Фантастическая симфония Берлиоза

Артистом, о котором говорилось в программе симфонии, был сам Берлиоз, пере­живавший романтическую драму любви к знаменитой ирландской актрисе Генри­етте Смитсон.

«Фантастическая симфония» – первая программная симфония в истории романтич. музыки. Б. сам написал текст программы, представляющий подробное изложение сюже­та. Романтическая тема несчастной любви вырастает в симфонии Берлиоза до значения трагедии утраченных иллюзий, разочарования в идеале. В симфонии 5 частей. В расположении частей видна симметричность:

1 и 5 части – напряженные, бурные;

2 и 4 части – жанровые (вальс и марш);

3 часть – лирическая «сердцевина» цикла.

Связь частей осуществляется не только наличием программы, но и главенст­вом ведущей музыкальной мысли – лейтмотива возлюбленной. Он лежит в основе всего аллегро I части, будучи главной темой свободно трактованной сонатной формы; составляет середину Зх-частной «Сцены бала»; бегло проходит в «Сцене в полях» (как выражение «мрачных предчувствий» героя); на миг возникает в «Шествии на казнь» (как последняя мысль о любимой); наконец, в трансформированном, искаженном виде звучит в начальных разделах финала.

Часть

I часть – «Мечтания. Страсти». Состоит из двух разделов – Largo (с-moll) и Allegro agitato (C-dur). Largo – это развернутое вступление, картина лирических излияний, грез, мечтаний. Мягкая, певучая тема скрипок с меланхолическими вздохами, в гибком ритме с трепетными паузами, сменяется оживленным мажор­ным эпизодом, а затем повторяется в новой фактуре (т.о. образуется трехчастная форма).

Allegro agitato начинается лейтмотивом (после вступительных тактов), представленном очень рельефно, почти без сопровождения, в унисонном звучании флейты и скрипок.

Интонационное содержание и строение лейттемы сильно отличаются от классических главных тем. Поначалу светлая, лирически-задушевная, тема воз­любленной в процессе развития передает смятение, душевные порывы, в разработке приобретает тревожный, мрачный характер. По существу, это единств. тема Allegro, поскольку побочная (G-dur – e-moll) строится в основном на тех же элементах.

В сонатном аллегро зарождаются почти все образы других час­тей симфонии. Так, настроение любовной тоски будет положено в основу «Сцены в полях». «Мефистофельские» интонации из разработки приводят к зловещей фи­нальной картине. Церковный мотив (в конце I части) переродится в «черную мессу» шабаша. То, что в I части показано как неразрывное единство психологических сос­тояний, развертывается на протяжении всего цикла в виде резко контрастных сцен.

Часть

II часть – «Бал» (A-dur) – картина праздничного веселья. В ее сопоставлении с I частью отражена типично романтическая мысль об одиночестве героя-романтика в окружении чуждой ему веселящейся толпы. Эта часть – удивительное открытие Б.: он впер­вые вводит в симфонию вальс, заменяя этим символом романтизма и старинный менуэт, и более новое бетховенское скерцо. Красочные арпеджио двух арф (впервые в симфонической музыке) приводят к легкому кружению прелестной вальсовой темы у скрипок, украшенной staccato деревянных духовых и pizzicato струнных. В среднем разделе 3-х частной формы возникает лейтмотив, измененный элементами вальсовости. Еще один раз он появляется в коде этой части у солирующего кларнета.

Часть

III часть – «Сцена в полях» (F-dur) – рисует новую обстановку, в которую попадает герой. При всех связях с бетховенской «Пасторальной» симфонией, налицо новизна этой панорамы природы: вместо гармоничности – настроение раздвоенности. Ду­шевному смятению одинокой личности противостоит пастушеская идиллия, спокой­ная безмятежность природы, не случайно в оркестре умолкают медные духовые, остаются лишь 4 валторны. Перекликаются свирели пастухов (английский рожок и го­бой), затем изобретательно варьируется основная тема этой части – такая же ясная, спокойная, пасторальная. Однако постепенно она приобретает более тревожный характер, омрачается. Напряжение особенно возрастает при появлении л-ва и прорывается в кульминации (уменьшенные септаккорды у всего оркестра). Затем начина­ется постепенное прояснение, успокоение, оркестровая звучность становится прозрачной, и даже отрывок лейтмотива звучит ясно и светло. Снова наступает блаженный покой. Когда все стихает, английский рожок заводит свой начальный свирель­ный наигрыш, но вместо ответа гобоя звучит тремоло литавр, подобное отдален­ным раскатам грома. Так пастораль завершается предчувствием грядущих драматических событий.

