Не раздается ни единого слова. Лишь голодные поцелуи, тяжелое дыхание и сжигающее желание.
Рукой он скользит под халат и дотрагивается до бедра, продвигаясь вверх. Когда он касается внутренней части бедра, я раздвигаю ноги, давая ему знать, что жажду его прикосновений там. Обнаружив, что я нагая, он рычит. И пальцем проскальзывает к моей влажности.
Лбом он упирается в мой. Когда я открываю глаза, то встречаюсь с его взглядом, томным и чувственным.
Затем этим пальцем он входит в меня. Я испускаю стон настолько громкий, что должна бы смутиться, но этого не происходит. Я слишком далеко зашла, чтобы беспокоиться.
Другой рукой он распоясывает халат. И оголяет мое тело, отодвигая шелк в сторону. Глазами он пожирает мою обнаженную грудь. Он выдыхает с таким удовлетворением, что этот звук действует на меня, как его палец во мне. Он кладет руку на одну из грудей. Сжимая ее, он перекатывает сосок между большим и указательным пальцами.
Мои глаза закрываются от блаженства, создаваемого его пальцами. Вставляя еще один, он становится грубее, запястьем ритмично давя на клитор.
Мне нужно, чтобы он оказался во мне.
Я приступаю к его одежде. Хватаясь за костюм, я расстегиваю молнию и спускаю ткань вниз по его бедрам.
Нетерпение берет над ним верх, и он сдается. Вытаскивая из кармана кошелек, он достает оттуда презерватив. Зажимая его в зубах, он сбрасывает обувь. Затем снимает спецовку и отбрасывает ее подальше. После чего следуют его шорты и майка.
Наконец он предстает передо мной абсолютно голым. Во всей своей идеальной красоте.
Он словно бог в чистейшем понимании этого слова.
Вытаскивая презерватив из стиснутых зубов, он надрывает упаковку.
|
|
Я почти уверена, что хнычу от желания.
Он ухмыляется и, прикусив резинку, пристально смотрит на меня сквозь длинные черные ресницы; должно быть, это самое сексуальное явление, когда-либо открывавшееся моему взору.
Никогда еще я в своей жизни не была такой мокрой и готовой для мужчины.
Он опускает презерватив вниз, и я тотчас же взглядом следую за его руками. Я беззастенчиво пялюсь на то, как он раскатывает резинку по его впечатляющему члену. И в объеме тоже.
Твою мать. Интересно, войдет ли он.
Некоторое время у меня не было мужчины.
Но я отчаянно хочу его, от желания аж дрожу, так что он войдет идеально, несмотря ни на что.
Презерватив надет, Леандро снова прижимает меня к стене и губами находит мои губы.
И за все это время мы не сказали друг другу ни слова.
Кажется, мне нужно сказать что-нибудь, что угодно.
— Я порвала с Дэном. — Слова вырываются с придыханием.
Его глаза темнеют, но он молчит. Руками он подхватывает меня под ягодицы и, приподнимая, без колебания вколачивается в меня одним быстрым движением.
— Леандро! — кричу я.
Но от него не слышно ни словечка, никакой передышки, никакого времени привыкнуть к его размеру, потому что он начинает меня трахать так, словно только этого и хотел.
Словно он хочет именно меня.
Им завладел первобытный инстинкт, его мысли заполнены лишь необходимостью трахаться.
За всю свою жизнь я ни разу не была настолько заведена.
Ногами я обхватываю его талию. Ногтями впиваюсь в его спину. Он утробно рычит и начинает иметь меня жестче, пригвождая меня к стене. Он не отрывается от меня, целуя с невыносимой страстью.
|
|
Мной никогда так не овладевали, так грубо, сильно и глубоко. Он трахает меня практически неистово, и я хочу его так же яростно.
В это мгновение мне кажется, что я принадлежу ему, только ему одному.
Я чувствую, как приближаюсь к оргазму, когда его член задевает ту заветную область внутри, одновременно безжалостно раз за разом ударяясь о мой клитор.
— Леандро… — стону я. — Я сейчас… кончу…
Наконец, он говорит:
— Да. Кончай, детка. Сожми мой член своей тугой киской.
Выходя из меня полностью, он вдалбливается с невероятной силой. От этого и от звука его голоса, его слов, возносящих меня за грань, я кричу ему, Богу и любому, кто может нас слышать.
