Пронзительный звук корабельного гудка оповестил о начале путешествия. Вероника бросилась к перилам террасы и стала яростно махать своей морской фуражкой в направлении пристани. Оркестр шотландских волынщиков в последнем порыве заиграл не совсем удачную версию знаменитой прощальной песни: “Плывем, плывем, минуя Баунти Мейн”. Вероника глубоко вздохнула.
— Как бодрит эти морской воздух…
— Да, в моменте отплытия, в начале морского путешествия есть что-то чарующее, Вероника, — согласилась Риган, тоже вдыхая морской соленый воздух. — Так, а теперь я все же хотела бы закончить с распаковкой вещей, чтобы уже об этом h думать.
— Ладно, а я пока постою здесь и понаблюдаю за тем, что будет происходить на нижних палубах. — С их “насеста”, перегнувшись через перила террасы можно было наблюдать за прогулочной площадкой двумя палубами ниже, где сгрудилась большая толпа пассажиров, все еще продолжавших махать и кричать своим друзьям и родственникам, оставшимся на пристани.
— Прошу вас, слишком уж не свешивайтесь, — попросила Риган и пошла обратно в каюту.
— Хорошо, не буду. А ты пока открой, пожалуйста, ту чудесную бутылочку шампанского, которую послал нам капитан, — скомандовала в ответ Вероника. — Как-никак надо же отметить наше благополучное отплытие.
Риган подумала, что это было лучшей мыслью, пришедшей в голову Вероники с того самого момента, когда она вдруг решила выйти замуж за богатеюшего лорда. Который, правда, уделил ей всего две недели своего драгоценного времени.
Вероника залпом выпила все содержимое своего бокала, в то время как Риган едва притронулась к своему. Леди Экснер протянула бокал за добавкой и сказала:
|
|
— Вот теперь можно поднять тост за нас.
Тут Риган вспомнила о предупреждении Филиппа, что Вероника быстро пьянеет. “Но, — спохватилась она, — не могу же я вдруг отказать своей попутчице и не удовлетворить ее просьбу”. В конце концов, они же находились в своей собственной каюте и ничего особенного от второй рюмки с леди Экснер произойти не могло. Она налила еще раз шампанского и добросовестно чокнулась. Вероника широко улыбнулась и пропела:
— Хорошего путешествия, дорогая Риган, “бон вояж”!
Риган отпила глоток из своего бокала, пузырики воздуха защекотали нос.
— Хорошее вино, Вероника.
— Да, проходит, как вода, дорогая.
Из чувства осторожности Риган, уходя с террасы, захватила с собой бутылку. Не было никакой нужды рисковать и оставлять ее у Вероники. Кроме того, она чувствовала необходимость что-то делать, не стоять на месте и не думать. Дело в том, что вид всех этих счастливых парочек, стоявших на палубе красивого теплохода и радостно махавших руками провожающим, неожиданно навел Риган на грустные мысли. Что сейчас, интересно, делают родители Атены? Они ведь теперь точно знают, что их дочь уже никогда не вернется домой. Риган пыталась отогнать от себя эти мысли, старательно развешивая костюмы леди Экснер по шкафам каюты.
“Я должна учитывать складывающуюся ситуацию, — говорила себе Риган. — Пока что я с Вероникой, и у нее праздник. Не надо его ей портить. Но вот со следующей недели я должна засесть за изучение всех записей в моих дневниках. Может быть, найду в них то, что поможет Ливингстону”.
Тут ей вспомнился Джефф. Интересно, вернулся он уже в Лос-Анджелес? Когда она уезжала в Оксфорд, он как раз был в Канаде на съемках какого-то телесериала. Риган в начале их знакомства как-то нанимала его себе в помощь для ряда операций по наружному наблюдению. Джефф соглашался подработать таким образом, потому как частенько в то время сидел без работы. Сейчас дело обстояло несколько иначе.
|
|
— Ты становишься слишком знаменитым для участия в моих делах, — сказала ему не так давно Риган. — Я не могу тебя больше брать с собой, потому что люди начинают узнавать тебя.
Несмотря на это, они не теряли контакты, тем более, что Джефф всегда был полон ценных идей, некоторые из них действительно помогли Риган в разрешении ее дел.
— Работа детектива — это почти игра на сцене, — частенько говорил Джефф, — потому что и тут, и там необходимо понять мотивы поведения человека.