Часть

IV часть – «Шествие на казнь» (g-moll). Она вносит резкий контраст: вместо сельского пейзажа, плавных, неторопливых пасторальных тем – жесткий марш, мрачный и зловещий. В отличие от предыдущих частей композитор использует здесь громадный оркестр с участием тяжелой меди (3 тромбона, 2 тубы) и большого количества ударных (4 литавры, тарелки и большой барабан). Вначале слышится глухой гул собирающейся толпы, затем возникает нисходящий унисон виолончелей и контра­басов, в прямолинейном движении которого есть что-то роковое, неумолимое. Это – первая тема марша. Вторая тема – марш «блестящий и торжественный», как говорится в программе – исполняется всей духовой группой. Сверкающая звучность меди, пунктирный ритм, тональность Es-dur создают триум­фальный характер, но в этой триумфальности есть что-то зловещее.

При возвращении первой темы марша использован необычный оркестровый эффект, придающий ей несколько гротескный оттенок: тема распределяется между раз­ными группами оркестра, причем струнные исполняют ее то pizzicato, то смычком. В коде, как это нередко у Берлиоза, музыка прямо иллюстрирует программу: солирующий кларнет поет осн. лейтмотив, но его нежное и страстное звучание обрывает мощный удар всего оркестра – «удар палача».

Часть

V часть – «Сон в ночь шабаша».

В медленном вступлении возникает картина слетающейся на шабаш «нечис­ти» (таинственное шуршание струнных, глухие удары литавр, писк флейты пикко­ло и др. деревянных на одном повторяющемся звуке, звучание засурдиненной валторны создают причудливый, фантастический колорит). В центре вступления – явление возлюбленной, но это не идеальный образ, а ведьма, исполняющая непристойный танец. Кларнет пикколо, словно кривляясь, под аккомпанемент литавр интонирует неузнаваемо измененный лейтмотив. Прием трансформации тематизма, впервые использованный Берлиозом, получил широкое применение в творчестве многих композиторов XIX-XX веков.

Отдаленное звучание колоколов возвещает появление еще одной пародийно трактуемой темы – это средневековый напев Dies irae (тубы и фаготы), открывающий «черную мессу». Тема строгого хорала в ней повторяется в уменьшении с иной ритми­ческой акцентировкой и далее еще более ускоряется.

Основной раздел Финала – хоровод шабаша, построенный в виде фугато. Танец растет, вовлекает в свое движение весь оркестр, приобретает характер оргии. Среди множества оркестровых эффектов, изобретенных Берлиозом, один из самых знаме­нитых – в эпизоде пляски мертвецов, стук костей которых передается игрой древком смычка на скрипках и альтах. В кульминации тема хоровода полифонически соединяется с темой Dies irae.

 

 

Карнавал Шумана

«Карнавал» написан в циклической форме, где сочетаются принципы программной сюиты и свободных вариаций. Сюитность проявляется в контрастном чередовании разнохарактерных пьес. Это:

· карнавальные маски – традиционные персонажи итальянской комедии dell’arte;

· музыкальные портреты давидсбюндлеров;

· бытовые зарисовки – «Прогулка», «Встреча», «Признание»;

· танцы, дополняющие общую картину карнавала («Благородный вальс», «Немецкий вальс»), и две «массовые сцены», обрамляющие цикл по краям («Преамбула» и финальный «Марш давидсбюндлеров»).

Вместе с тем, «Карнавал» отмечен очень прочным внутренним единством, которое основано, прежде всего, на варьировании одного заглавного мотива – Asch. Он присутствует почти во всех пьесах, за исключением «Паганини», «Паузы» и финала. В первой половине цикла (№ 2–9) господствует вариант A-Es-C-H, с № 10 – As-C-H.

Прикрепленность этого мотива к звукам конкретной высоты определила тональное единство цикла. Тональный план ограничен бемольными тональностями, ведущую роль среди которых играет As-dur. Будучи главной тональностью в «крайних» пьесах (прологе и эпилоге), As-dur создает прочную тональную арку всего «Карнавала». В этой же тональности написаны пьесы «Шопен», «Признательность», «Немецкий вальс», а также предваряющая финал «Пауза» (№ 12, 14, 16, 20). От № 1 тональное развитие устремлено в доминантовый Es-dur с его побочными тональностями (B-dur, g-moll и c-moll). Во второй половине цикла затрагивается тональности субдоминантовой сферы.

