Эммету. – Изабелла, Эдвард ранен?
- Да! Да! – я пытаюсь кричать, но горло все еще не слушается меня, а нарастающие паника и раздражение вот-вот возьмут надо мной верх.
Она молчит на протяжении трех секунд.
- Изабелла, где Эдвард?
- Склад, - скулю я, еле выдавливая из себя слова. – В него стреляли!
Когда Розали снова начинает говорить, ее голос дрожит, от контроля не осталось ни следа.
- Белла, я знаю, что ты напугана и, скорее всего, ранена, но сейчас ты должна постараться забыть об этом. Закрой глаза на несколько секунд, попробуй расслабиться, оставь позади страх и боль...
- Эдвард ранен! – пытаюсь прокричать я своим едва слышным шепотом, который на данный момент и является моим голосом. Как, к чертям собачьим, я должна оставить позади страх, ты, сумасшедшая сука?
- Белла! – кричит Розали. – Закрой глаза, - приказывает она. – Представь моего брата таким, каким он был вчера, в безопасности, затем сделай несколько глубоких вдохов. Преодолей страх, Белла. Ради Эдварда, - ее голос обрывается. – Ради Эдварда, забудь о страхе.
Впервые я делаю то, что она велит, потому что она права, и как бы там ни было, тоже любит Эдварда.
Несмотря на прикованное ко мне внимание,– любопытные и настороженные взгляды незнакомцев, проезжающих мимо, достающих свои мобильные телефоны, мужчину в будке, разговаривающего по рации и подозрительно поглядывающего на меня, – я закрываю глаза. Я мысленно возвращаюсь к той ночи, которая, кажется, была лет сто назад, и вспоминаю, каким милым, почти застенчивым выглядел Эдвард, рассуждая о браке и семье. Несмотря на ужас, в котором я пребываю, на моих губах появляется слабая улыбка. Я делаю глубокий вдох, вспоминая, как он двигался внутри меня, поглощая меня целиком, защищая меня. Любя меня. Его изумрудно-зеленые глаза смотрят прямо в мои.
Еще один глубокий вдох.
Он обещал мне вечность.
Я открываю глаза.
- За долгосрочной парковкой аэропорта есть большой земельный участок, – мой голос все еще звучит сдавленно, но уже ощутимо громче. Я слышу то, что говорю.
- Да, я знаю это место, - подтверждает Розали. – Продолжай.
- За ним есть заводы. Я не знаю адреса, но Эдвард в одном из домов первого ряда, в том, что посередине. Он ранен, - я снова всхлипываю, на этот раз громче. – Гаррет стрелял в него. Он стоит за всем этим. Он все еще там.
- Эммет, вызови машину скорой помощи и скажи им встретить нас, - жестко приказывает Розали, ее голос полон решимости и контроля. – Мы знаем о Гаррете, - говорит она, снова обращаясь ко мне. – Эдвард оставил нам кое-какие доказательства, – на заднем фоне мне слышно, как Эммет разговаривает, насколько я могу понять, с парамедиками.
- Поторопитесь, Розали, - умоляю я.
- Мы в пути, Белла. Где ты находишься?
- Я в порядке, - неуверенно говорю я, наблюдая, как мужчина с большим черным дипломатом подходит к нескольким охранникам аэропорта. Они медленно переводят на меня взгляды. – Я... сейчас в аэропорту.
- Оставайся там! – рявкает Эммет. – Не двигайся с места, Белла. Наши агенты тебя заберут. Поняла?
Я не отвечаю, потому что Эдвард приказал мне бежать. Бежать к Джейкобу.
- Белла! – снова рычит Эммет. – Не двигайся с места! Больше всего на свете Эдвард хотел, чтобы ты была в безопасности. Оставайся там, поняла?
Моя безопасность.
- Белла! – снова раздается крик Эммета.
Моя безопасность...
Ты - моя цель...
Я смогу защитить тебя...
Для меня нет ничего важнее твоей безопасности...
Ты в безопасности, малышка. Я никому не позволю снова причинить тебе боль. Я клянусь...
Моя жизнь... моя безопасность... это всегда было для Эдварда на первом месте, важнее всего...
Я мысленно возвращаюсь к той ночи, несколько недель назад, когда мы с Эдвардом сидели перед телевизором и смотрели фильм, который по какой-то непонятной мне причине вызывал у меня бесконечное чувство разочарования.
