Стрелы Фаланги
Павел ТУЛАЕВ
Хосе Антонио Примо де Ривера (24 апреля 1903, Мадрид — 20 ноября 1936, Аликанте)
Испанская Империя, выбитая пятью буржуазными революциями XIX века из накатанной исторической колеи, разбитая, униженная гигантом США и вынужденная маневрировать в международной политике, чтобы не потерять последние сферы своего влияния, оказалась к началу XX столетия в состоянии глубокого кризиса. Наличие этого кризиса признавали все, но каждая политическая сила предлагала свой собственный выход из тупика.
Истоки фалангизма
Монархическая власть, уступая по частям свои позиции, запуталась в компромиссах и стала терять былой авторитет. Фактически она перестала быть руководящей силой, и молодые буржуазные партии открыто добивались уже «законной» парламентской формы своего фактического господства, следуя примеру революций во Франции, Англии и Америке.
После прихода к власти большевиков в России в 1917 году и основания в Москве Коммунистического Интернационала (Коминтерна) всю Европу охватила новая революционная волна. В Испании, где с конца XIX века заметное влияние имела социалистическая партия и получило распространение анархо-синдикалистское движение, группы рабочих выступили в поддержку «первой в мире республики рабочих и крестьян». В 1919 году часть левых социалистов присоединилась к Коминтерну, а в 1920 году произошло объединение различных коммунистических групп в единую партию. Социалисты и коммунисты Испании стали агитировать рабочих за переход от экономических форм борьбы, то есть профсоюзных стачек, к более радикальным — политическим. Либералы и левые всех направлений призывали свергнуть монархию, чтобы установить в стране демократическую республику.
Во избежание крайних форм революции аристократия пошла на установление в 1923 году умеренной авторитарной диктатуры. Возглавил её генерал Мигель Примо де Ривера (1870-1930), отец выдающегося революционера Хосе Антонио Примо де Риверы. Диктатура выполнила функции так называемого «превентивного» (т.е. «предохранительного») переворота в целях обеспечения государственной безопасности. С этой целью в правительство был введён лидер профсоюзного движения. Король Альфонсо XIII сравнивал своего защитника-диктатора с итальянским дуче Бенито Муссолини, который был известен своими социалистическими убеждениями.
Военно-монархический режим Примо де Риверы продержался до 1930 года, когда под давлением оппозиции была восстановлена конституционная монархия, открывшая путь к демократическим выборам и победе республиканского партийного блока. 14 апреля 1931 года монархия была свергнута, и в прошлое ушла целая историческая эпоха, с её патриархальными отношениями, и феодальными пережитками.
В 1931 году в Испании на парламентских выборах победили республиканцы во главе с Мануэлем Асанья (1880-1940). Бывший адвокат, журналист и писатель, заслуживший благодаря своему авторитету среди интеллектуалов пост секретаря Атенеума в Мадриде (либерального литературного, научного и художественного общества), он стал сначала военным министром, а затем — главой правительства. Подобно Керенскому в России, Асанья был ставленником либеральных масонов. Они получили ключевые посты в новом правительстве, государственном аппарате и даже в профсоюзах. Керенский получил поддержку Англии и США, а Асанья — ориентировался на масонские круги Франции.
Во избежание крайних форм революции аристократия пошла на установление в 1923 году умеренной авторитарной диктатуры. Возглавил её генерал Мигель Примо де Ривера (1870-1930). На фото — в центре
В условиях политической свободы стали активно действовать левые силы всех направлений, включая анархо-синдикалистов и троцкистов. Революционной ситуацией в стране управляли из-за рубежа социалисты и коммунисты. В марте 1931 года генеральный секретарь Коминтерна Дмитрий Мануильский заявил на заседании Исполнительного Комитета: «Коммунистическая партия Испании должна немедленно мобилизовать массы трудящихся на борьбу за установление правительства рабочих и крестьян советской ориентации». В 1932 году было решено, что в революционных целях следует конфисковывать собственность крупных землевладельцев, монастырей, «буржуазного государства» и организовывать вооружённые отряды повстанцев.