— Черт… Индия… — хрипит он. — Porra, estougozando…
(Прим. пер. Porra, estougozando – «Черт, я кончаю…» на португальском).
Головой он упирается в изгиб моей шеи, и я чувствую пульсацию его члена во мне.
Когда он, кончая в меня, говорил на своем родном языке, я чуть снова не дошла до предела.
И вот он стоит, головой склонившись к моему плечу, обнимает меня крепко-крепко, а мы все еще иногда вздрагиваем, не отойдя от ощущений.
Затем мы просто молчим; два потных тела соединяются самыми важными на данный момент органами, и пока наши сердца бьются о грудные клетки, мы пытаемся восстановить дыхание.
Я влюбляюсь в него.
Нельзя.
Я не могу допустить этого. Слишком многое на кону.
Работа… Я не просто люблю свою работу, я еще и пахала на износ и жертвовала слишком многим, чтобы стать такой, какая я есть. Мне нужен мой заработок. Нужно заботиться о сыне и оплачивать счета.
Реальность охлаждает мой пыл.
— Леандро…
— Не нужно… — Он приподнимает голову и смотрит мне прямо в глаза. — Не разрушай это, Индия.
|
|
Я сглатываю, несмотря на боль в груди, зная, как следует поступить.
— Я должна. Прости. — Руками я упираюсь ему в грудь, нежно отталкивая его прочь.
— Господи Иисусе… — рычит он, закрывая глаза.
Затем он поднимает веки и ставит меня на ноги, выскальзывая из меня. Лишившись его, я ощущаю рану куда более глубокую, чем ожидала. Испытывая мучительную боль, я сдерживаю слезы, запахиваю халат и перевязываю пояс, наблюдая за тем, как он озлобленно надевает всю свою одежду обратно.
— Тебе нужно уйти, — говорю я ему шепотом.
Глава семнадцатая
ЭТО, БЛЯДЬ, НЕВЕРОЯТНО!
Она хочет, чтобы я ушел.
В другой ситуации я бы испытал облегчение. Хотя прежде такого и не бывало. Обычно женщины умоляют меня остаться.
Но не она, не та единственная, которую я хочу, — как раз она хочет, чтобы я ушел.
— Уйти? Ты, блядь, издеваешься надо мной? — кричу я, неспособный выражаться иначе.
Она качает головой. Ее глаза блестят от слез, кажется, она вот-вот заплачет.
Видеть ее такой… причиняет боль и приводит в смятение, черт бы все подрал.
Если отталкивать меня для нее так мучительно, то зачем все это?!
— Индия… зачем ты делаешь это?
Я тянусь к ней, но она отдергивается от моего прикосновения.
Руки сжимаются в кулаки, прижимаясь к бокам.
— Я должна.
Ярость и расстройство берут надо мной верх.
— Должна? Почему? Объясни мне это, потому что, я, блядь, не понимаю! Совершенно ясно, что ты хочешь меня, но при этом просишь уйти? И не говори, что это, твою мать, потому что ты мой психотерапевт. Больше это не так, помнишь? — Пальцем я указываю на пол в направлении валяющегося разорванного письма.
— Может, я больше и не твой психотерапевт, но была им. Это важно.
— Для кого?
— Для Совета Медицинских Профессий… и для меня. Ты был моим пациентом. Я лечила тебя. Это никуда не денется только из-за какого-то письма. Если люди узнают, что я сплю с бывшим пациентом, со мной будет покончено. Если Совет получит подобную информацию, я потеряю лицензию на практику.
Беря под контроль раздражение, я пытаюсь смягчить голос и спрашиваю:
— Сколько нужно времени, чтобы ситуация нормализовалась — для нас?
— Этого не произойдет никогда.
Гнев возвращается вновь.
— Это гребаный бред! — рычу я.
— Нет, такова правда. Я злоупотребила своими полномочиями. Стала тем, что презирала. — Слеза скатывается по щеке. Она вытирает ее. — Я доктор, психотерапевт… у которого только что был секс с человеком, которого я лечила.
— Иисусе, Индия. — Я тру лоб в замешательстве. — Я не какой-то чертов ребенок, не знавший, что он делает. Я взрослый мужчина и знаю, на что иду, и чего хочу. И хочу я тебя.
