«В переводе с греческого, – пишет Вольтер, – это слово означает “утробное волнение, внутреннее возбуждение”». Наши словари дают ему иное толкование, выводя из глагола «enthousiazein» – «быть вдохновленным божеством» (сам глагол образован от существительного «theos»). Итак, энтузиазм – это перенос божественного, или чего-то, считающегося божественным, или просто похожим на божественное. Впрочем, не исключено, что Вольтер не так уж и заблуждался и роль утробы в появлении энтузиазма значительно больше роли божества.
В более широком смысле термин обозначает радостную или восхищенную восторженность. Это состояние сродни опьянению, но благородному и бодрящему, которое, тем не менее, разум должен научиться держать под контролем. Охваченного энтузиазмом человека подстерегает опасность утратить всякое критическое чувство, всякую независимость, проницательность и способность смотреть на вещи со стороны. В особенности это касается массового энтузиазма, лежащего в основе моды и фанатизма. «Партийный дух как ничто другое предрасполагает к энтузиазму, – отмечает Вольтер, – и нет ни одной фракции без своих одержимых».
Эпикуреизм (Épicurisme)
Учение Эпикура и его учеников. Радикальный материализм, продолжение атомизма Демокрита: не существует ничего, кроме бесконечного числа атомов в бесконечной пустоте; все происходящее – это их движение и их встречи друг с другом. Это также парадоксальная форма сенсуализма, поскольку атомы и пустота, из которых состоит реальность, не чувственны. Наконец, это, главным образом, настоятельный гедонизм: удовольствие, являющееся единственным благом, достигает кульминации в таких радостях души, как философия, мудрость и дружба. Разумеется, душа – всего лишь часть тела, состоящая из более подвижных атомов, и она умирает вместе с телом. Никакой жизни кроме посюсторонней не существует. И никакой иной награды, кроме удовольствия от хорошо прожитой жизни, нет и не будет. Провидения не существует, судьбы не существует, конечной цели не существует. Что же такое наш мир? Скопление атомов, появившееся на свет случайно и в любом случае имеющее свой конец. Что такое боги? Они так же материальны, как все остальное, и не имеют власти над природой, ибо не они ее создали, но она включает их в себя. Впрочем, дела человеческие мало их интересуют, им довольно того, что они счастливы. И нам, не являющимся богами, следует брать с них пример. Для этого есть четыре способа (тетрафармакон – «четырехсоставное лекарство»): понять, что смерть – ничто; что богов бояться незачем; что боль переносима, а счастье достижимо. Лекарство, как видим, достаточно простое. Однако путь к счастью не складывается сам собой. Чтобы выйти на него, необходимо отказаться от пустых, т. е. неудовлетворимых, желаний (жажды славы, власти, богатства) и посвятить себя удовлетворению желаний естественных и необходимых (утолению голода и жажды, сну, занятиям философией). Последние ограничены, и удовлетворить их легко. Многие толкователи считают, что в этом пункте эпикурейский гедонизм переходит в своего рода аскетизм, что в корне неверно. Если эпикуреец отказывается от каких-то наслаждений, то не из презрения к удовольствию и не из любви к труду; он делает это с единственной целью – насладиться жизнью как можно полнее. «Эпикур, – утверждает Лукреций, – ограничивает и желание, и страх». И первое и второе у него неразрывно связаны. Если ты сам не знаешь, чего хочешь, то будешь бояться всего. Если же ты желаешь лишь того, что тебе доступно (твоему телу и твоей душе), то тебе нечего бояться. Эпикуреизм это не аскетизм, а сведенный к минимуму гедонизм, и то лишь по отношению к объектам наслаждения. Ведь наслаждение, свободное от нехватки чего-либо и страха, достигает максимальной степени: «Ячменный хлеб и вода, – писал Эпикур, – приносят величайшее наслаждение, если ты подносишь их ко рту, чувствуя голод и жажду». Поэтому удовольствие это «начало и конец счастливой жизни», но лишь для того, кто умеет делать правильный выбор между своими желаниями. Это самая простая и одновременно самая труднодостижимая форма мудрости – искусство безмятежного наслаждения (телесные удовольствия) и радости (духовные удовольствия), то, что делает человека «подобным богам». Продолжение гедонизма ведет к эвдемонизму.
Эпистемологическая Преграда (Obstacle Épistémologique)
«Пытаясь определить психологические условия прогресса науки, – пишет Башляр, – довольно скоро приходишь к убеждению, что проблему научного познания следует рассматривать в терминах преград» («Формирование научного ума», I). Познание не есть чистая доска, в познании мы никогда не начинаем с нуля и всегда познаем новое «против прежде существовавшего знания», неважно, носит оно эмпирический или же научный характер. «Сталкиваясь с научной культурой, разум никогда не бывает молодым. Мало того, он похож на древнего старца, ибо отягощен всеми предрассудками преклонного возраста. Заниматься наукой значит духовно омолодиться, т. е. признать необходимость резкой перемены, отвергающей прошлое» (там же). Вот это прошлое, активно вмешивающееся в настоящее, и есть эпистемологическая преграда. Это заимствованное из прошлого мнение, представление или интеллектуальная привычка, тормозящая научное познание или внутренне сопротивляющаяся его развитию. Например, известна субстанциальная преграда – попытка объяснить все сущее через понятие субстанции, или анимистическая преграда, проецирующая на природу все, что, как нам кажется, мы знаем о жизни. Подобных обманчиво ясных идей множество, и, чтобы от них освободиться, их первым делом следует понять. «Обнаружение эпистемологических преград, – продолжает Башляр, – вносит важный вклад в основание зачатков психоанализа разума» (там же). В этой точке смыкаются оба направления мысли Башляра – философия наук и философия воображаемого.
Эпистемология (Épistémologie)
Раздел философии, рассматривающий не знание вообще (чем занимается теория познания, или гносеология), а одну или несколько отдельных наук. Теория познания, если можно так выразиться, расположена «выше» знания; она задается вопросом об условиях, в которых возможны науки. Эпистемология смотрит на ту же проблему «снизу», интересуясь не столько условиями существования наук, сколько историей, методологией, понятийным аппаратом и парадигмой каждой из них. Чаще всего она носит «региональный» или многосоставной характер: эпистемология математики не то же, что эпистемология физики или биологии. Это прикладная философия, каковой, впрочем, почти всегда является философия, только в данном случае ее поприщем служат скорее конкретные науки, чем философия как таковая. Специалист по эпистемологии обычно действует «на чужой земле» – это либо представитель одной из наук, исследующий философские проблемы, либо философ, заинтересовавшийся той или иной наукой. Он с некоторым презрением взирает на «туземцев», говорящих всего на одном языке и не знающих ничего, кроме своего континента, на котором они чувствуют себя «дома». Ему очень хочется дать им урок. Они обычно соглашаются его выслушать – если у них есть свободное время, и посматривают на него со снисходительной вежливостью. Иностранец – что с него возьмешь!
Эпохé (Époché)
От греческого «epoche», что значит остановка или прекращение чего-либо. В трудах по философии этот термин часто оставляют без перевода, используя для обозначения воздержания от всяких суждений (главным образом, у скептиков) или для «заключения в скобки» объективного мира (главным образом, у феноменологов). Таким образом, эпохé означает отказ от выражения какой-либо позиции по отношению к миру, признавая лишь абсолют сознания или жизни. В последнем значении синонимичен понятию феноменологической редукции (Гуссерль, «Картезианские размышления», Размышление I, § 8).
Эристика (Éristique)
Искусство полемики (от «erizein» – спорить) или то, что из него вытекает. Впрочем, это не столько искусство, сколько мастерство. «Эристическое, – читаем у Аристотеля, – умозаключение исходит из положений, которые кажутся правдоподобными, но на деле не таковы» («Топика», книга I, глава 1). В форме существительного часто служит синонимом софистики, обозначая, в частности, вид критической аргументации, нацеленной не столько на установление истины, сколько на опровержение позиции противника. Особый вклад в развитие эристики внесли представители мегарской школы, за что ее иногда называют эристической.
Эротизм (Érotisme)
Искусство наслаждения? Скорее искусство желания и искусство вызывать желание, вплоть до умения наслаждаться самим желанием (собственным или желанием другого) с целью достичь более тонкого или более длительного удовлетворения. Оргазм доступен каждому, и каждый способен достичь его собственными силами. Но кто из нас захочет этим удовлетвориться?