Метро. Станция Нигде. Часть 1




Не раз слышал от разных людей, что самый главный враг человека – это он сам. И чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь. Продлевая эту мысль, скажу, что этот враг, с которым приходится непрерывно бороться, вовсе не один. Таких врагов несколько, и далеко не всегда ты знаешь, с какой стороны ожидать очередного удара.

С некоторых пор одними из моих собственных внутренних врагов, которые не оставляют меня в покое, стала моя собственная память. Она постоянно возвращает меня туда, куда я не хочу возвращаться. Уверен, такое иногда случается с каждым. Есть моменты, которые ты и рад бы забыть навсегда, но как бы не старался, не можешь. Причины разные: стыд, боль, страх…

Память моя, словно большой фонарь, со встроенным индикатором, реагирующий на всё, что может вызвать хоть какие-то ассоциации. В самые неожиданные моменты он вдруг включается, и мощный луч света разрезает клубящуюся в подземелье разума темноту и из неё, подобно древним хтоническим чудовищам, на свет выползают ряды воспоминаний.

И фонарь этот под названием память нельзя ни разбить, ни уничтожить, лишь со временем свет его постепенно начинает меркнуть, очертания вокруг терять четкость, будто батарейки садятся…

Есть в моём складском подземелье один потаённый закоулок, в который я и спустя годы заглядывать не рискнул бы. От этой части моих воспоминаний вся моя сущность сжимается от неизмеримого ужаса и только одним я в состоянии себя успокоить мыслью о том, что всё это в прошлом и никогда больше не повторится ни со мной, ни, надеюсь, ни с кем другим. Но иногда, словно испытывая некое мазохистское удовольствие, я возвращаюсь туда, в тёмные, полные ужаса подземелья.

Не стану оправдываться. Одной из главных причин того, что мне довелось пережить, стала моя собственная жажда новизны. Что поделать? Я жил, как мне казалось, скучной жизнью обычного человека, в которой нет места ни малейшим потрясениям, и в тайне жаждал, что со мной когда-нибудь произойдёт нечто необычное.

Всё случилось ещё в те времена, когда мне не было ещё и 20 лет. Тогда, в результате из ряда вон выходящего происшествия, моя недолгая и ещё неосознанная, ещё мало похожая на взрослую и самостоятельную, жизнь могла внезапно оборваться. И уж точно, в таком случае, причин установить никому бы не удалось. Вероятнее всего меня бы посчитали без вести пропавшим. Как это обычно и бывает. Начав излагать эту свою историю, я не жду от вас ничего, особенно того, что вы в неё поверите.

Мне глубоко безразлично и ваше неверие, и возмущение, и даже сочувствие или сострадание. Я просто надеюсь, что хотя бы один из тех, кто услышит мой рассказ, осознал, насколько близко порой подбирается к нам неведомая опасность, шагая бок о бок со смертью. Знайте: они подстерегают нас повсюду, за каждым поворотом и на каждом перекрёстке, на улице, в домах, и квартирах. На крышах и в подвалах, на земле и под ней, в самолётах и… в метро.


Не буду скрывать, метрополитена я побаивался с детства. Мне казалось, что там, внизу, под толщей земли, человеку не место, что среда эта враждебна для человека, а потому в те редкие моменты, когда родители брали меня с собой в гости к кому-либо из знакомых или родственников, живущих на другом конце города, спускаясь в нутро гигантского подземного змея, с негодованием смотрел на то, какие толпы людей следуют тем же путём.

– Неужели, - спрашивал я у мамы или папы, - никто из них не может передвигаться по городу как-то по другому, ведь там, наверху ходит столько трамваев, троллейбусов и автобусов. Но вразумительного ответа я так не разу и не добился, а потому однажды просто перестал приставать к ним с расспросами и стал молча сочувствовать тем, кому приходится пользоваться подземным транспортом ежедневно, пологая, что этот факт делает людей несчастнее.

Когда мы ехали по нескончаемому подземному лабиринту, в голову мне всё время лезли всякие неприятные мысли. Мне казалось, что вся эта система подземного транспорта чрезвычайно ненадёжна: к примеру, что стены и потолок однажды не выдержат натиска и обрушаться на голову ничего не подозревающим пассажирам, потом, или, что потолок треснет, и хлынувшая из находящегося сверху водоёма (неважно какого), вода волной смоет и утопит всё живое, что будет в тот момент под землёй.

