Юрий Максимов
Зиккурат
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=168007
«Зиккурат»: АСТ, АСТ Москва, Хранитель; 2008
ISBN 978‑5‑17‑047741‑8, 978‑5‑9713‑7697‑2, 978‑5‑9762‑6755‑8
Аннотация
2479 год.
Контакт человечества с внеземными «братьями по разуму» состоялся.
Однако миролюбивые гуманоиды‑сангхиты не просто намерены завязать с людьми дружеские отношения – они просят помощи.
Потому что сангхиты веками пребывают в рабстве у загадочной могущественной расы, обладающей даром телепатического воздействия на чужой разум.
Но стоит ли ввязываться в чужую войну?
Поначалу правительство Земли сомневается…
Однако вскоре людям становится ясно: следующими рабами станут они.
Остается только нанести удар первыми…
Юрий Максимов
Зиккурат
Это была не первая попытка мятежа. Древность знала немало смельчаков, подобных тем, кто посетил царский чертог в то летнее утро.
Первым пришел глава воинов Набу‑наид, вторым – казначей Со, третьим – глава послов Ибу, а четвертым был сам царь.
Всех слуг отослали прочь и заперли все входы. Лишь после этого царь сошел с трона и обратился к гостям:
– Друзья мои! Нас здесь четверо, и все мы свободны. Не так уж часто на долю одного поколения выпадает столько бесконтактных. Грех не воспользоваться против тысячелетнего ига, терзающего наш народ. Что скажете?
– Это не первая попытка мятежа, государь, – с поклоном ответил Со, он был старше их всех. – Те, кто восставал прежде, были сильнее, умнее и бесстрашнее нас. Но все, чего они добились, – безвременная смерть. Разве можем мы ожидать успеха в деле, на котором споткнулись великие? Разве станет кто‑либо из нас давать в долг тому, кто заведомо не сможет вернуть? Разве кто‑нибудь снарядит путешествие, которое заведомо не окупит себя?
Царь молчал, и поэтому заговорил глава воинов. Он был самым младшим из всех, и лишь месяц прошел с его свадьбы.
– Даже если мы обречены на поражение, это не значит, что не нужно бороться, – сказал он. – Выйдя на бой и сложив головы в битве, мы явим доблесть и силу духа нашего народа – явим не только врагу, но и потомкам. Разве не славный пример древних героев дал силы каждому из нас устоять во время Сна? Пока хоть кто‑то сопротивляется, порабощение нельзя признать полным. Но если мы не осмелимся даже попробовать – вот это будет подлинное поражение.
– А что думаешь ты? – спросил царь третьего заговорщика, главу послов, который был скромнейшим из них.
– Я думаю то же, что думает мой государь, я желаю того же, чего желает мой государь, и я выполню все, что прикажет мой государь.
После этого царь махнул рукой, повелевая им сесть, и, когда они устроились на скамеечках, вернулся к трону.
– Я услышал благоразумный, смелый и достойный ответы. То, что сказали вы, успел обдумать и я. Ты осторожен, Со, и твои доводы убедительны. Да, разумный человек обычно не дает в долг тому, кто заведомо не сможет вернуть. Но если в долг попросит твой сын или брат? Если от этого будет зависеть их жизнь? И они заведомо не смогут вернуть? Неужели откажешь?
– Сыну и брату не откажу, – ответил распорядитель казны. – Если надо будет, и последнее отдам.
– А разве твой сын и твой брат не порабощены врагом? Разве отцы и матери, жены, братья и сестры каждого из нас не влачат жалкое и презренное полубытие, ежедневно и еженощно питая собою этих чудовищ?
Никто не ответил ему, и царь продолжил:
– Ты решителен, Набу‑наид. Мужество и величие древних героев звучит в твоих словах. Но все же я не стал бы созывать вас, если бы не рассчитывал на успех моего плана. Наши предшественники были лучше нас, однако они пытались победить, используя знания, полученные от врагов. И терпели поражение. Понятно, что враги никогда не дадут нам знание о том, как их свергнуть.
Заговорщики безмолвно взирали на государя снизу вверх.
– Но теперь стали известны важные сведения с того края, где раньше мы их не искали. Глава наблюдателей Кудур‑мабук сообщил мне, что на Дальнем Доме власть анаким намного слабее, чем у нас, и большинство живущих там – свободны. Значит, они знают нечто, что может спасти нас. Нам нужно лишь прилететь к ним и выведать этот секрет.
