VII. Порядок проведения выставки по итогам Конкурса




ПОЛОЖЕНИЕ

Об Областном конкурсе иллюстраций «Вот и ты живи» по стихотворениям Михаила Анищенко

I. Общие положения.

1.1. Областной конкурс иллюстраций «Вот и ты живи» по стихотворениям Михаила Анищенко (далее именуется – Конкурс) проходит в рамках ежегодного Всероссийского литературного фестиваля имени Михаила Анищенко.

1.2. К участию в Конкурсе допускаются начинающие художники Самарской области.

1.3. Участие в Конкурсе является бесплатным.

1.4. Учредитель Конкурса – ГБУК «Самарская областная универсальная научная библиотека».

1.5. Организатором Конкурса является Центр поддержки и развития чтения ГБУК «СОУНБ».

1.6. Партнеры Конкурса – Самарская областная организация молодых литераторов и Самарское отделение Союза писателей России.

1.7. На Конкурс принимаются художественные работы, посвященные творчеству самарского поэта Михаила Анищенко.

 

II. Цели и задачи.

2.1. Консолидация творческой общественности на основе духовно-нравственных идеалов.

2.2. Выявление лучших произведений изобразительного искусства, созданных начинающими художниками на заданную тему Конкурса.

2.3. Стимулирование начинающих художников к развитию и творческому росту.

2.4. Организация творческого пространства для литературно-художественного обмена.

2.5. Организация выставки иллюстраций по итогам конкурса, раскрывающих творчество самарского поэта Михаила Анищенко.

 

III. Условия участия в Конкурсе и оформления заявки.

3.1. Конкурс проводится по номинациям:

– станковая живопись;

– печатная графика;

– акварель;

– каллиграфия;

– графический дизайн.

3.2. К участию в Конкурсе приглашаются начинающие художники (авторские коллективы), проживающие в Самарской области (далее – участники). Количество участников авторского коллектива не ограничивается. Руководитель авторского коллектива определяется его участниками.

3.3. Все работы должны быть созданы по мотивам стихотворений Михаила Анищенко, указанных в Приложении 1 данного Положения.

3.4. Для участия в Конкурсе участник предоставляет заявку по прилагаемой форме (см. Приложение 2) согласно п. 3.5 настоящего Положения (далее – Заявка).

3.5. К Заявке участник прилагает:

в номинации «станковая живопись», «печатная графика», «акварель», «каллиграфия» – фотографию художественного произведения формата JPG, размер 300 dpi, 30х40 см, CMYK + fonts; обязательно название литературного произведения или фразы из него;

в номинации «графический дизайн» – файл формата JPG, размер 300 dpi, 30х40 см, CMYK; обязательно название литературного произведения или фразы из него.

3.6. Прием конкурсных заявок представляются по электронной почте:
anishenko_konkurs@mail.ru c пометкой «Заявка на конкурс» с 15 июня по 1 сентября 2021 года.

IV. Оценка работ.

4.1. Для оценки поступивших работ формируется жюри, в состав которого входят общественные деятели в области культуры, художники.

4.2. Конкурсные работы, отмеченные жюри, становятся участниками итоговой выставки «Вот и ты живи».

V. Рассмотрение и оценка Заявок конкурсных работ, подведение итогов Конкурса.

5.1. Конкурсная работа рассматривается и оценивается по следующим критериям:

- художественный уровень произведения;

- качество исполнения и оформления художественного произведения;

- раскрытие содержания и оригинальность прочтения литературного произведения, по теме которого представлена конкурсная работа.

VI. Сроки и порядок проведения Конкурса

6.1. Приём заявок на участие в Конкурсе осуществляется
с 15 июня по 1 сентября 2021 года

6.2. Работа жюри и подведение итогов Конкурса

 

6.3. Объявлениеитогов конкурса до 10 сентября 2021 года. Информация об итогах конкурса размещается

· на официальном сайте Самарской областной библиотеки –www.libsmr.ru

· В группе Центра поддержки и развития чтения

https://vk.com/centr_chteniya

VII. Порядок проведения выставки по итогам Конкурса

7.1. Выставка проводится сентябре 2021 года в преддверии и во время работы Всероссийского литературного фестиваля им. М. Анищенко (см. Приложение II «Всероссийский литературный фестиваль им. Михаила Анищенко»).