С этими страхами я жил с самого детства. И год от года они всё копились. Со временем к ним прибавились ещё и другие: жуткие, неправдоподобные статьи из газет, сомнительные телевизионные передачи, в которых рассказывалось о всякой жути, что водится в чреве подземного змея: гигантские крысы и прочие мутанты, поезда-призраки… Ко всему этому добавились ещё и рассказы моих друзей-приятелей, каждый из которых был столь же непохож на фразу, но содержал словечки вроде «мой двоюродный брат видел это всё своими глазами» или «моя мама слыхала от нашей соседки, племянница ей рассказывала, а она-то уж точно врать не будет».

Все эти россказни, как и статьи с передачами, имели наверняка одни источники, и хотя выглядели они порой надуманными, не без участия разыгравшегося воображения, казались страшными.

Вопреки моему желанию, на метро мне со временем приходилось ездить всё чаще. Это, вкупе с моими детскими страхами, заставляло меня нервничать. Одно время, начитавшись всяких журналов, думал, что у меня развивается фобия, а потому решил: дабы себя не насиловать, я, пусть долго, но зато с большим комфортом, буду добираться куда мне надо только на наземном транспорте.

С тех пор так оно и было, я почти успокоился. Но… с окончанием школы и поступлением в вуз все мои построения на этот счёт пали прахом. Поступил я, в отличие от многих своих друзей, туда, куда хотел, на художника, в весьма известный институт. Всё было прекрасно, не радовало лишь одно: находилось учебное заведение очень далеко от дома. После непродолжительного летнего отдыха, я, как и все мои одногруппники, приступил к учёбе.

Каждое утро, спускаясь в глотку каменному великану, я, хоть силился не показывать вида, чувствовал себя жутко угнетённо и вздрагивал от каждого, показавшегося странным, звука, в случае чего, готовясь кинуться в сторону ближайшего выхода. Успокаивал себя лишь только той мыслью, что многим другим студентам, приезжим из других городов, приходится куда как труднее меня, и что мои переживания, в сущности, пустяк.

Когда я был там, внутри этого слоёного пирога, состоявшего из камня, металла и пластика, меня постоянно не оставляло щемящее и навязчивое чувство неминуемой беды, и от него я не мог избавиться никакими средствами, как не старался.


В тот день, когда всё случилось, всё было как и обычно. Я допоздна засиделся в институте. У нас был урок рисования с натуры. Процесс довольно длительный и затягивающий, несмотря на нараставшую постоянно во время него усталость.
Наконец, когда у всех групп уже закончились занятия, и уборщица тётя Лида начала уже шумно махать шваброй в коридоре, неодобрительно поглядывая на нас сквозь открытую в аудитории дверь, мы решили, что пора бы и нам закругляться. Собрав свои материалы и уложив их в большую сумку для ношения работ, прошелся по пустынным коридором вместе с друзьями. А потом быстрым шагом направился к метро.

Войдя в павильон станции, я заметил, что там было в этот час довольно пустынно. Но это было не удивительно, ведь кроме как в часы пик, на многих станциях образовывались своего рода паузы, когда людей там было совсем немного. Дойдя до пропускных автоматов, я кинул в один из них жетон и неспешно покатил вниз по эскалатору.

Спускаясь вниз, я, иногда даже несознательно, смотрел на поднимавшихся по соседней ленте людей, как, наверное, и все, а потому был действительно удивлён, что на ней в эти минуты никого не было. Но не успел я это как следует обдумать, как со стороны стремительно приближавшейся станции, освещённой тусклыми желтыми огнями, раздался шум приближавшегося поезда.

Понимая, что лучше бы успеть на него, и не видя перед собой никаких препятствий, бегом преодолел остаток пути, выбежал на перрон и … застыл в недоумении.

Как и эскалатор, станция была абсолютно пуста, кроме меня на ней не было ни одного человека, равно как и в вагонах поезда. Да и сам поезд был какой-то странный: старый и обшарпанный. По виду, красили его в последний раз давно.
Зрелище было весьма необычным и даже из ряда вон выходящим. Через пару мгновений из динамиков раздался записанный на ленту мужской голос, произнёсший стандартную фразу: «Осторожно, двери закрываются!».

Это подстегнуло меня, и в последнюю минуту я влетел в вагон и плюхнулся на сидение, обшитое коричневым дерматином. Двери захлопнулись. Поезд тронулся с места и, гудя, начал набирать скорость.

Я потёр уставшие глаза, немного нывшие из-за бледного вагонного освещения, и осмотрелся. Вагон изнутри был отделан пожелтевшим от времени пластиком. И вот что меня поразило: все таблички и предупредительные надписи внутри были какие-то старые и выцветшие, а на стенах не висело ни одной рекламной листовки, которыми, как правило, пестрели вагоны.

Всё виденное мной было крайне любопытно, но усталость брала своё. На меня напала зевота, глаза стали слипаться и вскоре я, забыв по всё, задремал.