Царь дал гостям время, чтобы усвоить высказанную мысль. В чертогах стало тихо, как никогда. Выждав один уш, государь возобновил речь:
– Все уже готово. Дальнелет ждет нас. Ни на кого из контактеров положиться нельзя, поэтому управлять им должны мы. В последние годы я немало времени провел, познавая навыки управления дальнелетом. Четыре – тот минимум членов команды, которого будет достаточно. Я изучил язык обитателей Дальнего Дома. Вы знаете, что времени у нас мало. Враг не может читать мои мысли, но как только я вам их поведал, он знает о них. План следует воплощать немедленно. Я помню твой ответ, Ибу. Это слова верного человека. Как ваш царь я могу приказать вам. Но предпочитаю спросить как свободный свободных: вы со мною?
– Да! – воскликнул Набу‑наид.
– Да! – повторил Ибу.
– Бросить семью… бросить все… – проговорил, нахмурившись, Со, словно взвешивая, и затем кивнул: – Да, государь! Мы с тобою!
– Так поспешим! – Царь сошел с трона, и трое гостей его поднялись.
Но тут со стороны запертого входа что‑то щелкнуло, змейки трещинок побежали по каменной плите, а мгновением спустя она развалилась и с грохотом обрушилась на пол обломками. Взору открылся проем, посреди которого темнела высокая фигура в расшитом узорами черном саване – Главный Контактер Ишме‑асаг. Когда пыль осела, он величественно вошел в царские чертоги.
– Как смеешь ты врываться сюда, Ишме‑асаг? – крикнул царь.
Уста главы контактеров изогнулись в безжизненной усмешке, а из них раздался голос врага:
– Здесь нет Ишме‑асага, а для меня ты – никто. – Вошедший неторопливо оглядел застигнутых врасплох заговорщиков. – Жалкие смертные. Как же вы забавны. Это ведь не первая попытка мятежа. Так ничему и не учитесь. Только что все твои дальнелеты разрушены, царь, руками твоих же подданных. Вы проиграли, даже не начав игры. Ничтожества.
Пока враг говорил устами Ишме‑асага, в проеме за его спиной показалась вторая фигура. В руках у нее торчал ствол, он вздрогнул, и в тот же миг глава контактеров умолк, превратившись в живую статую. Стрелок ступил в чертоги. Ибу, Со и Набу‑наид, не сговариваясь, встали плечом к плечу, загораживая царя.
Вошедший низко поклонился и бросил к ногам заговорщиков парализатор. Стрелком оказался глава наблюдателей Кудур‑мабук.
– Государь, еще не поздно воплотить задуманное, – сообщил он.
– Без дальнелетов? – Царь покачал головой. – Не один год уйдет, пока мы построим новый! А они и его сломают… Нам не переиграть их. Свободных слишком мало.
Набу‑наид подобрал парализатор и направил его ствол на Кудур‑мабука, держа в поле зрения и оцепеневшего Ишме‑асага.
– Государь, есть другой путь, – молвил глава наблюдателей, все так же не поднимая взора. – Вас мало здесь, но на Дальнем Доме свободны почти все. Если захотят прилететь к нам они, враг будет бессилен помешать. Не обязательно лететь к ним, мы можем позвать их сюда.
– Но у них нет дальнелетов, – возразил глава воинов.
– Можно сообщить им в письме, как его построить. Люди с Дальнего Дома очень способны.
– А вдруг они не захотят лететь к нам? – Царь стал задумчив.
– Риск есть. Однако я уверен, их это заинтересует. Я много лет наблюдал за ними.
– Но как передать им послание? Ведь обычный способ для нас закрыт. – Царь кивнул на оцепеневшего главу контактеров, в чьих глазах пылала бессильная ярость.
– Есть возможность, – заговорил глава послов. – Через дваров. Я могу попросить Сарга.
– Стойте! – крикнул казначей. – Это ловушка! Он же контактер! Он может делать и говорить лишь то, что позволит живущий в нем враг! Нельзя ему верить!
Установилась тишина. Царь обвел всех взглядом и спросил:
– Что скажешь, Кудур‑мабук?
Глава наблюдателей ответил не сразу, и голос его был полон волнения, когда он заговорил:
– Да, я порабощен. Но, клянусь, все, что я сказал, – это мои мысли. Как и вы, государь, я много лет шел к этому дню. Я с вами. Я готов отдать жизнь ради вашего дела! Не понимаю, почему мне сейчас позволяют говорить. Может быть, меня используют. Может быть, они уверены, что нам все равно не удастся отправить письмо…
– Как можно выиграть, если они видят все наши ходы? – воскликнул Со. – Государь, мы обречены!
– И все же мы попытаемся! – Царь откинул плащ и направился к выходу.
За ним последовали остальные. Набу‑наид, поравнявшись с Кудур‑мабуком, остановился, и они обнялись.
– Следи за мной, друг, – попросил глава наблюдателей. – Если я поведу себя как‑то не так – стреляй.
Выйдя через разбитые врата в коридор, государь замер, и остальные поняли причину, когда догнали его.