«Это же так очевидно, что ему до смерти холодно».
«Это может быть очевидным для нас с тобой, потому что мы смотрим фильм. Но случись это в реальной жизни, посреди всего этого хаоса, события развивались бы, наверное, слишком быстро, чтобы она успела заметить, что бедолага превращается в сосульку».
Что сказал мне Эдвард тогда, на крыше?
«Я обещаю, что спрячусь. Что мне еще остается? Не пытаться же мне одолеть Гаррета в таком состоянии?»
«Я приду за тобой, а затем мы найдем тот пляж, и навсегда оставим все это позади».
Той ночью... перед экраном телевизора...
«По-твоему, то, что она в итоге села в ту спасательную шлюпку и выжила, это трусость?»
«Конечно! Она должна была остаться с ним!»
«Но тогда они бы оба погибли. И какой бы был во всем этом смысл? Так, по крайней мере, хоть ей удалось выжить».
«А какой смысл для нее жить без него?»
«Выполнить его последнее желание».
Выполнить его последнее желание...
«Он хотел, чтобы ты знала, что никогда не нужно сомневаться, готовясь совершить прыжок...»
Его последнее желание...
«Несмотря на весь хаос, она должна была быть слепой, чтобы не заметить, что он попросту жертвует собой ради нее».
«Они бы не выбрались оттуда живыми вдвоем, и он знал об этом. Он сделал то, что должен был сделать».
«Его любовь проявилась в том, что он спас ее, а проявление ее любви в том, что она продолжила жить без него...»
«Его любовь проявилась в том, что он спас ее, а проявление ее любви в том, что она продолжила жить без него...»
«..., а проявление ее любви в том, что она продолжила жить без него...»
Он хочет, чтобы я продолжала жить...
...без него...
- НЕТ! – кричу я, осознавая правду, наконец-то понимая, что на самом деле он пытался сказать мне на той крыше.
Пляж... Я люблю тебя...
Никогда не сомневаться... его последнее желание...
Я смотрю на браслет у меня на руке, со всей силой сжимая его. Подарок. Последний подарок. Всегда последний подарок.
Прощай. Это было... прощание...
- НЕТ!
Я бросаю телефон на обочину дороги; охранники аэропорта, разговаривая по рации, начинают двигаться в моем направлении, но я уже на ногах и бегу и, нужно смотреть правде в глаза, - у них нет ни единого шанса.
- Эдвард! - кричу я, направляясь в темноту, назад к единственно возможной для меня жизни.
EPOV
- Ради тебя, Белла, - бормочу я, сжимаю обеими руками пистолет и взвожу курок.
- Всегда ради тебя.
Это мои последние мысли, последние слова, после которых из моих рук выбивают пистолет…
Вселенная вращается перед моими глазами; все предметы и фигуры становятся одним огромным размытым пятном. Ничто не выделяется; ничто не проникает сквозь густую дымку, стоящую перед моими глазами...
Кроме нее.
Она - единственная, кто может прорваться сквозь бред и тьму; сквозь вакуум надвигающегося забвения.
Белла.
Она пинает ногой пистолет, и он подлетает вверх; небольшая черная тень мелькает в воздухе, прежде чем сила гравитации берет свое, и Белла, протянув бледные руки, хватает его.
- Белла, - хриплю я, чувствуя легкую улыбку на губах, несмотря на расплывчатые мысли в моей голове и слабое осознание того, что она не должна здесь находиться.
- Белла.
Но она не смотрит на меня. Ее глаза сосредоточены на каком-то движущемся объекте впереди нее. Крепко сжимая пистолет в своих руках, она наводит его в направлении этого объекта. Я медленно мигаю, стараясь впитать ее шелковистые волосы, красивый профиль, вижу, как дрожат ее руки, пытаюсь услышать слетающие с ее губ слова, хотя я знаю, что они адресованы не мне. Они - громкие, пронзительные, пропитаны гневом и, наконец... умоляющие.