***
Проснулся я от того, что всё моё тело сотрясала непроизвольная дрожь. В вагонах гулял сильный сквозняк. Стремительные потоки затхлого подземного воздуха, влетая в вагон сквозь щели, пробирали до костей. Свет в вагоне стал совсем тусклым, будто напряжение в сети ослабло.

Я, ничего не понимания, глянул сквозь окно, но не увидел там почти ничего, если не считать едва освещавшихся пролетающих мимо, закопченных стен, увешанных проводами, и освещавших их редких лампочек.

Сколько я спал и в какой части линии теперь нахожусь. Понять было невозможно, а потому вскоре я встал и пошел по направлению к голове состава. Во всём вагоне, как и в самом поезде, никого не было. Оттого подумалось мне, что поезд уже отъездил свою смену и отправляется на стоянку для следующего дня.

От этих мыслей стало как-то не по себе. Вдруг вспомнились времена детства, когда ребята из двора рассказывали мне, как один из них однажды так чуть не остался ночевать в трамвайном парке. Заснул так же, как я, а водитель его просто не заметил. И только в последнюю минуту, когда испуганный ребёнок начал колотиться в окно и громко кричать, открыл ему дверь. Правда, я и понятия не имел, касается ли это подземного транспорта, но и этот вариант исключен не был.
Когда же я, миновав длинный тёмный коридор, состоявший из нескольких вагонов, то понял, что ошибся: дверь в кабину машиниста, и всё прилегавшее к ней пространство была наглухо зашита ржавыми металлическими листами. Всё же, на что-то надеясь, я начал стучать по ним, но глухие удары, как и звук моего голоса, тонули в потоке шума, а в ответ не доносилось ин звука.
Не дождавшись никакого результата я устало откинулся на ближайшее сидение и погрузился в размышления, перебирая варианты того, что это всё могло значить, и как мне выбраться из этого поезда призрака. А состав всё мчался вперёд. Через недолгое время я заметил, что поезд стал замедлять ход, и вскоре, к моему удивлению, наконец, въехал в зал неизвестной мне станции.
Радость моя была недолгой: ещё до того, как поезд остановился, сквозь затуманенное слоем пыли окно я успел разглядеть смутные очертания зала. Уже тогда, лишь по недолгому взгляду, я понял, что станция эта не только мне не знакома, но и заброшена.
Состав остановился, и из динамика раздался всё тот же записанный на плёнку голос, услышав который от неожиданности я аж вздрогнул: - Станция…конечная, проговорил голос, - уважаемые пассажиры, просим освободить вагон. Причём, прозвучали эти слова как-то по новому, даже зловеще. Между словами «станция» и «конечная», диктор сделал длительную паузу. Словно пытался вспомнить название, но никак не мог.
Двери во всём вагоне с шипением открылись, и я, преодолевая сковавший движения страх, неуверенными шагами ступил на пыльный пол станции.


В огромном зале царил полумрак. Подняв глаза к потолку, я увидел, что освещает зал лишь несколько небольших светильников, совсем не подходивших под интерьер: Они скорее были похожи на одетые в металлическую сетку переноски и свисали из лепных розеток, подобно гусеницам на паутине. Своим видом станция напоминала те, что строились ещё в Сталинские времена, с их извечным пафосом и монументализмом. И всё же, её отделка не была завершена. По каким-то неведомым мне причинам станция была заброшена, и пребывала в таком состоянии лет, наверное 50.


Несмотря на всю атмосферу запущенности, было понятно, что на станции время от времени кто-то бывал. Иначе, зачем тут нужны были эти светильники, да и вообще, для заброшенного объекта тут было подозрительно чисто. От осознания этого факта сердце неприятно кольнуло холодной иглой. Я медленно попятился назад, и хотел уже войти обратно в вагон, как динамики внутри него вдруг громыхнули: «Осторожно, двери закрываются», а после, когда двери всё с тем же механическим звуком закрылись, а поезд медленно стал углубляться в тоннель, мне вдруг ясно послышался смех, доносившийся из вагона. Смех этот, как мне показалось, шел из динамиков «Наверное, это у меня от странности всей ситуации крышу сносит», - подумал я. И действительно, происходящее казалось всё более неправдоподобным.


Единственный путь к отступлению был отрезан. Потому мне ничего не оставалась, как углубиться внутрь станции. От здешней атмосферы было не по себе, но я всё же надеялся, что всё это какая-то ошибка и мне вскоре удастся отыскать выход. Но вскоре от надежды не осталось и следа: дойдя до того места, где должны были быть эскалаторы, я с разочарованием увидел, что самих механизмов в шахтах нет. Они были обтянуты плотным брезентом, а округлые туннели, уходившие вверх, через несколько метров от пола оканчивались ничем не прикрытой кладкой из крупных силикатных блоков.