С обеих сторон коридор был заполнен толпой, в которой плечом к плечу стояли знать и слуги. Глядя пустыми глазами, они синхронно двигали губами, произнося:
– Это последняя возможность для вас! Остановитесь сейчас и будете прощены. Остановитесь, иначе всех вас ждет суровая кара…
Первая часть
Пробуждение
Когда капитан Муса сердится, он выглядит спокойным. И чем сильнее рассержен, тем спокойнее выглядит. Таким спокойным, как сейчас, я его, пожалуй, не видел за все время полета.
– Ты не участвуешь в контакте, – чеканная капитанская речь жгла, как раскаленный металл. – Когда прибудем на Аган, останешься в каюте. Ни одного сангнхита не увидишь. Я скорее руку себе отрублю, чем допущу это. А по возвращении на Землю твоя выходка не останется без последствий.
Сжав кулаки, Муса склонил голову и глухо добавил:
– Все, Софронов. Можешь идти.
Я молча повернулся и вышел в безжизненно‑серый коридор. На душе было легко и пусто.
Конечно, капитана можно понять. Мужик‑то он, в общем, не злой. Искренне хотел со мной поладить, как и с остальными. Но вот не сложилось. То письма его к жене и детям при последней трансляции не пройдут, то задвижка в душевой сломается, и всякий раз – я крайний. А теперь еще это… До сих пор не пойму, как оно вышло. Даже Зеберг не смог объяснить.
А Муса и слушать не стал. Сказал, как отрезал. И круто отрезал. Слишком круто.
Хотя потери‑то не такие уж страшные. Ну к чему сангнхитам истории об извращениях императоров Рима или иудейских восстаниях? Если бы еще не арабский блок, капитан и сам бы так сказал.
И все же на исходе XXV века можно бы и научиться стоять выше этнических разделений.
Но разве растолкуешь это арабу?
Я свернул в коридор второго жилого. Мимо просеменил на тонких ножках служебный А‑723 – безучастный, как и эти серые стены. Вмазать бы ему по пластиковой башке для острастки, да ладно уж…
Спустя пару минут я остановился возле двери Тези Ябубу и вежливо кашлянул. Люк отъехал в сторону, на свет выглянуло смуглое лицо «ответственного за безопасность».
– Хау, чийе![1]– Он улыбнулся и жестом пригласил меня внутрь.
– Хау, мисун![2]– ответил я и, наклонившись, вошел.
Тези Ябубу звал меня «большим братом». Такая лакотская вежливость. Я старше его на два года и в полтора раза шире. Так что оставалось называть его «маленьким братом», если я правильно усвоил перевод. Тези Ябубу принадлежал к племени лакота и был выдвинут Соединенными Штатами. Хотя президентом и большей частью конгрессменов там уже триста лет являются навахо и чероки, Тези Ябубу удалось пробиться для участия в проекте «Контакт» и тем повысить статус своего племени.
А вот мне, пожалуй, наоборот, понизить…
Пройдя до «гостевого» одеяла на полу, я привычно уселся на него, а Тези Ябубу тем временем нажал кнопку чайника и начал расставлять пиалы. Обычные бледно‑голубые пиалы совершенно не сочетались с обстановкой в каюте индейца.
Над обстановкой он в свое время потрудился как следует. Свет здесь приглушен вполовину. Стены и потолок темно‑коричневого цвета. С помощью тонированной бумаги Тези Ябубу закруглил углы, а лазерным резаком превратил стол из прямоугольного в овальный. Стульев нет – на голом полу лишь пара одеял и спальник. Шкаф не используется – нужные вещи висят по стенам в расшитых бисером мешочках. Там же и «священная картина» с изображением «дедов». Кажется, будто и впрямь из серого коридора звездолета шагнул в настоящее типи, или как там у них национальная изба называется…
– Ну что, Вася, разнос тебе Муса сделал?
– Разнос – не то слово. Меня отстранили от программы.
Индеец удивленно вскинул брови.
– Как это?
– А вот так! В контакте не то что участвовать – даже присутствовать не буду. Сангнхита увижу разве что в записях призапа. Сиди в лаборатории и обгладывай косточки, которые бросят другие…
– Сурово.
– Да уж. Я, конечно, сплоховал, но и капитан явно перегнул палку. Исчезла‑то всего одна пятисотая информации… Ну что там – I век, какие‑то религиозные тексты, частично литература… и раздел по истории арабов. Вот Муса и взъелся. Тут уж не повезло, так не повезло.
– Странно, что не удалось восстановить.
– Если уж Зеберг не смог… он, кстати, тоже удивлялся.
С шумом выдыхая пар, чайник щелкнул – готово. Прежде чем взять его, индеец благоговейно посмотрел на вышитых бисером «дедов».