Единство цикла осуществляется также группировкой пьес по принципу парности (взаимодополняющий контраст характеров: Пьеро–Арлекин, Эвсебий–Флорестан) или трехчастности (Киарина–Шопен–Эстрелла, немецкий вальс–Паганини–немецкий вальс). Две последние пьесы – «Пауза» и «Марш давидсбюндлеров» – находятся в соотношении предыкта и кульминации.

«Карнавал» обрамлен торжественно-театральными массовыми сценами (несколько ироническими – марши на ¾). При этом «Марш давидсбюндлеров» создает не только тональную, но и репризно-тематическую арку с «Преамбулой». В него включены отдельные эпизоды из «Преамбулы» (Animato molto, Vivo и заключительная стретта). В финальной пьесе давидсбюндлеры представлены темой торжественного марша, а филистеры – старомодным «Гросфатером», изложенным с нарочитой топорностью.

Важным объединяющим фактором является также периодическое возвращение вальсового движения (жанр вальса в роли рефрена).

Некоторые пьесы не имеют устойчивых завершений («Эвсебий», «Флорестан», «Шопен», «Паганини», «Пауза»). Эпиграфом к «Кокетке» является трехтакт, который одновременно завершает пьесу «Флорестан». Тот же самый трехтакт не только завершает «Кокетку», но и ложится в основу следующей миниатюры («Разговор», «Реплика»).

 

Шуберт "Прекрасная мельничиха"

Песенное искусство Шуберта получило наиболее полное выра­жение в 20-е годы в двух циклах на слова поэта-современника Вильгельма Мюллера. Стихи Мюллера, посвященные извечной ро­мантической теме отвергнутой любви, отличались художественны­ми чертами, родственными лирическому дару Шуберта. Первый цикл — «Прекрасная мельничиха» (1823), —состоящий из двадцати песен, называют музыкальным «романом в письмах». Каждая песня выражает отдельный лирический момент, вместе же они образуют единую сюжетно-повествовательную линию с определёнными этапами развития и кульминацией.

Большое место в цикле занимают ро­мантизированные картины природы, окрашенные душевными пере­живаниями рассказчика.

Большой диа­пазон настроений отличает этот цикл и находит проявление в драматически развертывающейся сюжетной линии: жизнерадостная наивность вначале, пробуждающаяся,любовь, надежла, ликование, тревога и подозрение, ревность с ее страданиями и тихая грусть. Многие песни вызывают сценические ассоциации: странник, иду­щий вдоль ручья, пробудившаяся ото сна красавица («Утренний привет»), праздник на мельнице («Праздничный вечер»), скачу­щий охотник. Из двадцати пяти стихов поэтического цикла Шуберт исполь­зовал только двадцать. При этом самый яркий театральный при­ем — появление нового «действующего лица», который вызывает резкий перелом в развитии событий, — совпал в музыкальном цик­ле с точкой золотого сечения (одна из классических пропорций архитектуры, в которой целое так относится к большему, как большее к меньшему).

Мельничный подмастерье, юноша в расцвете сил, отправляется в путь. Красота природы и жизни безудержно манит его. Через весь цикл проходит образ ручейка. Он как бы двойник рассказчи­ка — его друг, советчик, учитель. Образ бурлящей воды, зовущей к движению и странствию, открывает собой цикл («В путь»), и юноша, следуя течению ручья, бредет неизвестно куда («Куда»). Ровному журчанию ручейка, образующему неизменный звукоизобразительный фон этих песен, сопутствует радостное, весеннее на­строение. Вид мельницы привлекает внимание путника («Стой»). Вспыхнувшая любовь к прекрасной дочери мельника заставляет его задержаться. В выражении благодарности ручейку за то, что он привел героя к ней («Благодарность ручью»), бездумно-счастливое настроение сменяется более сдержанным и сосредоточен­ным. В песне «Праздничный вечер» лирические излияния сочета­ются с жанрово-описательными моментами. Последующая группа песен («Желание знать», «Нетерпение», «Утренний привет», «Цве­ты мельника», «Дождь слез») выражает разные оттенки наивной жизнерадостности и пробуждающейся любви. Все они отличаются большой простотой.