А потом воздух наполняет громкий взрыв, и Белла подпрыгивает от страха. Она резко поворачивает голову в сторону двери, и я перевожу свой взгляд туда, куда направленны ее широко распахнутые шокированные глаза. В дверном проеме кто-то стоит, выставив перед собой руки, сжимающие черный предмет. Хоть мне и знакома эта стройная фигура, но она неотчетлива, размыта черным, белым и... золотым туманом. Она что-то говорит, и напряженные плечи Беллы опадают в изнеможении. Медленно ее хватка на пистолете ослабевает. Сначала она опускает одну руку, затем другую, и с глухим стуком пистолет падает на пол. Я откидываюсь назад, и через мгновение Белла оказывается рядом со мной.
- Эдвард.
Я вижу, как двигается ее рот, когда она говорит, чувствую ее теплые ладони на своем лице. Она улыбается, но ее прекрасные шоколадные глаза полны болью и страхом.
- Эдвард, - снова произносит она, приподнимая мою голову и нежно укладывая себе на колени. Ее рот снова двигается. Я смотрю, как шевелятся ее губы; завороженный этими движениями, я бесконечно благодарен за последний шанс увидеть их… они такие пухлые и мягкие... Я стараюсь поднять руку, чтобы прикоснуться к ним, но они так далеко, что я не могу дотянуться, поэтому она берет мою ладонь, подносит ее к своему лицу и прикасается моими пальцами к своим губам.
Ее глаза сияют чем-то незнакомым... такого остекленевшего взгляда я никогда прежде не видел. И снова ее губы шевелятся, тепло ее дыхания согревает мои пальцы, но я не слышу, что она говорит. Она прикасается ко мне своими ладонями; ее прикосновения решительные, но в то же время нежные; она ласкает мое лицо, опускается к моей груди, прежде чем снова вернуться к лицу. Позади нее появляется кто-то еще. Я медленно открываю и закрываю глаза, и в темноте, за моими веками, начинает возвращаться звук; поначалу он приглушенный и нечеткий.
-...почти на месте, - смутно слышу я, как говорит другой голос. – Вертолет скорой помощи только что приземлился. Черт возьми, Эммет, где эти парамедики? – визжит отчаянный голос. Он произносит что-то еще, но я игнорирую его, потому что мой ангел снова говорит, и на этот раз я ее слышу.
- Держись, малыш. Ты будешь в порядке. Просто держись, хорошо? – ее колени легко покачиваются, пока она удерживает на них мою голову; ее голос такой тихий, такой потерянный. Я чувствую слабую боль в груди, потому что мой ангел не должен грустить.
- Белла... – выдыхаю я.
- Да, - смеется она, а затем стонет подавленным голосом. - Это я, Эдвард. Я здесь. Я всегда буду рядом, ладно? Просто продержись еще чуть-чуть. Эммет и парамедики прибудут с минуты на минуту.
Я улыбаюсь, наслаждаясь звуком ее сладкого, мелодичного голоса, сохраняя его в своем сердце, запоминая каждую вариацию, каждую интонацию. Мои глаза начинают закрываться.
- Эдвард, - отчаянно плачет она. - Эдвард, открой глаза. Открой глаза, малыш. Подумай о нашем пляже, Эдвард. Мы скоро будем там, милый. Мы скоро будем там, - ее голос надламывается.
Несмотря на то, как привлекательно и доброжелательно ощущается зовущая меня к себе прямо сейчас тьма, я отталкиваю ее и заставляю себя открыть глаза, чтобы посмотреть на ее божественное лицо еще один раз.
- Белла... - я стараюсь сглотнуть, пытаюсь не шептать, а говорить, но не могу. Поэтому слова, которые я хотел изо всех сил прокричать ей с того самого момента, как впервые увидел ее, выходят еле слышными.
- Белла... Я люблю тебя...
Мгновенно Белла перестает раскачиваться, и я чувствую, как она вся напрягается. Ноги, укачивающие мою голову, становятся двумя заледенелыми конечностями. Ее руки, обхватывающие мое лицо, неподвижно замирают. Ее глаза опаляют меня, и я чувствую их тепло, проникающее прямо в мою душу.
- Нет, Эдвард, - шипит она. - Еще нет.
- Я люблю тебя, - повторяю я, потому что оставить ее, не сказав этих слов, будет настоящим преступлением, и это станет преследовать меня в небытие, или куда я там попаду. Мне нужно, чтобы она знала.
- Всегда любил тебя, - бормочу я, лаская большим пальцем ее красную горячую щеку. - Всегда буду любить тебя.