7.2. В выставке участвуют художники и дизайнеры, прошедшие предварительный конкурсный отбор и внесенные в список участников.

7.3. Все конкурсные работы являются собственностью участника Конкурса. Все авторские права сохраняются в полном объёме. Во время экспонирования конкурсной работы авторство указывается согласно информации, представленной в Заявке участником.

Организаторы Конкурса имеют право на использование конкурсных работ в некоммерческих целях (размещение изображения конкурсных работ в Интернете, публикация в печатных изданиях, показ в телепрограммах, представление на выставочных стендах) без выплаты денежного вознаграждения автору (авторскому коллективу) с обязательной ссылкой на авторство.

В случае предъявления требований, претензий, исков третьих лиц, в том числе правообладателей авторских и смежных прав на конкурсную работу
(в том числе её элементы), участник Конкурса разрешает их от своего имени и за свой счёт.

7.4. Доставка и возврат отобранных иногородних конкурсных работ происходит за счет средств соискателей.

7.5. Монтаж выставки проводится с 13 по 14 сентября 2021 года.

7.6. Открытие Выставки состоится 15 сентября 2021 года в 18.00 в холле Самарской областной универсальной научной библиотеки (г. Самара, пр. Ленина, 14А).

7.7. Программа выставки включает в себя литературные чтения, вечера памяти Михаила Анищенко, экскурсии.

 

 

Приложение 1

Стихотворения Михаила Анищенко

Больше стихотворений Михаила Анищенко можно найти здесь: https://libsmr.ru/RideAndRead/get/1607070941e18f8a212d10fcdad91194f7f8de9f30/2

 

Для малого стада

 

Больше тайна не скрыта печатями. Прочитай до конца и держись.

Приговор утверждён окончательно: «Мир погибнет. Останется жизнь».

 

Не спасутся артисты и зрители, всё свершается ныне и днесь.

Это нам предстоит упоительно потерять всё, что было и есть.

 

Скоро с бледной усмешкою гения, словно в строчках босого Басё,

Из туманного лона знамения выйдет месяц, решающий всё.

 

Вот и жди, умирая от нежности, разводя разноцветный туман,

Тридцать дней и ночей неизбежности, что предсказывал нам Иоанн.

 

Засияют небесные лезвия, станут пылью земной торгаши;

И откроется (после возмездия) невозможная тайна души.

 

Тётя Поля

Наша встреча долго длится.

Тетя Поля говорит:

— Ничему уж не забыться...

Видно, память не велит...

И пронзают вновь до боли

Дни израненной страны.

Ты не тётя,

Просто — Поля,

Почтальон большой войны.

Поля. Школьница. Девчонка.

Как могла ты столько дней

В сумку прятать похоронки

И смотреть в глаза людей?

Как, скажи, в свои семнадцать

Ты могла идти селом,

Зная, что тебя боятся,

И что крестятся кругом?

Но вина ли это, Поля,

Что оттягивала ты

Завещанья вечной боли —

Похоронные листы?

К сёлам с почтой доберёшься —

Изведёшься от тоски:

В мелколесье наревёшься,

Наревёшься у реки.

В двадцать лет ты поседела.

Почтальон на три села,

Как ты вынести сумела

Всё, что в сумке той несла?


 

Муму

Что-то никак не пойму:

мир удивительно ясен!

Но топит Герасим Муму,

добрый такой Герасим!

В воду вошли два весла,

к телу прижалась собака.

Жизнь! Она так весела!

Как тут от смеха не плакать?

Знает: не жить одному,

лучше, чем мы, это знает...

И всё-таки топит Муму,

на стрежень реки выгребает.

Казалось, что время пройдёт

и мир не встревожится куцый:

Герасим с тоски не запьёт,

круги на воде разойдутся.

Тот век! Он в таком далеке!

Но что это? Вижу сквозь слёзы:

застыли круги на реке,

как кольца на срезе берёзы!

* * *

Бьёт в лицо снегопадом.

На земле гололёд.

Но любимая рядом,

Как спасенье, идёт.

Эти руки и губы

Не остыли во мгле.

Значит, есть однолюбы

И на этой земле.

Тихой музыкой вея,

Открывается даль.

За любовь и доверье

Даже жизни не жаль.

Пусть же в жизни чудесной

Выпадает с утра

Вам такая же бездна

И любви, и добра.

Верить в чудо не глупо

Не в тщете, не во мгле...

