В широком смысле слова – вразумительный, т. е. доступный пониманию разумом (обратное – невразумительный). В узком смысле – то, что может быть понято только разумом, и никогда – органами чувств. Таков сверхчувственный мир Платона. Противостоит материальному или чувственному.
Интенциональность (Intentionnalité)
В философском словаре этот термин относится к числу технических (у схоластов intentio означает приложение разума к своему объекту), в частности фигурируя в лексиконе феноменологии. «Слово интенциональность, – пишет Гуссерль, – означает не что иное, как присущую сознанию общую особенность быть сознанием о чем-то, нести познаваемое в себе самом» («Картезианские размышления», § 14). Сознание – не вещь и не субстанция, которой бы хватило самой себя. Сознание – это цель, отношение и прорыв к чему-либо. «Всякое сознание, – продолжает Гуссерль, – есть сознание о чем-то». Такова интенциональность. «У сознания, – говорит Сартр, – нет “внутреннего”; оно всегда есть вне самого себя» («Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность», Ситуации, I). Интенциональность есть открытость сознания тому, что находится вне его (в том числе к ego, поскольку для сознания оно является объектом). Это единственная подлинная внутренность: «все в конечном счете пребывает вовне, – продолжает Сартр, – все, включая и нас самих» (там же).
Интенция (Intention)
Волевое побуждение, существующее в настоящем, но направленное на будущее или на преследуемую цель. Интенция есть проекция воли или ее цель. Интенция это намерение.
В этом смысле говорят о морали побуждения, согласно которой (Кант) нравственность поступка оценивается не по его результатам, а по характеру мотивации совершающей поступок воли. Как ни странно, довольно часто это выражение употребляется в уничижительном значении, что лично мне представляется противоречащим либо понятию интенции, либо Канту. Мораль побуждения не есть мораль, довольствующаяся наличием, как говорится, благих намерений. Это мораль, выносящая оценку действующей воле, а не ее возможным последствиям, которых в момент действия никто не может с точностью предвидеть. Вот человек падает за борт в открытое море. Один матрос кидает в него бревном, надеясь его прикончить, но бревно в него не попадает, зато не тонет и помогает упавшему спастись. Другой матрос, желающий спасти тонущего, бросает ему спасательный круг, но круг попадает ему точнехонько в голову и погружает его под воду – человек захлебнулся и потонул. С точки зрения морали побуждения поведение второго матроса, хоть оно и привело к трагическим последствиям, заслуживает большего уважения, чем поведение первого матроса, хоть оно в результате и спасло тонувшему жизнь. Но разве это не то же самое, что просто мораль? Никто не обязан добиваться успеха, но от необходимости стараться делать как можно лучше нас никто не освобождал.
Интерес (Intérêt)
Субъективно – форма желания или любопытства, зачастую – сочетание того и другого. В то же самое время можно иметь объективный интерес к тому, что не пробуждает ни желания, ни любопытства. Таков, например, интерес ребенка к выполнению домашнего задания; таков, по мнению Маркса, интерес трудящихся к революции. Из этого, конечно, не следует, что все трудящиеся суть революционеры, а все дети – прилежные ученики.
Что же это такое – якобы объективный интерес? Это не то, чего мы желаем, а то, чего мы должны желать, если точно знаем, что для нас благо и как его добиться. Если это желание, то разумное и основанное на размышлении; желание, которое мы на самом деле испытываем или должны, по мнению других, испытывать. Но является ли подобный интерес объективным? Да, но только в глазах того, кто полагает его таковым. Следовательно, интерес все-таки субъективен, или проективен. В конце концов, никто из нас не обязан быть марксистом или прилежным учеником.
Большинство материалистов учат, что людьми движет интерес. Это и Эпикур, и Гоббс, и Гельвеций («человек всегда повинуется своему интересу»; «Об уме», рассуждение I, глава 4 и рассуждение II, глава 3), и Гольбах («интерес – есть единственный мотив человеческих действий»; «Система природы», часть I, глава 15), и, наконец, Фрейд (принципы удовольствия и реальности) и Маркс («Индивиды преследуют только свой особый интерес», «Немецкая идеология», I). Но то же самое справедливо и для Спинозы (под именем «собственной пользы»; см. «Этика», часть IV, теоремы 19–25), который не является материалистом, и для Гегеля, к которому это определение приложимо в еще меньшей мере: «Народы и отдельные индивидуумы тратят свою жизненную силу на поиск и достижение собственного блага», а вся «хитрость разума» состоит в том, чтобы поставить эти частные интересы на службу общей цели («Философия истории», Введение, II). Очевидно, мы ошибемся, если не увидим во всем этом ничего, кроме апологии эгоизма. На самом деле речь идет о прямо противоположном – попытке преодоления и вытеснения эгоизма. Интерес каждого из упомянутых авторов как раз и заключается в том, чтобы обосновать достижение всеобщего интереса. Разве может человек быть счастлив в одиночестве? Разве он может любить себя, не уважая других? Здесь любовь к себе ведет к любви к справедливости и ближнему. «Будьте эгоистами! – сказал как-то далай-лама. – Любите друг друга!»
Интерпретация (Interprétation)
Поиск или толкование смысла чего-либо (знака, речи, произведения, события и т. д.).
Противостоит объяснению, которое освещает не смысл, но причину. Разумеется, оба подхода правомерны, однако смешивать их не стоит. Все сущее имеет причину, а некоторые факты имеют смысл. Но можно ли объяснить факт его смыслом? И как тогда быть с ошибочными действиями или «оговорками», описанными Фрейдом? Разве их смысл (например, подавленное желание) не является одновременно и их причиной? Это так, но все зависит от точки зрения. Оговорка имеет место не потому, что она что-то значит (можно назвать массу оговорок, имеющих смысл, но они не были произнесены); она обретает смысл потому, что вызвана чем-то другим (желанием, нежеланием, тем или иным психическим или нейронным процессом и т. д.). Таким образом, знаковый порядок подчинен причинному порядку, который сам по себе ничего не означает. Именно в этом понимании сексуальность, как отмечал еще сам Фрейд, есть «гранитный блок» психоанализа. Всякий бессознательный смысл отсылает к сексуальности, но сама она не значит ничего.