К слову сказать, Тези Ябубу очень религиозный человек, над чем нередко за глаза подшучивают остальные. Сунь живет как аскет, но если речь заходит о Боге, не упускает случая пошутить. Бонго и Муса – явные атеисты. Зеберг именует себя агностиком, что в его исполнении означает: обо всем болтать, все пробовать, ничему не верить.
Что до меня, то я крещеный, быть может, единственный на «Арксе», но особо верующим себя тоже не назову. Я признаю, что Бог есть, но о большем предпочитаю не думать. Мой старший братец начал вот вникать, теперь прозябает где‑то в глухом северном монастыре на далекой Земле. В мои двадцать семь это рановато.
Послышалось журчание горячей струи, каюту заполнил аромат жасмина. Тези Ябубу с мягкой улыбкой развернулся ко мне и подал дымящуюся пиалу. Сам, прихватив вторую, присел напротив.
– Спасибо… – Я подул на чай. – В общем, контакт вы будете устанавливать без меня.
Нахмурившись, Тези Ябубу провел рукой по длинным черным волосам, с обоих краев заплетенным в косички.
– Мне кажется, Муса переменит решение, – осторожно произнес индеец. – Сгоряча он так сказал.
– Хорошо бы. Но капитан не похож на человека, который любит отказываться от своих слов. Так что, считай, теперь на «Арксе» появилась резервация. В ней обитаю я.
– Не думаю, большой брат, что это корректное сравнение. – Тези Ябубу сделал долгий глоток и продолжил: – Мы с тобой будем общаться, ты сможешь заниматься работой.
Забыл самое главное сказать: Тези Ябубу – мой друг. С индейцами вообще‑то не так легко сдружиться из‑за их веками вымученного этноцентризма, но член нашего экипажа в этом плане особенный. Очень любит вашичу, как они называют неиндейцев, даже проработал около года на добровольных началах в белой резервации в Айове. А на «Арксе» почему‑то самые теплые чувства стал испытывать ко мне, хотя я ничего специально для этого не делал. Даже называет меня «большим братом», повторяя: «Все – мои родственники».
Я покачал пиалой, наблюдая, как коричневые волны пытаются дотянуться до краев фарфоровых стенок, и с отрешенным видом изрек:
– Ну да. На Агане таинственного и неожиданного будет немало. На всех хватит. Кажется, это вы называете Вакан Танка[3]?
– Нет, Вася, это… другое. Как бы тебе объяснить? Человек значим через свою ответственность в мире, а То – важно намного больше. Через Него, по сравнению с Ним я вижу себя бесконечно малым. Через ощущение величия того, что меня окружает видимо, я слегка и робко ощущаю еще большее величие Невидимого, радуюсь и наслаждаюсь общностью с Ним…
Мне это слегка напомнило проповеди братца, но из вежливости я промолчал. Мне таких людей все равно не понять. Я хочу взять от жизни то, что причитается. Я не трогаю Бога, а Он пусть не трогает меня. По‑моему, все справедливо. Я свободен. Иду куда хочу.
Хорошо у Тези Ябубу в каюте. Уютно. Чай вот, правда, остыл. Мысли, словно перекатываясь по фарфоровому ободку, снова и снова исподволь возвращались к моему печальному положению. До прибытия осталось всего три дня. Слишком мало, чтобы что‑то исправить…
– Может, оно и к лучшему, что ты останешься здесь, – неожиданно сказал мой друг. – Несколько ночей назад я постился и курил Трубку. У меня было видение. Деды показали мне…
– Что?
Тези Ябубу нахмурился, но продолжил:
– Нас ждет на Агане что‑то плохое.
* * *
Шершавый ствол покачивался, отзываясь на прыжки. Ветки прогибались, шурша листвою. Плотные влажные листья нехотя гладили тело, оставляя на коже липкие капли семенного сока. Ничего, речные воды потом все смоют. Энмеркар взобрался еще выше. Край стены уже близок. Еще чуть‑чуть… Он скользнул по стволу и встал на выступ ветки, тянувшейся к желтой стене. Отмахнувшись от листьев, с опаской глянул вниз. Не хотелось бы попасться на глаза смотрителю сада, когда до цели рукой подать.
Редкие прорехи в листве не давали обзора, но, видимо, ярус по‑прежнему безлюден. Внизу, у корней чернели следы сандалий от первых неудачных попыток залезть на дерево. Вздохнув, мальчик начал пробираться по ветке, передвигая одну ногу за другой и боязливо придерживаясь за ствол. С новым шагом ветка все больше прогибалась. Внутри что‑то замерло и покалывало после каждого движения. Наконец рука, неуверенно касаясь черствой коры, вытянулась до предела. Глядя вверх, Энмеркар отпустил ствол и сделал еще шаг. Ветка затрещала. Нутро сжалось в комок. Он прыгнул, на лету ухватился за край и вкатился на крышу.