Есть ещё однолюбы

И на этой земле!

* *

Неважно, что ветер и осень,

что вымок вокзальный навес.

А важно,

что в ноль двадцать восемь

уйдёт транссибирский экспресс.

И снова в вагоне под вечер,

когда замелькают огни,

я буду приписывать встречным

все лучшие чувства свои.

Я буду грустить, улыбаться,

смотреть на тайгу за окном,

в печальных попутчиц влюбляться

и мучаться долго потом.

И вновь от Приморья до Бреста

я буду в предчувствии весь...

И жизнь,

как чужая невеста,

покажется лучше, чем есть!

* * *

И снова вспомнится:

В ночи —

В минуты горечи летучей —

Ты протянула мне ключи:

«Возьми, родной, на всякий случай».

Ты не держала в сердце зла,

Ты всё прощала мне, прощала.

А ночь таинственной была —

Влекла, манила, колдовала.

Я шёл с другими в тишине,

Я рвал в клочки

За летом лето.

И свет горел в твоём окне,

Но мне не надо было света.

А вот теперь

В глухой ночи —

В минуты горечи летучей —

Я отыскал твои ключи,

Не зная — тот ли это случай.

Я шёл сквозь город

Как во сне,

Я никому уже не верил.

Но свет горел в твоём окне.

И ключ покорно отпер двери.

Ты обернулась:

— Столько лет

На грани вымысла и бреда

Я для тебя включаю свет...

А мне уже не надо света.

* * *

В доме моём ничего не осталось.

Ночь на исходе. Но время темнит.

В озере ночью вода отстоялась,

Цапля, как облако, в небе стоит.

Льётся с берёз золотая усталость,

Киноварь с охрой летят наиспод.

Вот и осталась мне самая малость

Дней перелётных и вечных хлопот.

Счастье ушло. Но осталась свобода —

Та, что похожа на полный расчёт,

Та, что случается после ухода

Тех, кто уже никогда не придёт.

 

Ожидание

Видно — рано... Ещё не пора...

Только хочется, чтобы скорее...

Я помыл семь окошек вчера,

Чтобы небо казалось светлее.

А ещё, чтоб букетик не сник

И на мир не повеял бедою,

Я сходил на далёкий родник

За живой и за мёртвой водою.

Я не знаю, тебя ли люблю

Или эти смешные цветочки...

Но я всё же исправно кормлю

Карасей, обитающих в бочке.

И они до последнего дня

Ловят крошки высокого хлеба.

И с восторгом глядят на меня,

Как на бога, сошедшего с неба.

А я жду всю неделю тебя.

На крыльце замерзаю, как кочка.

И всё чаще ледком октября

Покрывается ржавая бочка.

Светятся окна во траке,

Тает ночная тоска —

Враки, что кашляют раки

И остывает река.

* * *

Мне нравится лунная сырость,

Что дождик строчит и поёт,

Как будто одежду на вырост

Мне мама на кухонке шьет.

Высокая топится печка,

Беспечен и молод отец,

И тихо стоит на крылечке

Неведомый день-реченец.

А дождик всё тише и тише,

У бабушки слезы текут...

И я уже знаю, что Мишей

Сегодня меня нарекут.

Я плачу: мне некуда деться.

Куда ни посмотришь — родня.

И смерть из отцовского сердца

С восторгом глядит на меня.

 

***

Стучит по дороге слепой посошок,

Зима, как дыхание ада.

Как больно и грустно, что я пастушок

Большого заблудшего стада.

 

Грехи и сомнения бродят во мгле,

Витает не дух, а потреба.

И нас прижимает к холодной земле

Высокая ненависть неба.

 

Заблудшие овцы… Так будет всегда.

Ведь нет и надежды на чудо.

Ещё мы не знаем, что вспыхнет звезда,

И горько заплачет Иуда.

 

Он в детской кроватке проплачет всю ночь.

Он будет зверёнышем биться.

А тот, кто сумеет простить и помочь,

Ещё только завтра родится.

 

И я поднимаю заблудших овец.

Мне большего в жизни не надо.

Куда мне вести это стадо, Отец,

Куда мне вести это стадо?

 

 

***

Ночью на лёд выхожу без ужаса.

Богу не верю, но верю чутью.

Из полыньи твоего замужества

Чёрную жуть по-звериному пью.

