Robert Howard: The Battling Sailor 2007
В то время пока судья давал последние рекомендации перед боем – и которые, как обычно, никто не слушал, - я рассматривал своего противника. Он был немного ниже, чем я и где-то на десять фунтов легче, однако для такого зверя как он это ничего не значило. Это был тертый парень, насколько я видел, – с белокурой копной волос и очень злобного вида. Как правило, у большинства боксеров черные волосы, как у меня, признанный показатель крепости и здоровья, но иногда встречаются блондины, которые умеют приспосабливаться под все удары, и поэтому являются грозными противниками. Еще одна вещь: удары некоторые из этих ребят знают, но не знаю бокс; другие знают бокс, но не знают, как бить. Малыш Эллисон умел использовать работу ног и смертоносные атаки. Со знанием дела утверждаю, что это очень шокирует, когда боксер обладает всем этим!
Я выдавил презрительную ухмылку, когда мы встали лицом к лицу. В то время как судья закончил свой треп, я заметил, что Эллисон согнул колени и поднял кулаки, но не обратил на это большого внимания - кто так делает? Затем, бам! без предупреждения эта грязная канализационная крыса ударил меня правой в солнечное сплетение. Проклятье, понимаете? Я совершенно не ожидал этого, стоял с опущенными кулаками и расслабленными мышцами живота. Тысяча штормов, я упал на ковер, словно был сражен ударом кузнечного молота, меня скрутило, и я распластался, как раздавленная змея.
Экипаж «Морячки» кровожадно взвыл, и толпа начала кричать в изумлении, однако Малыш Эллисон спросил с невозмутимым хладнокровием судью:
- Удар в корпус такой, как этот, не является чем-то не стандартным, не так ли?
Главный судья что-то пробормотал, весьма озадаченный, даже скорее растерянный. В этот момент Билл О'Брайен пришел в себя от изумления и заорал:
- Дешевый трюк! Подлый удар! Это обман!
- Черт возьми! – усмехнулся Малыш. - Я только что ударил этого идиота в живот так нежно, как только мог, а он упал. Если человек не в состоянии выдержать столь легкое прикосновение, ему нет места на ринге. Во всяком случае, вы не можете утверждать, что это вероломный удар - потому что бой еще не начался!
- Тогда это именно что вероломный удар! – вскричал Билл, бросившись на него с раскрасневшимися глазами.
Ред Дартс поднялся и остановил Билла, и Билл уже собирался сорвать его голову правым хуком. Справедливости ради, несколько парней разняли их, а рефери сказал:
- На самом деле удар был бесчестный, но технически не был несправедливым ударом. Бой еще не начался, так что я не знаю, что с этим делать. Пусть твой противник возвращается обратно в свой угол или будет дисквалифицирован!
- Хорошо, - выдохнул я, сидя с трудом на коленях и пытаясь отдышаться. - То, чего я хочу, это начать, наконец, этот бой с этим негодяем!
- Тащись в свой угол, - съязвил Малыш. - Этот бычок до сих пор еще не на своем месте... он так привык клевать носом, что упал на пол чисто инстинктивно - раньше, чем я ударил его!
Его помощники и друзья в толпе нашли, что это было чрезвычайно забавное замечание. Билл с побелевшим и дрожащим от гнева лицом заорал:
- Я слышал это, проклятье! Парни стоящие гораздо больше, чем ты, совершали эту же ошибку, так недооценивать Стива! Я готов поспорить на мои пятьдесят долларов, что ты будешь в нокауте еще до десятого раунда!
Эллисон холодно рассмеялся и принял вызов; затем он вернулся в свой угол большими шагами, пока мои секунданты помогли мне добраться до моего. Они должны были поддерживать меня, когда я сидел на стуле, а когда прозвучал гонг, снова должны были помочь мне и вытолкнуть к центру ринга. Признаю, это был один из самых страшных ударов, которые я когда-либо принимал в своей жизни, и самый сокрушительный за всю мою карьеру!
Я шел сильно шатаясь, не чувствуя ног, словно они были сделаны из хлопка, и мой живот болел просто ужасно. Однако я почти сошел с ума от ярости. Я понимал, что сейчас рискую всем и хотел покончим с этим в первом же раунде. Я могу ударить очень сильно, не смотря на то, что почти нокаутирован и обезумел от ярости, неся суровое наказание, это не имеет значения! Я вложил все силы в удар правой, когда мы сблизились, но Малыш был очень хитер. Он ожидал этого и, когда я замахнулся правым кулаком, проворно уклонился и ответил жестоким хуком слева, направив его мне в ухо. Еще удар слева, а затем справа – и я упал на колени. Он подскочил, прежде чем судья начал вести счет, и помог мне встать на ноги. Этот поступок вызвал волну аплодисментов толпы, крики радости среди его помощников и вопли гнева моих сторонников, которые знали очень хорошо, что он сделал это, чтобы не дать судье вести счет до девяти – время столь необходимое и незаменимое для восстановления. Тем не менее, я понял его маневр и схватил неловко, пытаясь обездвижить, однако не достаточно крепко, чтобы он не смог вырваться на свободу и снова ударить меня. Прорычав что-то дружественное мне на ухо, он легко ударил меня в основании шеи, что побудило рефери назначить предупреждение, разняв нас.