Пару ушев Энмеркар неподвижно лежал, вжимаясь липкой от семенного сока спиной в прохладные камни шестого яруса. Золотистые изгибы неба создавали причудливый рисунок вверху. Ветер ласково овевал тело. Застывший комок внутри разжался, сердце захлестнула волна торжества. Снова удалось! Он приподнялся и глянул через край. До земляного пола пятого яруса не меньше семи его ростов.
Восхитившись своей удалью, мальчик перевел взгляд на кроны сада четвертого яруса, за ними зеленой полоской виднелся сад третьего яруса, а дальше открывалась размеченная по квадратам «пешеходка». Чуть дальше из нее вырастала соседняя башня, справа высилась вторая, третья… Между ними мелькнула полоска летателя с еле различимыми фигурками…
Отдышавшись, Энмеркар встал на четвереньки и пополз по каменным плитам. Здесь, как и положено на шестом ярусе, пусто и голо, никаких деревьев. Из центра торчит большой, выложенный желтыми плитками, куб. К нему‑то и направлялся Энмеркар, пыхтя и улыбаясь в предвкушении. Только бы отец не заметил! Подобравшись к стене, он скорчился и начал ощупывать стену, снизу вверх. Едва руки поднялись на ладонь выше головы, нагретый солнцем камень исчез. Энмеркар ухватился за невидимый край и, спружинив ногами, перелетел сквозь стену.
Приземлился неудачно – пятая точка со всего размаху шлепнулась о платформу отцовского летателя. Но оно того стоило – отца удалось застать врасплох. Тот копался в хранильнике, перекладывая сухие листья, вроде тех, что контактеры используют для Напитка Перехода. Обернувшись, отец с изумлением взглянул на сына, а затем рассмеялся.
– Энмеркар, сколько раз я тебе говорил не лазить сюда по деревьям? – спросил он, захлопнув дверцу хранильника.
Мальчик улыбнулся в ответ, радостно впившись взглядом в глаза отца. Потом встал с металлической платформы и сошел на теплую циновку. Больше всего на свете он любил смотреть в отцовские глаза. Ни у кого из взрослых в городе больше не было таких глаз. Разве что у дяди Со. Но дядю Со он видел только раз, очень давно. Энмеркар помнил о нем еще меньше, чем о матери. Память смутно сохранила материнское лицо, запомнилось, что у нее были обычные глаза. Как у всех взрослых. А у папы – необычные. Живые, добрые, настоящие… Даже переливы небесной пелены могли со временем наскучить, но не папины глаза.
– И какой же повод ты выдумал на сей раз? – добродушно поинтересовался отец, не дождавшись ответа.
Энмеркар неторопливо прошелся по кабинету, потирая ушибленное место.
– Сколько осталось до их прилета? – спросил он, трогая пальцем деревянный Круг Мужества на стене.
– Три захода Уту. – Отец сел рядом с воздушной плитой.
– Вот именно! – воскликнул Энмеркар. – Ты ведь обещал! Помнишь?
– Конечно, помню, – ответил отец и бросил жестяной кубик.
Энмеркар поймал на лету.
– Это правда их музыка? – спросил он, разглядывая подарок.
– Правда. Кое‑что из нее. Однако, зная твердость сердца сына своего, я по‑прежнему теряюсь в догадках, почему нельзя было потерпеть с этим до захода Уту?
– Мне скучно, – признался Энмеркар. – Магану теперь не хочет играть со мной.
– Поссорились?
– Нет. Он слышал Песню. Еще вчера. Поэтому он ни с кем не разговаривает. И в Дом Табличек сегодня не пришел. Я отыскал его, но он убежал. Он пьет бессонное снадобье, чтобы не заснуть и не увидеть Сон.
Прислонившись к стенке, отец нахмурился, и глаза его стали до странного похожи на задумчиво‑переливчатое небо. Набрав побольше воздуха, Энмеркар осмелился перейти к тому, ради чего на самом деле спешил сюда:
– Папа… я подумал… может, если сказать Магану про то, что они принесут нам, то ему будет легче…
Отец вздохнул и покачал головой.
– На то он и секрет, Энмеркар, что его нельзя никому раскрывать. Но ты, как друг, должен поддержать Магану любым иным способом. Ему сейчас тяжело. Побудь с ним эти дни. Разговори его. Все, чем полнится сердце, пусть тебе оно скажет. Может быть, твоему другу удастся продержаться…
Энмеркар замолчал, глядя, как темнеют соседние башни, зловеще неподвижные на фоне утекающего вдаль неба.
– Можно я хотя бы дам ему послушать их музыку?
– Да, – кивнул отец. – Это можно.
Последующие три дня для меня стали временем самобичевания и отверженности. Что бы там ни говорил Тези Ябубу, а ощущал я себя как настоящий вашичу в резервации.