Драматическая вершина этой части цикла — романс «Моя» — полон ликования и счастья взаимной любви. Его сверкающая D-dur'ная тональность, героические контуры мелодии, элементы маршевости в ритме выделяются на фоне мягкого звучания предшествующих песен.

Последующие эпизоды («Пауза» и «С зеленой лентой лютни»), изображающие переполненного счастьем любовника, служат как бы интермедией между двумя «действиями» цикла. Перелом наступает при неожиданном появлении соперника («Охотник»). В музыкальной характеристике скачущего всадника уже таится угро­за. Изобразительный момент фортепианного сопровождения — стук копыт, охотничья фанфара — вызывает ощущение тревоги.

Песнь «Ревность и гордость» полна смятения и страдания. Эти чувства переданы и в бурной мелодии, и в стремительном движении фортепианной партии, и даже в скорбной тональности g-moll. В песнях «Любимый цвет», «Злой цвет», «Засохшие цветы» душев­ные терзания все более усиливаются. Музыкальный образ рассказ­чика утрачивает былую наивность, становится драматичным. В заключительных номерах цикла острая напряженность чувств переходит в тихую грусть и обреченность. Отвергнутый возлюбленный ищет и находит утешение у ручейка («Мельник и ручей»). В последней песне («Колыбельная ручья») лаконичными приёмами создан образ печальной умиротворенности и забвения.

Песни «Прекрасной мельничихи» объединены между собой. Шуберт достигает внутреннего музыкально-драматического единства новыми приемами: большую объеди­няющую роль играет сквозной образ цикла — изобразительный фон ручейка. Между отдельными песнями существуют перекрестные тональные связи. Последовательность образов-картин создает целостную музыкально-драматургическую линию.

 

 

Шопен Баллада g-moll

Баллада открывается небольшим вступлением – прологом повествовательного склада. Его неторопливая тема ассоциируется с образом сказителя. Широкая величавая эпичность первой фразы вступления сменяется ответной, вопросительной интонацией.

Два главных образа баллады – главная и побочная темы – в экспозиции не контрастны: главная (g-moll) отличается меланхолической задумчивостью, неторопливостью, речевой выразительностью интонаций и импровизационной манерой изложения. Многократные варьированные повторения как бы воссоздают процесс размышления вслух, который продолжается в лирически взволнованной связующей партии.

Побочная тема (Es-dur) характеризуется ласковым лиризмом, мягкостью звучания (pp, sotto voce), прозрачной фактурой с певучим басом. Вместе с тем, она имеет одну особенность: ее тихая скромность противоречит упругим, приподнятым, широким интонациям (на октаву, септиму). Создается ощущение, что нежный образ потенциально содержит большую силу. Сравнительная краткость изложения побочной темы компенсируется серией обаятельных мотивов дополнения.

В разработке и облик, и соотношение обеих тем существенно меняется. Главная утрачивает характер задумчивого рассказа. Она свертывается, превращается в предыктовую, напряженно-неустойчивую. Зато, сжавшись, она концентрирует свою энергию: на кратком расстоянии (12 тактов вместо 30) печальные интонации перерастают в настойчиво-вопрошающие (D о.п., вводные гармонии, настойчивые повторы). Но уже готовый прорваться драматизм внезапно сменяется бурным лирическим взрывом в ранее «тихой» побочной теме: минорный предыкт разрешается праздничным сиянием A-dur, а. В разработке «снимается» противоречие между приглушенностью звучания и приподнятостью интонаций побочной. Она масштабно расширяется и звучит открыто, страстно, восторженно. Этому способствует насыщенное аккордовое полнозвучие, охватывающее огромный фортепианный диапазон, сильная динамика. Кульминация побочной темы (fff) переходит в бурлящие предыктовые пассажи к новому эпизоду в разработке.

Следовательно, вторичное сопоставление основных образов баллады обнаруживает их контраст и противоположные тенденции развития: сжатие, драматизация, омрачение одного и расширение, динамизация, просветление другого.

Эпизод в разработке (Es-dur) – это полный виртуозного блеска и изящества скерцозный образ. Его драматургическая роль заключается в продлении атмосферы ликования, достигнутой в разработке. Стремительность движения, прихотливость мелодического рисунка подчеркивают легкую непринужденную грацию.