 

Звёзды вершат роковое кружение,

Небо страданием упоено.

Там, где клубится моё отражение,

Падают мёртвые рыбы на дно.

 

Всхлипнет вода, колыхнётся и брызнет,

Медленным льдом обрастёт борода…

Завтра на месте потерянной жизни

Будет лишь пятница или – среда.

 

Станут вдвойне небеса тяжелее,

Скатится с кручи луна колобком…

И полынья, как верёвка на шее,

Ближе к рассвету затянется льдом.

 

***

Летят минуты – боль сквозная.

А дело божье таково:

Мы лепим прошлое, не зная –

Зачем оно и для кого.

 

…Там всё острее пахнет мята,

Там мир прекрасен без прикрас.

Там всё, что дорого и свято,

Уже обходится без нас.

 

Но от досады умирая,

Как ненавистный сердцу плен,

Я разрушаю стены рая

До основанья. А затем…

 

Леплю огонь и дым пожара,

Живьём сгоревшего коня;

И маму в центре Краснодара,

Уже проклявшую меня.

 

Леплю избу, горшки на тыне,

Тропинку, речку, коноплю…

Потом леплю тоску о сыне

И боль отцовскую леплю.

 

О, эта боль! Она – как море!

Как белый парус на волне…

И пьяный доктор в коридоре

И две решётки на окне.

 

Леплю, леплю. Сегодня, завтра.

Леплю бессилие и страх,

И в лабиринте минотавра

Тесея с ниткою в руках.

 

Не предъявляя иск к оплате,

Почти раздавленный, больной,

Леплю, леплю… Один в палате,

Когда-то вылепленной мной.

 

Иосиф

Был звёздный час. Был час прощальный.

Горела вещая звезда.

Иосиф, старый и печальный,

Был ростом меньше, чем всегда.

 

Он и робел, и запинался,

Не зная толком, что сказать.

Он так устал, и так боялся

Марию к Богу ревновать.

 

Она, любимая, светилась,

Как дети светятся во сне,

И ниже уха жилка билась,

Живая жилка, как у всех.

 

То головой она качала,

То тихо плакала во мгле…

Иосиф видел в ней начало

Всего, что будет на земле.

 

И звёздный час был час прощальный.

Младенцу было меньше дня.

Но кто же выдохнул печально:

– Пошто оставил ты меня?

 

Никто тот голос не услышал.

Вздохнул Иосиф: – Ничего… –

И встал с колен, и тихо вышел,

Как будто не было его.

 

***

Ждала. Так ждут теперь едва ли.

Час ожиданья – словно век.

Не часто тьму такой печали

Осилить может человек.

 

Ждала – высокая, большая,

Хранила прошлое в душе,

В забытом мире воскрешая

Всё то, что умерло уже.

 

Ждала, не думая о хлебе,

Ждала, как света ждут во мгле.

Но ты ждала меня на небе,

А надо было на земле.

 

***

Время сбилось с извечного круга.

Все пророчества воспалены.

На лице у любимого друга

Я увидел оскал сатаны.

 

Я ушёл, я сбежал из вертепа.

Я уехал за тысячу вёрст.

И нашёл на околице неба

Небольшой деревенский погост.

 

Ночь тревожно могилы багрила,

По оградам скользила, рябя…

Друг мой плюнул на эти могилы,

Не заметив, как плюнул в себя.

 

Пахло чем-то растаявшим, древним,

Что не может шуметь и блистать…

Захотелось родную деревню

От вчерашних друзей опахать.

 

Но тревожно шумели сирени,

И почувствовал я, что кругом

Возникают и кружатся тени,

Говорят на наречье чужом.

 

Я не знал и не ведал, откуда

Эти чёрные люди пришли.

Но уже улыбнулся Иуда

Из высокой, как небо, петли.

 

Тени шли, словно тени, неслышно,

Расползались вокруг, как мазня.

И подумал я: – Боже Всевышний,

Почему Ты оставил меня?

 

И крестил я орду пучеглазью,

То в бессилье, то в ярость впадал,

Позабыв, что Господь перед казнью

Даже сыну руки не подал.

 

***

Cлова забываю. И путаю числа.

Но я понимаю – в них не было смысла.

 

Сгорай же в печи заповедная книга!

Ты хуже татаро-монгольского ига!

 

Я понял вчера на родимом причале,

Зачем эти дали так долго молчали.