Я никуда не ходил, кроме нужника и виртокамеры. Не ел вместе со всеми – приказ Мусы распространялся и на это. Еду приносили друзья – Тези Ябубу или Сунь, навещавшие «блудного сына». Они подолгу засиживались у меня, потом уходили, уступая место апатии. Я валялся на койке под монотонное мурлыканье музыки. Или уходил гулять в виртал, по столицам мира, или еще кое‑куда. Не раз садился корпеть над диссертацией, но работа не шла.
Лучше удавалось писать письма Анне – остроносенькой блондинке из центра предполетной подготовки. Я не женат, и подружки у меня давно не было, после возвращения с Меркурия и отдохнуть толком не успел. Анна сразу запала в душу, но слишком мимолетны оказались наши встречи, чтобы вылиться в серьезное увлечение. Тем не менее в полете мне было приятно вспоминать о ней, воспоминания согревали сердце. Конечно, за те два года, что нас не будет на Земле, она, вероятно, успеет найти себе кого‑нибудь, но… может, и нет. Как знать? Чем больше я о ней думал, тем сильнее казалось, что я влюблен. И немудрено, ведь на корабле ни одной женщины, лишь воспоминания о них да дразнящие виртуальные образы.
В целях самоукорения я настроил персоналку постоянно повторять:
– Васька – дурак! Васька – позор человечества! Васька – новый Герострат!
Кстати, забыл сказать: Васька – это не от «Василий», а от «Вассиан». Так уж меня родители назвали.
Как‑то раз я нашел на полу каюты странный приборчик. Вроде электроблокнота, но более узкий. Хозяин находки вел какой‑то отсчет. По нарастающей шли числа, и напротив каждого стояло поясняющее слово. С удивлением обнаружил возле двух последних – 1012 и 1013, свое имя. Более ранние числа иногда сопровождались именами других членов экипажа. Я показал находку Тези Ябубу и тот узнал в ней вещицу Суня. Сунь был несказанно рад и одновременно смущен. От моего шутливого предположения насчет имен в книжке – уж не ставит ли он тайные опыты на коллегах – он смутился еще больше, принялся извиняться со всей китайской церемонностью, но вразумительного ответа так и не дал.
Что ж, каждого из нас обязали завести себе какое‑нибудь хобби на время полета. Должно быть, наш бортинженер выбрал нечто более оригинальное, чем бисероплетение Тези Ябубу, рифмоплетство Зеберга, музыкальные опыты Мусы или мои научно‑исторические потуги. Как бы то ни было, этот эпизод несколько разогнал скуку и позволил отвлечься, тренируясь в построении гипотез о загадочном списке Суня.
Вечером третьего дня свершилось: мы вышли на орбиту Агана. Скуке настал конец. Тези Ябубу и Сунь взахлеб рассказывали о первых результатах сканирования. Атмосфера почти идентична земной – разве что СО2 поменьше. Аган всего на пару сотен километров превосходит Землю в диаметре. Сила притяжения почти равна. Один огромный океан, один материк и множество архипелагов. Космическая съемка показала при увеличении четыре относительно крупных города – все на континенте. Зеберг выслал мне по внутренней сети снимки. Очень любезно с его стороны. Я действительно был тронут. Не ожидал.
То, что Уту похожа на Солнце, известно было давно, и я не сильно удивился сходству Агана с Землей. Сутки меньше на три часа, год длиннее на сорок с лишним дней, но это не мешало вполне пригодному для человеческого обитания климату. Целый институт, проектировавший наши универсальные скафандры, работал, выходит, впустую. Что же за существа здесь живут?
Напрашивалась мысль, что они, по аналогии, должны быть похожи на нас. Впрочем, судя по снимкам из космоса, города сангнхитов мало похожи на человеческие.
Две другие планеты – скальная глыба у самой звезды и гигантский газовый шар, чертивший своей орбитой пределы системы, не предусматривали возможностей для обитания живых существ. Тем не менее, разбираясь с малопонятными, но от того еще более интригующими сведениями о диаметре каждой из них, расстоянии от светила, периодах вращения и обращения, составе атмосферы, давлении и температуре на поверхности, и тому подобном, мне удалось существенно скрасить заточение.
На четвертый день, спустя час после обеда, голос Мусы в динамиках объявил о начале посадки. Я лег на койку. Из стены вылезла крышка и опустилась надо мной. Створки саркофага сомкнулись. Теперь оставалось только ждать.
Корпус завибрировал. Донесся гул. Нарастающее ощущение тяжести, словно тебя распластывает, как тесто под мозолистыми руками доброй хозяйки. В этот момент все остальные члены команды, кроме Суня, находятся в точно таком же положении и испытывают то же самое. Интересно, о чем они думают?