Риган только успела запихнуть последний разобранный чемодан в специальное отделение в верхней части одного из шкафов, как с террасы раздался радостный вопль Вероники:
— Моника! Моника! Бог мой, неужели это ты!? Риган резко повернулась в сторону террасы и увидела, как Вероника рискованно перегнулась через перила и грозила вот-вот сверзиться вниз. Риган в два прыжка оказалась на террасе как раз в тот момент, когда снизу раздалось сразу несколько предупреждающих криков: “Осторожно! Осторожно!” Риган сомкнула руки на уже болтавшихся в воздухе бедрах Вероники и рывком поставила ее на пол террасы.
— Бог мой, Вероника, что это вам взбрело в голову!
Вероника даже не заметила, что едва не упала.
— Черт, эта женщина в розовой шляпе оказалась вовсе не Моникой. Однако она страшно похожа на одну мою знакомую.
|
|
— Если бы вы перегнулись чуть дальше, то упали и мгновенно превратились бы в лепешку. — Риган вздохнула. — Вероника, прошу вас, вы должны быть осторожнее.
— У вас там все в порядке? — крикнул кто-то снизу.
— Прекрасно, все просто замечательно, — завопила в ответ Вероника, опять перегнувшись через перила и уставившись на десятки обращенных к ней лиц. Потом она повернулась к Риган, моргнула чуть стеклянными глазами и произнесла: — Надеюсь, оставшееся шампанское еще не успело согреться, дорогая.
Камерон Хардвик проверил, какой ресторан избрала для своих обедов интересовавшая его парочка, и с мрачным удовлетворением констатировал, что обе женщины разместились за столиком номер десять в “Короле Артуре”, крупнейшем из всех ресторанов первого класса, имевшихся на судне. Это позволяло ему следить за ними, не рискуя быть замеченным. Самого Хардвика пытались усадить за стол для некурящих, но он упросил пересадить его в курящий сектор.
Совместно с предупредительным метрдотелем Камерон досконально изучил план, по которому рассаживали пассажиров. Пытаясь сделать вид, что ему в принципе все равно, где сидеть, он указал на очень удобный для себя столик, расположенный прямо у окна по правому борту судна. На плане за этим столиком уже были проставлены восемь фамилий, включая и нужную ему — леди Экснер.
— Наверное, с этого столика будет открываться прекрасный вид на океан. Вы не могли бы посадить меня здесь?
Метрдотель, слащавый стройный человек с несходящей с лица улыбкой, был только счастлив угодить явно привередливому клиенту. “Пассажиры только взошли на корабль, а этот уже вовсю работает во имя больших чаевых. Тут и сомневаться не приходится”, — решил Камерон, искоса рассматривая служащего ресторана. Хотя в принципе ему всегда нравилась прислуга, готовая выполнять его пожелания.
Пока все шло хорошо. Теперь при входе в ресторан нужно оказаться как раз позади старухи и этой самой ее компаньонки Риган Рейли, чтобы его посадили рядом с ними.
* * *
Действительно леди Экснер решила на следующий день вздремнуть после обеда, что дало Риган столь желаемую передышку. Сначала она хотела потихоньку пробраться на палубу пониже и навестить Люка и Нору, плывших в одной из кают первого класса. Но потом она передумала. Вспомнив, как Вероника едва не выпала с террасы на прогулочные палубы, она решила никуда не ходить, улеглась в шезлонге, стоявшем на террасе люкса, и принялась размышлять над невероятными событиями, разворачивавшимися вокруг нее в последние сорок восемь часов.
Риган начала вдруг чувствовать и себя немного виноватой, что Атена в тот злополучный вечер в пятницу не успела на лондонский поезд, и в результате была убита в Оксфорде, так никуда и не уехав. Ведь Атена тогда попросила Риган пойти вместе с ней в бар, располагавшийся недалеко от железнодорожного вокзала, и выпить с ней на дорогу. Сейчас события того вечера гораздо яснее всплывали в памяти Риган. Она, например, вспомнила, что почти согласилась пойти вместе с соседкой в тот бар. Но потом все же отказалась, потому как не хотела терять время. Вообще-то Риган была страшно довольна тогда, что Атена уезжает на пару дней и что ей хоть какое-то время можно будет не слушать ее постоянных жалоб на жизнь в “Сент-Поликарпе” и на английскую погоду.
Корабль легко шел вперед. Дул достаточно сильный ветер. Риган зябко пошевелила плечами и решила надеть свитер. Ливингстон просил ее постараться вспомнить что-нибудь, что могло бы пригодиться для следствия. И, надо признать, у комиссара были все основания рассчитывать на помощь Риган. Люк и Нора не упускали случая поддразнить дочь, говоря ей, что она собирает, копит в своей голове абсолютно все, даже то, что ей никогда не пригодится. По их мнению, девушка, например, помнила даже самые мелкие обстоятельства своей жизни, начиная с того момента, когда ей исполнилось три года.