Третье, решающее столкновение основных образов баллады происходит в репризе. По сравнению с разработкой, характер обеих тем не изменен, однако их перестановка (реприза зеркальная) совершенно меняет смысл сопоставления. Теперь он носит остро трагический характер. Длительное господство радостных эмоций (П.П. в разработке, эпизод, П.П. в начале репризы) никак не готовят к катастрофе. Появление главной темы в g-moll воспринимается как горестное переключение от прекрасной мечты к реальной действительности. Как и в разработке, главная тема сжата. Но если ранее ее тенденция к драматизации не была завершена, то здесь она реализуется с огромной силой, особенно в бурной, полной отчаяния коде.

Итак, в репризе широкому размаху и динамизации побочной темы противостоит лаконизм остротрагической главной. От перемены мест этих двух тем меняется и смысл их сопоставления: в разработке переход от тоскливой главной к праздничной побочной открывал «путь к свету», в репризе появление драматической главной после побочной производит эффект трагического срыва, катастрофы.

 

 

Лист "Прелюды"

Лист вошел в историю симфонической музыки как создатель нового жанра – одночастной симфонической поэмы.

Поскольку симфоническая поэма воплощает конкретное программное содержание, порой очень сложное, ее формообразование лишено той стабильности, которая присуща ее старшим родственникам – симфонии и увертюре. Большинство симфонических поэм Листа опирается на очень распространенную в эпоху романтизма свободную или смешанную форму. Так называют формы, соединяющие существенные признаки двух или нескольких классических форм. Объединяющим фактором, как правило, выступает принцип монотематизма (создание ярко контрастных образов на основе одной и той же темы или мотива).

«Прелюды» – третья по счету симфоническая поэма Листа. Ее название и программа заимствовано композитором из одноименного стихотворения французского поэта Ламартина (под впечатлением от поэзии Ламартина композитор создал также фортепианный цикл «Поэтические и религиозные гармонии»). Однако Лист значительно отошел от основной идеи стихотворения, посвященного раздумьям о бренности человеческого существования. Он создал музыку, полную героического, жизнеутверждающего пафоса.

Музыкальная композиция «Прелюдов» основана на свободно трактованных принципах сонатного аллегро с монотематическими связями между важнейшими темами. В самом общем плане форму можно определить как сонатно-концентрическую (сонатное allegro со вступлением, эпизодом в разработке и зеркальной репризой динамизированного характера).

Начало поэмы очень характерно для Листа, который обычно отказывается от торжественных вступлений и многие произведения начинает тихо, как бы затаенно. В «Прелюдах» отрывистые тихие звуки первых тактов производят впечатление таинственности, загадочности. Затем возникает типично романтический мотив вопроса – до-си-ми (м.2 вниз – ч.4 вверх), выражая «ключевую» начальную фразу программы, то есть вопрос о смысле жизни. Этот мотив играет роль тематического ядра для всей последующей музыки сочинения.

Выросшая из мотива вопроса, но приобретающая определенность самоутверждения, героическая главная тема (C-dur) звучит мощно и торжественно у тромбонов, фаготов и низких струнных. Связующая и побочная темы ярко контрастируют главной, рисуя образ героя с другой стороннего мечты о счастье, о любви. При этом связующая представляет собой «лиризованный» вариант главной темы, излагаемый виолончелями в очень напевной манере. В дальнейшем она получает сквозное значение в поэме, возникая на гранях важных разделов и, в свою очередь, подвергаясь вариантным преобразованиям.

Побочная (E-dur), согласно программному замыслу, – тема любви. Ее связь с основным мотивом более опосредованная. С главной темой побочная оказывается в красочном, «романтическом» терцовом соотношении. Особую теплоту и задушевность придает побочной звучание валторн, удвоенных альтами divizi.

Любовная идиллия побочной партии в разработке сменяется жизненными бурями, батальными сценами и, наконец, большим эпизодом пасторального характера: «герой» ищет на лоне природы отдохновения от треволнений жизни (один из типичнейших идейно-сюжетных мотивов романтического искусства). Во всех этих разделах имеются трансформации основного мотива. В эпизоде бури (первый раздел разработки) он становится более неустойчивым, ввиду появления в нем ум.4. Неустойчивой становится и вся гармония, основанная преимущественно на уменьшенных септаккордах, их параллельных движениях по тонам хроматической гаммы. Все это вызывает ассоциации с яростными порывами ветра. Эпизод бури, напоминая многими чертами сонатную разработку, отличается яркой картинной изобразительностью.

