Чтобы специалисты начали выводиться, нужно повышать вариабельность группы, при этом нужно сочетание «близкой» генетики и «дальней» генетики. Чтобы его получить, нужно смешивать близкие племена. Разные племена – это дальность. То, что эти племена соседи – это близость.
Это можно сделать только в городе – в городе, где из близких племен формируется племя центра – нация. Для обеспечения этих условий лучше всего подходит город в создающемся, но еще не созданном национальном государстве. В уже созданном будет недостаточно дальности.
Для выведения нужна система поддержания вариабельности, поэтому нужна свобода для женщин в выборе партнера. Более ранний возраст вступления в брак тоже содействует росту вариабельности. Этому же содействует моногамия.
Невозможно провести эксперимент по выведению успешных и относительно жизнеспособных специалистов без процесса формирования нации.
Чтобы вывести специалистов, нужен изначально качественный биологический человеческий материал. Поэтому цивилизованный человеческий материал не подходит; он испорчен цивилизацией.
Для поддержания качества нужны одновременно генетическая дальность в группе и генетическая близость в той же группе по разным группам параметров. Поддержание качеств на первом этапе необходимо, чтобы процесс сразу же не схлопнулся. Качество теряется постепенно.
Есть дихотомия качество-вариабельность. Специалисты должны быть разными, поэтому на первое место встает вариабельность. Качеством приходится жертвовать. При некоторой потере качества человек может быть специалистом. Но при значительной потере качества человек быть специалистом уже не может, ему будет не хватать общих навыков даже для того, чтобы стать специалистом. А потом ему уже не будет хватать качеств, чтобы быть человеком.
Процессы выведения специалистов и процесс формирования нации идут параллельно. Нация означает диапазон свободного скрещивания, свободу выбора партнера в нации от племенных ограничений; ограничения могут быть, но только незначительные. Если видится-кажется город, но там не живет нация, то это просто деревня, возможно, просто большая. Эффекта роста качества не будет.
Племенное бытие стабилизирует качество, но не допускает развития. Национальное бытие допускает развитие, но качество начинает падать. Поэтому качественное развитие происходит всегда на грани, когда ещё есть и племенное бытие, и уже есть национальное бытие.
При встряске хороших деталей может получиться интересное совпадение. А при встряске интересного совпадения, лишенного некоторых деталей, шанс на получение чего-то интересного близок к нулю.
Чтобы быть специалистом, нужны особенности организма – или физиологические, или интеллектуальные. А тех областях, где особенности не нужны, в такси, например, называть занятых специалистами как-то не совсем верно.
Специалист должен быть только специалистом; требований к его здоровью или альфа-качествам нет, он успешен настолько, насколько он специалист. Соответственно, качественные свойства через специалистов передаются в последнюю очередь, постольку-поскольку, что ведет к общему снижению качества биосистемы.
Факт: специалисты плохо размножаются сами по себе. Возможно, им мешает это делать та же уникальная рекомбинация – она ведь ведет к проблемам с универсальным интеллектом. Аналогия: специалисты у муравьев не воспроизводятся; их воспроизводит королева, а у людей их сначала воспроизводят неспециалисты, а потом их воспроизводить оказывается некому.
Хронология – 3. Масса
Сначала сапожник делает сапоги целиком, сам. Потом у него появляются подмастерья, которые временно выполняют отдельные операции. Производительность растет. Потом у него появляются вечные подмастерья, которые выполняют еще более мелкие операции, по сути люди-машины, или уже пролетарии. Потом большинство пролетариев заменяют машины, а оставшиеся выполняют задачи подачи сырья и чистки. Потом сам сапожник заменяется руководством корпорации. Это касается еще и портного, и булочника, и жестянщика, и мясника. Сначала в этом процессе возникает мелкая буржуазия, потом пролетариат, а потом обе группы сливаются в массу. В сумме остается масса и машины. Где-то далеко еще и олигархия, но она далеко и её мало, чтобы быть классом или сословием и поддерживать свою высокую культуру. И нет принципиальной разницы, какие машины их вытеснили: в Греции и Риме, например, их вытеснили машины-рабы. Главный итог: ликвидация основной массы структур, превращение нации в массу. А масса – это конец: ни поддержки структур, в том числе иерархий, ни поддержки качества. А когда нет структур, иерархий и качества, то свободы поддерживать сначала нечем, а потом исчезает само их понимание. А потом, после потери свободы, пропадают и сапоги. И начинается уже другой мир. Потом появляется сапожник, сначала для очень богатых, потом и для прочих, но это уже другая цивилизация.
