История
Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах – у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе – как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. Специалисты, их масса, ближе к определяющему тенденции базису цивилизации, а владельцы оказываются ближе к надстройке, и задают только некоторые текущие события.
Можно дискутировать, насколько этот мир – мир успеха специалистов - хорош или плох. Но есть мнение, что при появлении огромных возможностей для развития человеческих потенциалов мир как-то не становится лучше. И есть много мнений, что он становится хуже. Что, например, падает биологическое качество людей. Что людям становится все труднее понимать других людей, что влечет еще один, следующий ряд проблем. В этом часто обвиняют владельцев мира. Но владельцы были всегда, или почти всегда. И тогда, когда мир становился лучше – тоже. Специалисты тоже были всегда; но их роль в развитии мира была менее определяющей.
Конечно, видеть мир как мир специалистов – это подходить к нему со стороны одной грани. Но всегда с какой-то надо начинать; тем более что подходов со стороны власти, от династий до секретных обществ, было более чем достаточно. И со стороны одной грани можно прийти к пониманию всех мировых тенденций, закономерностей развития и деградации. Пройдя через одну эту грань, можно увидеть достаточную и целостную картину, а все прочие грани – увидеть изнутри. И еще – иная, еще одна точка зрения – это как правило прогресс.
В тексте в качестве системы исторической-историософской применена система Шпенглера – чисто из-за отсутствия практически работающих альтернатив. У мира есть хронология. У цивилизации есть начало. У большинства исторических цивилизаций есть еще и конец. Цивилизация от начала и до конца есть временнОе пространство событий – от момента, когда мир - а в данном контексте он же и цивилизация - становится лучше, до того, как он становится хуже и умирает.
В шпенглеровской системе координат первоначальная живая культура (первая часть цивилизации) противопоставляется поздней умирающей цивилизации (вторая часть). Получается сначала график вверх, когда в общем все лучше, а потом вниз. Вокруг вершины – все культурные достижения, в том числе и нация как высшее социальное достижение.
Цивилизация застает..городскую/национальную буржуазию.. в готовом виде и уничтожает его понятием четвертого сословия, массы, принципиально отвергающей культуру с ее органическими формами. (с) Шпенглер.
Идея Шпенглера – исчерпание проектов и следственная «метафизическая усталость»; после достижения вершин возможен только один путь - вниз. Это хорошо и понятно, но для четкой физической картины этого не достаточно. Потеря биологических качеств – это физически точнее, но тогда вопрос: а почему эти качества так непреодолимо падают, какова физика процесса?
Сначала, в момент культуры, всё постепенно возникает. В момент цивилизации все существует, а к её концу всё начинает постепенно исчезать. Препятствовать этому исчезновению вещей невозможно – поскольку вещи исчезают именно потому, что люди меняются так, что теряют представление о них. Вещь может и лежать где-то не полке, но представления о ней уже не будет, и если даже ее найдет какой археолог, его просто не поймут. Да и сам он вряд ли что-то поймет.
Существует и система периодизации цивилизационных состояний, кроме «культура-цивилизация». За модерном следует постмодерн, за цивилизацией – постцивилизация, которая «темные века», за нацией – постнация, которая масса, за человекам – постчеловек. Всегда появляется приставка «пост-«. (Есть мнение, что постчеловек – это все-таки труп.) Это происходит, когда по сути всё уже заканчивается, но какие-то формы и остаточные явления еще наблюдаются.
То, что цивилизация прокручивает через себя нацию, как мясорубка, и выдает на выходе массу – это многократно описано. Смысл этого исследования – описать, как этот процесс происходит в деталях. Как возникают и как работают механизмы этой мясорубки.
***
Жизнь предполагает движение, движение происходит в среде. Данный текст о среде, о том, как она изменяется на временнЫх диапазонах. И как меняется собственно среда человека, которая есть человеческое общество сначала, и только потом ландшафт. И далее сторонники жизни могут выведенные закономерности использовать при своем движении.
Цивилизация идет куда-то не туда. Определенно не в сторону жизни. А туда, куда ушли все прочие цивилизации. Ушли по одним и тем же законам, по одним и тем же правилам. Вопрос цивилизационных циклов рассмотрен достаточно широки и доказательно.