Здешняя атмосфера делала своё дело. Эта пугающая пустота давила на меня со всех сторон, с каждой минутой всё сильнее. Движимый страхом и дурными предчувствиями, я двинулся к противоположной стороне платформы. Света там почти не было, а потому оставалась ещё смутная надежда на то, что выход мог быть там.

Я не успел ещё дойти до середины, как и без того маломощные лампы вдруг замигали и одна за другой внезапно стали гаснуть. У меня перехватило дыхание, сердце в тот момент провалилось куда-то в пятки. Спустя пару мгновений весь зал погрузился в кромешную тьму. Я стоял и боялся пошевелиться, даже дышать боялся. Казалось ещё немного, и моё сердце не вынесет такого страха, перестанет биться. И это состояние длилось нестерпимо долго.

Через какое-то время темноту нарушил слабое мерцание одной из лампочек, потом её примеру последовали и две других. Света было мало, загораться в полную силу они не хотели. И всё же, этого было достаточно, чтобы страх, сковавший меня, понемногу отступил. Я уже собрался сдвинуться с места, но тут моим глазам, постепенно привыкавшим к свету, открылось такое зрелище, что я едва сдержался от того, чтобы не закричать.


На платформе, в нескольких шагах от меня стояло множество человеческих фигур. Все они были полупрозрачные, будто сотканные из пыли, поднятой с пола тоннельными сквозняками. Лица призрачных созданий были мертвенно бледными, ничего не выражали, а в их глазницах зияла ужасающая чёрная пустота.
Я в ужасе попятился назад. Сейчас мне хотелось одного: не думая ни о чём и даже не пытаясь понять, что творится в этом богом забытом месте, нырнуть в тоннель и бежать без оглядки, пока, наконец. не найду выход, или пока не кончатся силы. Но ноги меня не слушались, мышцы словно окаменели.

Через несколько мгновений где-то вверху раздалось нервное электрическое поскрипывание, и свет вновь погас. Я вновь застыл на месте, а потом, не в силах больше противостоять власти страха, обхватил голову руками и безвольно осел на пол.


Сквозь закрытые веки я ощутил, что свет снова зажегся. Я сидел на полу и боялся открыть глаза. В тот момент мне было уже всё равно, что со мной будет. Хотелось лишь, чтобы это наваждение поскорее закончилось. Пусть даже эти призрачные люди убьют меня, растерзают прямо здесь на платформе заброшенной станции.

Но время шло, секунды слагались минуты, но ничего так и не происходило. Осмелившись, я наконец открыл глаза. И теперь всё вокруг опять изменилось. Станция предстала передо мной такой же, как и в первый раз: пустынной и без малейших признаков присутствия кого бы то ни было, кроме меня.

И тут что-то внутри меня сломалось, будто кто-то в моём сознании нажал на спусковой курок. Я резко выпрямился во весь рост, огляделся по сторонам, и не найдя ничего, что бы привлекло моё внимание, выкрикнул:

- Эй, кто здесь? Покажись! Хватит играть со мной в прятки! Я тебя не боюсь!
Слова мои гулким эхом пронеслись по всей станции и затихли, уносясь в тёмные недра туннелей. Не знаю, было ли это на самом деле или мне просто показалось, но через несколько секунд в ответ на мой крик откуда-то из глубины раздался низкий протяжный гул. Затем всё стихло.

Не знаю, чем были вызваны такие перемены, но на смену всепоглощающему страху вдруг пришла злость. Я ощутил странный прилив сил. Сейчас мне во что бы то не стало хотелось одного: найти того, кто затеял со мной эту зловещую игру и вышибить из него душу.

В поисках какой-нибудь, пусть даже незначительной зацепки я, всё больше злясь, стал хаотично метаться по станции: заглядывал в каждый закоулок и ощупывал каждый подозрительный участок стены. Чтобы разрушить давящую тишину, я громко разговаривал сам с собой, иногда даже переходил на крик. Только всё было напрасно: выхода из этого лабиринта не было, и оттого он всё больше напоминал мне ход, замкнутый в кольцо.

Довольно скоро я выбился из сил и присел на мраморный выступ у одной из колонн. А вместе с тем на смену гневу и внезапному приливу силы пришла пустота. Я чувствовал её внутри себя. Ощущение сломленности и беспомощности заполнило меня целиком. Я бы в те мгновения словно хрупкая скорлупа, которая вот-вот треснет

Неожиданно где-то неподалёку от меня раздался шорох. Это отвлекло меня от размышлений. Я встал и резко повернулся в ту сторону, откуда только что слышал звук.