Руками я хватаю ее за плечи, не давая пошевелиться. Смотрю ей в лицо до тех пор, пока она не сдается, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Я хочу тебя, — повторяю я. — Не только сегодня. Хочу быть с тобой. Хочу, чтобы были мы.
— Я не могу…
— Слушай…
— Нет. Ты слушай.
Она пытается вырваться, но я не отпускаю ее. Если отпущу, то знаю, что не верну ее.
— Может ты и взрослый мужчина и контролируешь себя, но когда я встретила тебя, ты был в паршивом состоянии и в некотором роде ты все еще проходишь лечение. У меня есть влияние на тебя, на твое восстановление.
Я вперился в нее взглядом.
— Люди влияют друг на друга каждую секунду каждого дня. Это совсем не значит, что они не могут быть вместе.
— Но эти люди не давали клятву, как это сделала я.
Мое тело застывает и становится несгибаемым от раздражения. Как об стенку горох. Она не хочет меня слышать.
— То есть, став доктором, ты также стала долбаной монашкой?
— Нет, это значит, что я не могу трахать пациентов! — резко говорит она.
Мои руки падают вдоль тела. Она закрывает лицо. Я наблюдаю за ней, слушая ее прерывистое дыхание.
Она медленно убирает руки от лица и смотрит на меня. Я вижу то, что она скажет, раньше, чем слова срываются с ее губ, и мои внутренности скручиваются.
— Мне жаль, Леандро, но это было ошибкой. — Она произносит все это шепотом, но мне кажется, будто она кричит. — Я воспользовалась тобой. Мне так жаль. — Руками она обхватывает живот, ее глаза застилают слезы.
В этот момент у меня возникло ощущение, словно я потерял что-то, но настолько ослеплен гневом, что из-за него не могу ясно видеть.
— Ты не использовала меня! — взрываюсь я.
— Можешь мне поверить. Я знаю, что ты используешь секс как способ сбежать от проблем.
Из-за ее слов я внезапно почувствовал себя замаранным, бессловесным. Мне ненавистно, что она может меня заставить так себя чувствовать.
Я стискиваю зубы и говорю:
— Использовал — в прошлом времени, Индия, и ты знаешь это лучше кого-либо. С тобой я занимался сексом потому, что хотел… тебя я хотел.
— Нет, тебе только так кажется, но это не так. Просто ты нашел во мне опору.
— Чушь!
— Нет. Это правда. Просто пока ты не понимаешь этого. Но со временем поймешь.
— Прекрати говорить со мной так, словно я гребаный ребенок, Индия! Я пришел к тебе на сеанс не потому, что склонен к суициду или не контролирую собственную жизнь. Я пришел к тебе за помощью, потому что мне нужно было вернуться за, мать его, руль!
— У тебя было, то есть до сих пор есть посттравматическое стрессовое расстройство. Выпивка и секс были для тебя способом совладать с собой. Ты был в паршивом положении.
— Не настолько паршивом, как ты думаешь.
— В твоей голове рисуются разные картины, потому что ты думаешь о том, о чем хочешь думать.
Я от раздражения взъерошиваю волосы руками.
— Я знаю, что я чувствую, и не в пациенто-терапевтическом смысле. Я хотел тебя с первого взгляда, еще до того, как узнал тебя. И, да, ты помогла мне, но ты не забиралась мне в голову и не меняла образ мыслей. Я хочу тебя, потому что хочу тебя. И других причин нет. — Я ладонями обхватываю ее лицо. — Я хочу тебя, — повторяю я мягко.
Закрывая глаза, она делает короткий вдох.
На какое-то мгновение я подумал, что она моя, но лишь пока она не открыла глаза, и я не увидел в них отречение.
— Прости, Леандро. В свое время ты поймешь, что я права. Покончить с этим всем — правильно.
Я потерял ее.
Ощущение такое, словно грудь прошила пуля.
— Ты так, блядь, ошибаешься, и со временем ты поймешь это! — Я делаю шаг назад, отступая, и разворачиваюсь.
— Карт… — начинает она, дергая меня.
Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь. Не могу смотреть на нее. Слишком больно. В груди как будто кошмарное кровотечение из образовавшейся там из-за нее дыры.
— Делай с ним, что хочешь. Продай и отдай деньги на благотворительность. Мне, блядь, похер.
— Мне жаль, — шепчет она за моей спиной.
— Ну да, я уверен в этом. — Мои слова пропитаны сарказмом.