В «светлом мире» специализации и успеха специалистов есть и темная сторона. Специалисты – узкие, и чем уже, тем эффективнее, тем более продвинутые. Но мир меняется, и востребованные специализации тоже меняются. В результате начинает расти число невостребованных специалистов. Которые, поскольку специалисты, не пригодны к другим специализациям. Также растет число потенциальных специалистов, которые не смогли, не успели и уже не смогут стать специалистами. Их врожденные способности не нужны. И чем дальше развивается цивилизация, тем уже становится круг востребованных специалистов. Основная масса потенциальных специалистов не может реализоваться. Эти люди становятся массой. А поскольку их ненужные специальные способности сделаны из других деталей, обычно полезных, то массой нездоровой и массой с плохим пониманием. Впрочем, масса всегда такая. И масса всегда накапливается, поскольку позитивные изменения в людях крайне редки.
Масса накапливается не только на дне, внизу общества. Еще одна из составляющих массы – это потомство специалистов, не унаследовавших специальных способностей. Эти способности, будучи сложносоставными, вообще критически редко наследуются. А утрата универсальных способностей наследуется фактически всегда. Получаются люди без способностей вообще.
Предпредпоследняя стадия – это вершина специализации, когда специализация доходит до предела. Все операции разделены на множество примитивных, дальше некуда. Если до этого момента философию, например, понимали все универсальные люди, то теперь ее понимают немногие и специалисты, потому что она пишется слишком специально. Предпоследняя стадия – это когда специализация переходит в формализм и утрачивает содержание. Специализация становится всё уже и формально уже.
Если сначала при выборах люди могут проанализировать предшествующую деятельность политика, то теперь качество массы падает так, что сделать это она не в состоянии; в результате на выборах начинают побеждать специалисты по победе на выборах.
Если сначала грант выделяют, например, на создание непонятной железки - создателю железки, то со временем специальные требования усложняются, и грант может получить только специалист по получению грантов.
Последняя стадия – это профанация специализации в условиях распада, контроль кланами и племенами специализированных ниш, причем при отсутствии специальных талантов для работы в этих нишах. Реально специализация уже утрачивается, способности утрачиваются и заменяются способностью группы-клана, гильдии – держать место, которое вроде бы оказывает специальную услугу. Со специалистами в области захвата и контроля власти это случается чаще всего и быстрее всего. А поскольку реальные специальные способности оказываются в гильдиях утрачены, то очень скоро появляются масоны и гильдии разгоняют.
Предпоследняя стадия: специалисты что-то делают, на самом деле что-то делают, но никто уже не понимает, что они делают. Последняя стадия: специалисты уже ничего не делают, но говорят, что они что-то делают, а проверить их никто не может, поскольку не понимает, что они вообще должны делать.
Специалисты есть составной компонент массы: потому что универсальные качества утрачены. У наций есть сословия и классы, где универсальные качества проявляются в сословном-классовом сознании. У массы формально сословия и классы могут быть, но сознания – сословного или классового – у них нет. Потому что у массы это мертвые унаследованные формы-структуры.
Поздний мир – это мир нищеты, что вроде бы странно, поскольку технологии поднимаются на максимум. В поздней экономической системе занято очень мало людей. Но это малое количество занято максимально эффективно. Получается так, что с одной стороны – товаров не хватает, а с другой стороны – производить дополнительные товары не получается, поскольку всё равно нет спроса, поскольку всё что можно обменять - уже произведено, поскольку не только невыгодно, но и вообще в минус по сравнению с существующей максимально эффективной системой. К тому же производство ограничивается естественным пределом – количеством ресурсов. Получается кризис-разрыв между частным-малым характером производства и массовым характером потребления. В результате – нищета масс. И нехватка денег на воспроизводство. Что снова ведет к регулированию и распределению в пользу нищих и по цепочке причинно-следственных связей поддерживает эту систему нищеты.