Наверное, о сангнхитах. Забавно будет, если Суню не удастся благополучно посадить «Аркс» и нас размажет по гостеприимной поверхности Агана. Что тогда? С Земли вышлют вторую экспедицию. Слишком уж лакомым кажется этот контакт, чтобы от него отказываться из‑за наших шести смертей. Или нет?
Занятные, наверное, эти сангнхиты. Веками человечество бредило: одни ли мы во вселенной? Сотни невероятных проектов, тысячи безуспешных попыток… Наконец успокоились: одни. И не успели успокоиться, как на тебе: ПОСЛАНИЕ ОТ ВНЕЗЕМНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. Больше похожее на записку для уборщицы. Это послание я запомнил дословно, благо, слов было не так уж много:
«Уважаемые правители планеты Земля!
Будьте добры, пришлите к нам представителей для контакта к 2479 году по вашему летоисчислению.
Заранее благодарны.
Раса сангнхитов, галактика Млечного Пути, звезда HD 70642 (Уту), вторая планета (Аган)».
К посланию прилагалась техинформация и чертежи сверхсветового двигателя. Составлено, разумеется, на первом земном. Примечательно, что на наших картах уже была звезда, в незапамятные времена названная Уту. И примерно за год до «послания» звезда погасла. Любопытное совпадение.
На призыв откликнулись главы правительств России, Китайской империи, Франкогермании, Объединенной Африки, Союза Арабских Коммунистических Республик и Соединенных Штатов Америки.
В принципе это было не опаснее путешествий средневековых купцов, отправлявшихся на свой страх и риск в неведомые земли, населенные столь же неведомыми обитателями. Неудачи и гибель одних вовсе не останавливали новых. Так и здесь: независимо от того, чем закончится наша экспедиция, маршрут «Земля – Аган» обречен рано или поздно стать торным. В свое время пройдут по нему и торговые, и туристические, и военные корабли… Но и от нас зависело многое. Все отобранные в экспедицию – опытные космонавты. Муса и Сунь – и вовсе офицеры. У меня за спиной не один полет и я единственный, кто пережил катастрофу на Меркурии‑4.
Как бы ни выглядели внешне обитатели Агана, внутренне они мне казались надменными. И стиль послания, и даже само название их говорили об этом. Нельзя произнести «сангнхит» быстро, по ходу с остальной речью, перед этим словом язык невольно должен остановиться, словно почтительный простолюдин перед знатным вельможей, и затем произнести, тщательно выговаривая каждый звук. Впрочем, в нашей речи мы обычно упрощали до «сангхиты» или даже «санхиты».
Меня вдавило сильнее. Корпус затрясло. Закопошились недобрые предчувствия. Помолиться, что ли? Я покачал головой, отгоняя странные мысли. Интересно, сколько мы пробудем на Агане? Может, Муса после первого контакта переменит решение? Разве перед лицом великого не покажется мелочью мой нелепый проступок? Во всяком случае, когда через четыре часа после контакта сработает позывной и они вернутся на корабль, я пройду в кают‑компанию вместе со всеми, чтобы просмотреть увиденное ими – с записей призапов. Этого меня никто лишить не вправе.
Гудение прекратилось. Тяжесть отпустила. Долгожданный щелчок и время гробового заточения окончилось. Я сел и прислушался к себе. Мы – на чужой обитаемой планете. Впервые в истории. Что я чувствую в этот момент?
Ничего.
Хотя нет, что‑то ноет внутри, словно ветер гуляет в душе. Занятно. Может, Тези Ябубу и прав. Может, и впрямь лучше остаться. Почему‑то мне и самому вдруг расхотелось покидать «Аркс».
Пискнул входной сигнал, и люк отъехал в сторону. Потянуло знакомым запахом одеколона, и я не удивился, увидев рыжую шевелюру, насмешливые глаза, длинное лицо – Зеберг.
– Собирайся, Вася. Ты участвуешь в контакте вместе со всеми.
– Да ладно тебе!
– Как знаешь. Но советую не дожидаться, пока придет Муса. Он не в духе. Именно из‑за тебя. Сангнхиты передали, что на встрече должны присутствовать все члены экипажа. Муса решил не рисковать.
И правильно сделал! Ах, Муса, ах, алмаз моего сердца! Мне не надо было десять раз повторять. Я наспех напялил парадный костюм, прикрепил к груди призап, сунул в карман рацию и выскочил из каюты. Вдвоем с долговязым Зебергом мы бойко затопали по коридору. Очень удачно, что вызволять меня послали именно программиста. Можно кое‑как войти в курс дела:
– Что показало сканирование?
– Довольно много занятного. Все требует дальнейшего изучения. Неожиданное и вполне ясное одно: компьютер определил сангнхитов как людей. По крайней мере биологически.
– Людей? Может, гуманоидов, похожих на людей?
– Тогда они столь похожи, что наша сверхмощная железяка не способна отличить. А я в таком случае не вижу особой разницы.