Это воззвание было не только услышано, но и вскоре реализовано на практике. В 1934 году в Астурии, где десять лет назад уже была предпринята попытка пролетарского восстания, разразился ещё один бунт, более мощный, в ходе которого 1372 человека были убиты, а 2921 — тяжело ранены. Астурийское восстание не привело к установлению диктатуры пролетариата и было подавлены властями, но образованное в ходе бунта «рабоче-крестьянское правительство» просуществовало 15 дней. Победа республиканцев, в свою очередь, стимулировала рост контрреволюции и правого движения. Испанцы, прежде уповавшие на демократию и конституцию, как спасение от всех бед надеялись, что публичные свободы приведут страну к процветанию. Однако они увидели нечто противоположное. Временное масонское правительство, сформированное буржуазными радикалами и социалистами, оказалось бессильным перед хаосом революции, а по сути своей — антинациональным.
Внутреннюю пустоту, беспочвенность либеральной демократии глубоко осознали уже мыслители «поколения 1898 года», ставшего свидетелем краха испанской Империи. Они поняли, что стихийные восстания, хотя экономически и обоснованы, в конечном счёте ведут к превращению народа в толпу. Они не хотели, чтобы победа демократического (количественного) большинства над аристократическим (качественным) меньшинством привела к господству примитивных массовых мифов, отчасти рождённых стихией современности, а в большей мере сознательно навязываемых политиканами и демагогами. Этой теме философ Хосе Ортега и Гассет (1883-1955), ставший в критическую эпоху советником генерала Примо де Риверы, посвятил одно из своих известных произведений «Восстание масс» (“Rebelion de las Masas”).
Для Рамиро де Маэсту (1874-1936) Испания — не только единственная в своём роде, самобытная страна, но ещё более — священная земля, где люди живут подвигом Христа
Устрашающей безликости «обыностранивания» (estranjerizacion) и её детища — власти «грядущего хама» патриоты противопоставили свою концепцию национального самосознания и самобытности — испанскость (Hispanidad). Каждый из идеологов «испанскости» делал собственные акценты: исторические, религиозные, расовые, этнические, но все сходились в одном: Испания будет либо национальной по духу и форме правления, либо погибнет.
Наиболее обоснованно и ясно сформулировал своё отношение к этой проблеме глава журнала «Испанское действие» (“Action Espanola”) философ Рамиро де Маэсту (1874-1936). Он прошёл характерную для своего поколения эволюцию: от национального романтизма к традиционализму католического толка. Для Рамиро де Маэсту Испания — не только единственная в своём роде, самобытная страна, но ещё более — священная земля, где люди живут подвигом Христа, как на Святой Руси, где высшая ценность не обыденная, а божественная реальность, полная сакрального смысла. «Испанец верит либо в абсолютные ценности, либо перестаёт верить совершенно, — замечает Маэсту. — Для нас поставлена дилемма Достоевского: или абсолютные ценности, или ничто». Вульгарному скептицизму, антирелигиозному либерализму и гуманизму Рамиро де Маэсту противопоставляет средневековый идеал «рыцарского служения» Церкви, Нации и Государю. Разрабатывая, подобно нашему Ивану Ильину, идеологию духовно-национального сопротивления современному апостасийному (те есть падшему) миру, испанский мыслитель ставит в центр своей философии действия понятие «защиты» (defensa). «Чтобы быть, надо уметь защищаться», — утверждает Рамиро де Маэсту.
С начала 1930-х годов правое движение начало приобретать всё более чётко выраженные политические формы. Появились соответствующие партии и союзы. Наиболее популярной была Испанская конфедерация автономных правых (“Confederation Espanola de Derechas Autonomas”), выросшая на основе католических союзов «Национальное действие» и «Народное движение» во главе с университетским профессором и депутатом испанского парламента Хилем Роблесом (1898-1980). Объединяя широкие слои населения, от мелких и крупных землевладельцев до церковных служителей и аристократов, Конфедерация выступала в защиту Церкви, Отечества, семьи, частной собственности и монархии. Не отрицая самого принципа легальной парламентской борьбы, она призывала как можно скорее покончить с господством социалистов и масонов в республиканском правительстве.