Следующий же раздел – пасторальный – напоминает медленную часть. Его тема, поочередно исполняемая различными духовыми инструментами, в целом является новой (это и есть «эпизод» в разработке). Однако и здесь, в прозрачном звучании пасторальных наигрышей, мелькает «интонация вопроса», словно и на лоне природы герой не может отрешиться от своих сомнений. Позже, после отзвуков связующей темы, в развитие включается побочная тема, очень естественно продолжая музыку лирического эпизода. Здесь формально начинается зеркальная реприза поэмы, но тональность новая – As-dur.

Последующее развитие побочной темы направлено на ее героизацию: она становится все более активной, энергичной и в динамической репризе превращается в победный марш в пунктирном ритме. Этому маршеобразному варианту побочной темы опять предшествует связующая тема, которая также теряет мечтательный характер и превращается в ликующий призыв. Героизация лирических образов логично подводит к вершине всего произведения – мощному проведению главной темы, которая становится героическим апофеозом поэмы.

 

 

Равель "Болеро" (В творческом облике)

«Болеро» – последнее симфоническое произведение Равеля, самый знаменитый его шедевр – было создано в 1928 году по заказу известной балерины Иды Рубинштейн. Для своего концертного выступления она попросила композитора оркестровать для нее одну из пьес испанского композитора Альбениса. В связи с этим заказом у Равеля возникла мысль о самостоятельном произведении на испанскую тему.

«Болеро» построено на настойчивом повторении одной из самых протяженных тем в истории музыки (34 такта). Эта тема мало похожа на традиционный тип этого испанского танца, известного с конца XVIII века. Равель отказался от характерного для жанра болеро оживленного движения – темп его сочинения в два раза медленнее.

На всем своем протяжении тема отличается поступенностью, плавностью, широким использованием «опеваний» опорных звуков. Мелодический рисунок волнообразен, без ярко выраженной кульминационной вершины. Благодаря постоянно смещаемым акцентам, остановкам на разных долях такта, ритмика исключительна выразительна.

В строении темы можно выделить 2 ритмически сходных раздела. В строгой диатонике первого (А) угадываются отзвуки баскского фольклора; ладовая переменность и обилие пониженных ступеней второго раздела (В) – ближе к восточной, мавританской традиции (музыка приобретает здесь страстно-патетический характер).

Сам Равель указывал, что в основе его сочинения лежит принцип неизменности трех компонентов:

· 1 – мелодическое ostinato;

· 2 – остинантый ритм сопровождения;

· 3 – неизменный темп (композитор подчеркивал, что не нужно делать никакого ускорения).

Меняется же инструментовка и динамика, следовательно, форма целого – вариации на мелодию ostinato. При повторении темы выдержан принцип «пары периодичностей» (кроме последнего проведения). Выстраивается схема ААВВ ААВВ ААВВ ААВВ АВ.

Нерушимый ритмический стержень «Болеро» – это остинатная фигура.

Вначале она звучит только у двух малых барабанов, к которым постепенно присоединяются и другие инструменты. В конце произведения ритмическое сопровождение исполняют барабаны, флейты, гобои, кларнеты, валторны, трубы и все струнные. Интересно, что струнная группа, вопреки всем традициям, играет в основном аккомпанирующую роль и достаточно точно имитирует звучание испанских народных инструментов (гитары, мандолины).

Динамическое crescendo можно также рассматривать как фактор единства. Оно происходит с неизменной последовательностью – от едва слышного p до грандиозной звучности в конце.

Наиболее оригинальным в «Болеро» является оркестровый стиль. Тембровое варьирование играет ведущую роль в драматургии сочинения. Новизна партитуры состоит не столько в использовании необычных для симфонического оркестра инструментов (трех саксофонов, гобоя, малой трубы, челесты), сколько в новой трактовке оркестровых партий. Очень широко применяются чистые тембры. Если же появляются смешанные, то в основном это сочетание инструментов одной группы для очередного усиления звучности.

В первых проведениях темы солируют деревянные духовые:

· флейта – кларнет – фагот – малый кларнет;

· гобой д'амур – труба с флейтой (одно из немногих смешанных сочетаний), далее вступают саксофоны;

· в третьем «куплете» в развитие включается медь – валторна, тромбон и т.д., причем само изложение темы уплотняется (так, например, одно из проведений – у флейт, гобоев, кларнетов – изложено параллельными трезвучиями);

· и лишь в конце сочинения преобладают смешанные тембры: к теме присоединяются струнные. Снова используется параллельное голосоведение – трезвучиями. Мощное tutti «прорезает» квартет труб, затем – glissando тромбонов и ударные.