Я дергаю дверь и торможу. Достаю из кошелька карту и бросаю ее на столик в коридоре.
— Если Джетт до сих пор хочет заниматься картингом, позвони этому парню. Он поможет Джетту начать.
Я рискую взглянуть на нее.
Она плачет.
— Мне жа…
— Да-да, я понял и в первый раз. Хорошей гребаной жизни, доктор Харрис.
И я с силой захлопываю дверь, уходя из ее дома и ее жизни.
Глава восемнадцатая
ХОТЕЛОСЬ БЫСКАЗАТЬ, ЧТО ПОСЛЕ СЛУЧИВШЕГОСЯ С ЛЕАНДРО Я ДВИНУЛАСЬ ДАЛЬШЕ, но правда в том, что я словно все еще стою в коридоре и наблюдаю за тем, как он уходит.
В итоге в голове я проигрываю ту версию событий, в которой я выбегаю за ним, говорю, что передумала и на самом деле хочу быть с ним.
В реальности же рабочий день окончен, и я сижу в кабинете, одинокая и скучающая по нему.
После того, как он покинул мой дом, я дни напролет хотела поговорить с ним. Но каждый раз, стоило только взять в руки телефон, рациональность брала надо мной верх, ведь я знала, что могла бы потерять все, если бы решилась заполучить то, чего хотела.
Затем время шло, и прежде, чем я начала осознавать, проходили недели, плавно перетекая в месяцы, и не было пути обратно.
Он двигался дальше.
Даже несмотря на то, что не видеть его и не общаться с ним подобно аду, я понимала, что так и должно быть.
Но я мучаюсь из-за него до сих пор.
У меня есть ежедневный ритуал, который заключается в том, что я говорю себе не искать новости о нем в Сети. Я успокаиваюсь на несколько дней, думая, что уже достаточно сильная, но потом срываюсь, и сегодняшний день не стал исключением.
Я включаю «Макбук», и компьютер оживает. Открывая браузер, ввожу слова «Леандро Сильва ». Экран заполняется статьями о нем и гонках, которые он выиграл в этом году, вернувшись в Формулу-1.
Я испытываю незаслуженное чувство гордости, когда вижу фото, на которых он пересекает финишную линию, а потом стоит на подиуме с наградой в руках. Может, я и помогла ему понять проблему, но остальной путь он проделал сам.
Я рада за него. Счастлива, что он участвует в гонках. Что он вернул ту жизнь, о которой мечтал. Он вернул все ее аспекты, если верить прессе.
С начала гоночного сезона имя Леандро были связано с несколькими женщинами, да и вот передо мной фотография, на которой он со спутницей.
Каждая из них причиняет одинаково сильную боль.
Он двигается дальше. Я так и знала.
Знала, что его привязанность ко мне была чистой воды близостью, выстроенной лечением, а его чувства были вызваны благодарностью.
И от того, что я была права, боль меньше не становится, учитывая, что я его не забыла.
Просматриваю только те страницы, где можно прочитать новости.
С прошлого просмотра, несколько дней назад, ничего не изменилось. Все те же фотографии, где он запечатлен возвращающимся в Англию для участия в Гран-при, стартующем на следующей неделе.
Уставившись на фотографию, я пальцем провожу по линии его лица на изображении, напоминая какого-нибудь преследователя, которым, в общем-то, я и стала.
Не то чтобы он не был привлекательным раньше — ведь, конечно же, был — но на этом фото он выглядит потрясающе. Это сияющее выражение лица, которого не было прежде. Полагаю, это оттого, что он вернулся к гонкам.
Он выглядит великолепно.
Откидываясь на спинку кресла, я закрываю глаза и пытаюсь облегчить страдания, вызванные тоской по нему.
Закончится ли это когда-нибудь?
Я думала, что все пройдет. Может, если бы я перестала пытать себя просмотром новостей о нем, то тогда была бы способна двигаться дальше.
Садясь ровно, я закрываю крышку ноутбука.
На телефоне высвечивается имя Джетта.
— Привет, дорогой, — отвечаю я на звонок.
— Все еще на работе, мам?
— Ага. Только что закончила и собираюсь домой.
— Ну, я просто хотел, чтобы ты знала, что я на картодроме с дядей Китом и Картером. Мы собираемся перекусить. Постараемся быть дома не слишком поздно.
Ужин на одного. На вынос. И бутылка вина.
