Религиозная жизнь Англии еще с XVII в., как известно, была подчинена капиталистическому развитию. Поэтому, наряду с основной религией – англиканством, наиболее капитализированное общество являлось «твердынею самого строгого евангелического протестантизма»,[l] особенно в тех местах, где «главное население состояло из богатых купцов, отправляющихся каждое утро в 9 часов с омнибусом в Сити в их торговые конторы[li]».
В то же время некоторая часть английского общества принадлежала к католическому вероисповеданию, и, кроме того, в Англии велась пропаганда иезуитов (как уже говорилось, к ним принадлежал и один из русских эмигрантов, В. С. Печерин). От его взгляда не укрылось, что английский (точнее, англиканский) вкус отразился даже на английском католицизме, что выразилось в определенной простоте церкви по сравнению с континентальной: «Я нашел тут более простоты и вкуса, чем в бельгийских церквах, где церковные украшения часто сбиваются на кукольную комедию или на вызолоченные пряники»;[lii] «Проповедь была… просто читана с тетради без декламации и жестов. Англичане терпеть не могут итальянского размахивания руками и поддельного французского энтузиазма…».[liii] Даже католикам в Англии не было свойственно, по мнению В. С. Печерина, «ни малейшего клерикального педантизма».[liv]
Столь же проста была, по мнению русской эмиграции, и английская кухня: «... мы присели в кабачке выпить стакан пива, и при этом случае я видел английскую кухню, доведенную до самого простого выражения: какой-то путешественник из простого народа схватил на вилку большой кусок сырого мяса и, подержав его несколько минут над огнем камина, принялся кушать без дальнейших церемоний».[lv]
Русскому эмигранту, даже в высшем обществе привыкшему к определенной соборности и общинности, бросался в глаза и индивидуализм капиталистического образа жизни: «Такого отшельничества я нигде не мог найти, как в Лондоне… Нет города в мире, который бы больше отучал от людей и больше приучал бы к одиночеству, как Лондон. Его образ жизни, расстояния, климат, самые массы народонаселения, в которых личность пропадает, все это способствовало к тому вместе с отсутствием континентальных развлечений. Кто умеет жить один, тому нечего бояться лондонской скуки».[lvi] В то же время «… нервные, романтические натуры, любящие жить на людях, умственно тянуться и праздно млеть, пропадают здесь со скуки, впадают в отчаяние» и замечают «холодность англичан».[lvii]
В глаза бросались также «чопорность английских дворецких», «величественность слуг»: «Аристократические отели – «официанты в них совершают службу с важностию наших действительных статских советников прежнего времени»;[lviii] «в градусе поворота головой и глазами, и в тоне, которым он отвечал «Yes, Sir», можно было до мелочи знать лета, общественное положение и количество издерживаемых денег господина, который звал».[lix]
Таким образом, капиталистическая Англия соседствовала с аристократической, где даже слуга был «аристократ по убеждениям, по общественному положению и по инстинктам».[lx] В этой Англии «расчетливые скептические и эгоистические европейцы»[lxi] удивлялись «серебряному подносу со счетом, приводившим в уныние неопытного путника».[lxii]
Русским эмигрантам бросалась в глаза и «британская надменность»:[lxiii] «Если приезжий удерживает свой костюм, свою прическу, свою шляпу, оскорбленный англичанин шпыняет его, но мало-помалу привыкает в нем видеть самобытное лицо. Если же испуганный сначала иностранец начинает подлаживаться под манеры англичанина, тот не уважает его и снисходительно трактует его с высоты своей британской надменности».[lxiv]
В то же время замечалась и растущая коммерциализация культуры – тот же пример Марии Корелли: «Излюбленная большой публикой романистка усиленно занята в Стратфорде судебными процессами и саморекламированием»,[lxv] которая «привлекла к суду критиков, отозвавшихся непочтительно об ее произведениях, и получила фартинг (т. е. копейку) за «убытки». Месяца два тому назад она начала процесс против типографа, обвиняя его в том, что тот выпустил в свет открытки с портретом романистки. Мария Корелли нашла, что на портрете у нее «глупый вид», и притянула издателя к суду «за клевету». Присяжные оправдали издателя, и романистка должна была заплатить судебные издержки».[lxvi]
По замечаниям русских эмигрантов, «в Англии драмы Шекспира гораздо больше почитаются, чем читаются»:[lxvii] «В Лондоне есть только один театр, который, по традиции, ставит произведения Шекспира по одному в сезон. Большая публика в Англии из всего Шекспира знает только несколько имен, пять-шесть стихов, превратившихся в избитые поговорки, да речь Марка Антония над трупом Цезаря, которая помещена во всех хрестоматиях. В Америке и в британских колониях Шекспира знают гораздо лучше. Но в Англии, как во всем англо-саксонском мире, культ писателя необыкновенно глубок».[lxviii]
В целом надо отметить, что в тех случаях, когда речь шла об английском быте, обычаях, каких-то чисто внешних вещах, где затрагивались этические характеристики, наиболее устойчивые стереотипы, большой разноголосицы мнений наблюдать не приходится.
Заключение
Создаваемая тем или иным автором картина Англии во многом зависела от того, какую идеологическую «веру» исповедовал автор.
В тех случаях, когда речь шла об английском быте, обычаях, каких-то чисто внешних вещах, где затрагивались этические характеристики, наиболее устойчивые стереотипы, большой разноголосицы мнений наблюдать не приходится.
Тогда же, когда внимание публицистики останавливалось на более сложных явлениях политического, государственного, экономического характера, общественного строя Англии, мнения часто сильно разнились, формируясь под влиянием мировоззренческих установок, которых придерживались авторы.
В общем восприятии Англии русскими эмигрантами XIX столетия сохраняется многообразие мнений и подходов, которое было вызвано как сложностью самого рассматриваемого объекта, так и усложнением спектра русской общественной мысли.
Поражение России в Крымской войне и общее осознание необходимости преобразований заставляло по-иному рассматривать многие вопросы, связанные с Англией. Постепенно сходят на нет мнения о ее скором и неизбежном падении в результате экономического краха.
Русские эмигранты в большинстве своем отчетливо видели основные внутренние проблемы и противоречия Англии и в целом не впадает в идеализацию объекта своего рассмотрения.
Наоборот, в среде социалистической эмиграции высказываются мнения, неприукрашивающие английскую действительность – например, А. И. Герцен вскрывает «язвы» и «маленькие трагедии» Британской Империи.