- Нет! – кричит она, ее ладони сильнее сжимают мое лицо. - Послушай меня, Эдвард. Еще нет!
- Белла...
- Ты обещал мне вечность, Эдвард, верно? – сердито плачет она. - Ты обещал! Ты обещал мне пляж, и я настаиваю, чтобы ты выполнил свое обещание... - приглушенные рыдания слетают с ее губ, прерывая ее слова. - Я не скажу их в ответ, Эдвард… не сейчас, - вызывающе угрожает она. - Не скажу!
Ничего страшного, потому что я знаю, что она любит. Я знаю.
- Мне очень жаль, - шепчу я, проводя рукой по ее лицу, навсегда сохраняя в своей памяти ощущение ее кожи. - Прости... меня...
Мне становится слишком трудно держать глаза открытыми; приветливый зов небытия слишком заманчив, и медленно... мои глаза закрываются...
- Эдвард! Эдвард, открой глаза! Эдвард! Я не скажу их сейчас, Эдвард! Эдвард, пожалуйста! Пожалуйста!
Когда отключаются мои последние чувства, я слышу безумные неустанные рыдания и крики отчаяния. А потом... чувствую что-то очень странное... словно теплые, влажные капли дождя... целуют мое лицо... возвращая тепло обратно к моему холодному телу.
- Я люблю тебя, Эдвард... - слышу я тихий шепот, звучащий так близко к моему лицу, что это похоже на нежный бриз, сопровождающий теплый дождь...
- Я люблю тебя.
῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀
Мы с Чарли ловим рыбу на его маленькой лодке. Вода сегодня спокойная, и словно чистейшее зеркало, она отображает окружающие нас горы, зеленую густую траву и величественные деревья.
Он молчит. Его глаза сосредоточены на леске, ожидая, пока какие-нибудь признаки жизни дернут за нее, дадут ему повод разорвать мирное спокойствие дня. Даже не знаю, важен для него сам улов или нет. Но я отлично понимаю, как он себя чувствует. Моя леска тоже находится в воде. Неподвижно. Застыв. Ожидая. Я снова оглядываюсь вокруг, Чарли выбрал тихое место для нашего пребывания на дикой природе, и я знаю, что мог бы навсегда остаться здесь, в этом первозданном саду.
Внезапно Чарли поднимает свой взгляд, и его темные глаза мгновенно встречаются с моими. Волосы на его голове и лице снова отрасли, и, когда он смотрит на меня, его усы слегка подергиваются.
- Я горжусь тобой.
Три коротких слова.
Чарли - человек немногословный. Тем не менее, я чувствую вспышку необыкновенного тепла, словно спрятавшееся солнце решило посветить непосредственно на меня одним из своих редких лучей. Я улыбаюсь.
Вдалеке я слышу другой голос. Когда я оборачиваюсь, то вижу Рене, стоящую у кромки воды; она дико размахивает руками. Широкая улыбка украшает ее красивое лицо.
- Идет дождь! – смеется она, а затем поднимает голову к небу, вытянув перед собой руки ладонями вверх. Она закрывает глаза и позволяет падающим каплям омывать ее; они, словно успокаивающий бальзам, очищают ее от боли и сомнения. - Идет дождь! – хихикает она.
- Ну вот, кто бы мог подумать! - восклицает Чарли, его голос наполнен благоговением. Я снова поворачиваюсь к нему, и теперь он тоже поднимает свое лицо к небу, его усы закручиваются вокруг широкой улыбки. - Она права. Идет дождь.
Я молча смотрю на него, слегка озадаченный их повышенным вниманием к дождю. В конце концов, это Вашингтон.
Последовав их примеру, я поднимаю лицо вверх. Удивительно, но небо не серое. Теплое яркое солнце освещает небеса, белые волнистые облака плывут по бесконечному голубому пространству.
А потом я сам чувствую этот дождь и понимаю, к чему все это волнение. Это не обычные осадки, выпадающие в Олимпийских горах. Это самый теплый и нежный дождь, который я когда-либо ощущал. Такое впечатление, что самые нежные руки порхают по моей коже, легко прикасаясь к моим глазам, носу, губам... робко целуют меня. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
- Как красиво, - бормочу я.
- Да, так и есть, - соглашается Чарли. Спокойно, не торопясь, я чувствую, как он обращает ко мне свои карие, слишком знакомые глаза.