— Хорошо, будьте аккуратны и повеселитесь.
— Обязательно. До встречи, мам.
— Пока, дорогой. — Я кладу телефон на стол и туда же с глухим стуком роняю голову.
В пятницу вечером я погружаюсь в состояние всепоглощающей грусти: свободна от ребенка, но лучшее, на что способна, это еда на вынос и бутылка вина.
Каждую неделю я браню себя и за это тоже, но лишь до тех пор, пока сценарий не повторяется вновь.
Раздается стук в дверь.
Я отрываю голову от стола.
— Входи.
Заходит Софи, моя новая секретарша. Она со мной уже месяц. Сэйди со своим парнем отправилась путешествовать.
— Я отправляюсь отдыхать. — Софи пересекает комнату. — Вот почта. Забыла отдать ее раньше.
— Спасибо. — Я забираю почту у нее из руки.
— Верхнее письмо было доставлено лично.
— Лично? Что значит «лично»?
— Чуть раньше приходил мужчина. Попросил меня убедиться, что вы точно получите это письмо.
— Как он выглядел? — Я переворачиваю письмо в руке. Мое имя написано спереди от руки.
— Черные волосы. Очень симпатичный, — ухмыляется она.
Сердце начинает колотиться.
— И у него был акцент. Кажется…
— Бразильский?
— Да… думаю, да.
Руки дрожат, и я не могу перестать пялиться на письмо.
— Ладно, в общем, мне пора уходить. Хороших выходных, доктор Харрис, — говорит она, удаляясь.
— Ага, и тебе тоже, — бормочу я отстраненно.
В ту секунду, когда дверь закрывается, пальцем скольжу под загиб конверта и открываю его. Во рту пересохло, пальцы дрожат. Достаю содержимое.
Билеты. Два билета на Гран-при в «Сильверстоуне» на следующей неделе. ВИП проход на все выходные.
И приложен сложенный лист.
Раскрывая его, читаю слова, написанные той же рукой.
«БИЛЕТЫДЛЯ ДЖЕТТА, КАК ОБЕЩАЛ. НАДЕЮСЬ УВИДЕТЬ И ТЕБЯ ТОЖЕ.
Л.»
Сердце уходит в пятки.
Он принес билеты сюда. Сам доставил их. Но не попросил о встрече.
Конечно, не попросил.
В нашу последнюю встречу я покончила с нами прежде, чем что-то успело начаться.
Может, он не хотел меня видеть. Надежда пронизывает сердце, даже несмотря на то, что это неправильно, ведь между нами на самом деле ничего не изменилось. Только время. Я все еще оставалась его бывшим психотерапевтом.
«Надеюсь увидеть и тебя тоже».
Вдруг он не хочет меня видеть и просто ведет себя, как хороший парень, каким и является, и отдает Джетту обещанные билеты.
Сердце снова упало.
Я скучаю по нему. Как не скучала ни по кому за всю свою жизнь.
Мне необходимо увидеть его. Зачем — не знаю. Я правда не знаю, что делаю. Знаю только, что не могу продолжать жить с теми чувствами, что овладевают мной сейчас.
И если он не хочет меня видеть, то это станет толчком, чтобы двигаться дальше, потому что за предыдущие семь месяцев я не нашла способа забыть о нем.
Но, кажется мне, есть только один способ узнать, хочет ли он меня видеть.
Так что, по всей вероятности, я отправляюсь на Гран-при в Англии.
Глава девятнадцатая
ОНИ ЗДЕСЬ.
Она здесь… Индия.
Прошло семь месяцев с тех пор, когда я видел ее в последний раз, и сейчас мы под одной крышей.
Я чувствую ее близость подобно проносящимся через мое тело разрядам, систематически делающим меня живым и напуганным до ужаса.
Она здесь. Недалеко от меня, а я боюсь столкнуться с ней лицом к лицу.
В голове возникает миллион причин, почему мне не нужно с ней видеться.
Я попросил парня из ВИП зоны написать мне, когда Индия и Джетт приедут.
Получил я сообщение час назад и до сих пор не набрался мужества встретиться с ней.
Себя я убедил, что мне нужно в бокс. Но на самом деле сейчас тренировочная сессия, и один из тестовых драйверов прогоняет мой болид по трассе.
Я же стою здесь и наблюдаю на экранах за проверкой моего авто.
А мог бы пойти и увидеть Индию.