 

Я всё понимаю легко и сурово.

Но больше ни крика. Ни стона. Ни слова.

 

Прощай же навеки тетрадь со стихами.

Мой голос заблудший стихает, стихает.

 

И даже молитва всё глуше и глуше

За милую душу. За милую душу.

 

Песочные часы

Враждебны ангелы и черти. Не помнит устье про исток.

Из колбы жизни в колбу смерти перетекает мой песок.

 

Любовь и ненависть, и слёзы, мои объятья, чувства, речь,

Моя жара, мои морозы – перетекают. Не сберечь.

 

Сижу на пошлой вечеринке, но вижу я, обречено,

Как больно, в этой вот песчинке, мой август падает на дно!

 

Часы не ведают страданья, и каждый день, в любую ночь –

Летят на дно мои свиданья, стихи и проза… Не помочь.

 

И трудно мне, с моей тоскою, поверить в нечет, словно в чёт, –

Что кто-то властною рукою часы, как мир, перевернёт.

 

И в стародавнем анимизме, чтоб жить, любить и умирать,

Из колбы смерти в колбу жизни песок посыплется опять.

 

Опять я буду плавать в маме, крутить по комнате волчок…

И станут ангелы чертями, и устье вспомнит про исток.

 

Сальери

Сниму замок, открою двери.

Ботинки грязные? Пустяк!

— Входите в горницу, Сальери,

Как боль, как совесть, как сквозняк!

 

Что взято в жизни — то не свято.

Я смог понять уже в гробу,

Что и меня могли упрятать

В такую страшную судьбу.

 

Теперь, все ужасы измерив,

Решив уроки повторить,

Мы будем пить вино, Сальери,

И печку русскую топить.

 

Пусть брезжит прошлое в окошке,

Пусть вечный Карл крадёт коралл.

Играй, Сальери, на гармошке,

Как Моцарт в жизни не играл!

 

Играй то яростно, то строго,

Кричи: брависсимо, виват...

В пространстве истины и Бога

Никто ни в чём не виноват!

Журавли

Я когда-то повесил на стенку картину,

Написал я всё то, что в окошко видать,

Написал, как умел, огород и рябину,

А тебя под рябиной не смог написать.

 

На картине царит небывалая просинь,

Остановлено мной увяданье земли;

На картине моей не кончается осень

И призывно кричат надо мной журавли.

 

Времена за окошком меняют обличья,

А они, отражая осеннюю медь,

Всё летят и летят, надо мною курлыча,

И не могут никак от меня улететь.

 

Но я знаю, я знаю, что близятся сроки,

Скоро в окна ударит ночная гроза;

Напишу я в тетради последние строки

И на вечные веки закрою глаза.

 

Мне рассыплет родная на гроб георгины,

Зацелует меня от макушки до пят.

И тогда журавли с этой грустной картины,

Покружив надо мною, на юг улетят.

 

Поливай же, жена, огород и рябину,

И не смей мой последний наказ забывать:

Не снимай со стены золотую картину,

Чтобы было куда журавлям прилетать.

 

* * *

Надрывается ветер заблудший,

Колобродит всю ночь в камыше.

И чем хуже погода, тем лучше

Почему-то теперь на душе.

Ничего, я с дороги не сбился

И совсем не знаком с ворожбой.

Я в счастливой рубахе родился

И снимал её только с тобой.

А теперь возле дома слепого

Я хожу, словно вор, без огня...

Хорошо, что ты любишь другого,

Как когда-то любила меня.

Хорошо, что без боли и страху

Ты мне машешь рукой на ходу,

Что мою голубую рубаху

Носит пугало в вашем саду.

 

* * *

Нет, не напрасно сердце билось

И след стекал с карандаша.

Чем меньше тело становилось,

Тем больше делалась душа.

И вот — под шорох звездопада —

Настал неведомый черёд:

Мне ничего уже не надо,

Я чист и холоден, как лёд.

Судьба конечно же не память,

А та — безбрежная вода,

Где можно плыть и таять, таять,

Без слёз, без злости, без следа.

 

* * *

Я воду ношу, раздвигая сугробы.

Мне воду носить всё трудней и трудней.

Но как бы ни стало и ни было что бы,

Я буду носить её милой моей.

Река холоднее небесного одра.

Я прорубь рублю от зари до зари.

