ｫрусский Вавилонｻ
Многолетние археологические исследования Старой Ладоги дали большой материал,
касающийся повседневной жизни поселения VIII–XI вв. К началу 1990-х гг. в академической среде возникло представление о Староладожском поселении как об одном из ключевых для древнерусской археологии комплексов; в первую очередь — о Земляном городище как о стратифицированном поселении с хорошо датированными дендрохронологически горизонтами VIII – начала XI в. Но после открытий 1970–1980-х гг. на Земляном городище (раскопки Е. А. Рябинина) выбранный в 1984 г. для исследования
участок северо-западного бастиона, вероятно, разочаровал руководство Староладожской археологической экспедиции. Деревянные постройки здесь были гораздо худшей сохранности, отсутствовали выразительные, в первую очередь скандинавские украшения.
Это привело к неожиданному результату: именно в 1990-е гг. сложился своеобразный
≪авторский≫ стиль публикаций А. Н. Кирпичникова, когда после высказывания ряда
общих положений о Ладоге — ≪важнейшем торговом центре на перекрестке крупнейших торговых путей≫ — новые данные предлагались в виде произвольно подобранных комплексов или индивидуальных находок. Видимо, это связано с соответствующим запросом стремительно информатизирующегося общества, неготового к академической интерпретации источников, но требующего сенсационных ярких артефактов.
Парадоксально, но важнейшие для интерпретации Староладожского поселения факты, открытые на данном участке — следы бастиона XVII в., сохранившийся культурный слой древнерусского времени, специфика застройки Х в. — система настилов, ведущих к Ладожке, отсутствие слоев VIII–IX вв., указывающее на особенности ранней застройки поселения — все они оставались за рамками публикаций.
В то же время, именно в эти годы появились сведения о существовании в Ладоге т. н.
≪парцелл≫ и ≪бронзолитейной мастерской≫. В качестве ≪парцелл≫ А. Н. Кирпичников интерпретировал выявленные в ходе раскопок канавы, делившие прибрежные к Ладожке участки городской территории, повторяющие аналогичные черты планировки Рибе.
По мнению А. И. Волковицкого, канавами, врезанными в вивианит, окружались едва ли
не все стационарные конструкции самого нижнего яруса застройки поселения (в любой
временной отрезок освоения разных участков площадки). Кроме того, разделительные
канавы, вскрытые в 1991 г. на Раскопе I, остались неизученными в 1998 г. на Раскопе
II, когда разбор нижней толщи слоя производился в спешке, часть его осталось нераскопанной, а конструкции на материке просто не изучались. В итоге в пользу парцелл в Ладоге аргументов в археологическом материале просто не существует.
Что же касается ≪бронзолитейной мастерской Х в.≫ из раскопок 1997 г. (некоторые
вещи из этого комплекса действительно яркие и выразительные), то сам факт находки предметов скандинавского литья на относительно ≪бедном≫ участке поселения оказался единственным аргументом в пользу существования такой ≪мастерской≫ (если предметы скандинавского женского убора могут быть аргументом). В то время как археологический контекст этих находок едва ли можно охарактеризовать иначе как мешаный слой нивелировки настилов (подсыпки), в котором и находились разные по времени производства вещи.
Раскопанный в ходе полевых сезонов 2002 и 2007 гг. ≪большой дом≫ с порубочной
датой 931 г. дал для А. Н. Кирпичникова гораздо больший простор для интерпретаций.
В 2007 г. он был назван ≪Дворцом Олега≫ (имелся в виду вновь летописный Олег Вещий), а на различных академических конференциях описывался как известный по тексту Ибн Фадлана дом купцов-русов. Серьезных оснований для подобных интерпретаций также не существует, хотя, разумеется, именно такие заявления особенно привлекают общественность к археологическим раскопкам.
Полагаю, что вышеприведенные заметки наглядно демонстрируют следующую тенденцию: в современном научном и околонаучном дискурсе заметно стремление придатьфактам большее значение, чем те обладают. Буквальные интерпретации сложных по структуре источников (летописи, саги) особенно характерны для тех ученых, которыезанимаются исторической археологией, т. е. исследованием археологических древностей тех эпох, которым соответствует некоторый корпус письменных источников, недостаточный, однако, для того, чтобы построить связное историческое повествование о такой эпохе. Отсюда и происходит подмена понятий, когда непроисходившее объявляется случившимся, и на таком шатком основании делаются далеко идущие гипотезы.
Стоит поговорить о возможных причинах появления ≪Староладожского мифа≫. Я бы
назвал здесь следующие.
Прежде всего, это неудовлетворенность археологов качеством получаемой ими
информации и те узкие интерпретационные рамки, которые задает строгий научный
анализ. Ориентация менеджмента некоторых экспедиций на запросы малообразованных представителей разного уровня представителей власти и администрации является второй причиной. Третьей можно назвать некритическую трансляцию одного и того же текста в популярной и академической аудитории, что приводит к очевидной девальвации научного знания, а подчас и к компрометации самой археологической профессиональной деятельности. Современное медийное общество отводит археологии роль поставщика сенсаций, вне зависимости от их идеологического крена. Следование ученых в этом медийном русле разрушает сверхзадачу профессиональных исследований; одним из следствий этого становится появление ≪историографического мусора≫, отсеять который
от собственно научных публикаций без должной квалификации невозможно.
Автор: Адриан Александрович Селин, доктор исторических наук, Факультет истории НИУ-ВШЭ