Одновременно с Испанской конфедерацией автономных правых набирали силу и более радикальные организации того же направления: «Объединение традиционалистов» (“Comunion Tradicionalista”), противопоставлявшее республиканскому строю обновлённую католическую монархию; «Испанское действие» (“Accion Espanola”), выступавшее за установление авторитарно-монархического режима; «Испанское обновление» (“Renovacion Espanola”), тоже право-монархического типа, которому удалось сформировать влиятельный политический блок национальных сил.
Лидером правой оппозиции стал Хосе Кальво Сотело (1893-1936), входивший в правительство генерала Примо де Риверы. Ему удалось разработать и ясно сформулировать общую программу неоконсерваторов авторитарно-монархического толка. Путь к радикальной монархии, по мнению сторонников Кальво Сотело, лежал через военную диктатуру. Для её победы необходимо было установить прямые связи с руководством вооружённых сил.
Наиболее расположен к организации военного переворота в Испании был генерал Хосе Санхуро из Севильи. Он пытался найти поддержку и у генерала Франко, возглавлявшего в те годы Военную академию в Сарагосе. Но будущий диктатор отнёсся тогда к заговорщикам весьма осторожно. Фактически Франко не поддержал путчистов. Таким образом мятеж, поднятый в 1932 году по приказу генерала Санхуро, был сорван и подавлен силой.
Наиболее расположен к организации военного переворота в Испании был генерал Хосе Санхуро из Севильи. На фото — в центре, с заложенными за спину руками
Впрочем, разделение политических сил на «правых» и «левых» в этот исторический период было весьма условным. В Европе, разбуженной коммунистической революцией, складывался новый тип авторитаризма. И Муссолини, и Гитлер, и Сталин, будучи выходцами из социалистического движения, сплошь и рядом оперировали левой терминологией и тактикой, опирались на трудящихся людей, но оставались при этом сторонниками диктаторской власти и национального (в случае Сталина — многонационального) корпоративного государства. Этот тип государства принято называть «фашистским».
Основание Испанской Фаланги
Рамиро Ледесма Рамос (1905-1936) — философ, основатель «Хунты национал-синдикалистского наступления»
В Испании первым фашистским деятелем стал Рамиро Ледесма Рамос (1905-1936), молодой философ, которому удалось объединить вокруг периодических изданий «Нация» (“La Nacion”) и «Завоевание государства» (“La Conquista del Estado”) радикально-националистически настроенных политиков и публицистов, интересовавшихся событиями в Италии и Германии. Один из них, Эрнесто Хименес Кабальеро, прозванный «испанским д’Аннунцио», публично объявил о своих фашистских взглядах ещё в 1929 году, но это был скорее эффектный жест, не претендовавший на политические последствия. Рамиро Ледесма Рамос, напротив, сразу же заявил о себе как о политическом лидере. Объединившись с последователями Ортеги Онесимо Редондо (1905-1936), ревностного католика, основавшего после поездки в Германию «Хунту испанского действия» (“Junta de Accion Espanola”), он объявил о создании в 1931 году созвучной ей по названию, по форме и духу «Хунты национал-синдикалистского наступления» (“Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista”). В своей программе национал-синдикалисты выступали как ярые противники интернациональной, марксистской революции и противопоставляли коммунистическому государству диктатуру, защищающую принципы иерархии, корпоративизма и национализма. На практике они настаивали на применении силовых мер «прямого действия» (accion directa) против отживших и неэффективных форм старой государственности.
Организационно Хунта (Junta — значит на испанском союз, совет) подразделялась на два типа структур: партийные ячейки — по 10 членов в каждой, и профсоюзные группы — числом до 100 человек. Это было связано с принципиально важным для движения тезисом о необходимости передачи средств производства в руки самих трудящихся.