Бери, моя радость, хрустальные вёдра,

Хрусти леденцами, стирай и вари.

Уйду от сугроба, дойду до сугроба,

Три раза позволю себе покурить.

Я воду ношу — до порога, до гроба,

А дальше не знаю, кто будет носить.

А дальше — вот в том-то и смертная мука,

Увижу ли, как ты одна в январе

Стоишь над рекой, как любовь и разлука,

Забыв, что вода замерзает в ведре…

Но это ещё не теперь, и дорога

Протоптана мною в снегу и во мгле…

И смотрит Господь удивлённо и строго,

И знает, зачем я живу на Земле.

 

Утро

Будет свет через щель просыпаться,

Будет речка качаться и течь.

Будем мы в шалаше просыпаться,

В старой лодке заделывать течь.

Будут заросли, заросли, заросли

И рассветные воды вдали.

Будут тихие приступы зависти

К вечной юности этой земли.

Будут вспыхивать водные искорки

Под опущенным в реку веслом.

Будет берег и пристань, и выселки,

И печные дымки над селом.

И дома будут все в нём незаперты:

Заходи, коль душою ты прост!

И у нас на селе с этим запросто,

И в округе на тысячу вёрст!

 

Проводник

Тихо тронется поезд —

И, щёлкнув замком,

Проводник отойдёт

От двери закопчённой,

И окатит заварку

Крутым кипятком,

И пойдёт по вагону,

Помятый и сонный.

На восток, на восток —

По великой стране!

По большим городам,

По большим захолустьям

Он помчится

В обычном своём полусне,

Неподвластный давно

Ни сомненьям, ни грусти.

Будут станции, «зайцы»

И кучи рублей,

Будет веник и форма,

Удобная в носке,

Будет вянуть на столике

Книга Рабле,

Позабытая юношей,

Вышедшим в Омске.

Но однажды

Ударит по окнам весна —

И ударят тревожно

По сердцу колёса…

Звонок

Дождь барабанил по окнам.

Тренькнул звонок.

Он встал,

Снял трубку:

— Алло?! —

И вздрогнул,

И крикнул в неё: — Я ждал!

Вы где? На вокзале? Я буду!

Не слыша в ответ ничего,

Кричал он и верил,

Что чудо

Сбывается в жизни его.

Потом он бежал через ливень

Туда, где светился вокзал,

И, мокрый до нитки,

счастливый,

Шептал, задыхаясь:

— Я ждал!..

А там, у большого вокзала,

В сырой непролазной ночи,

Она ещё трубку держала

И слышала, как он кричит.

Поодаль мужчина с вещами

Крутил её старенький зонт.

И вновь репродуктор вещал им,

Что поезд сейчас отойдёт.

И ждать было глупо чего-то.

Но было обидно и жаль,

Что тот, кто играл её зонтом,

Ни разу вот так не кричал.

 

Ключи

И снова вспомнится:

В ночи —

В минуты горечи летучей —

Ты протянула мне ключи:

«Возьми, родной, на всякий случай».

Ты не держала в сердце зла,

Ты всё прощала мне, прощала.

А ночь таинственной была —

Влекла, манила, колдовала.

Я шёл с другими в тишине,

Я рвал в клочки

За летом лето.

И свет горел в твоём окне,

Но мне не надо было света.

А вот теперь

В глухой ночи —

В минуты горечи летучей —

Я отыскал твои ключи,

Не зная — тот ли это случай.

Я шёл сквозь город

Как во сне,

Я никому уже не верил.

Но свет горел в твоём окне.

И ключ покорно отпер двери.

Ты обернулась:

— Столько лет

На грани вымысла и бреда

Я для тебя включаю свет…

А мне уже не надо света.

 

 

Я жить хочу. Я умирать не стану.

Я всех чертей из дома разгоню.

И на рассвете, как травинка, встану,

И никого ни в чём не обвиню.

Я жить хочу, хотя и не умею...

Но, став травинкой, видимо, смогу.

И осенью спокойно пожелтею,

Как все другие травы на лугу.

А что душа? Душа душою будет.

И, тихо воспаряя надо мной,

Она грехи навеки позабудет,

Как боль и страх — излеченный больной

 

Эвридика

Село протянулось от стона до крика.

И там, где я душу терзаю свою,

Всё моет и моет полы Эвридика,

Всё доит и доит корову свою.