Вот только мне неизвестно, хочет ли она видеть меня. Само собой, она здесь, но Джетт одержим Формулой-1, так что, несомненно, она привела его.
Это она покончила с нами. Ну, вообще-то, нас в этом смысле и не было, ведь она не дала даже шанса.
Конечно, это при условии, что, уйдя, я не пытался вернуться. Выйдя из дома, я отказался от всего.
Я не общался и не виделся с Индией с того дня, когда стоял в ее коридоре.
Впоследствии я был задет, растерян и выведен из себя не на шутку, и вместо того, чтобы отправиться домой, я отправился прямо в головной центр «Лисса», получил свой болид, сел в него и выехал для тестового заезда на трек.
Благодаря моей злости на Индию я преодолел последний рубеж моего страха. Таким образом, я вернулся к гонкам и потому не думал о ней. Это работало только, когда я был за рулем. Любой другой момент был пропитан и контролируем мыслями о ней.
Я вернул все, чего так хотел после аварии. Страхи до сих пор не отпустили меня, но теперь не завладевали мной, как прежде. Но без Индии моя жизнь кажется пустой, какой она была до этого без гонок.
Словно вселенная играет со мной в гребаные игры.
У меня отобрали гонки, но подарили Индию. Заполучив гонки обратно, я потерял ее.
Ну, не скажу, что она когда-то была моей.
Но то, что у меня было с ней, чувства к Индии…
Я не смог с ними покончить.
Я пытался. Изо всех сил. Мне казалось, что возвращение на трассу и в мир гонок помогут.
Не помогли.
Я поселился за пределами страны, подальше от нее. После того, как в марте отправился в Мельбурн, чтобы принять участие в первой гонке сезона, дальше я просто перелетал из одного места проведения соревнований в другое, не возвращаясь домой в надежде, что хоть расстояние поможет.
Не помогло.
Я думал, что связь с другой женщиной может помочь.
Но нет.
Я понимал, что с меня хватит, когда меня целовала одна из сексуальнейших моделей, а я не ощущал ничего, кроме чувства вины, ведь мне казалось, что неким образом, целуя другую женщину, я предаю Индию.
Да, знаю, как тупо это звучит. Но все обстоит именно так.
Так что я держался от женщин подальше, даже если беспрерывно контактировал с ними.
Если мне приходилось говорить или позировать с женщиной, то на следующий день пресса выставляла все так, словно я с ней встречаюсь, либо трахаюсь. СМИ вторгаются в мою жизнь чрезвычайно агрессивно с того самого момента, как я вернулся в обойму. Полагаю, этого стоило ожидать после аварии, пагубной зависимости и внезапного возвращения.
Но нездоровая часть меня надеялась, что Индия видела эти фотографии, где я с другими женщинами, и они задевали струны в ее душе.
Надеюсь, они причиняли ей боль.
Знаю, что подобные надежды делают меня ублюдком, но мне плевать.
И вот я вернулся в «Сильверстоун» и мне казалось, что, находясь с ней в одной стране, я буду чувствовать себя нормально.
Что же я делаю?
Через пару дней после возвращения я оказываюсь в ее офисе, лично передавая билеты, что обещал Джетту в прошлом году, и тайно надеюсь, что увижу Индию.
Но не увидел.
Чтобы войти в ее офис, я израсходовал все силы, и потому, струсив, не попросил о встрече с ней, просто оставил билеты ее секретарше и выбежал оттуда, словно сдрейфивший цыпленок.
Боже, я такой долбаный неудачник.
Мне просто нужно стать мужиком и увидеться с ней. Она-то, наверное, продолжила жить дальше.
От мыслей о ней с другим мужчиной по моим венам проносится ярость. Я сжимаю руки в кулаки и стискиваю челюсть.
Мне просто нужно увидеться с ней. В любом случае нужно узнать.
От встречи с ней мне станет либо лучше, либо хуже, если это вообще возможно. Но нужно уже сделать хоть что-то, потому что совершенно очевидно — то, чем я занимался последние семь месяцев, не работает.
Дело в том, что я почти уверен, что влюблен в нее.
Я всегда думал, что любовь мне недоступна. Естественно, у меня были подружки, которые мне были небезразличны, но любить… даже близко такого не было. Ни разу.
Пока не появилась она.
Это же что-то да значит? Я не могу быть единственным, кто чувствует подобное. Она должна чувствовать то же самое. Испытывать ко мне хоть что-то.