В условиях концентрации производства и повышения его эффективности масса очень быстро становится вообще не нужна, и масса становится нищей массой. Дальше идет традиционное «хлеба и зрелищ», а потом вырождение и вымирание. И еще, когда дела плохи, еще одно зрелище для массы – травля кого-нибудь.
В областях специализации возникают кланы и племена, которые области захватывают и держат. Например, на место врачей приходят непонятные люди, обычно наследники врачей, которые захватывают должности врачей и под это дело вымогают деньги. Лечить они не умеют. И так в каждой области. Особенно жестко смотрятся картины «великих художников», не умеющих рисовать. А не умеющие петь «певцы» – это уже не интересно, это скорее норма, чем исключение.
Одномерность и символ
Машинизация обществ происходит в результате адаптации этих обществ к миру сражающихся групп-наций.
Доведенная до логического предела и заведенная за логический предел, при этом отторгнувшая и утратившая свою биологическую базу, борьба за ресурсы в мире сражающихся групп – это базовый импульс машинизации общества. «Для выживания мы должны быть более эффективны! Для эффективности мы должны стать машиной! Единой машиной! Каждый человек будет эффективной деталью эффективной машины!» От «одна нация» – к «один улей!»
Нужно повысить эффективность группы (общества) для повышения ее внешней конкурентоспособности.
Для повышения эффективности – стандартизация и машинизация. Как побочный процесс – упрощение, сокращение деталей.
Убираются религия, мораль, культура. Вместо множества иерархий остаются две – деньги и власть. Потом и они сливаются в одно.
Нужно заметить, что они убираются во всех системах – и в России, и в Китае, и в Европе. Разница только в технологиях убирания.
Когда все мозги разные, ищется общий знаменатель, к которому их можно привести привести к одной мере, чисто чтобы облегчить их взаимодействие, а иначе люди друг друга не понимают. Этот общий знаменатель оказывается очень маленьким и низким: это синтез власть-деньги-потребление, причем декларировано может быть что угодно через любой элемент. В остальные можно легко пересчитать.
Даже неверно понятая, одномерно понятая эффективность временно эффективна. Поэтому такая эффективность постоянно побеждает в мире. Только победители – постоянно разные. Потому что победить обычно можно только один раз; от силы два.
Чем больше эффективности в системе – тем более эта система становится машинной. На самом деле это неверно, одномерно понятая эффективность – это не совсем эффективность. Это биологическое самоубийство, и культурное самоубийство, но это эффективно на достаточно большом промежутке времени, чтобы одержать и зафиксировать видимую победу группы. А то, что потом группа исчезает – это уже находится за рамками дискурса эффективности, это уже «философия» и «ничто не вечно».
Специалисты, лишенные качества, а также религии, морали, культуры, только с одним денежно-потребительским измерением, даже не смогут поставить вопрос, что в этом мире не так.
Путь одномерности – это и есть путь деградации относительно многомерности. И путь одномерности – это путь к победе через превосходство над всеми в этой одномерной величине. Многомерность не рассматривается как нечто плохое; просто те ресурсы, которые идут на многомерность, переключаются на одномерную величину, через которую должна быть одержана победа.
Общество образовано от общего; но оно должно отличаться от всех прочих обществ. При одной только одномерности отличаться можно только по количественным показателям – по единым деньгам-власти. Чтобы общество было, оно должно быть привержено общему в нескольких измерениях; и далее это общество может еще структурироваться, но для этого снова нужны множественные измерения.
По мере продвижения к машинизации все элементы кроме машинных сначала рассматриваются как подозрительные, а далее – как враждебные, как попавшие в супермашину вредные насекомые. Все нестандартное с точки зрения машины со временем рассматривается как более и более враждебное.