Как цивилизация себя уничтожает, как «цивилизация кончает самоубийством?» (с) Тойнби.
Этот процесс сложно представить сознательным, как какой-то злой умысел... чей?.. цивилизации? Так что процесс этот должен быть построенным не на воле, которой у цивилизаций нет и быть не может, а не аттракторе – точке естественного притяжения. Яблоки не хотят падать на землю, но земля – их аттрактор, и рано или поздно они на нее упадут. Поэтому процесс видится механическим, машинным. А за машинным процессом должна находиться машина. Эта машина – цивилизация. Каким-то образом человеческая воля утрачивает управление процессом, и в результате цивилизация превращается в уничтожающую жизнь машину – в ту же ранее упомянутую мясорубку по производству массы.
Человек – он тоже величина переменная. Человек до и после мясорубки отличается. Не меньше, чем нация от массы.
Человек почему-то этому процессу не может воспрепятствовать. Логично предложить, что в цивилизации-машине происходит машинизация человеческой жизни, и машина-цивилизация создает для себя машину-человека, ориентированного, заточенного под то, чтобы разделить судьбу цивилизации; шаг за шагом, чтобы человек сразу не догадался. Впрочем, и обратный процесс одновременно имеет место: человек шаг за шагом строит мясорубку для себя. Это как раз тот человек, который не видит, потому что самой способности видения лишен.
Основные противоречия (дихотомии): жизнь – смерть, живое – механическое, свободное – механическое, человек - машина.
Главное методологическое противоречие: свободы – структуры. Свободы высшего порядка строятся на структурах; структуры поддерживают свободы. Но когда структур становится слишком много, места для свобод не остается. Пространство свободы всегда меньше условных 50%: половина уходит на взаимоисключающие «свобода для» – «свобода от», и еще нужно место для структур, которые будут поддерживать свободы высшего порядка. Например, свободу ходить (высшую) поддерживают ноги (структура). А если «освободиться» от ног, ходить не получится.
***
Первый набор вопросов представляется в философском виде:
- Что есть механицизм в человеческой жизни?
- Насколько человек есть машина?
- Чем человек отличается от машины?
- Что такое превращение человека в машину, как оно выглядит и как его избегать?
- Какая роль конфликта машинного и человеческого в жизни?
В плане практическом лучше смотрится бытовая постановка вопросов:
- Почему кругом сплошные идиоты?
- Били ли идиоты всегда или они откуда-то взялись?
- Как эти идиоты умудряются быть успешными?
- Как эти идиоты проникли во власть и как они умудряются её удерживать?
- Откуда у идиотов деньги, особенно те, которые они относят мошенникам?
- Как этот мир торжествующего идиотизма еще не рухнул и когда это всё-таки произойдет?
- Почему люди не понимают очевидного?
- Как могут сочетаться массовый идиотизм и невероятный технический прогресс, не являются ли они двумя сторонами одной медали, единого явления? Как это собрание идиотов вообще сумело создать столь сложную цивилизацию?
Современный мир эти вопросы постоянно задает, на эти вопросы постоянно и отвечает, но почему-то понимания по этим вопросам не наступает.
И, конечно, постановка основного вопроса текста: что в этом мире, в цивилизации есть скрытого и важного, что понимается неверно, и что ведет к неудаче гуманитарных и социальных проектов.
***
Главное в поиске физики процессов – это механика машины, состоящей из людей-машин. Понять эту механику будет означать понять работу собственно цивилизации, и в биологическом, и в культурном плане тоже, и во всех прочих планах. Понять – значит выяснить всю последовательность причинно-следственных связей, от начальной точки до конечной: как живая культура становится машинной и мертвой. Хотя с виду это мертвое может казаться живым – как машина.
Эффективность определяется соотношением полученного результата в числителе к расходам в знаменателе. К результату у людей относятся выживание и доминирование, количество и уровень благ. К расходам относится обычно энергия, но это еще и люди, и материалы, и человеческие качества (если вникать в тонкости, то всё можно считать энергией, тогда эффективность пойдет как КПД). Например, Пирр одержал пиррову победу над римлянами. Но эта победа оказалась не эффективной. Потому что большие расходы – на будущее остатков не хватит.
Происходит механизация жизни, факт. С одной стороны это хорошо, поскольку возрастает эффективность производства, товаров становится больше, и они качественнее и дешевле. С другой стороны, эта механизация жизни становится слишком всеобъемлющей, и начинает проникать в такие чисто человеческие области жизни, куда ей проникать бы не следовало. Вплоть до машинизации людей во всех смыслах и аспектах.
Философско-моральная предустановка: в человеке человеческое и машинное конкурируют. Быть машиной – это плохо, потому что машина расчеловечивает, машина в человеке уничтожает в нем человеческое начало. Да, в идеале многих мыслителей стоит синтез, т.е. поработал человек эффективной машиной 8 часов – а потом снова стал человеком со всеми его достоинствами. Увы, так почему-то не получается.
«Эффективный» – он по умолчанию «ограниченно эффективный». Потому что нельзя быть эффективным во всём.
Два основных персонажа – человек и машина. Машина в философии и культуре описана плохо, человек еще хуже; оба образа туманны. Но они противоположны: человек обычно не хочет, чтобы из него сделали машину. Разделить образы сложно: человек имеет в себе машинное, а машины приобретают все больше человеческого. В общем человек задается свободной волей и чувством сострадания – теми качествами, которые машине вроде бы недоступны; заодно это самые простые категории различения.
(Теорему Геделя о неполноте сюда тоже можно подключить: в данном случае свободная воля как раз и является недоказуемым элементом. Кстати, этим элементов вполне бы могла быть душа.)
Машины
Машина – это специальное для чего-то средство. Обычно для выполнения работы вместо человека.
Традиционно принято, что машина не обладает самосознанием. И общим человеческим мышлением тоже не обладает. Не обладает способностью к сознательной рефлексии, т.е. способностью обращаться к собственному сознанию. Дополнительно и вследствие отсутствия рефлексии, машина не способна к состраданию.
Машина механистична – это похоже на тавтологию, но человек тоже может оказаться и механистичным, и неспособным к состраданию. А вообще большая часть человека – это машина. И большую часть своего времени человек – это машина.
Механицизм – это бездумное функционирование. Механицизм – свойство машины. И машинной части человека – при ходьбе, например, человек не думает, как ему сгибать и перемещать ноги. Машина характеризуется и через механицизм своей работы.
Программа
Машина – это система для решения технической задачи. Система – это совокупность взаимодействующих элементов.
В машину в свое время, при создании, закладывались ее задачи. Машина – это множество, совокупность инерционных моментов, происходящих и тянущихся от этих задач, иногда давно забытых. Это продолжение чего-то, причем продолжение предопределенное, можно сказать запрограммированное. Машина развивается из чего-то и для чего-то, и это развитие не самостоятельно.
Обычное представление машины – это станок. Еще одно популярное – автомобиль или что-то на него похожее. Паровоз тоже похож. В окружающей реальности разных машин можно вычислить больше, чем кажется. Например, поле – это ведь машина, у которой человек – оператор. В машину кидаются зерна, а машина умножает их количество: машина-умножитель, машина-репликатор. И скотина – это тоже машина. И из человека можно сделать машину. И из группы людей.
Программа – это инструкция для машины. Для некоторых природных машин инструкция дается от природы. Например, инстинкты – это тоже программы. Цикл поля – это программа, поле работает по природной инструкции – умножает урожай; но эта инструкция должна строго соблюдаться. Получается, что программе подчиняются и поле, и человек-оператор, который на поле работает. Тогда собственно поле оказывается машиной-системой, состоящей из деталей – земли и человека.
Машина действует по программе. Человек обычно тоже – ведь он содержит множество деталей, работающих по принципу машины, можно сказать, что он на 99% машина, но человек может действовать не по программе.
Самое главное отличие человека от машины: машина действует только по программе. Даже её поломка предусмотрена программой. Человек может действовать исходя из своей воли. Если человек действует исходя из своей воли – он действует как человек. Если он действует по программе – он машина. Люди часто говорят: «Ой, я сделал это автоматически, я не хотел». Программа может иметь форму приказа или объективной необходимости. Программа выполняется человеком по умолчанию; чтобы ее преодолеть, нужна воля.
Главное: человек может не следовать программе. Он может делать свой субъективный выбор в рамках свободы воли. И это не будет поломкой. В этом его главное отличие от машины. Самосознание, мышление, рефлексия, сострадание – все эти термины могут плыть. В главном отличии – следовании программе – разница прописана максимально жестко.
Не главное, но важное: машина не выражает себя через свою деятельность. Машина вообще себя не выражает, самовыражение - это слишком человеческое. Хотя выражение можно свести к развитию, к продолжению работы человеческих инстинктов, к сублимации.
Возвращаясь к основным отличиям человека – это свобода воли и сочувствие; в людях они присутствуют далеко не всегда, и обычно находятся в отключенном состоянии. А если это опции отключены – никакой разницы в функционировании между человеком и машиной нет. Человек получается в режиме машины. И в режиме исполнения программы, или врожденной, или, что чаще – культурной, заложенной в него извне. По форме – человек, по содержанию – машина.
Программа управляет машиной. Машина контролирует, чтобы программа исполнялась, согласно собственной программе машины-контролера. При этом программу саму можно назвать машиной. Таких закольцовок машина-программа-машина может быть множество. И в этом множестве, дополненном множеством еще и других взаимодействующих машин, бывает очень легко потерять первоначальный смысл машинного комплекса.
У машины три состояния: работа, простой и поломка. Смену этих состояний можно ошибочно принять за чью-то волю.
Программы - это софт. Соответственно врожденные биологические параметры людей – это хард. Как и делах компьютерных, программы могут прошиваться намертво, или устанавливаться так, что только отдельные специалисты в состоянии их перезаписать или стереть, а для прочих случаев получится то же самое намертво.
Программы могут выглядеть как традиции, законы, мораль, институты, привычки, инстинкты. Почти любой культурной код может стать программным кодом.
Животные
Животные – это машины, «известно» со времен Декарта. Потому что они исполняют свои программы-инстинкты. Животному можно задать новую программу, которая подавит инстинкт – но это тоже будет только программой. Животное предсказуемо, за исключением случаев поломки. На самом деле оно предсказуемо и в случае поломки, просто еще не научились это практически предсказывать, хотя теоретически вопрос решен.
Выбор животного – не свободный. При наблюдении окружающей среды в животном переключаются инстинкты; у какого в данный момент больший приоритет – тот и исполняется. Приоритеты записаны в отдельной программе заранее, и эта программа является заменителем свободы воли. А еще – имитатором свободы воли.
Скотина и насекомые проявляют свою волю, но не имеют свободы воли. В отсутствие рефлексирующего сознания их воля просто интегральный результат работы программ и инстинктов.
Нужно признать, что Декарт со своим «животные - это машины» не совсем прав. Все сравнения хромают. Данное хромает хотя бы потому, что скотина страдает; машина страдать не может. Скотина хочет убежать и реализовывать свои скотские желания. Но, увы, не может, потому что ограничена своим собственным машинным началом. Скотина – это машина, но скотина не хочет быть машиной. Что интересно, как и человек. Живое сопротивляется, и чем больше живого – тем сильнее сопротивление. Но это сопротивление живого животного – оно ведь машинное.
Машинное живое оказывается против машинного мертвого. Машина может быть живой и может страдать – поскольку она машина только в видении человека-наблюдателя. Сначала скотина – живая. Потом она – машина. Этот момент важен, поскольку к категории скотины часто относят рабов и крестьян.
Животное – это и зверь, и скотина. Что вносит путаницу. Скотина – это дикий зверь, подвергшийся специализации.
И скотина, и зверь – это машины. Когда говорится об их универсальности, всегда имеется в виду относительная универсальность. Зверь универсальнее скотины, но как зверь он, естественно, специализирован на своем образе жизни и своем ареале.
Дикий зверь – это универсал. Скотина – это специалист. Еще раз, всё относительно.
Это может звучать странно: свинья – это специалист. Свинья – это специалист по производству мяса. Но это верно. А корова может быть или специалистом по мясу, или специалистом по молоку.
Есть универсальный кабан и специализированная человеком свинья. Это разные породы. В кабане содержатся специальные свойства свиньи. А в свинье универсальные свойства кабана не содержатся. Свинья не выживет без человека. Человек может быть точно так же универсальным и специализированным. Из кабана свинью можно вывести просто, а наоборот, вывести из свиньи кабана – почти невозможно. Поскольку некоторые элементы генетического кода утрачены. Это позволяет говорить о кабане как универсальном, а именно содержащем в себе свинью, и о свинье как специальном, ничего, кроме свиньи в себе не содержащем. Свинья – это количественный набор отдельных признаков кабана, сопровождающийся утратой других, не нужных признаков. Свинья – это сокращенный качественно кабан.
И раса, и порода – это наборы устойчивых видимых признаков, передающихся по наследству. Естественным, природным образом получившаяся порода называется расой, а искусственно выведенная раса называется породой.
Скотина – это первая биомашина, созданная человеком.
«Скотина» у людей – это ещё и ругательство. Скотина никогда не обвиняется в том, что она скотина; но скотина есть выражение всего низшего человеческого. Стыда и совести у нее нет, ничего не стесняется, гадит где попало, чем ведет себя, естественно, как скотина. Скотина не имеет представления о морали, скотине не читают мораль, если скотина лезет куда не положено, ее просто хворостиной выгоняют на место.
Есть некоторая путаница: машина не может чего-то хотеть. Машины ничего не хотят, только имеют точку притяжения - аттрактор. Но скотина, бывает, чего-то хочет. Но скотина - это машина, а машина не может чего-то хотеть. Здесь проблема, скорее, со словом "хотеть": у него слишком широкое переносное значение. Просто на примере скотины с этим словом еще можно разобраться. А на уровне таких абстракций, как «власть» и «государство», что тоже машины, разобраться гораздо сложнее. Поэтому когда речь идет о хотении власти, желательно вспоминать, что её технический уровень между скотиной и машиной.
В муравейнике есть только специалисты. Мир инсектоидов обычно не рассматривается людьми как мир положительный. Потому что инсектоиды ограничены. Что интересно, ограничены они той же самой специализацией – именно тем, что дает им преимущества при выживании и достижении успеха. Специализация ограничивает. И потому специалисты ограничены – своей специальностью для всего прочего.
Специализация – удел насекомых. (с) Хайнлайн.
Через специализацию проводится аналогия с насекомыми. Уже многократно современный мир, современная цивилизация называлась человейником. Не потому, что людей много; а потому, что все выполняют свои функции и при этом ограничены во всем прочем.
Еще одна аналогия – механицизм процесса: что люди, что муравьи, все выполняют свои маленькие функции, что ведет к функционированию большой системы – муравейника, цивилизации, человейника. И та же специализация, механицизм оставляют за скобками мышления вопрос: а всё ли верно в этом процессе, туда ли он идет, и куда он вообще должен идти; если, конечно, вообще должен.
Специализация, конечно, удел насекомых. Но что удел людей? По принципу противоположности будет универсализация, но ведь это только средство для чего-то. Поскольку у людей есть только одна идея – быть, а далее – поддерживать качество и количество, то набор качеств и количество этих качеств должен поддерживаться. В этом и есть и «быть», и бытие, и удел людей.
У животных есть оценка, на базе которой выбирается действие и запускается механизм воли. Но выбор животного – это именно машинный расчет. Он может оказаться ошибочным, но только в результате получения ошибочных данных или ошибочного расчета, который делается на уровне инстинкта. Животное не может сделать выбор исходя из своих внутренних ценностей, поскольку таких ценностей у животного нет, и механизма выбора этих ценностей у животного тоже нет, и механизма формирования. Только человек может создать ценностную иерархию, и выводить одни ценности из других. Эти ценности можно назвать моральными. Мораль есть подмножество культуры.
У людей есть всё то же, что и у животных. Но еще есть морально-ценностная надстройка. Через морально-ценностную надстройку происходит процесс воспитания. Если такой надстройки нет, то возможен только процесс дрессировки. Вообще процесс дрессировки возможен всегда – это процесс машинный. Примерная разница в том, что при воспитании человек понимает и выполняет, а при дрессировке не понимает, но выполняет. Воспитание – только человеческое. Дрессировка – для всех. Человек – многомерен, животное – одномерно.
В силу отсутствия морально-ценностной надстройки животное не может, например, размышлять, чем подлец отличается от мерзавца, поскольку оба есть моральные категории. А если попытается – перепутает мораль с законом. У насекомого нет понимания смыслов. Кстати, эти два пункта наиболее удобны для отличия людей мыслящих от людей-машин.
Насекомое – это максимальная биомашина. Насекомое интеллектуально ограничено. Функциональность и компетентность не выходят за рамки друг друга. Оно полностью одномерно-функционально. Интеллект насекомого: влезть в комнату через невидимую щель и быть неспособным вылететь в открытое окно. О морали насекомого не говорят, её явно нет.
Насекомое рационально и функционально. Ничего лишнего у насекомого нет. Насекомое может видеться нерационально, но только в чужой среде, к которой насекомое не адаптировано.
Насекомые способны создавать невероятные сооружения. Но только по программе. И они могут создавать сооружения только одного типа, в чем их ограниченность.
Цивилизация есть процесс инерционно-механистический, антикультурный и античеловеческий. Механистическое победит, выдавит человеческое. Человек будет функционален ради рациональности и рационален ради функциональности. Реально это почти произошло, человеческое – это ничтожные доли процента реальности. Мир не человечен, этот мир – машинный. Человечное составляет очень малую долю. И речь идет о его окончательном уничтожении. Большинству людей не нужны, и даже более, их раздражают даже эти оставшиеся проценты, когда они их наблюдают. Человек механистический – этот подвариант был в большинстве всегда, просто не всегда он определял бытие всех людей. Кстати, и то, что он бытие определяет, и вызывает у людей некоторое раздражение. Отсюда и идея победившего восстания машин и нового восстания против машин. Что, впрочем, будет равно восстанию против масс.
У нас нет больше поэтов, артистов, трагиков, революционеров, сумасшедших мистиков, воодушевленных чудаков, но все больше и больше зомби, которые только и умеют, что быть "функциональными". (с) Xavier Eman
Человек цивилизованный – это человек адаптированный, переработанный под запросы цивилизации. В цивилизованности нет никакого позитивного момента. Быть цивилизованным – это просто судьба. Которая, к тому же, идет к завершению. Чем дальше в цивилизацию – тем больше скотины и насекомого. Потому что уровень адаптации к ней постоянно повышается.
Цели и средства
Машина – это средство для выполнения технической операции при производстве товара или услуги.
Есть диалектическая противоположность, дихотомия «цель – средство». Машина – это средство; специальное для чего-то средство. А человек – универсальная цель. Тогда вторая дихотомия – «универсальное – специальное». Дихотомия не четкая, поскольку цели одного процесса могут служить средствами другого процесса; когда процессов много и есть обратные связи, в них легко заблудиться.
Машина служит человеку. Машина, выполняя машинную работу, освобождает человека от этой машинной работы, предоставляя ему время для свободы: чтобы человек реализовывал свою свободу воли.
Машина может быть и живой. Животные – это машины, точнее, биомашины. Лошадь используется как машина – и это машина, но она живая.
Насекомые – это биологические машины. Многие особи настолько машины, что специализированы настолько, что даже не размножаются, являясь полностью средством. Животных тоже стерилизуют для повышения уровня специализации. И людей тоже – особенно практиковали это китайцы.
Некоторые люди захватывают и превращают в машины животных и других людей.
Орудия труда бывают молчащие, мычащие и говорящие. (с) Марк Варрон, Рим.
Когда человек используется как средство, то он используется как машина. Цель обычно – или другой человек, или программа. Чтобы человека было удобнее использовать как средство, этот человек расчеловечивается, он лишается тех или иных человеческих свойств, люди отказывают ему в признании этих свойств. Для создания скотины из зверя технология применяется примерно та же.
В машины превращаются не только люди, но и коллективы. Социумы, нации, государства, министерства – все эти общности могут работать в режиме машины, по программе. Обычно – ради высшей цели, которая есть человек. Конкретный человек.
Машина – в человекоцентрических координатах - это средство (обычно сложная система) для выполнения какой-либо работы. Но это если есть цель – человек. Бывает так, что человек куда-то исчезает, а машина по-прежнему выполняет заказанную ей работу, следуя заложенной программе. Например, человек ушел, а телевизор остался работать. Или в больших социальных величинах – люди ушли, а ливневая канализация продолжает работать. Или еще больше – люди построили государственную бюрократическую машину, вымерли, а машина продолжает работать, и другие, пришедшие на это место люди, ей подчиняются, но не знают, зачем происходит такой порядок вещей. С программами происходит та же ситуация: они переживают системы, для которых были написаны.
Машина служит... должна случить человеку. Машина и человек существуют только в отношениях цели и средства. Если цели и средства – человек и машина – меняются местами, то это уже выход за рамки дискурса, это уже не человек и не машина, это уже иной мир, антимир. Но этот антимир постоянно присутствует в реальности.
Человек
Вопрос «что такое человек» необъятно широк; рассматривать его в философском аспекте – отдельная бесконечная тема, в претензии на полноту он рассматриваться не будет; достаточно представить его как множество его свойств и противопоставлений. В данной теме он противопоставляется машинам и машинному началу. Человеческое против машинного. При этом от всяких претензий на четкость картины придется сразу отказаться; этой теме тысячелетия, но продвигается она совсем по чуть-чуть. Да, ориентиры есть; но ясности нет. Без блуждания не обойтись. Но, всё-таки, ориентиры есть, и их можно еще добавить.
Человек – теоретически – это высшая ценность, соответственно он смысл и цель. И поскольку он высшее, то смысл и цель берутся из самого человека, больше неоткуда. Человек – генератор высшего, в том числе всех высших смыслов и целей. Высшее можно представить не как что-то предметное, поскольку это будет спорно, а как направление к высшему. Человек – это направление к высшему. Чтобы человек двигался к высшему, он должен быть освобожден от низшего. А самое низшее – это рутинная, грязная, машинная работа.
- Ты всего лишь машина, только имитация жизни. Робот сочинит симфонию? Робот превратит кусок холста в шедевр искусства? - А ты, (человек), сможешь? (с) Я, робот.
Явное и туманное
Действительно, люди очень ограничены, и очень ограниченно разумны. Настолько ограниченно разумны, что почти неразумны в общем; можно сказать, что люди специализированно разумны. Как собаки и кошки, только шире. Например, организовать жизнь без эксплуатации – это вне пределов их разумности; даже если ненадолго мир без дикой эксплуатации получается – это праздник. Даже вопросы выживания – если брать в широком смысле - в зону разумности не попадают. Абсолютное большинство людей живут по принципу «кошка родила котят». Вижу – беспокоюсь и защищаю, не вижу – не беспокоюсь и не защищаю. Как и кошки, люди не реагируют на то, что вне их поля зрения. У кошки это поле совсем маленькое. А у людей редко превышает пару поколений. «После нас хоть потоп». Что будет с потомками потом? А то же, что и с котятами; выкрутятся, может быть. Точно как кошки, люди в массе не думают, какой мир они оставляют после себя.
Говорить о разумности человека - как средней статистической величины - в высших смыслах этого слова, в возвышенных, в универсальных – это слишком, средние статистические люди не разумны. В результате и жизнь обычно строится крайне неразумным способом – и личная, и общественная.
Надобно признаться, человек очень глупо устроил свою жизнь: девять десятых ее проводит в вздоре и мелочах, а последней долей он не умеет пользоваться. (с) Герцен
Человек не есть среднее; в среднем виде он бы до сих пор бегал по африканской саванне. Человек есть точка приложений усилий вида. Проводя аналогию, он не рабочий муравей, а королева муравьев. Человек есть высшая точка человеческого вида, распространяющаяся на все прочие точки человеческого вида. Такая пирамида получается. Человек – и основание, и вершина; и первый, и последний.
В данном случае речь идет о людях в полном их диапазоне, в том числе в лучшем смысле и с лучшей стороны; но в любом случае о людях вообще, поскольку разделять их по принципу способности к высшему – задача, всегда приводившая к неудаче, и ещё - поскольку люди сами всегда разделялись. Свобода в этом разделении им поможет это сделать так, как они хотят. И насколько они смогут, поскольку лучшая-светлая сторона человеческого и темная еще на разделялись никогда, даже в отдельном человеке. И универсально разумные люди все-таки существуют. Что не отменяет человеческого большинства.
Путь человека – это условный путь вверх. Вверх – к повышению сложности системы структур и свобод. Сложные структуры верхнего уровня позволяют выбирать сложные свободы. Перестройка среды человека, в том числе социальная, есть этот же путь к новым свободам. Новые свободы – новые возможности выборов. А чтобы построить новые свободы – нужно построить для их поддержания новые структуры, тоже сложные и тоже высшего уровня. И этот путь тоже можно назвать общим прогрессом человека – он и социальный, и технический.
И снова человек – цель, машина – средство. Средство для освобождения человека. Конечно, если собственно столь идеалистично нарисованный человек есть, если есть субъект освобождения. Хотя и наличие не столь важно – поскольку задан путь, такой человек вполне может появиться.
Что хорошо? Иметь выбор. Проявлять свою волю. Реализовывать свои возможности. Бездельничать. Заниматься интересной работой. Чувствовать понимание со стороны окружающих. Успешно взаимодействовать с окружающими.
Если мы заставим расти экономику, то в 2030 году человеку, по крайней мере в Европе и США, больше не о чём будет беспокоиться....Нам всем станет так хорошо, что никому больше не придётся работать. Мы сможем посвятить себя искусству, поэзии, духовным мирам, философии, будем наслаждаться жизнью и восхищаться теми «лилиями полевыми», которые «не трудятся, не прядут». (с) Кейнс, 1930-е.
Для реализации возможностей и нужно освобождение человека от рутины, от машинной работы, от машинного вообще. Что плохо? Заниматься механистичной работой. Заниматься унизительной работой – но это несколько другая история.
Есть только два пути: путь человечности и путь машинизации человека. У всех процессов в мире есть только два пути-направления движения.
Машинное и человеческое – это не абсолютные значения, скорее зоны значений. (Хотя в качестве примеров можно приводить абсолютные значения.) Это направления, это диапазоны, чтобы определять менее машинного – менее человеческого и наоборот, и тенденции – к более человеческому или более машинному. К тому же идеальный человек – это ведь тоже только направление.
Четких критериев нет, все критерии, что есть, размыты и туманны. Но даже такая среда не запрещает движение – или в сторону машинного, или в сторону человеческого; она просто делает движение сложнее. Направление к человеческому – это вектор, это стремление.
Два основных взаимодействия:
Человек как машина.
Человек против машины. И далее синтез: человек против человека как машины.
Развитие происходило от простого - к сложному, от животного-машины – к человеку.
Человек возник над животной машиной - как новая надстройка: над ней. Человек поднялся из животной машины. Свободная воля – это всадник на биомашине. Животная машина – это база, это базовое животное, на котором возникшее человеческое едет подобно наезднику. Не будет этого базового животного – человека не будет, и он никуда не поедет. Поэтому отрицать, отвергать базовое животное нужно очень осторожно – если хочется остаться быть.
Внутренний зверь в человеке всегда должен быть. Потому что он – неотъемлемое человеческое. Он фундамент человеческого. А человек культурный должен этого биологического зверя в меру слушать и когда надо подавлять; в общем, держать под контролем, а когда нужно – спускать с поводка. Но и спуская с поводка, держать под контролем.
Когда, в какой момент начинается человеческое? Когда начинает осознаваться, что есть выбор. До этого выбор происходит автоматически, без подключения мышления.
Здесь можно вернуться к проблеме со скотиной: с одной стороны, она машина, а с другой – она страдает и имеет волю. Скотина - машина,