- Ты знаешь, что не можешь остаться.
Я громко сглатываю, и что-то мелькает в самых глубоких закоулках моей памяти. Воспоминания о нежном голосе. Потрясающем лице. Сильнейшем влечении.
Вечной потребности.
Но мои глаза все еще закрыты, потому что мягкие равномерные капли убаюкивают меня, вводя в состояние полнейшего умиротворения.
И вдруг мое спокойствие внезапно нарушается. Вокруг нас сотрясается земля, покачивая маленькую лодку, создавая небольшие волны на окружающей нас чистой воде. Я чувствую легкую встряску глубоко внутри своей груди, которая резонирует по всему моему телу. Мои глаза резко открываются, и я смотрю на Чарли.
Он фыркает.
- Я говорил тебе. Ты не можешь остаться.
Земля снова сотрясается, посылая странные мелкие вибрации, пульсирующие внутри и вокруг меня.
Я слышу, как на берегу реки снова хихикает Рене, и когда я смотрю на нее, ее лицо наполнено весельем.
- Она становится нетерпеливой, - смеется она. А потом ее глаза встречаются с моими, и она вздыхает, улыбаясь милой улыбкой, которую я легко узнаю. - Скажи ей, что мы ее любим.
Она произносит эти слова тихо, но я слышу их так отчетливо, будто она находится около меня в лодке.
Я снова смотрю на Чарли, сидящего рядом со мной; на его морщинистом лице застыло выражение горькой радости.
- И скажи ей, что теперь мы в порядке.
- Я скажу.
Он сглатывает. Как-то мне сказали, что мы с Чарли в чем-то схожи, поэтому с безмолвной благодарностью мы смотрим друг другу в глаза до тех пор, пока в очередной раз подо мной не сотрясается земля, на этот раз сильнее, вибрирующими волнами накрывая мое тело, словно ударом молнии.
- Тебе лучше идти, - фыркает Чарли.
Я киваю и снова закрываю глаза, купаясь в тепле восстанавливающего живительного дождя.
EPOV
Начинается все постепенно.
Сначала неотчетливо. Словно сигнальный фонарь маяка, вращающийся туда и обратно над темной поверхностью воды. Он выглядит тусклым и слабым, светя в противоположном направлении, но по мере приближения к нему, он становится ярче, отражаясь в черной глади поверхности океана. Свет... ведущий всех затерявшихся домой.
Я открываю глаза.
Яркий свет обжигает мои глаза, словно жгучие лучи, испепеляющие все в зоне своего действия. Пару нескончаемых секунд я не вижу, не слышу и не чувствую ничего, кроме интенсивного света, подавляющего все мои ощущения. Я прищуриваю глаза, пока медленно, но милосердно жжение ослабевает до терпимых пределов, свет тускнеет, и я наконец-то могу дышать, сконцентрироваться... освоиться в незнакомой мне обстановке.
Передо мной стена, оклеенная обоями кремового оттенка. Мягкие зеленые листья словно парят на ней, развеваемые воображаемым порывом ветра. Слева от стены расположен встроенный в стену наспех закрытый шкаф, из которого торчат края одежды. Возле шкафа – небольшой умывальник и зеркало над ним. В умывальнике – хрустальная ваза с красными розами, на которых виднеются капли воды, словно их туда только что поставили. Далее дверь с надписью «Туалет». А в другом конце комнаты окно размером во всю стену. Я снова прищуриваюсь из-за яркого утреннего солнечного света.
Моя шея болезненно протестует, когда я пытаюсь повернуть голову в другую сторону. На квадратном ночном столике стоит огромное количество ваз с цветами. Розы. Тюльпаны? Толком даже не разобрать. В воздухе парят воздушные шары, удерживаемые грузиками, укрытыми разноцветным целлофаном. Лежит несколько открыток. Я снова прищуриваюсь. На них снова и снова написаны одни и те же слова: «Быстрее поправляйся», «Выздоравливай».