У человека много измерений. Если всё восприятие можно свести к одному измерению, то это – не человеческое. Есть вещи, которые измеряются деньгами. Есть вещи, которые измеряются степенью структурированности. Есть люди одномерные, у которых все измеряется деньгами или производными величинами от денег – комфортом или степенью компенсации. Многомерные люди таких одномерных людей не любят. Потому что это два разных мира – одномерных и многомерных людей.
Одномерную величину каждый видит со своей стороны, и с одной стороны. Власть, деньги, потребление, понты, секс для молодежи. «С одной стороны» означает, что человек из списка выбирает что-то свое одно; а потом все остальное в эту валюту пересчитывает. Например, все пересчитывает сначала в секс, по прошествии лет во власть, а под конец чисто в деньги. Но это потому и есть одномерная величина, что все эти валюты свободно конвертируются друг в друга. А место, где валюты конвертируются – это одномерный мир.
Всё существующее в одномерную величину пересчитывается. А что не пересчитывается – то просто исчезает из видимости, или пересчитывается криво – например, любовь как способ не платить за секс; т.е. это способность, равная возможности не платить деньги, и эта способность – развести кого-то на любовь – легко пересчитывается в деньги.
Масса управляема. Для получения нужного действия от массы нужно задать массе необходимое число повторов. Масса действует как машина, по программе повторов. Для обеспечения повторов нужны или деньги, или власть. Посредством массы люди вкладывают деньги и получают власть, или вкладывают власть (используют её ресурс для повторов) и получают деньги. В любом случае посредством массы власть и деньги сливаются в одних руках. Число повторов для массы задается за деньги, в результате получается власть. Примененная к массе власть позволяет получить деньги. Получается так, что масса – это такая машина конвертации деньги-власть-деньги.
Живая нация состоит из множества иерархий; в массе эти иерархии утрачены и остается одна общая иерархия. Все ветви власти и деньги и бизнесы собраны в одних руках – у универсальных управленцев-мандаринов. И даже артисты становятся артистами всех жанров сразу: масса не понимает качества, что делает такое возможным.
Происходит упрощение и стандартизация общества как такового: сначала – никакой религии нет, потом – никакой морали нет, потом – никакой культуры нет, есть только потребление. И разум, который за потребление отвечает. Разум – как центр управления человеком-кишкой. А потом и Бога нет, а потом и человека нет. Только кишка.
Одномерность пожирает саму себя за хвост. Зарплаты мужчин и женщин должны быть равны, потому что равноправие, но мужчина всё равно «должен» получать в два раза больше, «иначе он не мужчина». Мир одномерности воюет не с жизнью – её-то он сразу побеждает – он воюет сам с собой – тяжело и очень болезненно, с большими потерями.
Символ – это машинный язык. Есть такая рыба корюшка. Она территориальная, и дерется со всеми рыбами, у который есть яркое красное пятно. И пятно гораздо важнее. Когда пятно закрашивали – она не дралась. Когда его рисовали на картонке, чисто символически похожей на рыбу – она нападала.
Откуда символы? Чтобы прописывать явления в программах, применяется язык описания через абстракцию, символ. Потому что проще, не нужно держать в сознании весь многомерный-многосложный объект – красное пятно, и достаточно. Поэтому символы в обществе. А поскольку люди тоже становятся программно-управляемыми, от того и символы в людях.
Машинные элементы должны быть функциональны и эффективны. Сами критерии функциональности и эффективности начинаются как объективные показатели, но по мере времени все более и более становятся показателями символьными и формальными.
Что у рыбки, в начале, то и у человека, в конце.
В поздних обществах символам уделяется огромное значение. Эстетика тоталитаризма – это эстетика символа. (От серпа и молота через свастику к доллару.)
Символ есть абстракция по сути. Одномерность имеет вершины и концентрируется в символах.
Символы – язык животных и машин.
Что противопоставляется символу? Ничего, символьность – это степень. Степень может только быть больше или меньше. Символ по возможности пытается слиться с числом, формализоваться машинно через число. А поздний человек массы может на число-символ восхищенно реагировать.
В позднем мире победившая технология вроде мы может обеспечить большинство человеческих потребностей. Вроде бы – на самом деле происходит наоборот. Нищета в наличии как раз при изобилии. Города становятся городами контрастов и т.д.
Материальное исчезает, потому что всё материальное переводится в символы – потому что символы понятнее, унифицированнее, и их проще хранить и обменивать.
Богатства и людей, и стран - во многом символьные. Символьные богатства от нищеты не помогают.
Символически-астрономические суммы хорошо смотрятся на символических счетах. Если их попробовать вытащить в материальный мир, всё это рассыпается. Металлическое золото обладает минимальной степенью символичности; но даже выброс этого золота обесценивает его ценность на выброшенную сумму.
Чем большими становятся деньги, тем более они становятся символическими; потому что они становятся неповоротливыми и начинают от всего зависеть. С другой стороны, государство делает деньги символическими, обладая возможностью их создания и контроля.
Люди в здоровом обществе менее склонны к символизму, чем в позднем нездоровом обществе или в недоразвитом обществе. Упрощенным и слабым мозгам проще работать с большей степенью символизма.
После себя цивилизации оставляют пустыни – и ландшафтные, и человеческие. Потому что став одномерными, они перерабатывают всё сущее в символы. Природные ресурсы, человеческие ресурсы, потом чужие природные и человеческие ресурсы сначала посредством потребительской массы преобразуются путем массового потребления в потребление символов и далее в символические величины, вроде символов на электронных счетах.
Символы постоянно становятся причинами массовых конфликтов. И чем более абстрактны и размыты символы, тем чаще. В поздних цивилизациях идет борьба за символы, которым вообще не могут найти определений. Чистая агрессия, происходящая изнутри людей, очень стремится найти какой-нибудь символ, чтобы более-менее через него оформиться, найти для себя рационализацию.
На символах можно делать деньги. До тех пор, пока их относительно мало. А когда все уходят в символы – их рынок обрушивается вместе с цивилизацией.
Финал: одномерное существо в состоянии психоза верещит символы. Чаще даже не символы, а против символов. Что в начале, то и в конце; как рыбка корюшка с пятном. А психозы для этого человека генерируются на любом месте, в том числе и на пустом, чтобы он на них отвлекался. Это относится к «зрелищам».
Специалисты: бытие
У человека, как у представителя биологического вида, нет никакой иной цели, кроме как собственно быть. Человек был когда-то, жил когда-то в системе, которая автоматически обеспечивала ему возможность быть. Многих при этом съели, но возможность быть поддерживалась. Но потом человек создал новую, свою систему жизни. Даже не создал – в результате технического прогресса, в результате той же самой борьбы за бытие она сама создалась. И оказалось, что быть в ней можно, но только не автоматически, а сознательно. А как именно сознательно – не ясно.
Специалисты – это количественно очень малая группа. Но в первоначальном городском обществе доля специалистов очень велика, и значение их тоже; города вообще были местами для специалистов. От наличия и эффективности специалистов зависит выживание новой общности. Поэтому специалисты и являются определяющим фактором, в том числе они определяют собственно время общества – в каком времени общество живет, сколько ему еще жить и когда оно станет необществом. Конечно, определяют они это не сознательно, а опосредованно через свои качество и количество.
Человейник
Человейник – это мир, лишенный человеческой культуры. Это мир, лишенный свободы, поскольку функции человьев предопределены. Программы есть структуры, когда все запрограммировано, то всё заструктурировано, значит, места для свобод не остается.
Человейник лишен культуры и свободы не потому, что в нем существует такой административный запрет (хотя возможен). Это лишнее, поскольку собственно человью эти свобода и культура не нужны, они для него лишнее, избыточное и непонятное. У человья нет органов, из которых могут быть сделаны такие рецепторы, чтобы культуру и свободу оценить. А нет их потому, что из них или уже сделано что-то полезное для человейника, или они уже атрофировались, чтобы снизить затраты энергии. Человей соответствует человейнику, адаптирован к человейнику; и человейнику, и человью культура и свобода не нужны одинаково. Через это соответствие системы довольно стабильны и первоначально прочны.
Человейник – это цивилизация, действующая по программе, в которой живут люди, действующие по программе, и программы людей синхронизированы с программой цивилизации. Поскольку синхронизация на высоком уровне невозможна, она производится на низком уровне, а для ее обеспечения убирается все, что выше этого низкого уровня. У муравья нет плана муравейника, который он строит. Он синхронизирован на низком уровне – тащить веточку в муравейник. Строить муравейник – это слишком высокий уровень, такого у муравья нет. Муравей не знает, что такое муравейник и как его строить. Как и человек не знает, что такое цивилизация и как ее строить.
Отупение население, снижение общего интеллекта происходит невероятное. Но как же цивилизация продолжает жить? А все ее задачи разделены на задачи малые, специальные, с которыми отупевшие люди вполне могут справляться. Чем глупее становятся люди – тем сильнее дробятся задачи.
Редукционизм – разделение на все более мелкие детали, на все более мелкие операции - из науки распространяется на всё, на все аспекты жизни. После утраты всех и всяких представлений о жизненных основах люди-детали занимаются детальками жизни. А собственно жизнь для них слишком большая вещь, чтобы её понять; поэтому в плане жизни они или уходят от темы, или выдают что-то заученное.
Сам размер детали сокращается. При этом деталь становится все более примитивной и при этом все более универсальной. И так со всеми деталями, не только с людьми-деталями, это универсальное правило.
Да и чтобы люди понимали информацию, ее нужно разбивать на маленькие части. А что делать? Маленькие люди, люди-детали не могут понять большую информацию. Редукция неизбежна.
Если человека подвергнуть последовательной редукции, то сначала получится скотина, а потом насекомое. Редукция – это деградация. Редукция как метод повышения эффективности (например, через разделение труда) трансформируется в редукцию как цивилизационный процесс в результате накопления инерции.
Ослик, например, вращает колесо, и ничего, все нормально вращает. И человек может тоже своё колесо вращать. Или веточку в муравейник нести.
Интеллиотия
Особые способности делаются из универсальных способностей и за счет них. Больше их делать не из чего.
Чистая глупость – это простое отсутствие интеллектуального компонента, иначе одного из подвидов интеллекта вследствие того, что компонент мал и неразвит. Специализация сопровождается отсутствием интеллектуального компонента вследствие того, что из него был сделан иной интеллектуальный компонент. Результат обычно один и тот же – недоумие в некоторых областях. Смысл в том, что специализация есть причина обычной глупости.
Глупость без специализации настолько популярна, что её можно считать нормой человеческого вида. Специализация – вещь достаточно редкая сама по себе; просто этот текст посвящен ей, и может возникнуть ложное чувство, что специализация повсеместна. Но нет, повсеместна глупость. Специализация многое определяет, но через качество, а не через количество. И через значение в сообществах, где она – определяющий фактор успеха.
Аутистов – огромное множество. Талантливых аутистов – ничтожное меньшинство. Точно так с глупыми людьми, которых много, и специалистами вообще, которых мало.
Специализация в абсолютном большинстве случаев относится к мужчинам. Именно они – экспериментальный материал эволюции. Среди женщин специалистов статистически нет. И это логично, поскольку мужчина – экспериментальная линия эволюции, а женщина – стабилизирующая. Способности женщин более стабильны, и их специализированность выражена крайне редко – так, что ей можно пренебречь для больших систем. Но женщины имеют универсальную черту – они любят успешных мужчин. А успех – у специалистов. Поэтому женщины предпочитают специалистов. Через этот свой успех специалисты всё и определяют.
Чем лучше специалист понимает специальные вещи, тем хуже он понимает простые вещи. Увы, факт. Возможности мозга не безграничны, и перераспределение возможностей происходит всегда.
Выявление сложных закономерностей и выявление простых закономерностей, а равно способность замечать простые и сложные закономерности – это разные задачи, выполняемые разными участками мозга. Потому совершенно не факт, что если человек может замечать сложные закономерности, то он может замечать и простые закономерности. Обычный человек замечает и первые, и вторые, но без каких-либо особых успехов. Но те, кто лучше замечают первые или вторые, обычно хуже замечают иные. К выявлению закономерностей по уровням абстрагирования это тоже относится.
Регулярно появляются какие-то мошенники, которые собирают у людей деньги. А потом исчезают. Но что интересно – ведь те обманутые люди где-то ведь деньги заработали или украли, так что они не совсем тупые. Но если они не совсем тупые, как они отдали эти деньги мошенникам? Просто эти люди – специалисты.
Те, кто зарабатывают деньги, сохраняют деньги и тратят деньги – это разные люди с разными способностями. Обладать двумя соседними способностями редко, но можно. Обладать двумя крайними – невозможно. А тремя – тем более. Да, а мошенники – это ведь тоже специалисты по проведению мошеннических операций. Но узкие специалисты. И очень часто случается, что мошенники с другой специализацией кидают этих удачливых мошенников на деньги.
Талантливые люди талантливы во всем. Да? Дикое заблуждение. Как раз наоборот. Талантливость во всем наблюдается очень редко, и когда все таланты очень маленькие. Или когда один талант имеет проявление в некоторых областях, например, сверхспособности к трехмерному мышлению. Часто говорится: он суперспециалист, значит, ему нужно доверять во всем! Правильно: он суперспециалист, значит, доверять ему в чем-то, кроме его специальности, не стоит; скорее всего, он понимает всё остальное гораздо хуже простого универсального человека.
Из Вики: Синдром саванта, иногда сокращённо савантизм (от фр. savant — «учёный») — редкое состояние, при котором лица с отклонением в развитии (в том числе аутистического характера) имеют «остров гениальности» — выдающиеся способности в одной или нескольких областях знаний, контрастирующие с общей ограниченностью личности.
Поскольку некоторые детали, из которых что-то делается, исчезают навсегда, в этих некоторых областях человек становится полным идиотом. Мир специалиста делится на три зоны: маленькая успешная зона специалиста, большая зона стандартного дурака, и некоторая зона клинического идиота (там, откуда детали для спецталанта были взяты непосредственно).
Социальный интеллект
Все сделано из чего-то. Приобретение означает потерю.
Социальный интеллект отвечает за способность понимать, что чувствуют другие, что не понравится другим и что хотят другие люди; высокий социальный интеллект позволяет угадывать состояния людей и так ими манипулировать.
Социальный интеллект – это набор взаимосвязанных интеллектуальных деталей, целостное подмножество универсального интеллекта. Социальный интеллект - множество интеллектуальных компонентов, и это множество старше, меньше и крепче универсального интеллекта.
Люди бывают с разным выражением интеллекта. Есть люди с УИ, есть люди с социальным интеллектом, есть люди со специальными интеллектами. Возможна рекомбинация, когда подмножество способностей социального интеллекта замещает плохо работающее подмножество УИ.
Для универсального интеллекта нужен социальный. Что удивительно, для социального достаточно иметь меньше элементов из универсального интеллекта. Комплект-подмножество социального интеллекта меньше. Шимпанзе имеют очень высокий социальный интеллект, и специалистам бывает довольно сложно установить всю последовательность их задумок и операций, что применяется при борьбе за власть в группе. При анализе интриг шимпанзе возникает идея, что их социальный интеллект не ниже человеческого. Но во всем остальном, кроме примитивной одношаговой логики, они на уровне идиотов.
В результате, когда люди теряют свой универсальный интеллект, люди с социальным интеллектом могут договариваться. И эта договоренность сводится к контролю ниш жизненного пространства, власти. Люди с повышенным социальным интеллектом получают власть только на поздних стадиях общества; на раннем их не пропускают наверх универсальные люди.
Повышенный социальный интеллект – это рекомбинация, достигается за счет снижения общего интеллекта, обычно применяется женщинами при адаптации в чужой группе и мужчинами для захвата власти в своей группе путем интриг и прочих хитростей.
Люди с социальным интеллектом не понимают, как строить коалиции, а чувствуют, как строить коалиции. Если бы они понимали, как строить коалиции, то это был бы логический интеллект. Социальный интеллект имеет нелогическую систему; конечно, с помощью логики его понять можно, но пока что не удалось. Вернее сказать, его логика пока не ясна.
«Они же тупые, как они захватили власть» - слышно постоянно. А «они» имеют социальный интеллект специально для захвата и удержания власти. А «тупые» – поскольку социальный интеллект работает в ущерб общему. Так что часто случается, что власть захватили, а потом начинается кошмар для них самих же.
У технических специалистов обычно поврежден социальный интеллект. Социальный интеллект нужен для захвата власти и контроля над властью с помощью интриг. При этом у его обладателей снижены логические способности и способности к общему пониманию вещей, слабое критическое мышление. Что кажется парадоксальным; но для интриг, похоже, сама логика несколько иначе используется. Повышенный социальный интеллект делает мышление более «женским». Люди с таким мышлением не могут преуспеть в создании нового, но они прекрасно паразитируют на старом.
Организовываться люди могут и на базе универсального интеллекта, и на базе социального интеллекта. Можно предположить, что при универсальном организованная система оказывается максимально конкурентоспособной по борьбе с внешними, универсальными вызовами. При социальном система более ориентирована на адаптированность (женщина приходит в клан и в нем адаптируется), она не может реально противостоять внешним вызовам, но она бьет универсальную систему изнутри, а когда нация ослабевает – она её побеждает.
Природа ранней власти построена на универсальном интеллекте. Природа поздней власти построена на социальном интеллекте, а потом – на остаточном социальном интеллекте. Поэтому с ранней властью люди могут спокойно взаимодействовать по делу, а с поздней взаимодействие не получается. Люди власти на последней стадии цивилизации – это потомки специалистов с повышенным социальным интеллектом.
Разные специалисты
Когда говорится о специалистах, то говорится о действительных, настоящих специалистах, обладающих уникальными способностями, а не о людях, себя за специалистов выдающих, и не о людях, взявших под контроль специальные ниши, вроде гильдий или профессиональных мафий.
Самые «правильные», в значении максимально соответствующие правилам специалисты – это спортсмены. Их рекомбинации не вызывают никаких сомнений. Об их интеллекте и мышлении ходят анекдоты.
Математики и программисты обычно характеризуются совершенно иным, нечеловеческим мышлением. Это обычная рекомбинация. Из элементов универсального интеллекта и нормального мышления у них сделаны их специальные способности. Постоянно встречается отсутствие эмпатии. Постоянно встречается отрицание чувства любви. Это значит не только то, что математиков не любят. Это значит, что и математики не любят. Вообще неспособность понять вроде бы очевидные вещи встречается постоянно. Специальности вроде математиков-программистов были всегда; например, в средневековой Европе вместо них были судостроители, артиллеристы. Программист – это тот же средневековый крестьянин, только еще умеющий программировать. Не более. А его представления о внешнем мире фантастичны, и тем более фантастичны, чем более великий он специалист. Это не 100%-факт; но это очень жесткая корреляция.
В демократических – и только – системах есть еще специалист – избираемый политик. Контроль власти – это вопрос кланов из спецслужб. (Римские «солдаты», совершавшие перевороты, были скорее спецслужбами, а не солдатами в современном понимании.) В отношении политиков речь идет только о способности избираться, т.е. о соответствии массе и артистическом таланте. Демократические политики не контролируют ресурсы власти, их задача – организация шоу, борьба со скукой. По сути они артисты, как и телеведущие.
Непосредственно актеры и по сути актеры – обязательные участники общества спектакля. У них должно присутствовать главное свойство – что бы их любила масса. Так что у них нет резкой рекомбинации, у них должна быть обычная массовая глупость.
Масса вроде бы отвергает иерархию, но глядя на доходы кумиров масс так не кажется. Тонкость в том, что масса отвергает качественную иерархию. Почему футболист свой для массы? Потому что нет качественной разницы. В футбол все могут играть. А футболист только по мячику лучше попадает. Количественно, а не качественно. Качественно он такой же, как все, как вся масса. И актер тоже такой же. Играть все умеют, только у актера это количественно лучше получае