Очевидно, я не смог восстановиться после предательского удара. Я пытался пересилить себя и броситься в бой, как обычно и делал, зная силу своих атак, чья взрывная сила была бесполезна в обороне, но просто не мог. Казалось, я был разбит на две части, точно по талии. Малыш шагнул ко мне, чтобы отправить в нокаут еще в этом раунде. Сохраняя ритм и силу ударов, он пытался заставить меня открыться, чтобы обмануть и нанести снова сильный удар мне в живот. Но я упорно держал свою позицию, позволяя ему дробить мои уши и виски столько, сколько хочет. Не поверите, даже это он делал с восторгом! Время от времени я атаковал прямым правой, чтобы разнообразить удовольствие. К этому моменту у меня уже обильно текла кровь из носа и рта. Однако я держал руки у головы, защищая челюсть, и не давал возможности ему нанести еще один удар в солнечное сплетение. Иногда я отвечал и наносил столь сильные удары руками, что давно бы отправил Малыша на пол – в случае, если хотя бы один из них достиг цели. Но он был очень хитер и ожидал мои удары. Тем не менее, в какой-то момент, я заставил его пошатнуться, нанеся яростный прямой левой ему в подбородок, от которого он не смог защититься.
Раздраженный, он схватил меня, пытаясь обмануть и заставить откинуть голову назад прямым правым, пока мы не разошлись. Он атаковал меня, словно дикий кот, и гонял по рингу, заставив отступать под настоящим вихрем правых и левых хуков, что закончилось для меня новым падением на землю в одном из нейтральных углов. Я лежал там и смотрел в сторону первого ряда сидений, где сидели мои друзья, смотрел на напряженное лицо Старика, секунданта Пенрина и помощника Реда О'Доннелла. Все показывали свое волнение по-разному: Пенрин был белым, как саван, О'Доннелл сжимал и разжимал кулаки, а Старик бросал ядреные ругательства, способные оскорбить готтентота. В это время судья сказал:
- Девять!
И я встал. И атаковал правой со всей яростью обреченного, но Малыш блокировал мой удар с улыбкой на губах и впечатал мне правой в челюсть. Я отлетел на канаты, он подскочил и обрушил на меня удары правой и левой, что бросили меня обратно на пол. Малыш посмотрел на меня, а потом повернулся и пошел в свой угол.
- Эй, вернись сюда, подлый выскочка! – выл я, треся головой, чтобы прочистить сознание. – Мы еще не закончили… еще немного!
- О, пустое! - сказал он, повернувшись ко мне со скучающим видом. - Ты полностью побежден! Ты не в состоянии даже встать!
- В самом деле? - ответил я, поднимаясь на ноги.
Я бросился на него и нанес мощный удар «под дых» (в подложечку*). Это неожиданное возвращение поразило толпу, но оставило меня без сил, в то время как Малыш, разъяренный моим упрямством, контратаковал меня правым хуком в челюсть, а затем начал избивать меня, чтобы нокаутировать раз и навсегда. Я настиг его лишь один раз в конце раунда – прямым правой прямо в рыло. Эллисон же с очень кровожадными намерениями молотил меня по голове боковыми левой и прямыми правой - словно кольцо начало вращаться вокруг меня, полностью красное, превратив мое лицо в кровавую маску. Но я продолжал держаться, хоть и стоял в согнутой позе. Внезапно Малыш, раздраженный тем, что не в состоянии добраться до моего живота, ударил ужасным правым за ухо, и я снова был на полу, развалившись, словно чернильная клякса.
Я смутно понимал, что мои секунданты потащили меня в мой угол, и едва не соскользнул со стула, на который они меня усадили. Это вызвало приступ веселья среди поклонников Эллисона, а зрители стали кричать:
- Остановите эту бойню!
- Заткнитесь… черт возьми! – услышал я рев Билла. - Эти мокрые курицы никогда не видели, как сражается настоящий моряк! Если мы позволим им остановить этот бой в первом раунде, Стив перебьет весь экипаж «Морячки». Ни слова! Держись, Стив, нюхни нюхательной соли!
Я подчинился и почувствовал себя гораздо лучше. На самом деле, начать восстанавливаться для ближнего боя, сейчас моя единственная забота. Я взглянул на Малыша, сидящего в своем углу, он имел хмурый раздраженный вид. И тут прогремел гонг.
Через мгновение мы сцепились друг с другом.
- Слушай, - дыхнул он мне в ухо, - я не дал тебе лечь в первом раунде, потому что не хотел, чтобы толпа потеряла свои деньги, заплаченные, чтобы увидеть этот бой. Но теперь я погашу тебя как свечку! Начинай считать!
- Хватит! – зарычал я. – Ты не первый, кто избивает меня! Ты просто балерина, ленивая тварь!