Гармонический язык «Болеро» необычен для Равеля: ход баса устанавливает Т – D основу, на которую наслаиваются аккорды обычного строения. Лишь в кульминации применяются «жесткие» гармонические комплексы (например, вместо б.3 – сочетание двух б.2). Кроме того, композитор отказался от смен тональностей, казалось бы, естественных в большом сочинении. Лишь в кульминации возникает внезапная модуляция из основного C-dur в E-dur и обратно. Этот единственный тональный сдвиг производит эффект яркой вспышки света.

 

Увертюра Тангейзер

Опера «Тангейзер» создавалась в начале 40-х годов в период подъема революционного движения в Германии. Ее сюжет возник на основе соединения трех средневековых легенд:

· о рыцаре-миннезингере Тангейзере, долгое время предававшемся чувственным наслаждениям в царстве богини Венеры;

· о состязании певцов в Вартбурге, героем которого был другой миннезингер, Генрих фон Офтердинген (как и Тангейзер это реальное историческое лицо);

· о Святой Елизавете, судьбу которой Вагнер связал с судьбой Тангейзера.

Вся концепция сводится к противопоставлению двух миров – мира духовного благочестия, сурового нравственного долга, и мира чувственных наслаждений. Воплощением чувственного, «греховного» мира является Венера, воплощением же мира идеального, чистой беззаветной любви – невеста Тангейзера Елизавета. Вокруг каждого из этих образов группируется множество других персонажей. У Венеры – мифологические нимфы, вакханки, сирены, влюбленные пары; у Елизаветы – пилигримы, совершающие путь в Рим для святого покаяния.

Венера и Елизавета, грех и святость, плоть и дух оказываются не только силами, борющимися за Тангейзера, но и олицетворением раздирающих его противоречий.

Замечательная увертюра к «Тангейзеру» обобщила содержание оперы и ее основную идею (что дало повод Листу назвать ее симфонической поэмой на сюжет оперы). Контраст двух миров дается в увертюре крупным планом – в грандиозной Зхчастной композиции с сонатным allegro в качестве средней части. Крайним хоральным частям («идеальным») противопоставлены чувственные, вакхические образы средней («греховной»). Материал увертюры целиком взят из оперы. Это хор пилигримов, сцена вакханалии и гимн Тангейзера в честь Венеры, который звучит в сцене вакханалии и повторяется затем в сцене состязания певцов.

Часть

Увертюра начинается с суровой и величественной хоровой песни пилигримов. Плавное, размеренное движение в хоральном складе у низких деревянных с валторнами придает звучности органный характер, а также напоминает пение мужского хора. Интонационно тема близка немецким народным песням, для которых характерно трезвучное (фанфарное) строение. В гармонии обращает на себя внимание трезвучие VI ступени, характерное для идеальных образов Вагнера (последовательность I–VI ступени в мажоре – это «лейтгармония» царства Грааля в «Лоэнгрине»).

2-я тема увертюры, звучащая у струнных (сначала виолончели, а затем скрипки с альтами), получила название «темы раскаяния Тангейзера», поскольку в опе­ре она впервые появляется тогда, когда Тангейзер присоединяется к пению пилигри­мов, произнося слова покаяния. Она во всем контрастна первой. Мелодия с широкими октавными скачками и нисходящими хроматизмами построена на восходящих секвенциях по м. З, что сообщает ей внутреннее напряжение.

Большое нарастание приводит к яркой кульминации, подчеркнутой включением меди: повторяется преображенная тема хорала, которая приобретает мощный, героический характер. Звучит она на фоне фигурации (трансформация темы раскаяния). Так сливаются воедино обе темы I части увертюры – внеличное и личное составляют единство. При этом сами фигурации утрачивают скорбный характер темы раскаяния. Напротив, они окружают хорал пилигримов сиянием, словно нимб. Постепенно хорал стихает, замирает вдали. Таким образом, вся I часть увертюры представляет собой динамическую волну – crescendo с обратным diminuendo. Возникает картина приближающегося и удаляющегося шествия.

Часть

Вторая, центральная часть увертюры, воплощающая волшебное царство Венеры, написана в свободно трактованной сонатной форме с зеркальной репри­зой и эпизодом в разработке. Характер музыки здесь резко меняется, становится чувственным и манящим, происходит как бы «смена декораций». В стремительном темпе несутся легкие и воздушные темы, которые сплетаются, переходят одна в другую. Объединяет их господствующая скерцозность – это главная и связующая партии сонатного аллегро (E-dur).