– Люди… – У меня невольно засосало под ложечкой. – Может, именно они в древности заселили Землю? Впрочем, не исключено, что эти «люди» – лишь биоты, воссозданные настоящими обитателями Агана, чтобы нам легче общаться? По типу того, как они писали на первом земном? Или, быть может, сангнхиты – полиморфные организмы, способные принимать любую форму, в зависимости от надобности?
– У тебя подвижное воображение, Вася. – Вечный спорщик Зеберг осклабился. – Живи мы лет пятьсот назад, ты не преминул бы еще сообразить, что эволюция на разных мирах протекает по одному сценарию…
Свернув возле оранжереи, мы перешли в первый рабочий.
– Не вижу связи. В отличие от этого наукообразного бреда мои гипотезы вполне приемлемы.
– Ну да, конечно.
– А сам ты как объясняешь?
– Никак. Я хоть и пишу на досуге стишки, но в работе, Вася, привык иметь дело с фактами, достаточными для того, чтобы делать выводы. Пока что их недостаточно.
– Ну а предварительные гипотезы?
– Извини, Вася, – усмехнулся немец, сворачивая влево. – Пока что моя муза спит. – Мы миновали темнеющие за стеклом фигуры боевых роботов. – Что ж, почти пришли. Спроси у Тези Ябубу – может, ему духи что‑нибудь нашептали?
Разумеется, наткнувшись на яростный взор Мусы, я никого спрашивать не стал, а тихонько отошел в сторону. Ко мне шагнул Тези Ябубу и одобряюще улыбнулся. Сунь обернулся и кивнул. Бонго пренебрежительно скосил глазами. Все, кроме меня, вылизаны и подтянуты. Все, включая меня, на нервах, стоят перед скучной металлической стеной.
Какой он на ощупь, чужой мир? Предвкушение холодными волнами захлестывало нутро, разбиваясь на тысячи брызг об утесы непонятной тревоги, охватившей нас. Вспомнилось, как я впервые увидел море и ступил в его соленую воду. Ощущения точно такие же. Металлическую стену прорезала полоса света – створки шлюза начали раскрываться.
Самое первое – воздух. Терпкий, влажный и почему‑то немного острый. Диковинные травы и неведомые создания чудились в нем. Полоса света расширилась до размера ладони. Запах стал сильнее. Взгляды жадно устремились сквозь узкий проем. Видно было пока немного: ровная поверхность, покрытая тонким узором, в отдалении – три человеческие фигуры. Одеты во что‑то неприглядное, вроде тренировочных костюмов. Больше ничего разглядеть не получалось.
Нервное молчание стянуло лица.
Наконец шлюз открылся. Бесшумно заработал эскалатор. Первыми на убегающие вниз ступени встали Муса и Зеберг, затем Бонго и Сунь, последними – мы с Тези Ябубу.
Снаружи оказалось теплее, чем в утробе звездолета, но жары не было. Стоя на эскалаторе, мы оставались неподвижны, лишь длинные черные волосы Тези Ябубу в легкой струе воздуха колыхались как морские водоросли. Узорчатая поверхность приближалась. Интересно, из чего она сделана? Огромный металлический потолок – брюхо «Аркса» над нами – начал уходить назад, раскрывая небо. Небо Агана…
У меня аж дух захватило. От края до края раскинулась перламутровая пелена с тончайшими переливами то в глубокую синеву, то в тяжелый фиолет. Прожилки пелены горели золотом, сокрытое от глаз светило высвечивало их, словно перья феникса. По интенсивности горения «перьев» казалось, будто пелена скрывает не одно, а два светила, хотя я понимал, что это всего лишь оптический эффект.
Странное чувство будил вид местного неба: словно смотришь в зеркало и видишь в отражении чужое лицо. Но это не пугало, а завораживало. Я посмотрел на фигурки сангнхитов. Мы теперь в их власти. На их территории. Они могут сделать с нами все, что хотят. Щупальца страха шевельнулись в глубине. Промелькнули причудливые грезы: полуголые дикари приносят нас в жертву своим богам, существа в белых халатах разрезают нас скальпелями и готовят к жутким экспериментам… Нахмурившись, я отогнал глупые мысли.
Встречали нас довольно скромно. Ни огромной ликующей толпы, ни великого войска от края до края… Усмехнувшись, я перевел взгляд дальше. На узорчатой поверхности лежали две широкие металлические платформы, словно постаменты для еще несозданных памятников. Уж не для наших ли? За ними шла рыхлая земля. Вдали виднелись желто‑зеленые пирамидки с размытыми контурами.
Эскалатор выплюнул нас на поверхность. Сердца застучали сильнее. Наконец мы приблизились достаточно для того, чтобы стали различимы…
Они!
Сангнхиты!
Глаза у них очень крупные, глубокого ка<