Как я и ожидал, зал по-прежнему был пуст. Но стоило мне только отвернуться, как шорох повторился снова. На станции кроме меня явно кто-то был, но этот кто-то играл со мной и старался не показываться мне на глаза.
После нескольких тщетных попыток отыскать невидимого наблюдателя, и избрал другую тактику: просто сел на прежнее место и уставился в ту сторону, откуда доходили звуки.

Ждать пришлось недолго: спустя недолгое время к моему удивлению, из-за ближайшей колонны показались две крошечные детские руки. А в след за ними бледное личико, обрамлённое белыми как бумага волосами. На меня уставилась пара округённых как от испуга или удивления, больших синих глаз.
Мы долго смотрели друг на друга в полной тишине. Наконец девочка

Девочка покинула своё укрытие, сделала несколько крохотных неуверенных шажков в мою сторону, и остановилось. Её пронзительный взгляд был всё так же направлен на меня и в нём я читал немой вопрос.

- Здравствуй, только и смог выдавить из себя, - что ты тут делаешь?
В ответ девочка отступила назад на несколько шагов и покачала головой. Я хотел сказать ей, что вовсе не собирался причинять вред. И что сам не знаю. Как попал в это странное место, но тут под свода станции снова раздалось нервное электрическое потрескивание и как и в прошлый раз свет стал гаснуть.
Меня пробрала непроизвольная дрожь: в мерцании ламп я разглядел, как за спиной у девочки вновь высятся призрачные силуэты.

Неожиданно девочка подбежала ко мне, схватила меня за руку и начала что есть силы её трясти.

- Беги, слышишь, беги! Услышал я вдруг её громкие крики. Они вырвали меня из оцепенения и я сорвался с места. В Два шага преодолев расстояние до края платформы, я, недолго думая, спрыгнул на пути и скрылся в тёмном чреве туннеля.
Не знаю, сколько продолжалось моё бегство, и каким чудом мне удалось не разу не упасть, только вскоре под ноги мне стали попадаться какие-то странные объекты. Они были твердыми и в то же время хрупкими, то и дело, случайно наступая на них. Я слышал неприятный хруст под ногами. Силы мои почти иссякли, и волей не волей я остановился чтобы перевести дух.

Темнота в туннеле стояла кромешная и непроглядная. Потоки мыслей и ощущений, распуганных случившимся, вновь стали возвращаться, заполняя создавшуюся внутри меня пустоту. Очнувшийся разум протестовал против происходящего. Я не знал, в правильном направлении ли я движусь, и где мне искать выход.

Тоннель был завален каким-то хламом, и видимо,.был так же заброшен уже давно. Поезда по нему не ходили. А потому бегство – моя последняя отчаянная попытка вернуться в привычный мне мир, казалось бессмысленным.


Так в полной темноте, облепившей меня со всех сторон, я стоял и думал о том, что же мне делать дальше. Идти до конца, что бы там меня не ждало? Или вернуться обратно, на заброшенную станцию?

Сначала мне казалось, что единственным источником звуков, нарушавших тишину подземного хода, был я сам, моё дыхание, удары сердца в груди. Но вскоре я различил и другие звуки далёкие, доносившиеся откуда-то из недр туннеля. Звуки приближались, и вскоре стало понятно, что это чьи-то шаги. Идущий двигался на встречу мне из глубины туннеля.

Возвращаться на станцию было нельзя, но встречаться с хозяином шагов, кем бы он не оказался я так же не хотел.

А потому я притаился к ближайшей стене и стал ждать, затаив дух. Во мне теплилась надежда, что идущий пройдёт мимо и не заметит меня в темноте.
Шаги всё приближались, и когда их звук раздавался уже совсем близко ко мне, вдруг стихли.

В этот момент всё внутри у меня перевернулось: «Оно знает, что я здесь, почуяло меня!», - пронеслось в голове. Я старался дышать как можно тише. Казалось, существо, которому принадлежали шаги, обладает способностью видеть в темноте и сейчас буравит меня своим взглядом.

Я надеялся, что опасность вскоре минует, и неведомый гость просто уйдёт своей дорогой, но в следующую секунду случилось то, чего я вовсе не ожидал. Где-то в темноте раздался щёлкающий звук и в тёмный проход, ослепляя меня, хлынул поток яркого света.

Я зажмурился и закрылся рукой, пытаясь уберечь глаза от яркого луча. Когда же глаза привыкли к свету, я, всё ещё не решаясь посмотреть на обладателя шагов, стоявшего теперь прямо передо мной, уткнулся взглядом в земляной пол туннеля.
То, что я увидел, меня ужаснуло: непонятные предметы, которые я в темноте принял за куски хлама, оказались человеческими останками. Земля под ногами была усеяна белевшими в свете костями.