Непривычное сочетание революционно-синдикалистских и консервативно-националистических идей выражалось и в символике нового движения: в трёхполосном, красно-чёрно-красном флаге с крестообразным знаком, соединяющим стрелы и ярмо (заимствованными из герба католических королей Изабеллы и Фердинанда), в партийном девизе «Испания — единая, великая и свободная», а также приветствия: “¡Arriba España!” («Воспрянь, Испания!»).
Ещё более необычно выглядела пропаганда Хунты, допускавшая в одном ряду соседство следующих лозунгов:
«Да здравствует новый мир!»
«Да здравствует фашистская Италия!»
«Да здравствует Советская Россия!»
«Да здравствует гитлеровская Германия!»
«Да здравствует наша будущая Испания!»
«Долой парламентскую и буржуазную демократию!»
Несмотря на энергичную деятельность Хунты национал-синдикалистского наступления, ей не удалось привлечь на свою сторону народные массы. Одной из причин был крайний антиклерикализм Ледесмы Рамоса, который отталкивал от движения христиан-традиционалистов. Этот существенный для католической Испании недостаток удалось преодолеть другому лидеру испанских патриотов — Хосе Антонио Примо де Ривере.
Хосе Антонио Примо де Ривера (в центре) хотел создать не партию, а религиозно-политический Орден, «армию нового строя», целью которого было воссоздание Великой Испанской Империи
Сын генерала-диктатора, Хосе Антонио Примо де Ривера (1903-1936), получив аристократическое воспитание и юридическое образование, начал свою профессиональную карьеру как журналист и адвокат. Элитарное происхождение (он имел титул маркиза) позволило ему, ещё будучи никому неизвестным деятелем, занять высокий пост вице-секретаря Национального союза монархистов (Union Monarquica Nacional). Однако очень скоро молодой маркиз разочаровался в монархии и обратил своё внимание на фашистскую Италию.
Хосе Антонио привлекала не только личность Муссолини, энергичного и яркого вождя, основавшего новое по содержанию и по форме политическое движение, но сама возможность сочетания Традиции и Революции. В 1933 году Хосе Антонио начинает выпускать совместно с Ледесмой Рамосом газету «Фасция» (“El Fascio”), где открыто проповедует идеи консервативной революции. Он обличает либерализм с его республиканским строем и марксизм с его классовой борьбой, противопоставляя им путь насильственного установления тоталитарной диктатуры, способной проводить в жизнь положительную программу, сочетающую верность национальной идее и соблюдение социальной справедливости. По требованию демократических организаций фашистская газета в Испании была запрещена, а её издатель арестован. Репрессии республиканских властей, однако, нисколько не поколебали духа Хосе Антонио. В октябре 1933 года он лично встретился с Муссолини, имел с ним беседу, а по возвращении домой написал предисловие к испанскому изданию его книги «Доктрина фашизма» и приступил к созданию национал-синдикалистской партии.
Хосе Антонио так и хотел назвать свою организацию «Испанский фашизм», но по ряду тактических соображений его предложение не было принято. Новое формирование стало называться «Испанская Фаланга» (“Falange Espanola”). На учредительном собрании в Мадриде 29 октября 1933, где присутствовало около двух тысяч человек, Хосе Антонио подчеркнул, что речь идёт не о формировании очередной политической партии, а о качественно новом движении, внепартийном и даже антипартийном по духу.
Основатель Фаланги считал, что в стране, раздираемой классовой и социальной борьбой, абсурдно говорить о партийности, делиться на «правых» и «левых». Примо де Ривера хотел создать не партию, а религиозно-политический Орден, «армию нового строя», целью которого было воссоздание Великой Испанской Империи. Он призывал испанцев вернуться к традиционному жертвенному служению Отечеству, к соединению аскетического и военного подвига, наиболее ярко проявившегося в эпоху Реконкисты: «Отечество — это полное (total) единство, которое соединяет все личности и все классы. Отечество не может быть подчинено ни самому сильному классу, ни самой организованной партии, ибо является трансцендентной, органичной реальностью, имеющей собственный смысл».