Риган откинулась на спинку шезлонга, закрыла глаза и как профессиональный детектив стала анализировать тот свой учебный год, что она провела в знаменитом Оксфорде в одной комнате с соседкой, которую звали Атена.
Атена практически никогда не ходила на вечеринки. Она ни разу не выказала интереса ни к одному из мальчиков-студентов. “Я не помню, чтобы она ходила к кому-то на свидание, — констатировала Риган. — Так кто же тогда решил вдруг убить ее?”
Люк и Нора провели приятный вечер. Быстро распаковав свой багаж, они пошли на так называемую “спортивную палубу”, где заказали себе напитки и кое-какие закуски. Потом устроились в шезлонгах на открытой палубе, чтобы почитать в приятной спокойной обстановке.
— Да здесь просто рай, — тихо проговорила Нора, вглядываясь в гипнотическое движение открытого океана. — К тому же мне так нравится просто читать чью-то книгу и не обсуждать с кем-либо очередную из моих детективных историй.
Нора только что была главной участницей конференции писателей детективного жанра в Испании, после чего успела дать длинную серию интервью различным испанским, итальянским и французским газетам, журналам и телевизионным каналам.
Люк согласно кивнул.
— Действительно. А то уже стало надоедать проводить большую часть своего времени в похоронных церемониях во всяких там зеленых комнатах. — Тут он нахмурился. — Да, кстати, если уж речь зашла о зеленых комнатах. Интересно, удовлетворилась ли миссис Шеа предложенным ей вариантом похорон Денниса. Может, мне все-таки лучше перезвонить в контору и выяснить, как там идут дела.
— Люк, но речь ведь не идет о чьей-либо жизни или смерти!
Люк усмехнулся. Ему нравилось повторять одну из самых старых и знаменитых семейных шуток. Риган считала, что эта шутка была не только одной из самых старых, но и одной из самых избитых.
— Ваша позиция мне видна, — Люк с удовольствием выговорил фразу, содержащую, по-видимому, двоякий смысл.
Супруги вернулись к чтению. Люк заказал еще по рюмочке “Пинья колада”. Так они мирно и уютно сидели до половины пятого. К этому времени ветер стал значительно свежее. Вокруг все зашевелились, засуетились: купавшиеся в бассейне и сидевшие в многочисленных шезлонгах по всей палубе пассажиры принялись спешно собирать веши. Только на “спортивной палубе” остались картежники да любители настольного тенниса.
Направляясь обратно к своей каюте, Люк и Нора прошли мимо группки детей, которых вели куда-то по палубе два воспитателя.
— С ума сойти! Мы знаем, что Риган где-то здесь на корабле и тем не менее вынуждены избегать ее, — грустно проговорила Нора.
— Ну что ж, если хочешь, мы можем заказать столик на четверых и посидеть все вместе. Правда, тогда тебе придется согласиться на редактирование полной биографии леди Экснер. Готова ли ты пойти на это? — предложил Люк.
— Не дай Бог! — воскликнула Нора. — Это кое-что мне напомнило. Риган ведь предупредила меня, чтобы мы не садились слишком близко к ней и леди Экснер в ресторанах. Эта дамочка может засечь нас и узнать меня по фотографиям на обложках моих книг.
Согласно плану в ресторане им отвели места в секторе для некурящих, на значительном расстоянии от столика леди Экснер и Риган.
— Риган села в сектор для курящих, — с удивлением констатировала Нора. — Трудно поверить! Этому есть только одно объяснение. Вероятно, леди Экснер успела как-то подкупить нашу дочь, например, подарив ей один из своих бриллиантов.
— Ничего с ней не случится, — сказал Люк, — я знаю Риган и уверен, что после обеда она вытащит эту леди Экснер на прогулку по палубе и как следует проветрит свои легкие.
— Вот уж приятненькая будет прогулочка… при луне, рука об руку с восьмидесятилетней старушенцией, — посочувствовала Нора. — А мне ведь так нравился этот дружок Риган — Уолкер. Если бы только наша девочка захотела присмотреться к нему повнимательнее. Я так хочу внуков…
— Знаю, знаю, — прервал ее Люк. — Пошли лучше. Нам пора.
* * *
Гевин Грей оделся к обеду с особой тщательностью. Для него было огромным облегчением увидеть, как миссис Уоткинс, ковыляя, спустилась, наконец, по трапу с корабля. При этом она не переставая возмущалась по поводу потери своего браслета стоимостью в один миллион долларов. Она назначила вознаграждение в пятьдесят тысяч долларов за обнаружение пропажи. Это сработало, и в результате вся обслуга на корабле превратилась в самых настоящих ищеек. Более того, все они стали напоминать игроков в какой-нибудь лотерее, знавших, что в считанные мгновения на их долю может выпасть огромный выигрыш.