В голове помутнилось. Я поднял голову. Передо мной, направляя в мою сторону луч большого фонаря стоял человек. Бивший в глаза свет не давал мне рассмотреть его: видны были только очертания.

Я медленно, не оборачиваясь, начал отступать обратно в темноту туннеля.
- Постой! – услышал я вдруг низкий, скрипучий голос, тебе некуда больше бежать.
Эти слова заставили меня остановиться. Как это было не печально, но это была правда. Бежать было некуда, да я и не мог больше.

Человек с фонарём медленно приблизился. Он всё так же направлял свет мне в лицо, а потому разглядеть я его не мог. Видел только очертания фигуры и космы длинных седых волос, спадавшие на плечи. Спустя мгновение, я почувствовал, как что-то тяжелое, взметнувшись в воздухе, больно ударило меня по голове, отчего всё перед глазами завертелось и погрузилось во тьму.


Сознание возвращалось ко мне медленно. В голове постанывала тупая боль. Окончательно придя в себя, я понял, что лежу на холодном каменном полу. Осмотревшись, я с отчаяньем обнаружил, что нахожусь всё на той же заброшенной станции. Но на этот раз я видел её с какого-то незнакомого ракурса. Кажется, находился я как раз в том месте. Где должны были находиться эскалаторы. Но на их месте было лишь пустое пространство, заложенное строительными блоками. Я попытался подняться, и тут почувствовал, что руки и ноги мои с трудом поддаются. Двигались они скованно, тяжело поддавались. На них было надето что-то тяжелое, а при попытках двигаться я слышал глухое позвякивание. И тут до меня дошло: «Гсподи, да они же меня в кандалы заковали! - еле слышно проговорил я.


Каким бы бредом это не казалось, мои конечности действительно были закованы в кандалы, сцепленные попарно между собой, и соединённые цепью за спиной. Она, в свою очередь, была посажена на другую, более длинную, уходившую в тёмное отверстие на полу. По тому, как была сделана металлическая сбруя, было ясно, что пытаться освободиться от неё бесполезно. Мне хотелось кричать, но голоса у меня почти не было. Из мой глотки слышалось только слабое сипение.
Вскоре откуда-то снизу раздались глухие шаги: кто-то шел по тоннелю, приближаясь к станции. Наверное, мои шевеления и звяканья цепи стали сигналом для моих мучителей.


Мне ничего не оставалось, кроме как ждать своей участи.
Вскоре шаги послышались совсем близко, и над платформой мелькнула макушка седой головы, а вслед за ней появился и весь её хозяин, вскарабкавшийся по боковой лестнице. Им оказался грозного вида крепкий и рослый старик. Он медленно приближался, вперившись в меня своими выцветшими серыми глазами. Взгляд его был безумен. Сомнений не было, это он оглушил меня в туннеле, притащил сюда и заковал в железо.

За плечом у старика висел мешок, перевязанный тряпичной лентой, служившей одновременно лямкой. На нём был одет облегающий костюм из плотной ткани, в нескольких местах грубо залатанный крупными нитками. Было что-то странное в его походке, и присмотревшись, я понял, что он хромает. Когда же старик подошел совсем близко, то я увидел, что из-под левой штанины у него торчит какой-то металлический штырь, оканчивавшийся изогнутой на манер стопы пластиной.

- Что смотришь, нога моя понравилась? – неожиданно прогремел старик и неприятно усмехнулся – хочешь, и тебе такую сделаю? А после, подумав, добавил:
- Хотя… стоит ли на тебя переводить драгоценный металл? Тебе ведь не долго осталось.

С этими словами он ухмыльнулся обнажив несколько зубов. Все они были закованы в серебристые коронки.

- Кто вы? Чего вы от меня хотите? – простонал я.

- Кто я..? – задумчиво произнёс старик и многозначительно поднял глаза к потолку.

- Я – хозяин всего этого, - он развёл руки в стороны и гордо огляделся вокруг,

- хозяин, и один из немногих выживших на земле людей. Выживших и несущих угасающую искру жизни на этой мёртвой планете. А вот ты кто? – и он грозно взглянул на меня, а потом, не дав мне опомниться продолжил:

- Не надо… что бы ты не говорил, я знаю, кто ты такой. Ты тот, появление которого мы так долго ждали. О том, что ты вторгнешься в мои владения дабы разрушить их, мне было сказано ещё много лет назад. И я был готов к твоему появлению.