“¡Arriba España!” («Воспрянь, Испания!») — клич и название газеты «Испанской Фаланги — Хунты национал-синдикалистского наступления»
Призвание Испании — быть «имперским орлом, а не попугаем в парламентской клетке», утверждал Хосе Антонио. Он жаждал увидеть свою Родину сильным государством, Империей, которая сможет «снова заявить претензии на роль страны, правящей миром». И он верил, что национальная революция, где роль авангарда будут играть военные и воины духа, в итоге приведёт к построению качественно нового общественного строя, а тем самым «покажет пример Европе и всему миру». «Мы призываем нынешние поколения, нынешнюю молодёжь, посмотреть открытыми глазами на жизнь в создавшейся ситуации: старый мир, старый общественный строй рушится, а Родина, некогда великая и могучая, лежит в развалинах», — обращался де Ривера к молодым соотечественникам.
Флаг национал-синдикалистского наступления был поднят. И он не остался незамеченным. Среди испанских патриотов нашлось немало энтузиастов и союзников Фаланги: начиная от крайне правых монархистов и кончая радикальными профсоюзными организациями. В феврале 1934 года произошло объединение Фаланги и «Хунты национал-синдикалистского наступления». Новая организация, соединившая два названия в одно, переняла символику, изобретённую Ледесмой Рамосом, а ему самому был вручен членский билет № 1. Главные лозунги движения остались прежними: «Единение Отечества. Прямое действие. Антимарксизм. Антипарламентаризм».
Первые же попытки реальных действий «Испанской Фаланги и Хунты национал-синдикалистского наступления» (“Falange Espanola de las Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista”) вызвали яростное противодействие со стороны коммунистов и левых социалистов, возглавлявших антифашистское движение. После ряда кровавых столкновений несколько десятков фалангистов во главе с Хосе Антонио были арестованы по распоряжению правительства, а часть местных отделений организации была закрыта.
В условиях обострившейся политической борьбы Хосе Антонио Примо де Ривера, отпущенный на волю в силу своих депутатских полномочий, приступил к редактированию знаменитой фалангистской программы из 27 пунктов. Ледесма Рамос, принимавший участие в составлении документа, в своей книге «Фашизм ли в Испании?» замечает, что главная роль в написании текста принадлежит ему, а не Хосе Антонио, хотя программа имеет характер общепартийного документа.
Основополагающим принципом программы Фаланги был тезис о «высшей ценности Испании» (la suprema realidad dc Espana). Отказ от свободного служения традициям великой Испанской Империи, объединившей по воле cудьбы народы Пиренейского полуострова в единую нацию, считался национальным предательством. Восстановить былое могущество Испании призвано было национал-синдикалистское государство, с помощью механизмов тоталитарной власти и корпоративных институтов. Испанцы должны были отказаться oт принципа мозаичной многопартийной системы и участвовать в управлении страной через муниципальные органы власти, профсоюзы и семью. Вся страна виделась фалангистам как огромный производственный организм. Движение признавало религиозные католические ценности, но подчиняло их задачам национальной революции.
В экономической части программа носила подчёркнуто антикапиталистический характер. Но обосновывалось это не по-марксистски. Фалангисты критиковали капитализм, не слева, а справа. Они отрицали капиталистическую систему за то, что она игнорирует интересы народа и дегуманизирует частную собственность. «Когда мы говорим о капитализме, — писал Хосе Антонио, — мы не имеем в виду частную собственность; частная собственность — это прямое продолжение личности на её вещи, она — один из основных её атрибутов. Капитализм же подменяет эту личную собственность собственностью капитала, инструмента экономического господства». С точки зрения экономической доктрины фалангистов, материалистический капитализм обезличивает человека, лишает его индивидуальности, семьи, хозяйственных навыков, превращает народ в «массы». Более того, капитализм, преследуя свои цели, с помощью рыночных и финансовых механизмов сознательно развращает личность, делает её мягкотелой, податливой, механистичной.