Внезапно в моих ушах усиливается приглушенный звон, словно кто-то после длительного периода абсолютной тишины включил звук на слишком большую громкость. Я сжимаюсь от неожиданности, но затем этот звон превращается в ритмичные гудки, словно кто-то нашел и установил правильные настройки. И тут я осознаю, что этот странный звук кажется мне знакомым; это постоянные гудки, монотонные и резкие одновременно. Чувство дискомфорта в моей правой руке становится особенно ощутимым, и когда я смотрю вниз, то замечаю тонкую пластиковую трубку, соединяющую мою вену и пакет для внутривенного вливания. Я перевожу взгляд вверх и, да, действительно, эти аппараты мне прекрасно знакомы. Монитор сердечного ритма, аппарат искусственного дыхания, капельница, пакет с антибиотиками. И ко всему этому я подключен. По моей спине проходит дрожь, и внезапно меня переполняет чувство благодарности за тепло солнечных лучей, наполняющих комнату, а также за плотный голубой вязаный плед, укрывающий меня с ног до головы. Я узнаю его, хотя в моей голове все еще полная неразбериха. Передо мной появляется образ моей мамы времен моего детства, вяжущей ночи напролет. Я сжимаю плед в руках, прежде чем мне на глаза попадается кое-что еще, поскольку мое внимание, как у ребенка, находящегося в магазине сладостей, еще очень рассеянно. Немного сбитый с толку и ошеломленный, я перевожу взгляд с предмета на предмет, не в силах сфокусироваться ни на одном из них.
За исключением... за исключением, возможно... этого.
Это обычное больничное мягкое кресло. Сделано из искусственной кожи, зеленое, уродливое, маленькое и неудобное, но незаменимое для родных и близких пациентов, потому что, выдвинув нижнюю часть, из него можно создать подобие спального места для тех, кто отказывается уходить на ночь.
Это кресло выглядит хорошенько потрепанным. Словно на нем спали много ночей подряд.
Скомканная простыня кое-как наброшена на вдавленную подушку. Еще один плед, связанный Эсме, укрывает почти всю поверхность кресла. Но мое внимание приковано не к этому. Я делаю глубокий вдох и... да, это он... еще одно чувство возвращается ко мне, и запах, доносящийся оттуда... от пледа... кресла... этот сладкий, единственный в своем роде запах, который присутствовал в моих снах...
...даже не знаю, как долго...
Пара велюровых спортивных штанов, аккуратно сложенных в углу мягкого кресла, выглядит уютно и знакомо. Я, не отрываясь, смотрю на них, пока мое внимание не привлекает спортивная обувь, стоящая прямо под штанами на холодной плитке больничного пола. Их я тоже узнаю. От одного их вида меня накрывает странная волна тепла, которая тут же разливается по всей спине. Вдруг, я больше не чувствую холода.
Я пытаюсь сглотнуть, но в горле пересохло и першит. Я уже почти нажимаю кнопку вызова медсестры, когда из полуоткрытой двери доносится громкий свист. Звук приближается, открывается дверь, и входит Эммет, на нем – темный костюм и галстук, которые он обычно надевает только на важные встречи. Его губы сложены в трубочку, чтобы насвистывать мелодию, под рукой – аккуратно сложенная газета, и, если я хорошо его знаю, в другой руке у него ничто иное, как сэндвич с ветчиной и сыром, упакованный в бумажный пакет.
Один единственный взгляд на меня, и мелодия обрывается. Губы выпрямляются. Челюсть отвисает.
- Чтоб меня... – протягивает он с широко распахнутыми глазами. – Он очнулся. Ты очнулся, - выдыхает он.
Я отрываю голову от полуприподнятого изголовья кровати.
- Эм, - произношу я хриплым голосом и только тогда замечаю на себе кислородную маску. Нетерпеливым движением я снимаю ее.
- Эм, где...
Но прежде чем я успеваю закончить предложение, его и след простыл.
- Он очнулся! Доктор! Медсестра! – вопит он. – Агент Каллен очнулся! Эдвард очнулся!
Я тяжело откидываю голову обратно на подушку и, выдыхая через сжатые губы, отбрасываю маску подальше, потому что голову пронзает резкая боль, и все вокруг меня начинает вращаться. Я тяжело вздыхаю и одним пальцем нажимаю кнопку вызова медсестры. Другим я жму на кнопку, которая поднимает изголовье кровати повыше. Мое сердцебиение учащается. Я чувствую, как мой пульс ускоряется из-за того, что этот запах словно пытается атаковать меня со всех сторон, он возрождает во мне массу воспоминаний, которые все еще остаются слишком нечеткими и размытыми.