Старик подошел ближе, настолько, что мне стало слышно его зловонное дыхание.
- Но у тебя ничего не выйдет, мерзкое отродье! Как бы ты не извивался, что бы не говорил, я знаю, что ты вовсе не человек. Ты хуже самой ядовитой змеи, тайком пробравшейся в дом. Твоё нутро полно смертоносного яда. Но… теперь ты обезврежен. И даже, возможно кое – на – что сгодишься.

На этом старик окончил свой монолог, и сняв мешок, поставил его перед собой на пол. Развязав его он достал оттуда металлическую миску, помятую и давно немытую. Затем он извлёк из мешка какой-то сосуд с широким горлом. Напоминавший горшок, открыл его и плеснув в миску какую-то дурно пахнущую жижу, подвинул её ко мне.
- Как видишь, несмотря ни на что, я великодушен. Хотя, по мне, так ты и этого не заслуживаешь. На, подкрепись, тварь. Ты ещё нужен мне живым.
На этом он сложил емкость в мешок, закинул его за плечо и зашагал к другому краю платформы.

От миски исходил гнилостный запашок, от этого у меня начались рвотные позывы. Не выдержав, я подобрался поближе и пнул её. Миска подпрыгнула и. разбрызгивая зловонное содержимое, со звоном прокатилась по каменному полу. Силы снова покинули меня. Я осел на пол и провалился в забытье.

Мне снился странный долгий сон. На станции царил полумрак, порождавший множество причудливых теней. Рядом с тем местом, где я был прикован, стояла большая курильня, из неё столбом поднимался духмяный дым.
Прямо передо мной стояла огромная ширма, обтянутая чёрной тканью, напоминавшая декорации к какому-то спектаклю. Возле неё суетилась фигура в балахоне и высоком, расшитым золотом колпаке палача. В нём я почти сразу узнал того безумного старика.

Закончив все приготовления, старик торжествующе воздел руки к потолку и выкрикнул что-то на неизвестном мне языке. Подойдя к ширме, он отодвинул завесу из чёрной ткани.
Всё это действо напоминало номер иллюзиониста: только вместо симпатичной ассистентки, которая как правило, появляется в пустом ящике, в открывшемся чёрном проёме, за которым неведомым образом исчезли очертания станции, словно бы он открыл дверь в другой мир, показались полупрозрачные призрачные силуэты с пустыми глазницами.


В руках у старика блеснул нож. Он быстрыми шагами подошел ко мне, разрезал им мою рубашку и резанул им по груди. Тут же отголосок боли кольнул меня и я почувствовал, как по коже вниз побежала струйка крови. Причём. Как бывает во сне, боль была будто ненастоящей, еле ощутимой.

При этом одно из призрачных существ подошло ко мне, и прильнув своими серыми губами к свежей ране, стало пить мою кровь.

Вся эта процедура продолжалась ещё раз и ещё. Я чувствовал, как с каждой каплей крови, высосанной из меня, я становлюсь всё слабее. Но дурманящая пелена сна связывала меня по рукам и ногам, делая любую попытку сопротивляться невозможной. Смирившись со своей участью, я закрыл глаза, чтобы больше не видеть происходящего.

Очнулся я от того, что кто-то легонько хлопал меня по плечу.
- Эй, ты живой?
Открыв глаза, я увидел рядом с собой опустившуюся на колени девочку. Её синие глаза, как и в первый раз были широко распахнуты.
Всё мое тело ныло
Глянув на своё туловище, я с ужасом осознал, что происходившее со мной прежде вовсе не было сном.
- Что со мной было? – прошептал я.
- Это мёртвые приходили. Они пили тебя, пили твою жизнь, опустив глаза ответила девочка.
- Дедушка не разрешил мне смотреть на это. Когда они рядом, он всегда нервничает и уводит меня в дом. Говорит, что они могут увести меня с собой.
- Этот старик – твой дед? – всё так же еле ворочая Языком, спросил я.
- Да, - ответила она, а я – Алиса.
- Что здесь происходит? Почему вы здесь? И как я попал сюда? – один за одним хлынули мои вопросы.

- Тише, вдруг со страхом оглядываясь по сторонам шикнула она на меня.

- Дедушка не знает, что я говорю с тобой. Он запретил мне. И потом, убедившись, что в зале кроме нас никого нет, она продолжила:

- Мы здесь уже очень давно, с тех пор, как там на верху случилась большая война, уничтожившая всё живое. А мы успели спуститься вниз, в метро, потому уцелели. Мы долго бродили по тёмным переходам, пока Дедушке не было дано знамение и он не нашел эту станцию, пригодную для жизни.