“Зря они теряют время, — размышлял Гевин, — этот выигрыш в один миллион долларов — мой! Но объявлять всем и собирать по этому поводу пресс-конференцию я не намерен”. Ему вообще не нравилось, что победители лотерей вдруг начинали лезть на телевидение в окружении всех своих, по-идиотски улыбающихся близких.
Конечно, Гевину надо было еще как-то добраться до спрятанного браслета, находившегося все еще в “Камелот Сьют”. Но он уже работал над этой проблемой. Он выяснил, что этот номер в предстоящем плавании будут занимать некая леди Вероника Экснер и ее компаньонка. Тот факт, что в нужном ему номере будут жить две женщины, обрадовал Гевина. Катастрофой было бы, если бы в номере оказалась какая-нибудь парочка молодоженов, которая не выходила бы оттуда до тех пор, пока на горизонте не показались бы небоскребы Нью-Йорка. Две женщины — это другое дело… В конце концов, ему даже, может быть, придется танцевать с ними обеими.
В первый вечер круиза можно было одеваться не слишком строго. Гевин выложил на кровать бледно-желтый полотняный пиджак, белые брюки и принялся одеваться. Тщательно завязал галстук, надел пиджак, придирчиво изучил свое изображение в зеркале в полный рост. “Неплохо”, — констатировал он. Косметическая операция, которую он себе сделал два года назад, все еще давала хороший результат. Более того, сейчас он выглядел даже немного лучше, чем сразу после операции. Ведь этот третьеразрядный хирург-косметолог так стянул ему кожу у глаз, что первое время Гевину даже трудно было открывать рот, не теряя при этом возможности хотя бы что-то видеть перед собой.
Пиджак надежно прикрыл уже достаточно крупный живот Гевина. Этим обстоятельством он был доволен. Не нравилось ему другое: лимонный цвет пиджака здорово подчеркивал оранжевый оттенок его только что подкрашенной шевелюры. Все дело в том, что девчонка-парикмахерша из салона на второй палубе так была занята последними слуха ми о пропавшем браслете, что не заметила, как счетчик на сушильном аппарате сломался. Сам же Гевин просто-напросто задремал, а когда очнулся, оказалось, что краску передержали на его волосах целых двадцать минут. “Теперь моя голова здорово напоминает зрелую тыкву, — злился Гевин. — К черту! Все к черту! На следующей неделе я смогу пойти к своей собственной парикмахерше в Нью-Йорке”. Подумав об этом, Гевин вдруг ощутил острый прилив беспокойства. В следующий раз работать на этом корабле ему придется лишь в сентябре. Так что, если в течение следующих нескольких дней он не добудет браслет, ему это, возможно, не удастся уже сделать никогда.
Гевин пошел к выходу из своего номера В этот момент он почувствовал, что качка корабля усилилась. Неужели и это плавание будет столь же тяжелым, как предыдущее? Но уже через секунду Гевин улыбнулся. Если так, то леди Экснер и ее компаньонке потребуется твердая и надежная мужская рука, которую в нужный момент мог предложить именно Гевин, чтобы проводить усталых дам до “Камелот Сьют”.
* * *
В семь часов вечера Риган, одетая в бледно-лиловое шелковое платье из магазина “Мери Бет Дауни”, к которому в последнее время испытывала нежные чувства, она сидела на диване в их с леди Экснер каюте. Диван этот действительно оказался раздвижным, что страшно обрадовало Риган. “Слава Богу, — подумала девушка, — нет необходимости спать с Вероникой в одной постели”. Леди Экснер тем временем сновала взад-вперед по комнате, пробуя и тут же отвергая самые разнообразные предметы своего гардероба. Риган удалось убедить леди Экснер, что в первый вечер круиза никто не будет облачаться в строгие выходные костюмы. Нехотя Вероника согласилась не надевать свое серебряное бальное платье, в котором она явно желала потрясти всех на первом же торжественном мероприятии круиза. Вместо этого ей пришлось надеть простенькое платье из голубого крепдешина — одну из тех вещей, которая на удивление не казалась произведением воспаленного воображения какого-нибудь наркомана.
Вероника обильно и уже не в первый раз облила лаком свою и так уже дыбом застывшую белую шевелюру. Риган вела счет этим операциям и могла точно сказать, что лак уже в двенадцатый раз за последние пятнадцать минут лился на несчастную голову леди Экснер. Риган решила было наконец сказать Веронике, что они могут опоздать на вечернее мероприятие, но та и сама потянулась к сумке. Девушка с готовностью поднялась с дивана, но Вероника вдруг опять остановилась и вскрикнула:
— Чуть было не забыла!