Уязвленный в душе от этих слов, он оттолкнул меня и сильно ударил в челюсть обоими кулаками. Я ответил хуком в живот, который заставил его фыркнуть, однако моя правая подвела меня, и он швырнул мне левый хук в ухо и попытался правой нанести удар прямо в сердце. Он ударил меня несколько раз в корпус в этом раунде, но в основном его внимание было сосредоточено на моей голове, потому что я держал руки в согнутом положении. Дальше бесполезно рассказывать о первых раундах. Кроме того, говоря по правде, я не имею достоверных воспоминаний о них. Малыш пытался сломать меня и использовал все свои силы. В конце второго раунда я был на ковре, и то же самое произошло в третьем. В конце четвертого я отчаянно цеплялся к канатам, а Малыш радостно лупил меня обеими руками.
В перерыве Билл вылил мне на голову ведро холодной воды и спросил:
- Как ты себя чувствуешь, Стив?
- Великолепно! – ответил я, и это было правдой.
Я полностью восстановился. Естественно, что у меня в ушах звенело немного из-за ударов, что нанес мне Малыш, лицо было в синяках и посечено, один глаз почти закрыт, но так заканчивалось большинство моих боев, словно окутанные туманом. Так что, когда я выскочил из моего угла, готовый к пятому раунду, я чувствовал себя на удивление свежим и бодрым, а зрители ревели от удовольствия.
Малыш схватил меня и удержал.
- Каким образом ты все еще на ногах, проклятый идиот? - прошипел он. - Я использовал все, что имел под рукой, кроме рефери!
- Не умеешь бить! - ответил я с яростной гримасой. - Моя младшая сестра бьет сильнее, чем ты!
Такое наблюдение может превратить в безумца любого боксера, особенно когда он обладает убийственным ударом. На секунду Малыш словно потерял голову и начал махать руками, забыв об обороне. Я вломил ему прямо под сердце, что заставило его моргнуть, а его помощники начали выть кровожадные советы. Но Малыш был слишком умным для боксера. Он успокоился и вернулся к игре несколько более методичной и наступательной.
- Хорошо, это займет у меня немного больше времени, чем ожидалось, - зарычал он. – У тебя настолько мало мозгов, что нелегко их выбить... но этот бой в конечном итоге ты закончишь на спине!
- Арргххх! - любезно ответил я и ударил его в живот.
Затем мы были слишком заняты, чтобы продолжать разговор. Малыш получил прямым левой в лицо, которое, на мой взгляд, выглядело сейчас как кусок мясного рулета. Контратаковал, медленно выходя из сложного положения, пользуясь возможностью нанести удар в корпус. Но попасть в человека, когда он не ожидает этого, не то же самое, когда каждая мышца в его теле напряжена и, кажется, сделана из стали. Перейдя в ближний бой, я бил со всей своей силы и со всей скоростью, но не всегда удачно. Малыш отбивал локтями, никогда не отступал, кроме тех случаев, когда вынужден был перегруппироваться. Он предпочитал уворачиваться, блокировать и отходить в сторону.
Очень умно было перевести свою правую руку за мою левую, когда мы вошли в клинч, - хорошая возможность бить по ребрам. Он постоянно так делал. Также он знал, когда нужно уклониться от моей атаки справа, чтобы сразу же после этого несколько раз ударить меня левой в лицо, и он атаковал правыми хуками, избегая стремительных ударов моей левой. Что касается меня, я большую часть времени бил изо всех сил, что имел, каждую секунду надеясь на удачу, чтобы достать его.
Когда зазвонил гонг, объявляя начало седьмого раунда, Билл сказал мне:
- Ты держишься хорошо, но, черт побери, ты должен получить преимущество по очкам... должен раздавить его, если не хочешь, чтобы бой аннулировали.
- Это пятнадцатираундовый бой, не так ли? – сказал я. - У меня еще много времени, чтобы закончить его нокаутом.
Когда мы сблизились, Малыш атаковал левым хуком, затем попятился, бормоча что-то о шнурках на боксерках.
- Старый трюк, чтобы сбить меня, - усмехнулся я, метнув правый хук, что слегка задел его челюсть. - Ты хочешь, чтобы я взглянул на свои ноги, и воспользоваться этим, чтобы сломать меня, не так ли?
- Нет! – запротестовал он, блокируя мою левую и, рассеяно, попытался ткнуть мне в глаз, в тоже время отступая назад. – Не твои шнурки кто-то развязал, а мои, и это сводит меня с ума.
- Ты шутишь, - сказал я, невольно взглянув на его ноги. - Они...
Я хотел сказать, что его шнурки не были развязаны, но секунду спустя был на полу, сидя на заднице, спрашивая себя с удивлением как же это произошло. Люди Малыша корчились от смеха, а мои выли, как стая кровожадных волков. Малыш же смеялся как идиот. Я увидел Пенрина и О'Доннелла, удерживающих Старика за фалды его куртки, схвативших его, когда он пытался проскочить через канаты со страховочным болтом в руке. Билл О'Брайен ревел с пеной на губах, а толпа рычала, словно буря.
Это все, что я видел, но смог подняться на счет «Девять!», довольно неловко и слабо держась на ногах.
…
Подложечка – то же, что подложечная ямка, небольшое углубление под мечевидным отростком грудинной кости.