Материалистический рай пассивных потребителей был ненавистен основателю Фаланги. Он предпочитал иной, «трудный рай», где люди уподобляются ангелам, «что денно и нощно стоят у небесных врат, препоясавшись мечами». «Ряса священника и военная форма! Религиозный и воинский дух! Вера и рыцарское служение! — вот две вечные и истинные формы нашего бытия», — писал Хосе Антонио.
Хосе Антонио Примо де Ривера: «Нас объединяет с социализмом то, что мы хотим улучшить положение пролетариата»
Мистический и мессианский пафос Хосе Антонио заметно отличался от революционно-синдикалистского стиля Ледесмы Рамоса. Это различие отражало глубинные религиозные и идеологические разногласия между двумя лидерами национального движения. И когда основатель Фаланги почувствовал себя победителем в скрытой борьбе за лидерство, он, опираясь на волю Хунты, единолично возглавил руководство организацией.
По тактическим соображениям Хосе Антонио отказался от фашистской терминологии, всё более обращаясь к католическим ценностям. На страницах монархической газеты «А.В.С.» он заявил, что «Испанская Фаланга и Х.О.Н.С. не является фашистским движением, хотя и имеет с ним некоторые точки соприкосновения». К этому времени в основном сформировалась и структура Фаланги. Она делилась на две «шеренги»: активных членов движения, состоявших на учёте и принимавших участие во всех его мероприятиях, и сочувствующих, которые, по тем или иным причинам, предпочитали не афишировать свои симпатии к фашизму. В 1935 году Фаланга насчитывала уже более 5 тысяч активистов и десятки тысяч сочувствующих из самых разных слоёв населения. Крупнейшие центры движения находились в Мадриде, Севилье, Вальядолиде.
Несмотря на сравнительную немногочисленность, по сравнению с левыми партиями, фалангисты принципиально не шли ни на какие коалиции и политические компромиссы, что было особо оговорено в 27 пункте программы. Однако они были не против сотрудничества с единомышленниками на правом фланге и с патриотически настроенными военными.
Почувствовав опасность реакции и объединения боевых отрядов националистов, левые развернули кампанию по созданию антифашистского «Народного фронта». Его стратегию разработал VII Конгресс Коминтерна, срочно созванный в Москве в 1935 году. Он повернул международное коммунистическое движение от пролетарской линии — к тактике антифашистских, демократических союзов всех классов и групп населения.
Хосе Антонио Примо де Ривера: » Настоящий феминизм должен заключаться не в том, чтобы требовать для женщин права выполнять те функции, которые сегодня считаются высшими, а в том, чтобы придавать всё большее человеческое и социальное достоинство женским функциям». На фото: девушки-фалангистки
Новая тактика Коминтерна по организации Народного фронта в Испании оказалась выигрышной. На выборах 1936 года за демократическую оппозицию проголосовало 4 миллиона 365 тысяч человек (при общей численности коммунистов около 50 тысяч). И победил Народный фронт. Президентом страны стал лидер республиканцев Мануэль Асанья, а премьер-министром старый социалист Ларго Кабальеро, член Коминтерна, до этого неоднократно бывавший в Москве.
Всю страну охватило настроение революционной эйфории. Начавшаяся «культурная революция», несмотря на некоторые достижения в области образования, обернулась примитивной антирелигиозной пропагандой, которая на практике доходила до разрушения храмов и публичных расправ над священниками. За четыре с половиной года торжества демократии в Испании было организовано 348 забастовок, 1287 вооружённых ограблений, 69 разгромов политических центров, совершено 269 политических убийств, не считая военных жертв и раненых на поле боя. От республиканцев и левых сил больше всего пострадала Церковь, что выражало воинственно атеистический характер революции. Тысячи храмов и монастырей были полностью или частично разрушены. Более 10 тысяч священников, монахов и монахинь были убиты и замучены. Многие из них были подвергнуты изощрённым пыткам, что верующие христиане считали проявлением сатанизма. Размах революционной анархии в Испании был сопоставим с красным террором в СССР, если учесть различия в величине их территорий и количестве населения.