— Что вы чуть не забыли, Вероника? — взволновалась Риган. — Принять лекарство?
— Нет, нет. Мой мундштук. — Вероника отодвинула верхний ящик письменного стола и достала оттуда кожаный футляр. Открыла “молнию”, вытащила оттуда сверкающий отполированный серебряный мундштук, а также открытую пачку сигарет “Бенсон и Хеджес”.
— Вероника, я и не знала, что вы курите.
— Да я и не курю. Я просто прикидываюсь, — весело ответила Вероника, запихивая одну из мятых сигарет в роскошный мундштук.
Все еще не веря своим глазам, Риган спросила:
— Зачем вам это?
— Во время наших таких вот путешествий мы с Пенелопой садимся за столик, где побольше людей. Так вот столы в некурящем секторе обычно полны злых людей. И злы они потому, что бросили курить. Они никогда не умеют веселиться. А вот курильщики всегда ведут себя хоть чуточку, но безрассудно. И это мне очень нравится!
“Да, из этого сюжета не сделаешь рекламный ролик в поддержку американского общества борьбы с онкологическими заболеваниями”, — решила Риган и засунула еще одну антиаллергическую таблетку в свою сумочку.
Выйдя из своих апартаментов, они двинулись по коридору к маленькому лифту, обслуживавшему только обитателей двух люксовых номеров. По пути к ним приблизился ночной стюард — длинный, худой, как палка, человек с круглыми очками на блестящем от жира носу и зачесанными назад волосами. Он казался Риган каким-нибудь студентом-первокурсником. Речь его блистала интонациями, характерными для обитателей достаточно бедных городских кварталов. Стюард услужливо поинтересовался у дам, всем ли они довольны Они ответили, что все в порядке, после чего Вероника спросила, кто живет во втором люксе.
— Я бы очень хотела познакомиться с нашими соседями, — сказала она. — Вы знаете, кто эти люди?
Подошел лифт и стюард открыл перед дамами дверь.
— На этот раз соседний номер пустует, так что вы будете полностью предоставлены сами себе. — Дверь лифта стала закрываться. — Приятного аппетита, — успел крикнуть стюард.
* * *
Без пяти семь вечера Камерон Хардвик был уже готов к выходу в коктейльный зал, прилегавший к ресторану “Король Артур”. Он знал, что в привычку многих пассажиров входило выпивать аперитив перед обедом. Кроме того, в любом случае все, кто шел обедать, должны были неизменно пройти через коктейльный зал. Камерон хотел быть там, то есть именно в том месте, где бы он мог перехватить леди Экснер, проследовать за ней и сесть, если уж не рядом с ней, то хотя бы как можно ближе. “Компаньонке леди Экснер, — размышлял Камерон, — лет двадцать пять или даже чуть больше. Может, попытаться приударить за ней, а? Или это будет уж очень смело с моей стороны”.
Хардвик изучил свое изображение в зеркале и нахмурился, увидев небольшую полоску грязи на вороте рубашки. “Черт! В этом мире разучились даже стирать рубашки, — возмутился мужчина. — Хорошо еще, что горничная отутюжила брюки и пиджак”. Камерон любил нестареющую, казалось, костюмную комбинацию: голубой пиджак-блейзер, светло-голубую рубашку, полосатый галстук и брюки цвета хаки. Ботинки от “Бали” блестели, как новенькие. Новыми они не были, но Хардвик тщательно о них заботился. Впрочем, как и обо всем другом в своем гардеробе.
Итак, он был готов к выходу в свет. Хардвик бросил на себя еще один, теперь уже вполне удовлетворенный взгляд в зеркало и увидел отлично загорелого симпатичного парня. В голове пронеслись традиционные похвалы женщин, которые привычно сопровождали его повсюду, где бы он ни появлялся. Взять хотя бы ту блондинку-крупье в казино Монако, которая умудрилась сунуть ему в руку листок со своим телефоном, когда ее дружок отвернулся, чтобы спустить очередную порцию капитала. “Ты потрясающий парень, Хитклиф”, — прошептала тогда та блондинка. Или взять другую его поклонницу, богатенькую студентку из какого-то Лондонского колледжа, которая все твердила, что в сравнении с ним все ее дружки из класса кажутся страшно глупыми, незрелыми. Или, например, ту пятидесятилетнюю матрону, которую он очаровал в Португалии и которая только и делала, что твердила ему: “Мне так скучно ходить одной по казино. А ведь мой муж был таким же, как ты, высоким, стройным и красивым…”
Хардвик, где бы он ни бывал, буквально купался либо в громких, либо в тайных, произносимых страстным шепотом женских похвалах. Он слышал их в основном тогда, когда сопровождал своих дам к игровым столам казино, где помогал им спускать их денежки. Дамы эти тратили денежки не только на азартные игры, но, конечно, и на самого Хардвика. Правда, свою долю их щедрости он получал несколько позднее в уединении гостиничных номеров.
В последние годы, однако, Хардвик начал пони мать, что везение его потихоньку стало слабеть Давно уже на его долю не выпадало действительно большого выигрыша. Женщины, с которыми он встречался, не прочь бывали заплатить за обед или за номер в гостинице. Но на нечто большее с их стороны рассчитывать было уже трудно. По нынешним временам женщины больше не были столь свободны в тратах. А Хардвику требовались действительно крупные деньги, те, что могли бы придать ему чувство победителя, столь важное в игре в карты, которой он посвящал слишком много времени. Именно поэтому, когда ему подвернулся такой случай, Хардвик не стал его упускать. “Карты выпали, что надо, — думал Хардвик. — Это — судьба”. Тем более, что все так похоже на тот первый случай, когда ему здорово повезло.
Добыча, которая досталась ему тогда в результате его первой “операции”, теперь хранилась в сейфе нью-йоркской квартиры Хардвика. Он лишь однажды надел на людях эту добычу, эту удивительную вещицу: великолепной работы карманные часы со столь же великолепным футляром, инкрустированным драгоценными камнями. Сделаны часы были специально для венецианского Дожа в XVI веке и цены практически не имели. Сначала Хардвик даже хотел их продать, но потом решил, что это. будет слишком опасно. Потому что, наверняка, часы эти, уже числились к тому времени первыми во всех списках украденных вещей. Появись он где-либо с таким украшением, был бы немедленно выслежен и схвачен. Поэтому Хардвик решил оставить часы себе, чтобы иногда надевать их, когда был один дома, и ходить в них по комнатам, облаченный в кружевную ночную рубашку, похожую на богато украшенное платье какого-нибудь Дожа. В такие моменты Хардвик даже представлял себя властителем Венеции, тем самым, который построил собор Святого Марка в качестве своей личной часовни.
Отвернувшись, наконец, от зеркала, Хардвик подошел к платяному шкафу, достал “Ролекс” и защелкнул часы на запястье — они выглядели в его глазах жалким подобием его тайного сокровища. Потом он протянул было руку к футляру с игральными картами, но вовремя передумал. “Нет, сегодня играть не буду, — решил Хардвик. — Я не буду с этим подкатываться к кому-либо на корабле”. Дело было в том, что на обороте этих прекрасных, выполненных на бумаге отличного качества картах каллиграфически изысканным почерком был выведен его домашний адрес: 66, Гремерси Парк Саут, Нью-Йорк, знать который никому не было никакой нужды. Тем более не было нужды кому-либо знать то, что Хардвик обитал в дешевом многоквартирном доме без лифта. Впрочем, и эта квартира была не Хардвика. Он был достаточно хитер, чтобы и тут устроиться без лишних трат. Собственное жилье Хардвик снимать или покупать не стал, а поселился со своим отцом. Когда же тот однажды напился в последний раз в своей жизни, после чего очнуться уже не смог, даже такие прожженные негодяи, как владельцы дома, не смогли выселить Хардвика из этой квартиры.
Представлялся Хардвик всегда как “советник по частным инвестициям”. Это всегда впечатляло и, с другой стороны, прекрасно объясняло тот факт, что он не имеет необходимости ходить куда-то на службу.
Камерон был доволен жизнью. Он был уверен, что вскоре сорвет большой куш. Для этого надо лишь сделать так, чтобы к концу этого круиза два тела плавали где-то в глубинах Атлантики. Направляясь в коктейльный зал, Хардвик уже чувствовал, как двести тысяч долларов наличными лежат в его руках.
* * *
Гевин Грей вошел в коктейльный зал и осмотрелся. Собравшиеся здесь не показались ему особо интересными людьми. Так, во всяком случае, он поначалу решил. Представлены тут были в основном одни и те же известные ему категории, в частности, категории супружеских пар. Некоторые из них явно принадлежали классу ежегодных путешественников, выбиравших для излюбленного отдыха какое-либо одно время года. Другие, безусловно, впервые попали в круиз, а поэтому даже в первый свой вечер на корабле вырядились в лучшие костюмы и просто-таки светились от переполняющего их радостного чувства принадлежности к тем полутора процентам населения Земли, что могут себе позволить отправиться в путешествие на корабле через Атлантический океан. “Они явно ни на чем другом никогда не плавали, за исключением, скажем, какого-нибудь паромчика до Стейтен Аи-ленд”, — подумал про них Гевин. Поэтому и относился он к ним с презрением. Ему было бы проще просто избегать всякого контакта с этими людьми. Дело в том, что они большую часть времени на корабле, насколько он знал, неизменно проводили за написанием несметного числа открыток, все из которых обязательно начинались с фразы: “Как жаль, что тебя здесь со мной нет!”
Гевину не понравилось то, что несколько столов в зале были сдвинуты в некие конструкции. За одной из них уже устроилась группа человек из шестнадцати, чьи голоса звучали все более громко и хрипло. Гевину в принципе не нравилось, когда фирмы награждали лучших специалистов по продажам групповыми поездками в какой-нибудь круиз и селили их при этом в первоклассных каютах. По мнению Гевина, было что-то вульгарное в том, когда в роскоши океанского круиза ты вдруг нос к носу сталкивался с людьми, которые только тем и отличились, что умудрились продать глупым незатейливым потребителям определенное количество снегоходов или автоматических гаражных дверей. В конце концов, когда в двадцатые годы круизное дело только начиналось, подразумевалось, что оно будет открыто лишь для представителей высшего света, которые приводили бы с собой на корабли толпы слуг и получали здесь сервис, достойный королевских особ. Во время прошлого своего морского путешествия Гевин поделился своими мыслями с одной из знакомых, длинноногой блондинкой, лет двадцати. Она с ним, правда, тут же не согласилась:
— Ну, знаете ли, эти люди хотя бы платят. Один из офицеров команды сказал мне, что некоторые в этих круизах вообще плывут бесплатно, потому как соглашаются танцевать и играть в “бинго” со всеми этими старушенциями с выкрашенными в голубой цвет волосами.
Слишком поздно Гевин узнал, что его знакомая блондинка была дочкой одного жирного типа, председателя ассоциации специалистов по продажам. Именно его ассоциация занималась проведением соревнований сотрудников в борьбе за возможность хоть раз в жизни сплавать в первоклассном трансатлантическом круизе.
Гевин заказал себе джин с тоником и устроился у стойки бара. Рядом примостились три группки женщин. Все потягивали из бокалов водку и оживленно болтали. Среди них Гевин узнал некую Сильви Арден, разведенную дамочку, совершающую уже, вероятно, сотый круиз в поисках богатенького мужа. Два круиза тому назад она призналась Гевину, что ее денежные средства почти исчерпаны. И поэтому ей во что бы то ни стало надо в ближайшее же время заполучить подходящего муженька.
— Ты слишком хочешь этого, дорогая, — как-то сказал ей Гевин, — у тебя все твои намерения на лице написаны. Надо быть поспокойнее, перестать паниковать, расслабиться.
А вообще Сильви Гевину нравилась. Она была веселой. К тому же они друг друга хорошо понимали. И даже частенько обменивались мнениями о тех старушенциях, которых он опекал, и о тех старикашках, которых пыталась захомутать Сильви.
Гевин вздохнул. “Пора опять браться за работу, — решил он, заметив столик, где восседали две женщины лет шестидесяти. Их алчные взгляды были устремлены в собиравшуюся в зале толпу пассажиров. — Ретта Батлера вы, дамочки, здесь все равно не найдете”, — усмехнулся про себя Гевин и направился было к их столику. Вдруг он замер, увидев двух женщин, только что появившихся в дверях коктейльного зала. Конечно, это была она, Нора Риган Рейли. Ошибиться он не мог. Эта маленькая стройная фигура, хорошенькое личико, светлые, вьющиеся волосы. Она несколько раз выступала у Гевина в радиопрограмме, когда он был ведущим. Более того, оказалась чуть ли не последним гостем его передачи год назад, как раз накануне ее закрытия. Так значит, рядом с ней ее муженек, глава похоронной конторы. Вот уж, наверное, отвратная работенка! Гевин бросился приветствовать своих знакомых, сразу же войдя в свой бывший образ ведущего ток-шоу.
— Нора Риган Рейли! — сияя, завопил он.
— Тише, тише, — попытались остановить его Нора и Люк. Оба они при этом принялись судорожно оглядываться, надеясь, что никто все же не обратил внимания на вопль Гевина. Заметив Риган и леди Экснер, как раз выходивших позади них из лифта, Нора и Люк ускорили шаг и вскоре оказались на безопасном расстоянии от дочери и ее спутницы.
— Бой мой! Надо же было именно здесь повстречать этого Гэбби Гевина! — расстроилась Нора. — Чувствую, не будет у меня на этом круизе ни минуты покоя. О Боже, теперь еще и эти сюда идут!
Риган и леди Экснер неожиданно оказались всего в двух метрах от них. Риган поймала взгляд Норы и принялась отчаянно махать рукой, пытаясь что-то объяснить. К счастью, именно в этот момент леди Экснер остановилась зажечь сигарету и все свое внимание обратила на зажигалку, чей механизм явно не желал слушаться неловких пальцев пожилой женщины. Вероника раз за разом отчаянно крутила большим пальцем колесико, но огонь упрямо не появлялся.
Люк ухватил Гевина за руку и буквально оттащил его к одному из одиноко стоявших столиков.
— Мы должны тебе кое-что объяснить, — зашептал Люк в самое ухо Гевина.
Пришлось выложить все без утайки: их дочь находилась на этом же корабле в качестве компаньонки одной пожилой дамы, леди Вероники Экснер, чьей целью в жизни было заставить Нору литературно обработать ее глупые мемуары. Именно поэтому Нора и Люк не хотели, чтобы кто-то на этом корабле опознал миссис Люк Рейли как Нору Риган Рейли, писательницу детективных романов.
— Я уверена, что эта леди — замечательная женщина, — сказала Нора, — но мы в самом деле поплыли в этот круиз для того, чтобы немного отдохнуть и побыть вдвоем.
Гевину показалось, что он вдруг умер и попал прямиком в рай. Дочь Норы Риган Рейли оказалась никем иным, как той самой молоденькой компаньонкой леди Экснер! И именно они занимают теперь “Камелот Сьют”. Теперь для него не составит ни малейшего труда подружиться с ними.
— О, я прекрасно понимаю стоящую перед вами дилемму. Просто вы, мои знаменитые друзья, хотите покоя и уединения.
“Мои знаменитые друзья? Вот это здорово, — подумала Нора. — Ловко. Собственно только такие знаменитые люди его и интересуют, этого Гевина. Можно подумать, что он был ведущим популярнейшего “Тунайт-шоу”, а не какой-то там дешевенькой радиопередачи, у которой и слушателей-то бывало три с половиной человека”. Норе однажды пришлось поучаствовать в передаче Гевина, и она прекрасно помнила, что половину эфирного времени он потратил на то, что упрашивал аудиторию хоть разок позвонить в студию и задать хоть один вопрос. Люк и Риган, конечно, готовы были позвонить, но за полчаса передачи они так и не смогли узнать нужный телефон. “Что же касается покоя и уединения, то о них можно теперь забыть, — продолжала размышлять Нора. — Гевин не сможет сохранить тайну, все равно проболтается. Ему ведь страшно нравилось первым сообщать горячую новость”.
Гевин склонился над столом, как бы спрятав лицо от посторонних глаз и чересчур заговорщически подмигнул Норе и Люку.
— Это будет наш маленький секрет, — заверил он их. — Кстати, мне так кажется, что меня усадили как раз за их столик. Так что можете сказать дочери, что я буду рад сопровождать леди Экснер на все подряд развлекательные мероприятия. Да, знаете? Тут плывет с нами одна женщина — медиум, которая очень нравится пожилым людям. Они буквально валом валят на ее сеансы. Никак не пойму почему. — Гевин выпил содержимое своего бокала и разразился своим отрепетированным смехом ведущего радиопередачи. — Эта медиум специализируется на предсказании будущего. Учитывая же, что большинство ее клиентов выглядят так, как если бы им не суждено было дотянуть до окончания нашего плавания, то и просьбы, обращенные к ней, чаще всего касаются наиболее удобоваримых блюд в меню ресторана на следующий вечер и тому подобное. — Гевин поднялся. — По-моему, этой предсказательнице стоило бы сконцентрироваться на другой теме. Например: когда и кому из этих старушенций потребуются услуги таких контор, как ваша, Люк? А? Разве я не прав?
“Конечно, не прав, — про себя ответил Люк. — Если кто и смахивает тут на покойника, так это ты!”
* * *
“И зачем я только ввязалась в эту историю”, — сокрушалась Риган. Неприятности следовали одна за другой. Вот и сейчас она никак не хотела присутствовать при том, как метрдотель обнаружит, что Вероника своей сигаретой прожгла спину его пиджака. Метрдотель, конечно, вспомнит, что произошло это именно тогда, когда он наклонился к плану, чтобы посмотреть, за каким столиком разместить двух дам.
Ничего не подозревающий метрдотель еще тогда улыбнулся и сказал:
— Следуйте за мной, прекрасные леди.