Забыты легенды, оплёваны сказки,

Столетья, как люди, идут наугад.

Прости, Эвридика, за чёрные краски:

Орфей за тобою не спустится в ад!

 

Русская гармония

Метель клубилась и кипела,

Плескала в двери кипятком...

В саду собака околела.

В потёртой шубе. Босиком.

Хозяин дал лопату сыну,

Хлестнул вдогонку, словно кнут:

— Заели блохи кобелину,

Теперь и сами перемрут...

Он над собакою склонился

Огромной рыжей бородой

И как-то зло перекрестился

Одной рукою и другой.

Он бормотал молитву вяло,

Слезу стирая кулаком...

А на пороге смерть стояла,

Она пришла за стариком.

Ворона каркала на крыше.

И сын подумал: «Быть беде...»

А блохи прыгали всё выше,

Скрываясь в рыжей бороде.

Старик подумал: «Вражья рота!

Ведь бороде теперь капут...»

Но бриться было неохота...

И хрен бы с ними! Пусть живут!

И смерть, костлявая паскуда,

В саду растаяла, как вздох.

— Ты поживи, старик, покуда,

Я не хочу тревожить блох.

Принцесса

Дворцы ли светят за порошею,

Манит ли омут золотой,

Забудь Принцессу на горошине,

Она не станет жить с тобой.

Твой щит и меч изъела ржавчина,

В твоей кольчуге вьётся дым.

А эта девочка налачена

И пахнет чем-то неземным.

Твой конь скакал в огне и роздыми,

Ты был опорою царей.

Но это облачко на простыни

Не любит запаха коней.

Она дитя ночного шороха,

Ей не нужны твои узлы.

Она сгорит быстрее пороха

И станет горсткою золы.

И проклянёт тебя, хорошего,

Возненавидит всё твоё…

И станет жизнь твоя горошиной

Под лунной попкою её.

 

Любить

Любить её. О ней ни слова

Не говорить. Воды не лить.

Любить нелепо, бестолково,

Писать стихи. Не есть, не пить.

Глотать мороз. Рубить поленья,

Скупать шелка на паруса.

Поставить землю на колени,

Склонить пред нею небеса.

Любить, как лезвием по нерву,

Как по сопернику — мечом.

Любить в ней ангела и стерву,

Не понимая, что почём.

Любить в дожде и снегопаде,

В репьях, злословии, долгах,

Как в затонувшем Китеж-граде,

Как на «Титанике» во льдах.

Любить в былом и настоящем

И с губ сорвать, хоть колесуй,

Во тьме, над Родиной горящей,

Её последний поцелуй.

Забыть измену и обиду,

Сиянье трона во дворце,

Любить Марию и Исиду

В её нетающем лице.

Любить под небом и под богом,

Под ивой и под черемшой,

Любить меж банею и моргом,

В Ковше Медведицы Большой.

 

Баллада о вечности

Мерцает забытая дата,

Старинное тает кино.

У чёрного леса, когда-то,

Недавно и очень давно.

Горят роковые созвездья,

Бредут по долинам стада,

И домик стоит на разъезде,

Где редко идут поезда.

В раскатах небесного грома,

Накинув на шубу халат,

Старушка выходит из дома

И смотрит на вечный закат.

Всё как-то неладно на свете:

Я дом отыскать не могу,

Где дед мой стоит на портрете

В своём сорок первом снегу.

Стоит, как пристывший, на месте

И видит, как поезд летит,

Как домик стоит на разъезде,

Где снова старушка не спит.

И бабушка видит солдата

В тумане, во сне и в кино…

У чёрного леса, когда-то,

 

Бегство

От квартир унылых и от буден

Выбросили верные ключи.

Жить теперь по-новому мы будем?

Будем! Откликался я в ночи.

Тополя шумели у причала,

Теплоход спасительный кричал.

Мы с тобою всё начнём сначала?

Да, начнём! Тебе я отвечал.

А потом мы долго говорили

И в ночи надеялись всерьёз,

Что навеки вечные уплыли

От нескладиц, недругов и слёз.

Выпили. Поплакали. Попели.

Много слов несказанных нашли...

А наутро разом отрезвели

И на первой пристани сошли.

Долго ожидали теплохода.

Сиротели. Делались собой.

И ночная глупая свобода

Утекала с утренней водой.

 

 

Приложение 2

к Положению о

Конкурсе

Заявка



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: