Лиса Рэйвен
Серия «Под несчастливой звездой» - 1
Плохой Ромео
Название: Лиса Рэйвен, «Плохой Ромео», серия «Под несчастливой звездой», книга 1.
Переводчик: Винни Пух
Редактор: Mistress
Вычитка: Винни Пух и Mistress
Обложка и оформление: Mistress
Переведено для группы: https://vk.com/stagedive
Любое копирование без ссылки
на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Когда Кэсси Тейлор встретила в театральной школе Итана Холта, между ними пробежала искра. Она была прилежной актрисой. Он был плохишом в кампусе. Но один судьбоносный выбор на кастинге «Ромео и Джульетты» изменил все. Как и персонажи, которых они играли, роман Кэсси и Итана казался предначертанным. До тех пор, пока он не разбил ей сердце и не предал ее доверие. Теперь первосортный сердцеед вернулся в ее жизнь, и переворачивает ее с ног на голову. Одним прикосновением.
Вновь им достаются романические персонажи, и они вынуждены противостоять неудержимым воспоминаниям о душераздирающих падениях, и ускоряющих пульс взлетах их тайной интрижки в колледже. Но они также обнаружат, что между людьми, соприкасающимися друг с другом неверным образом, часто вспыхивают искры.
Содержание:
1. 5
2. 12
3. 23
4. 32
5. 44
6. 55
7. 66
8. 80
9. 90
10. 103
11. 114
12. 129
13. 140
14. 157
15. 166
16. 180
17. 194
18. 204
19. 216
20. 225
21. 238
Эпиграф
Чем занята природа в преисподней,
Когда она вселяет сатану
В такую покоряющую внешность?
Зачем негодный текст переплетен
Так хорошо? Откуда самозванец
В таком дворце?
— Джульетта, описывая Ромео.
Ромео и Джульетта (Уильям Шекспир)
СНОВА ВМЕСТЕ, СЛИШКОМ РАНО
Наши дни
|
|
Нью-Йорк
Театр Граумана
Первый день репетиций
Я стремительно несусь по переполненному тротуару, и нервный пот прошибает меня в самых малопривлекательных местах.
В моей голове звучит голос матери: «Леди не потеет, Кэсси. Она блистает».
В таком случае, мама, я блистаю как свинья.
Как бы то ни было, я никогда не утверждала, что я леди.
Я говорю себе, что «блистаю», потому что опаздываю. А не из-за него.
Тристан, мой сосед по комнате и жизненный наставник, убежден, что я никогда не забуду его, но это бред.
Я забыла его.
Я уже давно забыла его.
Я поспешно перебегаю дорогу, уворачиваясь от непрерывного движения Нью-Йорка. Несколько водителей такси осыпают меня проклятьями на разных языках. Я весело машу им средним пальцем, потому что уверена, что этот жест означает «пошел ты» во всех странах мира.
Я кидаю взгляд на свои часы, заходя в театр, и направляюсь в репетиционный зал.
Проклятье!
Опоздала на пять минут.
Я почти вижу насмешливое выражение лица этого ублюдка, и в ужасе оттого, что даже не успев сделать и шага в помещение, у меня уже возникает непреодолимое желание ударить его.
Я останавливаюсь перед дверью.
Я справлюсь. Я могу увидеть его и не потерять голову.
Я справлюсь.
Вздыхаю и прислоняюсь лбом к стене.
Кого, черт побери, я обманываю?
Ну да, разумеется, я смогу сыграть в страстной пьесе с бывшим любовником, который разбил мне сердце не один раз, а дважды. Без проблем.
Я бьюсь головой об стену.
Если бы существовало «Общество Глупых Людей», я бы стала их королевой.
Делаю глубокий вдох, и медленно выдыхаю.
|
|
Когда мой агент позвонила мне и сообщила об уникальной возможности сыграть на Бродвее, мне стоило бы догадаться, что без подставы не обойдется. Она восторженно отзывалась об актере, которого выбрали на главную мужскую роль. Итан Холт, известный сейчас как «Тусовщик» в театральном мире. Весь из себя талантливый. Лауреат премий. Любимец визжащих фанаток. Чертовски красив.
Конечно же, она не знала о нашей истории. Откуда бы ей знать? Я никогда не говорю о нем. Вообще-то, я ухожу, когда другие люди упоминают его имя. С этим было легче справляться, когда он был на другом конце мира, но сейчас он вернулся и отравляет работу моей мечты своим присутствием.
Типичный.
Ублюдок.
Войти в образ будет непросто, но я обязана.
Достаю пудреницу и всматриваюсь в свое отражение.
Проклятье, я блистаю ярче, чем Крайслер-билдинг[1].
Я слегка припудриваюсь и обновляю блеск на губах, гадая, покажется ли ему, что я изменилась после всех этих лет. В колледже мои каштановые волосы доходили до середины спины, сейчас же они чуть ниже ключицы, уложены в стильный беспорядок с неровными краями. Мое лицо стало более вытянутым, но в остальном, мне кажется, я не изменилась. Неплохие губы. Приятные черты лица. Глаза не карие и не зеленые, а какое-то странное сочетание двух цветов. Скорее они цвета оливок, чем орешника.
Я закрываю пудреницу и кидаю ее обратно в сумку, взбешенная тем, что, несмотря на все, продолжаю хотеть выглядеть для него хорошо. Я что, так ничему и не научилась?
Закрываю глаза и думаю о том, как он делал мне больно. Его глупые причины. Бредовые отговорки.
|
|
Горечь затопляет меня, и я вздыхаю с облегчением. Это барьер, в котором я нуждаюсь. Он позволяет моей злости всплыть на поверхность. Я обволакиваюсь им, словно железом и нахожу утешение в бурлящей агрессии.
Я справлюсь.
Открываю дверь и захожу внутрь. Я не успеваю еще даже заметить его, когда уже чувствую на себе его взгляд. Я сопротивляюсь желанию посмотреть в его сторону, потому что именно этого я и хочу, а если Итан Холт меня чему-то и научил, так это тому, что нужно подавлять свои естественные инстинкты. Между нами все пошло наперекосяк, потому что я шла на поводу своих чувств. Интуиция подсказывала мне, что у меня с ним что-то получится, когда в действительности он ничего и не предлагал.
Я направляюсь к пульту режиссера, рядом с которым наш режиссер, Марко Фиори, ведет обсуждение с нашими продюсерами, Авой и Сол Вайнштейн. Сбоку от них стоит девушка со знакомым лицом, наш ассистент режиссера и сестра Итана, Элисса.
Между Итаном и Элиссой заключено комплексное соглашение. Он прописал в своем контракте, что она обязуется работать над каждым его шоу, что сбивает меня с толку, учитывая, что они грызутся как кошка с собакой.
Я бы сказала, Элисса служит для него источником чувства защищенности, но с чего бы ему это? Он же не нуждается ни в ком и ни в чем, так ведь? Он неприкасаем. Он чертов тефлон.
Обсуждая сценическое оборудование, Элисса указывает на масштабную модель декораций, которую мы будем использовать.
Продюсеры слушают и кивают.
У меня нет проблем с Элиссой. Она потрясающий ассистент режиссера, и прежде мы уже работали вместе. На самом деле, миллион лет назад мы были хорошими друзьями. Во времена, когда я думала, что ее брат рожден от человеческой матери, а не явился на свет прямиком из задницы сатаны.
Они поднимают на меня взгляд, когда я подхожу к ним.
— Знаю, знаю, — говорю я, кидая свою сумку на стул. — Прошу прощения.
— Все в порядке, cara, (прим. с ит. милая, дорогая) — говорит Марко. — Мы еще обсуждаем производственные детали. Отдышись, выпей кофе. Мы скоро начнем.
— Отлично. — Я лезу в сумку за своими припасами для репетиций.
— Привет, — говорит Элисса, и тепло улыбается.
— Привет, Лисса.
На мгновение моя ярость отступает под нахлынувшим потоком ностальгии, и я осознаю, как сильно по ней соскучилась. Она так отличается от своего брата. У нее низкий рост, тогда как он высокий. Она круглолицая, а его лицо угловатое. У них даже цвет волос разный. Она блондинка, а его волосы темные и взлохмаченные. Но тем не менее, при виде нее в памяти всплывают все причины, почему мы не разговаривали столько лет. Она всегда будет ассоциироваться с ним. Слишком много плохих воспоминаний.
Только я достаю бутылку воды, как моя сумка соскальзывает со стула и с грохотом приземляется на пол. Все останавливаются, чтобы посмотреть. Я скрежещу зубами, когда до меня доносится низкий смешок.
Пошел ты, Итан. Даже не удостою тебя взглядом.
Поднимаю сумку и швыряю ее обратно на стул.
Хихиканье доносится снова, и я клянусь Всемогущему Богу Непреднамеренных Убийств, что расправлюсь с ним голыми руками.
Пусть он и находится на другом конце зала, он мог бы с таким же успехом находиться и рядом со мной, учитывая то, как его голос вибрацией проходит сквозь мои кости.
Мне нужно закурить.
Я бросаю взгляд на Марко, который блистает в великолепии своего галстука, и волнительно описывает пьесу. Это все его вина. Именно он захотел, чтобы мы с Холтом работали в этом проекте. Я убедила себя, что это будет огромным шагом для моей карьеры, но в действительности, это шоу будет последним на моем счету, потому что, если хихикающий идиот в углу не заткнется, я в любую секунду могу устроить тут кровавую бойню и загреметь на пожизненный срок.
К счастью, смешки прекращаются, но я все также чувствую его взгляд, прожигающий мою кожу.
Я игнорирую это и роюсь в своей сумке. Сигареты-то я нашла, а вот моя зажигалка пропала бесследно. Мне действительно пора бы уже привести в порядок содержимое сумки. Господи, чего только у меня здесь нет. Жвачка, бумажные салфетки, косметика, обезболивающие, старые билеты в кино, маленький флакон духов, тампоны, ключи, одноногая WWF-фигурка – какого черта?[2]
— Простите, Мисс Тейлор?
Я поднимаю взгляд и вижу милого парнишку-афроамериканца, который держит в руках что-то подозрительно напоминающее по запаху мой любимый макиато из зеленых бобов.
— Ого, да вы напряжена! — говорит он с достаточной долей беспокойства, что я решаю не отрывать ему уши. — Я Коди. Производственный стажер. Кофе?
— Привет, Коди, — говорю я, пристально разглядывая картонный стаканчик. — Что там у тебя, приятель?
— Двойной макиато из зеленых бобов и мокко, приправленный сливками.
Я впечатлено киваю.
— Так я и подумала. Это мое любимое.
— Знаю. Я заранее ознакомился о ваших с мистером Холтом предпочтениях, чтобы предугадать ваши потребности и способствовать приятной рабочей атмосфере.
Приятная рабочая атмосфера? Со мной и Холтом? Ох, бедный, наивный парнишка.
Я принимаю от него кофе и вдыхаю аромат, продолжая копаться в своей мусорной корзине.
— Неужто?
Где, черт побери, моя зажигалка?
— Да, мэм. — Он достает из кармана зажигалку и протягивает мне с безумно милой улыбкой.
Я вздыхаю и откидываю голову назад.
Святой Иисус, да этот парень послан мне самим Богом.
Я беру зажигалку и сопротивляюсь желанию обнять его. Тристан говорит, что я бываю чересчур раскрепощенной. Вообще-то, он использует термин «развязная», но я слегка его видоизменила, чтобы чувствовать себя лучше.[3]
Вместо этого, я улыбаюсь парнишке.
— Коди, не пойми меня неправильно, так как, знаю, мы только что встретились, но… думаю, я люблю тебя.
Он смеется и опускает голову.
— Если вы хотите закурить снаружи, я позову вас, когда все будет готово к началу.
Не выгляди он на шестнадцать, я бы скорее всего поцеловала его. С языком.
— Ты офигенный, Коди.
Своим боковым зрением я вижу темную фигуру, которая сгорбившись сидит на стуле на противоположной стороне зала, поэтому я расправляю плечи и прохожу мимо с наплевательским видом.
Жар его взгляда преследует меня до самой лестницы, затем я просто застываю на месте.
Я уверяю себя, что не скучаю по этому чувству.
Лестничный пролет крутой и темный, и ведет на аллею позади театра. Дверь еще даже не успевает за мной закрыться, когда я уже поджигаю сигарету и закуриваю. Я прислоняюсь к холодной кирпичной стене и поднимаю взгляд на клочок неба, который проглядывается между зданиями. Никотин немного успокаивает мои нервы. А я более, чем уверена, что ничего из успокоительных мне сегодня не поможет.
Я докуриваю сигарету и направляюсь обратно к служебному входу, но не успеваю я взяться за ручку двери, как она открывается, и появляется виновник всей моей ярости. Его темные джинсы сидят на нем так, как мне не следовало бы замечать.
Его глаза такие же, какими я их помню. Светло-голубые, завораживающие. Темные, густые ресницы. Взгляд, пронизывающий настолько, что можно воспламениться.
В остальном же…
О, боже, я забыла. Я заставила себя забыть.
Даже сейчас, он остается для меня самым красивым мужчиной, которого мне доводилось видеть. Нет, не так. Слово «красивый» не описывает его должным образом. Актеры мыльных опер красивые, но в совершенно предсказуемом, банальном смысле. Холт же, он… пленительный. Словно редкая, экзотическая пантера; красив и силен в равной степени. Загадочен, без всяких на то усилий.
Ненавижу его красоту.
Тяжелые, хмурые брови. Четко очерченная линия челюсти. Губы достаточно пухлые, чтобы можно было их назвать красивыми, но в соотношении с другими чертами лица, выглядят очень мужественно.
Его темные волосы сейчас короче, чем были тогда, когда я видела его в последний раз, и это придает ему больше зрелости. И стал он еще выше, если такое вообще возможно.
Он всегда был намного выше меня. Его рост – шесть футов и три дюйма, тогда как у меня только пять с половиной. И судя по ширине плеч, он стал качаться после колледжа. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы я могла разглядеть четкие очертания мышц под его темной футболкой.
Кровь приливает к моим щекам, и мне хочется ударить себя за такую реакцию.
Постоянно пытается выглядеть все более привлекательно. Кретин.
— Привет, — говорит он так, словно я не провела последние три года, мечтая врезать этому подонку по его прекрасному лицу.
— Привет, Итан.
Он пристально смотрит на меня, и как обычно, исходящая от него вибрация пробирает до мозга костей.
— Хорошо выглядишь, Кэсси.
— Ты тоже.
— Твои волосы короче.
— Твои тоже.
Он делает шаг вперед, и мне просто ненавистен взгляд, которым он на меня смотрит. Оценивающе и одобрительно. С желанием. Меня тянет к нему против воли, словно он магнит и все внутри меня гудит, пытаясь вырваться на свободу.
— Прошло много времени.
— Правда? А я и не заметила. — Я изо всех сил пытаюсь казаться равнодушной. Не хочу, чтобы он знал, как действует на меня. Он не заслуживает этой реакции. И что еще важнее, не заслуживаю и я.
— Как дела? — спрашивает он.
— Хорошо. — Автоматический ответ, который ничего не значит. Со мной происходило многое, но только не хорошее.
Он не сводит с меня взгляда, и мне очень хочется оказаться где-нибудь в другом месте, потому что именно таким взглядом он смотрел на меня раньше, а воспоминания эти болезненны.
— А ты? — спрашиваю я с натянутой вежливостью. — Как у тебя дела?
— У меня… хорошо.
Что-то есть в его тоне. Нечто тайное. Он выдал достаточно, чтобы вызвать во мне любопытство, но я не стану больше в этом копаться, поскольку знаю, что именно этого он и хочет.
— Ух ты! Здорово, Итан! — говорю я как можно задорнее, чтобы взбесить его. — Рада слышать.
Он опускает взгляд в землю и проводит рукой по волосам. Его фигура напрягается, и он становится в такую знакомую мне позу придурка.
— Да уж, — говорит он. — Прошло три года, и это все, что ты можешь мне сказать. Ну, конечно.
У меня сводит внутренности.
Нет, придурок, это не все, что я могу сказать, но какая разница? Все уже было сказано, а пустословие не является хорошим времяпрепровождением в моем понимании.
— Ну, уж как есть, — говорю я весело и протискиваюсь мимо него. Распахиваю дверь и устремляюсь вниз по лестнице, игнорируя покалывание на коже в том месте, где мы соприкоснулись.
Я слышу, как он приглушенно произносит: «Твою ж мать», прежде чем успевает ринуться за мной. Я стараюсь не дать ему догнать меня, но он хватает меня за руку еще до того, как мы успеваем дойти до последней ступеньки.
— Кэсси, подожди.
Он разворачивает меня к себе, и мне кажется, что он вот-вот прижмется ко мне. Сломит меня своим прикосновением и запахом, как делал уже много раз. Но он не делает этого.
Он просто стоит на месте, и весь воздух на этой узкой, темной лестничной клетке становится плотным как хло́пок. У меня возникает чувство клаустрофобии, но я не собираюсь выдавать себя.
Никакой слабости.
Он научил меня этому.
— Послушай, Кэсси, — говорит он, и мне ненавистно, что я так сильно скучала по тому, как он произносит мое имя. — Как ты думаешь, могли бы мы оставить весь наш багаж позади и начать все сначала? Я очень этого хочу. И подумал, может и ты тоже.
Выражение его лица наполнено искренностью, но я уже видела это прежде. Каждый раз, стоило мне только довериться ему, как все заканчивалось тем, что мое сердце разбивалось на кусочки.
— Ты хочешь начать все сначала? — говорю я. — Ох, ну конечно. Без проблем. И почему я об этом не подумала?
— Все не должно быть так.
Намек на то, что я веду себя неразумно? Не будь я такой злой, меня бы пробрал смех.
— Тогда как все должно быть? — спрашиваю я, мои слова пропитаны желчью. — Скажи мне, пожалуйста. В конце концов, именно ты всегда принимал решения касательно наших отношений. Кого ты хочешь сыграть в этот раз? Друзей? Приятелей по сексу? Врагов? О, подожди, я знаю. Почему бы тебе не сыграть кусок дерьма, который разбил мне сердце, а я буду женщиной, которая не хочет иметь с ним ничего общего за пределами репетиционного зала? Как насчет этого?
Его челюсть сжимается. Он в гневе.
Отлично.
Я могу справиться с гневом.
Он потирает глаза и выдыхает. Мне кажется, что он сейчас начнет кричать, но он остается спокойным. Вместо этого он говорит тихим голосом:
— Все, что я писал в е-мейлах ничего не значит для тебя, да? Я думал, что мы хотя бы сможем поговорить о произошедшем. Ты вообще читала их?
— Конечно, читала, — говорю я. — Просто не поверила. Да я так много раз покупалась на эту чушь, прежде чем мне все осточертело. Как там говорится? Обманешь меня раз – позор тебе, обманешь дважды…
— В этот раз я не обманываю тебя. Или себя. В прошлом, я поступил так, как было лучше для нас обоих.
— Ты издеваешься? Ты серьезно ждешь от меня благодарностей за то, что сделал?
— Нет, — говорит он, его голос полон раздражения. — Конечно, нет. Я просто хочу…
— Ты хочешь еще один шанс сломить меня? Насколько, ты думаешь, я глупа?
Он качает головой.
— Я хочу, чтобы все было по-другому. Если ты хочешь, чтобы я извинился, я буду извиняться до тех пор, пока не сорву свой чертов голос. Я просто хочу, чтобы все между нами встало на свои места. Поговори со мной. Помоги мне все исправить.
— Ты не сможешь.
— Кэсси…
— Нет, Итан! Не в этот раз. Никогда больше.
Он наклоняется вперед. Близко. Слишком близко. Он пахнет точно так же, как и раньше и способность мыслить покидает меня. Я хочу оттолкнуть его, чтобы привести мысли в порядок. Или поколотить кулаками, пока до него не дойдет, насколько я была несчастна все эти годы, и это все его вина. Мне хочется столько всего сделать, но я продолжаю просто стоять на месте и ненавидеть себя за чувство слабости, которое он все также способен во мне вызывать.
Его дыхание такое же неровное, как и мое. Тело также напряжено. Даже после всего через что мы прошли, наше влечение по-прежнему мучительно для нас. Прямо как в старые времена.
Слава богу, дверь внизу лестницы открывается. Я перевожу взгляд и вижу Коди, который в замешательстве смотрит на нас.
— Мистер Холт? Мисс Тейлор? Все в порядке?
Холт отходит от меня и взлохмачивает волосы рукой.
Я шумно и прерывисто выдыхаю.
— Все в порядке, Коди. Все хорошо.
— Понятно, — радостно говорит он. — Просто хотел дать знать, что мы вот-вот начнем.
Он исчезает, и мы с Итаном снова остаемся одни. О, и багаж дерьма, который мы за собой волочим.
— Мы пришли сюда работать, — говорю я твердым голосом. — Давай просто делать это.
Он сдвигает брови и сжимает челюсть, и на секунду мне кажется, что он все так просто не оставит, но в ответ он говорит:
— Если ты этого действительно хочешь.
Я подавляю едва уловимое чувство разочарования.
— Хочу.
Он кивает и, не говоря больше ни слова, спускается вниз и скрывается за дверью.
Я пользуюсь моментом, чтобы прийти в себя. Мое лицо горит, сердце колотится, и меня чуть ли не разбирает на смех при мысли о том, как он уже умудрился все запутать, а мы еще даже не начали репетировать.
Следующие четыре недели будут казаться такими же бесконечными, как и глубина черной дыры.
Я привожу себя в порядок и иду обратно в репетиционный зал.
К тому времени, когда я беру своей сценарий и бутылку воды, у режиссерского стола остается только один свободный стул, и естественно, он рядом с Холтом. Я передвигаю его как можно дальше и устраиваюсь на неудобном пластике.
— Все хорошо? — Марко вздергивает брови.
— Да. Прекрасно, — с улыбкой говорю я, и меня охватывает такое чувство, словно я снова на первом курсе театральной школы и говорю людям то, что они хотят услышать, только бы они были счастливы, даже если я – нет.
Играю свою роль.
— Тогда начнем с самого начала? — предлагает Марко. Слышится шуршание бумаги, когда все открывают свои копии сценариев.
Какая прекрасная идея. Все хорошие истории должны с чего-то начинаться.
Почему же в этот раз все должно быть иначе?
В НАЧАЛЕ
Наши дни
Нью-Йорк
Дневник Кассандры Тейлор
Дорогой дневник,
Тристан посоветовал мне вести тебя, чтобы изложить в хронологическом порядке события моей жизни, которые способствовали моему сегодняшнему саморазрушению личности. Он хочет, чтобы я посмотрела со стороны на нездоровые отношения, сделавшие меня угрюмой и эмоционально недоступной. Поэтому, я решила начать с джек-пота всех моих сожалений.
Итан Холт.
Когда я впервые увидела его, я имитировала занятие анальным сексом с человеком, которого только что встретила.
Ого. Звучит не очень хорошо.
Позволь мне объяснить.
Я проходила прослушивание на место в Институт Творческих Искусств «Гроув» – частный колледж, предлагающий курсы танцев, музыки, изобразительного искусства, а также проживание в одном из самых престижных театральных школ в стране.
Построенный на останках старого фруктового сада, он располагается в Нью-Йорке, округе Вестчестер, и по сведениям недавней истории, там обучались несколько талантливейших звезд американского театра и кино.
Я всегда мечтала учиться там, поэтому в выпускном классе, когда все мои друзья подавали заявки в колледжи на докторов, юристов, инженеров и журналистов, я подала заявку на участие в прослушивании на актрису.
Гроув был самым оптимальным вариантом по многим причинам, и не последнее место занимало то, что он находился на другом конце страны, подальше от моих родителей.
Не то чтобы я не любила своих родителей, я любила. Но у Джуди и Лео было очень специфическое представление о том, как я должна прожить свою жизнь. В следствие того, что я была единственным ребенком в семье, абсолютно все мои действия были запрограммированы на их одобрение. Я, в сущности, жила, чтобы удовлетворить все их нелепые прихоти.
К тому времени, когда я достигла выпускного класса, я никогда не пила алкоголь, не курила сигареты, ела только здоровое и безвкусное вегетарианское дерьмо от Джуди, и никогда не спала с парнем. Я всегда была дома в положенное время, даже, если родители абсолютно игнорировали меня, гавкали друга на друга, или вообще отсутствовали.
Моя мать обожала всё исправлять. Ей всегда казалось, что ей необходимо совершенствовать себя, или же меня. Я была неуклюжей, она записала меня на уроки балета. Я набрала вес, она следила за каждым куском, который я ела. Я была застенчивой, она заставила меня посещать уроки актерского мастерства.
Я ненавидела всё, что она заставляла меня делать, помимо уроков актерского мастерства. Это зацепило меня. Оказалось, что я еще и хороша в этом. Притворяться кем-то другим несколько часов? О, да, это перевернуло мой мир.
Основной вклад Лео в мое воспитание состоял в установлении строгих норм о том, куда я могу пойти, с кем могу видеться, и что мне разрешено делать. Помимо этого, он игнорировал меня до тех пор, пока я не совершала что-то выдающееся или что-то из ряда вон выходящее. Я быстро усвоила, что, когда я делаю все правильно, за этим следует меньше криков и оскорблений. Хорошие отметки делали его счастливым. Как и завоеванные награды за участие в спектаклях и публичных выступлениях.
Поэтому я упорно работала. Упорнее, чем должна работать дочь, чтобы привлечь внимание отца. Можно с уверенностью сказать, что мое стремление угождать людям у меня от него.
Конечно, мои родители не были довольны моим решением поступить в театральную школу. Точные слова Лео были: «Черта с два». Они с мамой не возражали насчет актерства в качестве хобби, но ведь с моими оценками я могла позволить себе выбрать и более высокооплачиваемую профессию. Они не понимали, почему я отбросила варианты профессий, выбрав которые девяносто процентов выпускников колледжей остаются навсегда без работы.
Я убедила их позволить мне пойти на прослушивание на условиях того, что я также подам заявку на факультет права в университете штата Вашингтон. Так я смогла купить себе билет на самолет до Нью-Йорка туда и обратно, и слабую надежду на то, что оставляю позади себя стремление заслужить чье-либо одобрение.
Когда я подавала заявку, я знала, что мои шансы невелики, но мне нужно было попытаться. Были и другие школы, в которых я была бы рада учиться. Но я хотела лучшую, и Гроув был именно такой.
Шесть лет назад
Вестчестер, Нью-Йорк
Прослушивание в Гроув
Мои ноги трясутся.
Не дрожат.
Не содрогаются.
Трясутся.
Неудержимо.
Мой желудок завязался в узел и меня тошнит. Снова.
Я сижу на полу, прислонившись спиной к стене. Невидимая.
Мне здесь не место. Я не такая, как они.
Они наглые и жестокие, и совершенно беззаботно употребляют слово на «Б». Закуривают одну сигарету за другой и трогают интимные места друг друга, хотя большинство из них только что познакомились. Они хвастаются спектаклями и фильмами, в которых им довелось поучаствовать; знаменитостями, которых они видели, а я сижу здесь со все нарастающим чувством никчемности, зная, что, если я сегодня чего-то и добьюсь, так это докажу насколько я неадекватна.
— И режиссер говорит: «Зои, зрители должны увидеть твою грудь. Ты говоришь, что предана своему делу, и все же ложное чувство скромности контролирует тебя».
Дерзкая блондинка, собрав вокруг себя толпу поклонников, травит театральные байки. Все вокруг заворожено слушают.
Я не горю желанием ее слушать, но она ведет себя так шумно, что я не могу ничего с этим поделать.
— Боже мой, Зои, и что ты сделала? — спрашивает симпатичная девушка с рыжими волосами, ее лицо искажается от преувеличенных эмоций.
— А что мне оставалось? — спрашивает со вздохом Зои. — Я отсосала ему и сказала, что не сниму свою блузку. Это был единственный способ сохранить мое достоинство.
Раздается смех и редкие аплодисменты. Мы даже и шага еще не сделали внутрь, а представление уже началось.
Я откидываю назад голову и закрываю глаза, стараясь успокоить нервы.
Я прокручиваю монологи у себя в голове. Я знаю их. Каждое слово. Я разобрала каждый слог, проанализировала персонажей, выявила подтекст, и уровень тонкости эмоциональных переживаний, и все равно чувствую себя неподготовленной.
— Так, откуда ты?
Зои опять говорит. Я стараюсь отгородиться от нее.
— Эй. Ты. Настенная Девушка.
Я открываю глаза. Она смотрит на меня. Как и все остальные.
— Хм-м… что?
Я прочищаю горло и стараюсь не выглядеть испуганной.
— Откуда ты? — повторяет она так, будто я умственно отсталая. — По тебе видно, что ты не из Нью-Йорка.
Я знаю, что ее ехидная улыбка направлена на мои джинсы из универмага и простой серый свитер, а еще на мои совсем непримечательные каштановые волосы и отсутствие макияжа. Я не такая, как большинство присутствующих здесь девушек, в одежде кричащих цветов, крупных украшениях и с тонной косметики на лицах. Они похожи на экзотических, тропических птиц, а я выгляжу как белая ворона.
— Э-э… я из Абердина.
Ее лицо неприязненно морщится.
— Где это, черт побери?
— В Вашингтоне. Маленький городок.
— Не слышала о таком, — говорит она, пренебрежительно взмахивая своими накрашенными ногтями. — У вас там хотя бы театр есть?
— Нет.
— Так у тебя нет никакого актерского опыта?
— Я принимала участие в нескольких любительских спектаклях в Сиэтле.
Ее глаза загораются. Словно она чует запах легкой добычи.
— Любительских? О… понятно. — Она подавляет смех.
Срабатывает мой инстинкт самосохранения.
— Конечно же, я не участвовала в таких классных проектах, в каких участвовала ты. В смысле, фильмы. Ух ты! Должно быть, это было очень круто.
Глаза Зои слегка тускнеют. Запах крови разбавляется моими навыками подлизывания.
— Это было очень круто, — говорит она, улыбаясь, словно барракуда, накрашенная помадой. — И я наверно понапрасну потрачу время на эти курсы, так как все равно не собираюсь заканчивать их, но это займет меня до тех пор, пока я не получу какое-нибудь крупное предложение.
Я улыбаюсь и соглашаюсь с ней. Тешу ее эго.
Это легко. Я хороша в этом.
Разговоры не умолкают вокруг меня, я вставляю комментарии то тут, то там. Каждая полуправда, срывающаяся с моего языка, делает меня более похожей на них. Или скорее, больше соответствующей им.
Спустя некоторое время, я гогочу и кричу, как и все остальные ослы. Один парень-гей ставит меня на ноги, и мы изображаем оргию.
Он стоит позади меня, брыкаясь напротив моей задницы. Я подыгрываю ему, несмотря на свой ужас, и издаю вульгарные звуки, дергая головой. Все считают меня веселой, поэтому я игнорирую чувство стыда и продолжаю. Здесь я могу быть раскованной и популярной. Их одобрение подобно наркотику, и мне надо больше.
Я все еще делаю вид, что меня оприходуют сзади, когда вдруг поднимаю взгляд и вижу его. Он в нескольких ярдах от меня, высокий и широкоплечий. Его темные волосы волнистые и непослушные, и пусть выражение его лица бесстрастно, в глазах отражается явное презрение. Пронзительное и неумолимое.
Мой фальшивый смех обрывается.
Он словно ангел мести с его пронизывающим взглядом и утонченными чертами лица. Гладкой кожей и темной одеждой.
Его внешность из тех, что заставляет тебя остановиться, когда ты листаешь журнал. Красивый не в классическом понимании, а гипнотическом. Словно обложка книги, которая манит тебя открыть ее и затеряться в истории.
Моя новоявленная ложная бравада тяжелеет под его пристальным взглядом. Она сходит с меня, как грязный и толстый налет, и я перестаю смеяться.
Парень-гей отталкивает меня в сторону и принимается за кого-то другого. Я теряю свое вульгарное «толкнись в задницу» очарование.
Высокий парень тоже отворачивается и садится спиной к стене. Он достает потрепанную книгу из своего кармана. Я мельком вижу название: «Изгои»[4]. Одна из моих любимых книг.
Я поворачиваюсь обратно к шумной компании, но они уже отошли дальше.
Я разрываюсь между желанием вернуть себе расположение и стремлением узнать больше о Парне с книгой.
Мне не приходится делать выбор, потому что дверь рядом со мной открывается и выходит статная женщина, с короткими черными волосами и ярко-красными губами. Она оценивает нас таким взглядом, словно нацелилась лазерным лучом, отчего напоминает мне Бетти Буп[5], но более пугающую версию, у которой в руках папка бумаг, отделанная лакированной кожей.
— Итак, всем внимание.
Курятник замолкает.
— Если я называю ваше имя, проходите внутрь.
Она начинает выкрикивать имена, ее голос четкий и уверенный.
Когда она выкрикивает «Итан Холт», высокий парень отходит от стены. Он бросает на меня поверхностный взгляд, когда проходит мимо, и у меня возникает желание последовать за ним. Без него я чувствую притворство и стеснение.
Имена продолжают называть. По моим подсчетам, уже более шестидесяти человек прошли внутрь, включая Зою Стивенс, которая визжит, прежде чем пройти с важным видом. Я вздрагиваю, когда слышу свое имя, «Кассандра Тейлор».
Пока я наклоняюсь за своим рюкзаком, наводящая ужас женщина говорит:
— Этого достаточно для одной группы. Остальные ждите здесь. Вас заберут другие инструкторы.
Она следует за мной внутрь и закрывает за нами дверь.
Мы оказываемся в просторном, черном помещении. Многоцелевой театральной площадке.
У дальней стены находится длинный ряд раскладных скамеек. Бо́льшая часть группы сидит на них, тихо переговариваясь.
Окончательный подсчет – восемьдесят восемь человек. Шестьдесят девочек и двадцать восемь мальчиков. Никто из них не выглядит так нервно, как я.
Я сажусь, чувствуя себя бестолковой клячей в море более опытных городских детей. Мои ноги опять начинают трястись.
Инструктор встает перед нами.
— Меня зовут Эрика Иден, и я глава факультета актерского мастерства. Сегодня вы примерите на себя несколько образов и займетесь импровизацией. По итогам каждой сцены, я буду называть тех, кто остается. Я знаю, что ищу и, если в вас этого нет, вы выбываете. Я не пытаюсь быть жесткой, но тут уж ничего не поделаешь. Мне нет нужды говорить вам, что в Гроув пройдут только тридцать лучших кандидатов из двух тысяч заявленных на прослушивания в ближайшие несколько недель, так что сделайте все возможное. Я не заинтересована в избитой театральщине и фальшивых эмоциях. Дайте мне нечто стоящее или идите домой.
Моя боязнь неудачи шепчет, что мне лучше уйти, но я не могу. Мне нужно это.
Мы проводим следующие полчаса, делая упражнения на внимание. Все отчаянно стараются не выглядеть доведенными до отчаяния. Некоторые преуспевают в этом больше других.
Зои ведет себя шумно и уверено, как будто уведомление о зачислении уже лежит у нее в сумке. Возможно, так и есть. Итан Холт притягателен. Чрезвычайно. То, как огонь в нем взаимодействует со сдерживаемой энергией сравнимо с ядерной силовой установкой, которую используют для зажжения только одной лампочки.
Я стараюсь держаться открыто и естественно, и по большей части, мне это удается.
После каждого акта, люди выбывают. Кто-то воспринимает это нормально, а кто-то рвет и мечет. Здесь как в зоне военных действий.
Численность группы стремительно сокращается. Эрика шустрая и квалифицированная, и каждый раз, когда она подходит ко мне, мне кажется, что я в числе выбывших. Но каким-то образом, я умудряюсь остаться.
На обеденном перерыве мы все ведем себя тихо. Даже Зои. Мы сидим в кругу и прокручиваем про себя монологи, пытаясь игнорировать тот факт, что большинство из нас не пройдут на следующий этап. Несколько раз я чувствую, как мое лицо пылает и когда я поднимаю взгляд, вижу, что Итан Холт пристально смотрит на меня. Он тут же отворачивается и хмурится. Я гадаю, с чего бы он выглядит таким сердитым.
Мы возвращаемся в зал и нас делят на пары. Я в паре с прыщавым парнем по имени Джордан, который еще и шепелявит.
Каждая пара получает сценарий, а остальная часть группы наблюдает. Это как кровавый спорт. Мы все надеемся, что другие накосячат, дабы у нас было больше шансов.
Зои и Итан Холт работают в паре. Предполагается, что они незнакомцы на железнодорожной станции. Они болтают и заигрывают друг с другом, пока Зои то и дело отбрасывает назад волосы. Я не могу понять, кого она стремится больше впечатлить: Эрику или Итана.