Увидев ее, я пойму, есть ли что-нибудь.
Чувства Индии никогда не были преградой. Преградой всегда были ее чертовы этические правила.
Да, но вот уже семь месяцев я не ее пациент. И я знаю, что она говорит, будто время не имеет значения, но оно имеет еще какое значение.
Время дарит ясность и перспективы.
Я только надеюсь, что данное ей время и пространство позволили ей осознать, что она, вообще-то, хочет меня.
Парню ведь разрешается надеяться, верно?
Я знаю, где она сейчас — общается с Куином Мур. Куин в прошлом был пилотом. Эксклюзивный разговор с почитаемым пилотом Формулы-1 входит в ВИП билет. Джетт будет в восторге.
Да, я знаю расписание их сегодняшнего дня. Я настолько жалок, что это просто убого.
Я все равно увижу ее, несмотря на то, сколько буду откладывать это мгновение.
Отступая от экранов, по которым слежу за тестовым прогоном моего болида, я обращаюсь к Патрику, одному из моих парней:
— Вернусь через десять минут.
Затем выхожу из бокса и направляюсь к Индии.
Глава двадцатая
МЫС ДЖЕТТОМ В «СИЛЬВЕРСТОУНЕ». Приехали час назад. Как только мы приехали, то обнаружили, что ВИП билеты, присланные нам Леандро, включают в себя речь какого-то ушедшего в отставку пилота, о котором я прежде не слышала, прогулку по боксам, наблюдение за тренировочной сессией и ужин. Завтра мы вернемся на квалификационный проезд. После чего, в воскресенье, будет гонка.
И я рада, что заранее забронировала номер в отеле для нас с Джеттом, чтобы уберечь себя от трехчасовых поездок туда-сюда в течение следующих трех дней.
Я могу расслабиться и насладиться времяпрепровождением с сыном и не беспокоиться о Леандро Сильве.
Вообще-то, я буду беспокоиться о нем, но лишь самую малость.
Лишь от одной мысли о встрече с ним желудок сворачивается от нервного перевозбуждения.
Я бросаю взгляд на Джетта, когда выступающий без умолку говорит о том, чего я не понимаю ну ни капельки. Джетт выглядит восторженным и радостным — это самое главное. Когда я рассказала ему, что Леандро прислал билеты, как и обещал, Джетт был на седьмом небе от счастья. Мне нужно сказать спасибо Леандро за них, без шуток. Должна послать ему благодарственную открытку.
Ага, и это совсем не будет выглядеть позорно, Индия.
Думаю, я увижу его на этих выходных, тогда и поблагодарю. Если же нет, то отошлю ему домой письмо.
И если не увижу его, то не буду чувствовать себя разбитой на осколки.
Совершеннейшая ложь.
К счастью, выступающий закругляется.
— Итак, теперь отправляемся на ознакомительную экскурсию по боксам, — сообщает нам наш гид.
Я поднимаюсь на ноги вместе с Джеттом, и мы уходим из помещения за остальными.
Тогда-то и вижу его прислонившимся в стене, чуть впереди, пытающегося быть незамеченным. Но я заметила его.
Даже в этой бейсболке я понимаю, что это он.
Когда он поднимает глаза и наши взгляды встречаются, я чувствую сильнейший толчок в центре груди.
Видеть его по телевизору или на фото в Сети ничто в сравнении с тем, чтобы лицезреть его во плоти; да еще и быть к нему так близко, но одновременно так далеко.
Разум заполонен образами с нашей последней встречи, моментом, когда он был во мне.
— Мам, там Леандро. — Джетт вцепляется в мою руку и идет по направлению к Леандро.
Оглядываясь по сторонам, обнаруживаю, что, к счастью, никто из группы не замечает стоящего вдали пилота, все уходят, отправляясь на экскурсию по боксам.
— Привет, Джетт. — Леандро пожимает моему сыну руку. — Как дела? Развлекаешься?
— Да, все круто. Спасибо за билеты.
— Без проблем. — Он поднимает глаза на меня, когда я становлюсь рядом с Джеттом. — Индия.
Слышать его голос, как он произносит мое имя… воспоминания нахлынули вновь.
— Привет, Леандро, — улыбаюсь я, но чувствую себя неловко и неуютно. Находясь в непосредственной близости от него, я вся горю.