Тематизм побочной партии (H-dur) – гимн Тангейзера в честь Венеры. В ее первой половине преобладают черты маршевости (благодаря чеканному ритму и фанфарным оборотам), вторая же половина более лирична и песенна. Следовательно, образ Танейзера раскрывается с двух сторон – это и мужественный рыцарь, и певец любви, поэт, музыкант.

В начале разработки темы главной партии развиваются секвентно по звукам уменьшенного трезвучия. Подобное развитие напоминает проведе­ние темы раскаяния из I части. Создается интонационное единство целого. Постепенно оркестровая ткань разрежается, становится прозрачной, и на фоне тончайшего тремоло засурдиненных скрипок в высоком регистре кларнет поет нежнейшую созерцательную мелодию, это и есть эпизод в разработке. Его музыка создает образ Венеры, представшей перед Тангейзером.

После музыки эпизода возобновляется прежнее движение. В репризе главная и побочная меняются местами, причем характер главной становится все более страстным, знойным, экстатичным. Включаются инструменты, до этого «молчавшие» – треугольник, бубен, тарелки. В самом конце II-й части увертюры раздается оглушительный удар всего оркестра, после чего начинается хроматическое нисхождение на непрерывном тремолирующем фоне ударных. Этот момент вызывает ассоциации с разрушением царства Венеры.

Реприза

Реприза всей увертюры знаменуется возвращением темы пилигримов, в которой усиливается героико-утверждающий характер. Перемена трехдольного размера на четырехдольный еще более подчеркивает характер степенного, спокойного шага. Звучность хорала растет, передается всей меди и величественным гимном–апофеозом с огромной мощью завершает увертюру.

 

Шопен Ноктюрны

Один из первых пианистов-романтиков, ирландский композитор Джон Фильд утверждает жанр ноктюрна в качестве небольшой фортепианной пьесы лирического содержания (обычно в репризной 3х частной форме). Фильда и считают родоначальником фортепианного ноктюрна.

С самого начала Шопен ощутил ноктюрн как некое единство с ярко выраженным жанровым стилем – характерными чертами мелодии, фактуры, гармони, формы. В мелодиях шопеновских ноктюрнов нет непосредственных связей с бытовой лирикой. Они удалены от повседневности, возносятся над бытом. Прекрасные в своем совершенстве, они являются слышимым воплощением романтического идеала. В большинстве своем это широкие кантиленные темы, яркие образцы инструментального bel canto. Во всех ноктюрнах – медленные темпы, подчеркивающие эту певучесть.

Синтетический тип мелодики отличается удивительным равновесием инструментального и вокального начала, «речевого» характера с напевностью и танцевальностью, текучести и рельефности. Обладая выразительностью живой человеческой речи, она не превращается в речитатив, сохраняет свою непрерывность. Очень часто ее структурной четкости способствует элемент танцевальности, присущий многим шопеновским темам. Особенно ярко синтетическая мелодика представлена именно в жанре ноктюрна.

Типичной ноктюрновой фактурой является фигурация на основе обертоннового ряда, которая дает ткань, развернутую из одного басового звука. Такой принцип приводит к совершенно новой фортепианной певучести: вся фактура поет, создавая единый, неразрывный и непрерывно длящийся фон — обоб­щенное выражение романтически одушевленного пространства.

Почти все ноктюрны изложены в контрастных 3х частных формах, где образный контраст между крайними частями и серединой нередко подчеркнут и жанровыми элементами (как в ноктюрне № 13).

Шопен создал 20 ноктюрнов. Его подход к этому жанру в принципе не менялся на протяжении всего творческого пути; но, будучи концентрированным выражением шопеновской лирики, ноктюрн яснее других жанров отразил эволюцию стиля композитора.

Самые первые ноктюрны Шопена (№ 19, ми-минор, № 1 си-бемоль минор и № 2 Ми-бемоль мажор, а также изданный посмертно ноктюрн до-диез минор) возникли под несомненным влиянием Фильда. Они еще очень явно связаны с кругом интонаций бытового романса, славянской вокальной лирики.

Мягкий, оттеняющий контраст образов в названных ноктюрнах сменяется (в № 3, Си-мажор и № 4 Фа-мажор) резким, конфликтным соотношением основных, собственно ноктюрновых раздел