Затем она ненадолго остановилась, будто припоминая что-то. И печально вздохнув заговорила вновь:

- Сначала нас было много, но потом почти все умерли от какой-то болезни. Остались только мы двоё. Нас смерть пощадила. Но те, кто умерли, иногда возвращаются. И дедушка говорит, что это не навсегда. Они, вроде как не по-настоящему умерли их можно вернуть.

- О чём ты говоришь? – Перебил я её – какая война, какие призраки? Люди на земле живут как и много сотен лет назад. А мёртвые? Разве могут они оживать?
Алиса посмотрела на меня с недоверием, а потом ответила:

- Могут. Ты же и сам их видел. А то, что ты придёшь, об этом дедушка давно знает. Ещё много лет назад ему был дан знак, что с поверхности земли в недра нашего мира спустится посланник смерти и попытается уничтожить нас самих, и всё, что нам с таким трудом удаётся оберегать. И ещё, добавила она немного погодя, - ему был сказано, что он приедет в пустом поезде.

От последних её слов меня будто током ударило: каким безумием не казалась вся эта апокалипсическая картина, в ней определённо была доля правды.

- Но если напоить мёртвых и их Хозяина кровью пришельца, - продолжала Алиса, они снова смогут жить.

В словах девочки, пусть и говорила странно, совсем не как ребёнок, я не слышал враждебности и торжества, какие были в голосе старика. Все его речи были пропитаны пафосом и превосходством. Алиса же говорила так, будто где-то в глубине души сочувствовала мне. И я решил постараться достучаться до той части её сущности, которая сострадала мне.

- Послушай, начал я как можно убедительно, хоть каждое новое слово давалось мне не легко, в горле моём пересохло и оно сильно болело, - я действительно не знаю ничего о моей войне. Там, на поверхности всё по-прежнему: люди живут, ходят каждое утро встают, идут по своим делам, а вечером вновь собираются дома. Гуляют. Ходят по магазинам, в кино и театр. Встречаются и расстаются. Жизнь идёт своим чередом!

Вот и я, обычный студент, начинающий художник. Я просто ехал домой после очередного учебного дня, на метро. Можешь посмотреть, там, в моих вещах…
Я собирался рассказать ей ещё о многом, но тут голос у меня совсем пропал, я смог только сдавленно проскрежетать:
- Пить!

В синих, похожих на два озерца, глазах мелькнула искорка страха.
Алиса поднялась и исчезла из моего поля зрения, а спустя с короткое время вернулась с бутылкой в руках. Она подняла отброшенную мной миску, прополоснула её водой из бутыли и налив в неё, поставила передо мной.
Я прильнул к посудине и стал жадно пить. Вода была мутноватой, и со странным привкусом. Но в тот момент мне казалось, что вкуснее раньше я не пил. Когда я наконец напился, внутри у меня воцарилось равнодушное спокойствие. Я посмотрел на Алису, и даже не вспомнил, что хотел ещё ей сказать. Ещё через мгновение её лицо расплылось в радужной дымке, а затем всё что я видел, исчезло и померкло. Я будто провалился в бездонную тёмную воронку, дна у которой не было.

Следующие несколько дней тянулись уныло и однообразно. Хотя точно определить сколько временно длился этот период затишья, я не мог, а потому продолжительность дня для меня сводилось к тому времени, когда я засыпал и снова просыпался.

Старик на станции появлялся редко, и только для того, чтобы налить мне воды, или дать возможность справить нужду. Для этого он подходил к краю моего загона, крутил вмонтированный в стену вентиль, цепь моя при этом ослабевала и могла вытянуться из своей ниши на несколько метров вперёд – достаточное расстояние, чтобы спуститься с платформы и на считанные метры скрыться в темноте туннеля.

Раны, нанесенные его ножом, день ото дня ныли и не хотели заживать. Ресурсы моего организма с каждым днём, а может даже и часам стремительно иссякали – я чувствовал это, но теперь не мог даже разозлиться как следует, сил на это не хватало. С ужасом представляя тот момент, когда я, наконец, утрачу возможность самостоятельно двигаться, я понимал: когда это случится, я лишусь самого дорого, что у меня на тот момент было: надежды на освобождение. Пусть мелкая и ничтожная, но она всё ещё теплилась в моей груди.

Да, я надеялся. Возможно, в те ужасные дни это и было то, что заставляло мня существовать.

Сон, по сути, был единственной отдушиной, бывшей у меня в то время. И то, это было скорее некое другое состояние, отличное от того, что большинство людей привыкли называть сном. Нервное, туманное забытье, в котором моя метущаяся душа получала иллюзию свободы.

Тонкой пеленой это состояние отделяло меня от ужаса реальности. Лишь в эти моменты я не помнил о том, что нахожусь на глубине нескольких метров под землёй, в плену у безумных обитателей подземелья.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-01-27 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: