Ричард Бах
Гипноз для Марии
Ричард Бах
Гипноз для Марии
Глава первая
Джейми Форбс водил самолеты. Ничем другим существенным он не занимался с тех пор, как бросил учебу в колледже и получил лицензию пилота. Он любил все, что имело крылья.
Летал на истребителях ВВС, но докучала политика, дополнительные обязанности и чудовищная нехватка летного времени. Как только представилась возможность, ушел со службы.
На пассажирские авиалинии его не взяли. Раз попробовал устроиться, но вопросы на экзамене для пилотов его подкосили.
1. Если бы вам пришлось выбирать, кем бы вы хотели быть: деревом или камнем?
2. Какой цвет лучше, красный или синий?
На это он отвечать не стал, поскольку вопросы не имели отношения к полетам.
3. Важны ли детали?
– Конечно, не важны, – сказал он. – Важно всякий раз приземляться целым и невредимым. Какая разница, начищены у вас ботинки или нет?
Он понял, что ответ неправильный, когда экзаменатор посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– А для нас важны.
Но авиация не сводится к истребителям и реактивным самолетам.
Есть чартеры, и бизнес‑рейсы, и полеты на съемках фильмов.
Есть опыление полей, и авиашоу, и патрулирование трубопроводов.
Есть аэрофотосъемка, воздушная акробатика, перегон самолетов, буксировка планеров и рекламных баннеров.
Есть выброска парашютистов, съемки сюжетов для теленовостей, авиагонки, воздушное наблюдение за дорожным движением, полицейские миссии, летные испытания, фрахт и авиатрюки на раритетных бипланах перед публикой в сельской глуши.
Ну и, конечно, преподавание. Всегда найдутся парни, которым, как и ему самому, суждено связать свою судьбу с полетом… а летчики‑инструкторы нужны всегда.
|
|
В своей жизни он все это перепробовал. В последние годы стал летчиком‑инструктором – и неплохим, если верить поговорке о том, что, хорош инструктор или плох, можно судить по цвету его волос.
Не то чтобы он считал себя таким уж асом или ему больше нечему было учиться самому. Просто за время, прошедшее с первого самостоятельного полета, у него накопилось почти двенадцать тысяч летных часов. Не то чтобы чересчур много, но и не мало. Достаточно, чтобы Джейми Форбс научился профессиональной скромности.
Но в душе он так и остался ребенком, которому не терпится полетать на всем, до чего он только мог дотянуться.
И все бы так и шло и никому бы не было до этого дела, если бы не события сентября прошлого года.
То, что случилось тогда, кого‑то, возможно, оставит равнодушным, а для кого‑то станет поворотным пунктом в их жизни.
Глава вторая
Тогда он подумал, что это совпадение.
Джейми Форбс, летчик‑инструктор, летел на своем Бич Т‑34 из штата Вашингтон во Флориду, из зимы в лето, держа курс на юго‑восток на протяжении шестнадцати летных часов, по четыре часа на каждый перелет.
Бич, если кто не знает, – это первый самолет, который ВВС много лет назад доверили летно‑тренировочным центрам для тренировок: одномоторный низкоплан с тянущим винтом, двухместная тандемная кабина[1]и двести двадцать пять лошадиных сил. Кабина точь‑в‑точь как на истребителе, чтобы облегчить для новобранцев переход от обучения к управлению боевой машиной.
|
|
Разве мог он тогда представить, занимаясь строевой и теоретической подготовкой, зубря инструкции, азбуку Морзе и законы аэродинамики, что много лет спустя сам станет владельцем такого самолета и будет кайфовать от него, как это бывает с гражданскими, когда им удается заполучить настоящую военную машину.
Его Т‑34, к примеру, имел уже трехсотсильный мотор «Континентал», трехлопастный винт, приборную панель с навигационным оборудованием, которое еще было не изобретено, когда самолет был новеньким, небесно‑голубую военную камуфляжную окраску, восстановленную маркировку ВВС на фюзеляже.
Хорошо спроектированный самолет, просто игрушка в воздухе.
Он вылетел один поутру из Сиэтла в Твин‑Фолс, штат Айдахо.
Оттуда в полдень взлет и через Огден и Рок‑Спрингс к Норд‑Платт, штат Небраска.
Это случилось через час после Норд‑Платт, двадцатью минутами севернее Шайенна.
– Господи, неужели он умер?!
Женский голос по радио.
– Кто‑нибудь меня слышит? Мне кажется, мой муж умер!
Она говорила на частоте 122,8 мегагерц, связь Юником, типичная для небольших аэродромов, голос громкий, без помех, – должно быть, она где‑то поблизости.
Никто не ответил.
– Вы можете это сделать, мистер Форбс.
Спокойный, невозмутимый, с легким южным акцентом, незабываемый голос.
– Мистер Дестер? – Джейми как громом пораженный. Его летный инструктор из прошлого сорокалетней давности – голос, который он никогда не забудет.
Он бросил взгляд в зеркало. Естественно, сзади было пусто.
Тишина, только рокот движка впереди, громкий и ровный.
|
|
– Бог мой, кто‑нибудь, помогите, он мертв!
Он нажал кнопку связи.
– Может, и так, мэм, – сказал ей Джейми Форбс, – а может, нет. Вы можете управлять самолетом без него.
– Я не могу. Я не умею! Хуан привалился к дверце и не шевелится!
– Нам лучше доставить его на землю, – сказал он, употребив местоимение «мы», предугадывая ее следующие слова.
– Я не умею управлять самолетом!
– Хорошо, – сказал он, – тогда вы и я доставим его на землю вместе.
Такое случается раз в сто лет, пассажиру приходится управлять самолетом, когда пилот на это не способен. Им еще очень повезло, что день сегодня выдался чудесный для полетов.
– Мэм, вы знаете, как работают рычаги управления? – спросил он. – Как двигать штурвалом и держать крылья по горизонту?
– Да.
Уже легче.
– Тогда пока давайте просто держать их, чтобы не было крена.
Он спросил, когда и где они взлетели и куда направлялись, повернул прямо на восток и вскоре, буквально через минуту, увидел Сессну‑182 [2]ниже на десять часов, немного спереди по левому крылу Т‑34.
– Давайте теперь возьмем слегка вправо, – сказал он. – Мы вас видим.
Если самолет не повернет, он совсем потеряет ее из виду, но он рискнул и выиграл. Крылья Сессны накренились.
Он нырнул вниз, вписавшись в этот крен, и полетел рядом, держась на расстоянии пятидесяти футов.
– Если вы сейчас посмотрите направо… – сказал он.
Она посмотрела, он помахал ей рукой.
– Теперь все будет хорошо, – сказал он. – Доставим вас до аэропорта и посадим на землю.
– Я не знаю, как летать! – и крылья еще сильнее накренились в его сторону.
Он повторил ее движение, и самолеты сделали поворот одновременно.
– Ничего страшного, мэм, – сказал он. – Я инструктор по полетам.
– Слава Богу, – сказала она, и ее самолет снова дал глубокий крен.
– Вы должны повернуть штурвал влево, – сказал он. – Не слишком сильно, но твердо и плавно поверните его влево. Это вернет вас к горизонтальному полету.
Она посмотрела вперед, повернула штурвал, и крылья Сессны выровнялись.
– Отличная работа, – сказал он. – Вы уверены, что не водили самолет раньше?
Ее голос звучал спокойнее.
– Наблюдала, как это делал Хуан.
– Хорошо, вы многое помните.
Оказалось, она знает, где находится сектор газа и педали руля направления. С его помощью она поворачивала самолет влево до тех пор, пока они не взяли курс обратно на аэропорт Шайенна.
– Как вас зовут, мэм?
– Мне страшно, – сказала она. – Я не справлюсь!
– Не морочьте мне голову. Вы управляете самолетом уже пять минут и делаете это отлично. Расслабьтесь, не волнуйтесь и представьте, что вы командир авиалайнера.
– Представить… что?
Она слышала, что я сказал, но не верила своим ушам.
– Не думайте ни о чем, кроме того, что вы командир авиалайнера, единственная женщина‑командир на этой авиалинии, и летаете уже много‑много лет. Вы чувствуете себя за штурвалом совершенно уверенно, вы довольны и счастливы. Посадить маленькую Сессну в такой погожий денек, как сегодня?
Раз плюнуть, как кусок торта съесть!
Этот парень чокнутый, подумала она, но ведь он инструктор.
– Раз плюнуть, – повторила она.
– Совершенно верно. А какой ваш любимый торт?
Она посмотрела на него через правое окно Сессны, на лице непонимающая улыбка, страх сменился недоумением – я на краю гибели, а он спрашивает меня про торт. Судьба послала мне чокнутого спасателя?
– Морковный, – сказала она.
Он улыбнулся в ответ. Хорошо. Она знает, что я чокнутый, придется ей оставаться в здравом уме, а это значит, не терять самообладания.
– Как съесть кусок морковного торта.
– Меня зовут Мария.
Будто рассчитывала, что это вправит мне мозги.
Показался шайеннский аэропорт, полоска на горизонте. Расстояние пятнадцать миль, семь минут лету. Он выбрал Шайенн, так как там длинные взлетно‑посадочные полосы и наличие медицинской службы, хотя были маленькие аэродромы и поближе.
– Слушайте, Мария, почему бы вам теперь не попытаться надавить ручку газа? Вы услышите движок, звук станет громче, вам это должно быть знакомо, и самолет начнет набирать высоту, постепенно. Нажмите до упора, и мы потренируемся набирать высоту.
Он хотел научить ее набирать высоту – естественно, на тот случай, если она будет лететь слишком низко при заходе на посадку. Он хотел, чтобы она знала: в небе она в безопасности и что, дав газ, она сможет набрать высоту, когда захочет.
– Отлично, командир, – сказал он. – Вы прирожденный пилот.
Затем пошло другое упражнение: ручка газа на себя, нос опускается ниже горизонта. Они снижались вместе с эшелона на эшелон.
Женщина, летевшая рядом, глянула на него из своего самолета.
Машины едва не касались друг друга в воздухе, но, что бы он ни делал, вести за нее самолет он не мог. В его распоряжении были лишь слова.
– Почти дома, – сказал он. – Мария, вы просто потрясающе управляете самолетом. Сейчас немного разверните Сессну на меня, секунд на десять, затем верните в горизонталь.
Она нажала на кнопку связи, но ничего не сказала. Самолет накренился вправо.
– Все отлично. Я вызову диспетчерскую по другой волне, но не волнуйтесь – вас тоже буду слышать. Как захочется что‑нибудь сказать, так сразу говорите. О'кей?
Она кивнула.
Форбс щелкнул тумблером, переключился на частоту диспетчерского пункта Шайенна.
– Привет, Шайенн, это Сессна 5407 Янки.
Ее номер значился на фюзеляже. Сообщать им свой не было необходимости.
– Роджер ноль семь Янки. Левый круг, полоса номер девять.
– Ноль семь Янки, полет парой, заходим на посадку в восьми милях севернее.
– Роджер ноль семь Янки. Заходите слева по ветру на девятую полосу.
– Принято, – сказал он. Что означало: принято к исполнению.
– Да, ноль семь Янки – это Сессна‑182, пилот без сознания. Самолетом управляет пассажир. Я лечу рядом и помогаю ей.
Молчание.
– Повторите, ноль семь Янки. Что, вы сказали, с пилотом?
– Пилот без сознания. Управляет самолетом пассажирка.
– Роджер, можете заходить на любую полосу. Вы объявляете чрезвычайную ситуацию?
– Нет. Мы зайдем на девятую. Она справляется, но не помешает подогнать «скорую» для пилота и пожарную машину. Только пусть во время приземления они держатся за самолетом, о'кей? Чтобы едущие рядом машины не отвлекали ее во время посадки.
– Выполняю. Роджер, мы подгоним машины, и они поедут позади самолета. Внимание! Всем экипажам зоны Шайенна: освободите трафик! Аварийная ситуация!
– Башня, она на общей связи, два‑два‑восемь. Я говорю с ней на этой частоте, но слышу и вас.
– Роджер ноль семь Янки. Удачи.
– Все будет в порядке. Она справляется.
Он снова переключился на частоту Юником.
– Мария, посадочная полоса слева от вас, – сказал он. – Мы заложим большой плавный поворот, чтобы стать с ней в линию. Не торопясь, спокойно, мягко. Для вас это просто.
Они сделали широкий заход на посадку, медленно выполняя плавные повороты, инструктор оставался с ней постоянно на связи.
– Почти на месте. Ручку газа на себя, дайте носу опуститься, как мы уже делали. Так, так, мягкий уход вниз. Самолеты это любят.
Она кивнула. Раз этот парень болтает о том, что самолеты что‑то там, оказывается, любят, может, все, что мы делаем, вовсе не так уж опасно.
– Если нам не понравится этот заход, – сказал он, – спокойно наберем высоту и пойдем на следующий. Мы можем набирать высоту и заходить на посадку хоть весь день, если захотим. Хотя и этот заход совсем не плох. Вы умница.
Он не стал спрашивать, сколько у нее осталось топлива.
Оба самолета плавно развернулись влево для окончательного захода, впереди ровной линией вытянулась широкая взлетно‑посадочная полоса, две мили бетона.
– А теперь мы с вами очень мягко коснемся земли, вот эта белая линия в центре взлетно‑посадочной полосы должна быть ровно между колесами. Неплохо, командир. Немного газу, ручку чуть вперед, на полдюйма…
Сейчас она точно выполняла команды и была спокойна.
– Потяните рычаг немного на себя. Кстати, вы потрясающий пилот. Очень плавно работаете с рычагами…
У самой земли он сместился от ее крыла на несколько футов в сторону.
– Продолжайте в том же духе, держитесь строго этой центральной линии… вот так, очень хорошо. Расслабьтесь, расслабьтесь… пошевелите пальцами ног. Вы ведете самолет как настоящий ас. Ручку на себя… Штурвал назад немного… Он пойдет туго, но так должно быть… прекрасно… замечательно, нас ожидает фантастически мягкая посадка.
Четыре фута от шасси до полосы… три фута.
– Держите нос как есть, теперь ручку назад, назад, назад… на себя до упора, до самого упора…
Колеса коснулись полосы, голубой дымок от резиновых шин.
– Идеальное касание, – сказал он, – идеальная посадка. Можете отпустить теперь штурвал, на земле он вам не понадобится. Управляйте самолетом ножными педалями, пока он просто не остановится на полосе. Сейчас прибудет «скорая».
Он нажал на свой рычаг тяги, и Т‑34 пронесся мимо, набирая высоту.
– Отличная посадка, – сказал он. – Вы чертовски хороший пилот.
Она ничего не ответила.
Боковым зрением он видел, как внизу по взлетно‑посадочной полосе за ее самолетом на полном ходу мчится машина «скорой помощи». Она сбавляла скорость по мере того, как замедлял движение самолет, потом остановилась, и дверцы распахнулись. Ненужная пожарная машина, квадратная и красная, катилась позади.
Поскольку у диспетчеров на башне сейчас явно прибавилось работы, Джейми больше не стал ничего говорить в эфир, и через минуту его Т‑34 исчез из виду в направлении Норд‑Платт.
Глава третья
На следующее утро на доске объявлений аэропорта Ли Берд в Норд‑Платт он увидел газетную заметку: «Пилот теряет сознание, самолет сажает жена».
Джейми Форбс поморщился. «Жена» означает то же самое, что «не‑пилот». Он подумал, еще не скоро придет время, когда люди поймут: есть много женщин с лицензиями пилотов и с каждым днем их становится все больше.
Впрочем, не считая заголовка, репортер довольно точно передал, как все произошло. Когда ее муж потерял сознание в воздухе, Мария Очоа, шестидесяти трех лет, подумала, что он умер, испугалась, позвала на помощь и т. д.
Потом прочитал следующее: «Я бы никогда сама не сумела приземлиться, если бы мужчина в другом самолете не сказал, что я смогу. Клянусь Богом, он меня загипнотизировал, прямо в воздухе. „Представьте, что вы пилот авиалайнера“. Я и представила, потому что не умею управлять самолетом. А когда пришла в себя, была уже на земле, в полной безопасности!»
В статье говорилось, что у ее мужа случился инсульт и что он поправится.
Ролевая игра в командира экипажа лайнера сработала и на сей раз, как всегда с его учениками.
Его озадачило другое.
Он ее загипнотизировал?
Он шел завтракать в аэропортовское кафе и размышлял о гипнозе, вспоминая события тридцатилетней давности, будто это было вчера.
Глава четвертая
Он сел у прохода в первом ряду, надеясь, что, когда Великий Блэксмит вызовет добровольцев из зала, ему повезет.
Было здорово, когда ближе к концу представления его все же пригласили на сцену, хотя он сомневался, что поддается гипнозу и что его выберут. К нему присоединились двое других, мужчина и женщина.
Блэксмит, гипнотизер, облаченный в официальный смокинг с белым галстуком, но с доброжелательным голосом и мягкими манерами, попросил троих добровольцев встать лицом к залу, что они и сделали. Джейми Форбс был крайним и стоял ближе к середине сцены.
Гипнотизер встал за спинами добровольцев, легонько толкнул женщину в плечо, чтобы та потеряла равновесие. Она непроизвольно отшагнула назад, чтобы его восстановить.
Он продел то же самое со следующим, и мужчина тоже шагнул назад.
Форбс пообещал себе, что не сделает этого. Когда его коснулась рука гипнотизера, он напрягся и качнулся назад, полагая: тот не даст добровольцу упасть на сцене, чтобы не испортить шоу.
Блэксмит тотчас подхватил его и, поблагодарив других вызвавшихся, отпустил их под аплодисменты публики.
Все зашло слишком далеко.
– Простите, – прошептал он, когда аплодисменты стихли, – но я не поддаюсь гипнозу.
– Правда? – мягко произнес шоумен. – Что же вы тогда делаете на этой планете?
Гипнотизер выдержал паузу, молча улыбаясь Джейми Форбсу. Зрители начали тихо посмеиваться – что же будет с этим несчастным?
Тут уже Джейми пожалел Великого Блэксмита, решив не уходить со сцены, а подыграть ему. Ведь он предупредил гипнотизера, но зачем же ставить его в неловкое положение перед тысячью зрителей, которые купили билеты?
– Как вас зовут, сэр? – спросил гипнотизер громким голосом.
– Джейми.
– Джейми, мы встречались раньше? – спросил он. – Мы были знакомы до сегодняшнего вечера?
– Нет, сэр.
– Правильно.
– А теперь, Джейми, – сказал он, – давай отправимся вместе на воображаемую прогулку. Видишь семь ступеней впереди, мы вместе спустимся по этим ступеням. Мы будем вместе спускаться; все ниже, ниже… глубже, глубже…
До этого Джейми Форбс никаких ступеней не видел. Похоже, они были сделаны из пластика или бальзового дерева и выкрашены под камень, и он спускался по ним вместе с гипнотизером, ступенька за ступенькой. Он подумал: что же увидят зрители, пришедшие на шоу, когда доброволец окажется практически под сценой, но пришел к заключению, что это проблема не его, а Блэксмита. Должно быть, здесь есть какие‑нибудь устройства с зеркалами.
Ступени заканчивались у массивной деревянной двери. Блэксмит пригласил его пройти внутрь, а когда он это сделал, закрыл ее за ним снаружи. Его голос был отчетливо слышен сквозь стены. Гипнотизер описывал зрителям, что Джейми видит перед собой пустую каменную комнату, без дверей, без окон, хотя полную света.
Комната была не квадратной, а круглой, и когда он обернулся, чтобы посмотреть, откуда он вошел, дверь исчезла. Наверное, выкрашена под камень и теперь слилась со стенами.
Выглядит как камень, напомнил он себе. Крашеная ткань, на которой изображены гранитные блоки разного размера, как в средневековой башне.
– Осмотрись вокруг, Джейми, – донесся снаружи голос Блэксмита, – и расскажи нам, что ты видишь.
Он решил не говорить о своей догадке насчет ткани.
– Похоже на каменную комнату, – сказал он, – внутри башни замка. Без окон. Без дверей.
– Ты уверен, что это камень? – прозвучал голос гипнотизера.
Не дави на меня, подумал он. Не рассчитывай, что стану лгать ради тебя.
– Выглядит как камень. Не уверен.
– А ты проверь.
«Что ж, как знаете, мистер Блэксмит. Это ваша репутация, не моя», – подумал он.
И Форбс коснулся стены. Твердая, шершавая, недвижная. Слегка надавил. Не поддалась.
– Похоже, камень.
– Я хочу, чтобы ты убедился, Джейми. Положи руки на стену и толкай изо всех сил. Чем сильнее ты нажимаешь, тем тверже она становится.
Надо же сказать такую глупость. Если я нажму изо всех сил, мало не покажется, подумал он, тогда будешь собирать свои крашеные деревяшки по всей сцене. Он нажал сначала легонько, потом посильнее, потом еще сильнее. Стена и вправду была прочной. Больше похоже на волшебство, а не на игру воображения. И как это Блэксмит умудрился построить каменную комнату под сценой, да еще и возит ее из одного театра в другой?
Он стал искать замаскированную дверь, но повсюду был один камень. Он прижимался к стене, бил по ней ногой то тут, то там, обошел всю комнату по периметру – не более десяти футов в диаметре, – пытаясь продавить гранитную стену, пинал ее ногами с такой силой, что если бы она была сделана из пластика или бальзового дерева, то в ней давно бы образовались вмятины.
Ему стало страшно, но не очень, так как он знал, что Блэксмиту придется его освободить рано или поздно.
– Джейми, выход есть, – сказал шоумен. – Скажешь нам какой?
Можно было бы вскарабкаться вверх, подумал он, если бы расстояние между камнями было пошире. Посмотрел вверх и увидел, что потолок сделан из того же материала, мрачных тяжелых каменных блоков. В одном месте на стене был обожженный почерневший участок, будто там располагался факел для освещения. Теперь ни факела, ни подставки, в которую он был когда‑то воткнут, не было.
– Мне по ней не взобраться, – сказал он.
– Ты говоришь, что не можешь вскарабкаться на стену, – сказал Блэксмит громко и театрально. – А ты пробовал, Джейми?
Он воспринял сказанное как намек, что в стене могут быть незаметные глазу опоры.
Как бы не так.
Он встал на край первого ряда камней, и нога тотчас соскользнула.
– На нее не взберешься, – сказал он.
– А под стеной можно пробраться, Джейми?
Довольно глупая затея, пол‑то сделан из того же материала, что стены и потолок. Он встал на колени и начал скрести пол, но поверхность была тверда, как и все остальное в комнате.
– А как насчет двери? Попробуй дверь.
– Дверь исчезла, – ответил он, чувствуя себя по‑дурацки.
Как это дверь могла исчезнуть? Он знал, что это часть игры, но факт оставался фактом – двери больше не было.
Подойдя к тому месту, откуда вошел, Форбс изо всех сил толкнул плечом то, что выглядело как камень, но могло оказаться крашеной фанерой. Ничего не вышло, только плечо ушиб. Как вообще могло оказаться, что все здесь сделано из камня?
– Джейми, выход есть, – повторил Блэксмит. – Скажешь нам какой?
Джейми Форбс выбился из сил и впал в отчаянье. Если это была шутка, то она затянулась. Ни дверей, ни окон, ни ключей, ни веревок, проволоки или подъемных блоков, ни инструментов, никакого другого способа справиться с этими стенами. Если и был выход, нужно было назвать какой‑то секретный пароль, которого он не знал.
– Сдаешься, Джейми?
Не ответив, он попятился до противоположной стороны комнаты, разбежался и изо всех сил пнул стену ногой. Естественно, упал на пол, а стена осталась невредимой.
– Ладно, – сказал он поднимаясь. – Сдаюсь.
– Вот ответ, – послышался полный драматизма голос Блэксмита. – Джейми, иди сквозь стену!
«Этот парень рехнулся, – подумал он, – провалился в середине своего шоу».
– Я не могу, – сказал он угрюмо. – Я не умею проходить сквозь стены.
– Джейми, я скажу тебе правду. Я не шучу. Стены существуют только в твоем воображении. Ты можешь пройти сквозь них, если поверишь, что можешь.
Он всем телом распластался по стене.
– Ага, – сказал он, – и что теперь?
– Ладно, Джейми. Я тебе все сейчас объясню, весь трюк. Возможно, ты не помнишь этого, но тебя загипнотизировали. Никаких стен вокруг тебя нет. Ты стоишь на сцене в зале отеля «Лафайет» в Лонг‑Бич, штат Калифорния, и только ты один в этом зале веришь, что вокруг тебя стены.
Стены не дрогнули.
– Зачем вы это делаете со мной? – спросил Форбс. – Шутки ради?
– Да, Джейми, – мягко сказал Блэксмит. – Мы это делаем шутки ради. Ты сам вызвался и всю свою жизнь будешь помнить то, что случилось сегодня.
– Помогите, пожалуйста, – просто сказал Джейми без тени гнева или обиды.
– Я помогу тебе помочь самому себе, – сказал Блэксмит. – Мы не должны быть пленниками собственных убеждений. Никогда.
Итак, на счет «три» я пройду сквозь каменную стену в комнату. Я возьму тебя за руку, и мы вместе пройдем сквозь стену наружу. И ты окажешься на свободе.
Что на такое скажешь?
Джейми промолчал.
– Раз, – донесся голос гипнотизера.
– Два…
Длинная пауза.
– Три!
Все тотчас случилось так, как он говорил. В одно мгновение на глазах Форбса каменное пространство стало расплывчатым и искривленным, будто он смотрел на все сквозь тонкий слой воды, а еще через мгновение Блэксмит в своем безупречном смокинге прошел сквозь стену тюрьмы, протягивая ему руку.
С огромным облегчением он схватился за эту руку.
– Не думал…
Гипнотизер не замедлил шага и ничего не ответил, уверенно направляясь к противоположной каменной стене и таща за собой свою жертву.
Потрясенный Джейми Форбс, не владея собой, завопил от неожиданности и изумления.
Тело Блэксмита исчезло в камне.
Форбс изо всех сил вцепился за все еще остающуюся внутри руку, которая продолжала двигаться вперед, увлекая его прямо в стену.
Если он и продолжал кричать, то его крик заглушила стена, и через мгновение раздался какой‑то звук, будто кто‑то щелкнул пальцами. И вот он уже стоит на сцене, судорожно цепляясь за руку мистера Блэксмита, щурится от яркого света рампы, купаясь в восторженных овациях.
Он видел, как люди в первых рядах, которые были видны в свете рампы, вставали со своих мест, аплодируя гипнотизеру – и, как ни странно, ему тоже.
Это был финал шоу Блэксмита. Он оставил испытуемого наслаждаться овациями, исчез за кулисами, дважды возвращался на сцену, пока бурные овации не смолкли, превратившись в тихий шелест и гул голосов, и пока зрители не начали собирать свои программки, пиджаки и сумочки, а в зале не зажгли свет.
На подгибающихся ногах Джейми Форбс спустился со сцены, где несколько зрителей, улыбаясь, поблагодарили его за смелость:
– Это в самом деле был настоящий камень? Вы что, действительно ощущали эти глыбы, кладку, холодный пол и всякое такое?
– Конечно, они были настоящими!
Они рассмеялись, потом со смущенными улыбками объяснили:
– Вы стояли на сцене, посередине. На пустой сцене! Блэксмит был слева и разговаривал с вами. Вы вели себя так, будто все это было на самом деле! А прыжок в самом конце, а удар ногой! Потрясающе! Вы что, в самом деле, верили… да?
Больше, чем верил. Он знал.
Джейми Форбс переживал события вечера вновь и вновь, всю дорогу, пока не добрался до дома.
Камень, твердый, как гранит, прочный, как сталь, тверже и прочнее не бывает. Поверил ли он? Да он бы умер голодной смертью в этой комнате, попавшись в ловушку… почему?
Он не просто поверил. Он был абсолютно, неоспоримо в том убежден.
Все началось с безобидного предложения: «Давайте отправимся вместе на воображаемую прогулку…»
О чем я думал? «Я не поддаюсь гипнозу». Позволил внушить себе, что наглухо заперт в каменном мешке. Как такое могло произойти?
Много лет спустя он узнал, что не умер бы, останься там один. В конце концов он бы заснул, а проснувшись, избавился бы от делавших его узником убеждений, которые несколько часов назад казались ему такими реальными.
Глава пятая
На следующий день афиша в вестибюле не изменилась.
Великий Блэксмит!
Поразительная Сила Мысли!
Весь вечер на сцене!
В этот последний день шоу Джейми Форбс сел в середине зала, в центре, сто футов от сцены. В этот раз вызываться не буду, подумал он. Что же этот человек со мной сделал? Как он сделал это?
Каждый номер программы, безусловно, был замечательным, но он не позволял себе увлечься и внимательно следил за происходящим.
Несколько слов тихим голосом, и вот уже первый доброволец впал в транс.
Один взгляд на последовательность пятидесяти двух карт – и он называет их по мере появления из колоды без единой ошибки.
– Ваша рука крепка и несгибаема, как железный прут, – внушает гипнотизер сравнительно щуплому добровольцу, и никто из зрительного зала не может согнуть его руку.
– Вы ясно видите дух усопшего мужа миссис Доры Чэпмен, – внушал он девочке‑подростку, – он сейчас перед вами. Пожалуйста, опишите нам мистера Чэпмена.
– Да, сэр, – лепетала та, не мигая. – Он высокий и стройный, с карими глазами, черные волосы, зачесанные назад, маленькие усики. Он улыбается и выглядит чрезвычайно счастливым. На нем что‑то вроде костюма для верховой езды, официальный и… сногсшибательный – наверное, так можно сказать – черный галстук‑бабочка…
Тут же на огромном экране появляется фотография, и зрители видят описанного ею человека, но по‑другому одетого. Руку поддерживает специальная повязка – растяжение или перелом незадолго до того, как был сделан снимок, но человек вполне подходит под описание. Каким‑то образом девушка его увидела, если, конечно, не обманывает и ей не было заранее известно об этом человеке, в чем Джейми сомневался.
– Он обожал лошадей и верховую езду, – прошептала вдова Блэксмиту, а затем, когда тот попросил ее сказать это зрителям, тихим голосом повторила свои слова в микрофон.
Все шло своим чередом, и, как и было обещано, Блэксмит демонстрировал силу мыслей людей, таких же ординарных, каким был сам Форбс до вчерашнего вечера.
Он подумал, а вдруг все мы, сидящие в зале, были загипнотизированы на предыдущих представлениях и теперь пытаемся понять, что же с нами произошло?
Это все, что он мог сделать, чтобы постараться самому не впасть в транс, когда пришло время последнего номера программы.
На сцене три добровольца. Один шагнул назад, едва гипнотизер легонько коснулся его плеча, вторая начала падать и была тотчас подхвачена, третий не отреагировал на толчок. Первого и третьего поблагодарили и отослали со сцены под аплодисменты – учтивость каким‑то образом была важна для шоумена.
Форбс напрягся, пытаясь расслышать слова, которые Блэксмит тихим голосом говорил оставшейся молодой женщине, старался разобрать их по губам. Он разобрал только слово «путешествие». Гипнотизер сказал девушке что‑то другое, не то, что говорил Джейми прошлым вечером, и у него ушло на это на несколько секунд больше.
– И как же вас зовут, мэм? – спросил он громко, чтобы всем было слышно.
– Лонни, – ответила та твердым голосом.
– Правильно! – сказал он.
Подождав, пока утихнет смех, он продолжил чуть громче.
– Скажите, Лонни, мы с вами не встречались раньше, не были знакомы до сегодняшнего вечера?
– Нет.
– Это правда, – сказал он. – Лонни, будьте добры, пройдите сюда.
Из того, что Джейми Форбс видел, невозможно было определить, что мужчина на сцене – гипнотизер и что девушка уже находится в трансе. Просто два человека медленно прохаживаются по сцене, ничего особенного.
Они двигались от края сцены к центру. Она сделала еще три шага, потом, словно заметив, что вдруг осталась одна, повернулась и стала растерянно оглядываться вокруг.
Форбс похолодел. Он знал, что она видит: стены, камень, тюремную камеру. Но вокруг нее ничего не было. Ничего. Воздух. Сцена. Зрители. Никакого даже прозрачного занавеса, никаких зеркал, никаких световых эффектов.
Но лицо ее омрачилось, как, наверное, и его лицо тогда. Что же стало с дверью? Куда подевался Блэксмит?
Он смотрел, как она подошла к невидимой стене, коснулась ее. Надавила на нее, сделала шаг влево, снова надавила.
Может, она представляла другой камень, подумал он, но ясно, что в ее воображении он был таким же твердым, таким же прочным.
– Эй… – сказала она. – Кто‑нибудь меня слышит?
В зале захихикали: конечно, мы вас слышим. Мы ведь здесь!
Джейми Форбсу было не до смеха. Приблизительно в эту минуту он тогда испугался сам.
Испугался чего? Почему ему стало страшно?
Потому что попал в ловушку, вот почему. Оказался в каменном мешке. Без дверей, без окон, каменный потолок, каменный пол… как жук в чайной чашке, и выхода нет.
Все не так, подумал он, глядя на сцену.
Тогда Блэксмит велел спускаться по ступеням, шептал что‑то. Ступени упирались в дверь. Каждый миг реален, как вчера. Сегодня он видел это иначе – сцена, пустая сцена, и бедная девушка – пленница своего собственного ума.
Зрители улыбались, они были в восторге, а Форбс едва сдерживал себя, чтобы не вскочить со своего места, не броситься по проходу на сцену, чтобы освободить ее, спасти…
От чего освободить, подумал он. Как можно рязгипнотизировать человека, который глубоко верит, что толстые стены, которых ты не видишь, давят на него, сковывают его, без пищи и воды, даже воздух и тот на исходе?
Кто мог освободить его, сказать, что стены – плод его фантазии, убедить его в этом?
Я бы не увидел спасателей, подумал он. Пока они не подошли бы совсем близко.
Совсем близко – и что тогда? Увидел бы, что кто‑то прошел ко мне сквозь каменную стену, и ни с того ни с сего поверил бы ему? Он бы сказал, все это лишь плод вашего воображения, а я бы сказал, ну да, конечно, благодарю вас, и стены бы исчезли?
– Эй! – сказала Лонни. – Мистер Блэксмит? Вы ведь не бросите меня здесь? Мистер Блэксмит, вы меня слышите? Мистер Блэксмит!
Форбс посмотрел на гипнотизера. Как он выносит это, ее крики? А ведь через минуту и она будет вопить.
Лонни бросилась на каменную стену, созданную в ее уме, стала бить по ней с такой силой, что вскоре ее кулаки должны были бы покрыться кровью.
Достаточно, Блэксмит, подумал он. Уже хватит.
В зрительном зале зашептались, улыбки исчезли, зрителям становилось не по себе.
Все было идеально рассчитано, гипнотизер подошел к своей жертве, встал в пяти футах от нее, все взоры прикованы к нему.
– Лонни, выход есть, – сказал он. – Скажите нам какой.
Ее лицо исказило страдание.
– Я не знаю, – в отчаянии сказала она.
Лонни, ради Бога, подумал Джейми Форбс, да сделай ты два шага и врежь этому типу!
Только годы спустя он узнал, что Блэксмит был для нее тем, что гипнотизеры называют негативной галлюцинацией, – она не могла его видеть, так как он был заблокирован позитивной галлюцинацией камня, который ее окружал, заточая в тюрьму.
В ту минуту Джейми Форбс подумал: ничто в мире не сможет ее разбудить кроме Блэксмитова щелчка пальцами – ни голод, ни смертельная жажда. Это не так, но он так думал, глядя на сцену.
– Вы испробовали все возможные способы, чтобы выбраться? – спросил Блэксмит.
Она кивнула, понурив голову и упираясь обеими руками в каменную стену, созданную ее верой.
– Сдаетесь?
Она кивнула, несчастная, выбившаяся из сил.
– Вот ответ, – раздался его голос, полный драматизма. – Лонни, пройди сквозь стену!
Она не тронулась с места. Она и так уже упиралась в каменную стену, оставалось загадкой, как вообще можно было стоять в такой позе, опираясь только на воздух.
Как можно пройти сквозь стену, как может пройти сквозь нее все тело, когда даже руки не могут?
– Лонни, я скажу вам правду. Я не шучу. Стена существует в вашем уме. Вы можете пройти сквозь нее, только если будете верить, что можете это сделать.
Сколько раз Блэксмит повторял эти слова? Что испытывает человек, открывая правду тому, кто не способен поверить в нее?
– Я вам открою сейчас всю правду, Лонни.
Он повернулся лицом к зрительному залу и драматично сообщил: