Кафедра минералогии 1980-85 годов: воспоминания бывших студентов
Е.Белогуб, Е.Зайцева (Лагутина), выпускницы кафедры минералогии 1985 г.
Мы поступили в университет в 1980 году.
В приемной комиссии у каждого абитуриента спрашивали, на какую специализацию он или она хочет попасть. Мы выбрали минералогию. Наша специализация вместе с «Геохимией», «Петрографией», «Литологией и морской геологией» и «Кристаллографией» входила в группу «Геохимия».
Всего в группе «Геохимия» на первом курсе было 25 человек, из них пятеро нас – минералогов: Наташа Рундквист, Лена Лагутина, Лена Белогуб, Дима Хаткевич и еще один мальчик, чью фамилию и имя мы не можем вспомнить. В памяти осталось только прозвище – Любуня.
Наше первое знакомство с кафедрой, еще до начала занятий, произошло в колхозе, в самом конце августа. Это был однодневный десант «на морковку», в котором участвовали все будущие студенты геологического факультета. От минералогов с нами ездил Владимир Герасимович Кривовичев. Тогда он был еще в звании ассистента кафедры минералогия. В отличие от других, более взрослых и степенных преподавателей, он бодро носил тяжелые ящики с собранной морковью, а также принимал участие в периодических морковных обстрелах. Такое героическое поведение, во всяком случае, в глазах будущих первокурсников, прибавило уважения не только самому Владимиру Герасимовичу, но и всей кафедре минералогии, а вместе с ней – и выбранной специальности.
Учились мы в те годы почти все время в так называемом «главном здании» – в здании Двенадцати коллегий. Вход в главное здание находился со стороны Университетской набережной. Любой человек мог войти, вход был открытым, вахтеры редко просили показать пропуск или студенческий билет.
|
|
Ректорат размещался на первом этаже, окна которого были почти вровень с землей. Поэтому его еще называли «подвалом». На втором и третьем этажах главного здания размещались кафедры, аудитории, библиотеки и деканаты Геологического и Биолого-почвенного факультетов, а также общая, университетская библиотека имени Горького.
Кафедра минералогии занимала помещения на втором этаже в торце здания Двенадцати коллегий, с шикарным видом на Университетскую набережную и Большую Неву. Здесь располагались кабинет заведующего кафедрой, преподавательская, разборочная, минералогический музей.
Кафедре минералогии в главном здании принадлежало несколько учебных классов, в том числе 44ая аудитория, которая примыкала к разборочной. Сорок четвертая аудитория была самым большим помещением на кафедре. Ее окна выходили на Менделеевскую линию. В сквере перед окнами росли древние липы, весной и осенью их созерцание отвлекало студентов от занятий. В 44ой аудитории читались лекции, проходили коллоквиумы и экзамены. А еще в ней праздновались многочисленные праздники, устраивались чаепития и посиделки по случаю успешных защит дипломов и диссертаций.
А какие чудесные, веселые новогодние праздники устраивались в 44ой!!! Ставили настоящую елку, украшали ее игрушками, обменивались подарочками, накрывали в складчину столы. Были выступления студентов, конкурсы, и Дед Мороз поздравлял всех с Новым годом!! Такие праздники сплачивали и объединяли преподавателей и студентов кафедры. На первом курсе, конечно, мы еще мало кого знали, и с завистью наблюдали за приготовлением праздников, в которых участвовали, наравне с сотрудниками кафедры, студенты старших курсов. На следующих курсах мы тоже принимали участие в кафедральных праздниках, а на старших курсах мы их уже подготавливали и проводили.
|
|
За 44ой аудиторией находилась так называемая «темная комната», в которой располагалась фотолаборатория, где мы на старших курсах учились проявлять пленки и печатать фотографии. В первом, небольшом помещении было полутемно, там нужно было подготовить все к процессу проявления и печати пленок – выбрать химические реактивы из банок, взвесить на старинных весах нужное количество веществ, смешать все вместе, сделать проявитель и закрепитель. В следующей, красной комнате, горела только тусклая красная лампа. Здесь-то и находилась сама фотолаборатория, в которой происходило волшебство.
Для меня (Лена Зайцева) самым сложным было аккуратно заправить пленку в кассету, так, чтобы она не касалась другого участка пленки, иначе при процессе проявки к слипшимся участкам пленки не попадал раствор. А потом надо было правильно рассчитать время проявки, засечь время по часам и начинать аккуратно крутить рукоятку кассеты, чтобы раствор поступал равномерно ко всем участкам пленки. Затем проявитель сливался, кассета с пленкой промывалась под струей холодной воды (горячей-то и не было на кафедре!) и в кассету заливался закрепитель. И все повторялось сначала – время, кручение ручки, ожидание. Ожидание было главной частью процесса проявления и печати в фотолаборатории. Правильно ли ты выбрал пропорции веществ и рассчитал время? Как заправил пленку в кассету? И какой же будет результат?
|
|
Фотодело вела Наталья Ивановна Краснова, доцент кафедры, кандидат геолого-минералогических наук. Под ее руководством мы учились снимать минералогические образцы и шлифы, проявлять пленки и печатать фотографии, нужные нам для наших курсовых и дипломных работ. Мы всегда с нетерпением ждали этих занятий. Знания и навыки, полученные во время этих занятий, давали нам огромное преимущество – мы могли в любое время придти на кафедру, проявить и распечатать свои любительские пленки. Именно эти, распечатанные нами же самими черно-белые фотографии и являются сейчас важными хранителями памяти о тех чудесных годах учебы на кафедре.
Не обходилось в фотолаборатории и без курьезов. Мне (Лена Зайцева) запомнился один случай, потому что он был из разряда ужасов! Представьте на минуту себя, работающим в красной комнате. Ты вешаешь табличку на входной двери, что фото-комната занята, запираешься, чтобы кто-то случайно не зашел и не засветил пленки, уходишь в тишину и темноту, где только тусклый свет красной лампы позволяет ориентироваться в пространстве, полностью сосредотачиваешься на работе и вдруг…. понимаешь, что ты тут не один!!! Кто-то шуршит, ворочается, скребется где-то рядом, в тесной темноте, и ты закрыт один на один с этим неизвестным кем-то, и помощи ждать не откуда! Ведь тогда не было мобильных телефонов или тревожных кнопок. Ох, как я перепугалась! До сих пор помню страх и ужас, который я испытала. Страх был скорее от неизвестности, от загадочности ситуации. Ведь красная комната была крошечной, поэтому было непонятно, кто мог тут прятаться и производить столько шума. Разгадка была и смешной, и грустной. Оказалось, что в примыкающую к фото-комнате вентиляционную шахту упал голубь. Он-то и барахтался в трубе, скребся, безуспешно пытаясь оттуда выбраться. Пришлось звать на помощь сотрудников кафедры, чтобы вытащить незадачливую птицу. Голубя удалось спасти, но вот страх и ожидание подвоха при работе в красной комнате у меня остались.
Занятий по специальности на кафедре минералогии на первом курсе у нас не было. Но нужно было написать курсовую работу. В списке предлагавшихся тем для курсовых работ были как реферативные, так и практические работы. Каждой теме соответствовала фамилия курировавшего ее преподавателя кафедры, о которых мы в тот момент почти ничего не знали. Это еще больше усложняло выбор темы курсовой работы. Немного проще было бывшим юным геологам, выпускникам КЮГа, которые были знакомы с некоторыми преподавателями еще со школы.
Вспоминается, как страшно было заходить в первый раз на кафедру! По главной лестнице нужно было подняться на второй этаж. Здесь, на площадке была единственная дверь с надписью «Кафедра минералогии». Почтенная дверь была всегда закрыта на замок, и чтобы попасть внутрь, нужно было позвонить в звонок, подождать, пока откроют дверь, и объяснить открывшему сотруднику кафедры зачем, собственно говоря, ты явился.
В те годы на кафедре всегда дежурила лаборантка. Это была либо Эмма Борисовна Ростовцева, либо Екатерина Александровна Самарина (Катя Санна). Они были душой кафедры, ее хозяйками. Они следили за порядком, открывали входную дверь, отвечали на звонки телефона, поливали цветы, знали всех и про всё, к ним всегда можно было обратиться за помощью, советом, просто поговорить по душам. Студенты их очень любили, тянулись к ним.
С девяти утра и до позднего вечера на кафедре всегда находился кто-то из преподавателей и студентов старших курсов. У каждого сотрудника было на кафедре свое место, свой стол, шкаф или полка для хранения образцов и книг. Многие преподаватели занимались научными исследованиями, и на кафедре отбирали пробы под бинокуляром, смотрели шлифы под микроскопом, взвешивали образцы, дробили и растирали их для анализов. Часто студенты старших курсов помогали им в этом, тем самым набирая материал для курсовой работы и заодно зарабатывая немного денег. Преподаватели оформляли студентов к себе на договора в качестве лаборантов. Таким образом, в трудовых книжках велись записи о принятии на работу, и студентам шел рабочий стаж. Я (Лена Белогуб), например, отбирала монофракции берилла и считала статистику по геохимическим анализам.
Когда с лестницы человек попадал на кафедру, он сразу же ощущал академический дух! Все помещение было заставлено и перегорожено старинными книжными стеллажами с дореволюционными фолиантами, витринами с образцами минералов, шкафами с коллекциями. На стенах висели портреты заведующих кафедрой минералогии в девятнадцатом и двадцатых веках. Старинные дубовые письменные столы вызывали в памяти имена, если не Ломоносова, то уж точно Вернадского и Менделеева. В немыслимых закутках, на переживших блокаду столах стояли блестящие латунью старинные микроскопы и какие-то непонятные приборы и приспособления. На крючках и гвоздях висели плакаты со структурами минералов. Те же структуры, но в виде цветных шаров на проволочках, громоздились на полках и шкафах.
В центре кафедры находился широкий и длинный разборочный стол, на котором частенько стояли деревянные лотки с загадочными минералами, а вокруг сидели сосредоточенные студенты, которые внимательно изучали эти образцы. Как выяснилось позже, то были хвостисты, готовящиеся к пересдаче коллоквиумов по минералогии. Но нам-то в первое время казалось, что эти студенты по вечерам занимаются здесь важной научной работой!
Иногда к хвостистам подходили преподаватели, что-то объясняли, показывали, учили различать минералы в образцах. Время летело незаметно. Сидели и до десяти, и до одиннадцати вечера. Позже всех на кафедре обычно засиживался Михаил Дмитриевич Евдокимов. Я (Лена Зайцева) запомнила его с вечной сигаретой во рту, которая казалась прилипшей к черным усам, в больших черных очках, в шерстяной безрукавке, надетой на рубашку под пиджак (вообще тогда все преподаватели носили пиджаки и галстуки, никто не ходил в свитерах на работу), который часто был испачкан в мелу после лекций.
Михаил Дмитриевич часто шутил, всегда помогал студентам, а нередко еще и подкармливал. Если он шел в преподавательскую пить чай, то приглашал нас, студентов, присоединяться к нему. У него была банка с чаем, растворимый кофе, бутерброды, которые он брал для себя из дома, иногда мягкий батон. Вот этим-то он и делился со студентами! Если мы знали, что будем долго сидеть на кафедре, то тоже брали с собой, что могли, чтобы положить на общий стол. За чаем велись интересные беседы, а иногда Михаил Дмитриевич брал в руки гитару, и тогда все начинали петь геологические песни. Такие уютные вечера и посиделки очень сближали преподавателей и студентов, делали кафедру нашим вторым домом.
Гордостью кафедры был Минералогический музей, который занимал отдельное помещение, с окнами, выходившими на Менделеевскую линию и на Неву. Нам, только поступившим студентам первого курса, казалось, что музей – это и есть сердце кафедры. В помещении музея вдоль стен, в простенках между окнами и в середине зала располагались старинные деревянные шкафы - витрины с образцами минералов. Минералы были сгруппированы в соответствии с научной классификацией – самородные элементы, сульфиды, оксиды, гидроксиды, силикаты и тд. В витринах были выставлены самые красивые, а также информативные образцы, на основании которых студентам объясняли морфологию кристаллов, генетические последовательности образования минералов, типы месторождений и многое другое. На первом же курсе мы просто с замиранием сердца любовались красотой образцов из коллекции кафедры минералогии и мечтали когда-нибудь самим найти что-то похожее и подарить музею, как делали это поколения выпускников кафедры до нас, о чем можно было судить по дарственным надписям на этикетках. В помещении Минералогического музея находились рабочие столы сотрудников кафедры – Ольги Михайловной Римской-Корсаковой, которая позже вела у нас курс «Минералогия СССР», Натальи Ивановны Красновой и Галины Федоровной Анастасенко, которая заведовала работой музея.
Мой (Лена Белогуб) поход на кафедру за темой курсовой работы на первом курсе закончился конфузом. В тот момент, когда я пришла выбирать тему работы, по кафедре дежурил Георгий Алексеевич Ильинский. Когда он спросил, что меня привело именно на кафедру минералогии, я честно ответила: «Минералы – это красиво». Следующий вопрос: «А почему красиво?», - поставил меня в тупик. Для меня все было ясно («ежу ясно» - за эту фразу надо мной подшучивала кафедра все последующие пять лет). Георгий Алексеевич также поинтересовался, почему гематит так называется. К своему стыду, я не смогла внятно ответить и на этот вопрос, к вящему веселью Георгия Алексеевича. Правда, тему мне выбрать он все-таки разрешил.
В этом смысле мне (Лена Зайцева) было легче ответить на вопрос, почему я выбрала кафедру минералогия. Я занималась во Дворце Пионеров, в Клубе юных геологов, КЮГе с 1977 года. Я ездила с Клубом в экспедиции в Приморье, на Кольский полуостров, по Ленинградской области, так что у меня были уже начальные знания по геологии, минералогии, кристаллографии, петрографии, палеонтологии. Поэтому я уже могла сознательно сделать свой выбор в пользу минералогии. К тому же я уже была знакома с некоторыми преподавателями геологического факультета, потому что именно они и вели занятия в кружках КЮГа. Это знакомство помогло мне выбрать тему первой курсовой работы и в дальнейшем получить небольшую подработку.
Я попросила Владимира Васильевича Гордиенко помочь мне с написанием курсовой работы. Я знала В. В. Гордиенко с 1978 года, с юбилейной поездки КЮГа в Приморье. Владимир Васильевич тогда был нашим научным руководителем. Он предложил мне реферативную тему по литиевым пегматитам из Забайкалья. К тому же он взял меня к себе на договор, куда устроил в качестве лаборанта. Моя обязанность была - отбор проб лепидолита, литиевой слюды, для анализов. Работа была кропотливая, монотонная. Владимир Васильевич давал мне пакетики с раздробленными образцами из разных пегматитовых жил, откуда мне нужно было иголкой под бинокуляром выбрать чистые, неизмененные кусочки лепидолита.
Вот тогда у меня появилась моя собственная игла дикобраза!!! Отбирать пробы под бинокуляром нужно было тонким предметом. Обычно для этого брали большую иглу. Но если в пробе был магнетит, то его частички липли к железной игле, затрудняя отбор. Поэтому настоящие минералоги для этих целей пользовались иглами дикобраза. Они были длинными, тонкими, инертными. И очень красивыми! У многих сотрудников кафедры на столах в стаканчиках с карандашами и ручками торчали такие сувениры, на зависть нам, студентам. Иглы можно было случайно найти во время полевых работ, если они проходили в районах, где жили эти экзотические животные. Но не все же были счастливчиками, чтобы ездить в такие поля и собирать там иглы. Мне, первокурснице, игла дикобраза казалась чем-то сродни перу жар-птицы. Но где ее достать? Много позже я и сама ездила в места, где живут дикобразы и теряют в кустах полосатые иглы! Но в те далекие времена иметь такую иглу была моя мечта!! Мечта сбылась, мне подарили такую иглу, хотя теперь уже я не помню, кто это был. Может быть, сам Владимир Васильевич мне и подарил, чтобы я не мучилась при отборе его проб?
В конце первого курса нужно было окончательно определиться с выбором специализации (кафедры) внутри геохимического «куста». Для этого следовало подать соответствующее заявление и пройти отборочный конкурс. На каждую кафедру тогда выделялось пять мест. Кафедра минералогии в те времена была популярна, желающих учиться на ней было много. Я (Лена Белогуб) помню, что при поступлении в университет конкурс был 3 человека на место на эту специализацию, о чем сообщалось на табличке в приемной комиссии. Понятно, что из этих «троих на место» кто-то не выдержал вступительные испытания, а кто-то не добрал баллов для того, чтобы попасть в группу геохимиков.
После окончания первого курса у всех студентов геологического факультета, успешно сдавших сессию, была летняя практика. Проходила она в 40 километрах от Ленинграда, на научно-учебной базе «Саблино», которая отсчитывает свою историю с далекого 1925 года. Целью практики было дать студентам возможность применить на деле полученные за первый год обучения знания по геодезии, топографии, геологии, картографии. Для прохождения практики мы делились на бригады по 4-5 человек.
Студенты и преподаватели жили в корпусах, построенных после войны. В больших комнатах стояло около 10 кроватей. Было отдельное помещение для камеральных работ - камералка. Там по вечерам собирались все студенты для обсуждения результатов дневных работ и наблюдений. В камералке мы заполняли и корректировали дневники наблюдений, заносили данные в пикетажки, разбирали образцы, строили геологические разрезы и топографические карты местности.
А местность вокруг базы была очень красивая! Это - район знаменитых Саблинских пещер, живописных долин рек Тосно и Саблинка, на которых встречаются водопады, а по берегам обнажаются разноцветные толщи песков и известняков ордовикского возраста, под которыми находится слой синей кембрийской глины. Всю эту красоту надо было задокументировать, описать, отобрать правильно образцы пород и окаменелостей, а в глинах найти конкреции пирита. А еще нужно было заложить геодезические пункты и правильно снять показания теодолита.
А нам вместо этого хотелось прыгать с высокого обнажения в песок, плескаться в реке, исследовать пещеры и водопады, устраивать вечерние дискотеки и посиделки! Ну, никак не лезла в голову геология и геодезия! Хорошо, что в нашей девчоночьей бригаде (Лена Зайцева) был Дима Хаткевич, ответственный, сообразительный, умный работник. Второму автору (Лена Белогуб) повезло меньше – нас в бригаде было четверо общежитских девчонок. Лето было жаркое, и чтобы не умирать под солнцем в середине дня, мы вставали в 5 утра, шли в маршрут, а к 10 утра возвращались на базу и шли в камералку. Заставший нас там руководитель с географического факультета пытался выгнать всех с практики за лень. Для меня это был первый положительный опыт восстания против преподавателя и отстаивания своих прав и интересов. Нас не выгнали!
После практики в Саблино, студенты поехали на несколько дней на дополнительную практику в Боровичи. Я (Лена Зайцева) в Боровичи не попала, так как уехала на производственную практику в Казахстан, на озеро Челкар, с научными сотрудниками кафедры петрографии. Так вот у меня неудачно вышло, что за пять лет обучения на кафедре минералогии, я ни разу не ездила в экспедиции с преподавателями с нашей кафедры. А значит, никто на кафедре не был заинтересован в том, чтобы стать руководителем моей курсовой работы. Это теперь я понимаю, что брать на себя ответственность за чужую работу никто не хотел.
Второй автор (Лена Белогуб) в Боровичах была: на память у меня сохранились несколько образцов гигантопродуктусов, самых больших из встречающихся брахиопод, а также пиритовые конкреции из углистой толщи. После этой учебной практики я тоже уехала на производственную практику, и тоже с петрографами. Вот как это получилось. Вначале я собиралась поехать домой в Харьков, к родителям, которые ждали меня на летние каникулы. Однако романтика перевесила, и я все же захотела поехать «в поле», в экспедицию. Я пошла на кафедру минералогии. В разборочной я обратилась к дежурному преподавателю с просьбой взять меня в геологическую экспедицию. Но он отказал мне на основании того, что «я маленькая, пока что ничего не знаю, и вообще – барышня». Тогда я пошла этажом выше к петрографам, которых мой возраст, пол и знания вполне устроили. Проситься в геологические экспедиции к минералогам я больше никогда не пыталась.
На втором курсе на кафедре начались систематические занятия по минералогии. Лекции для студентов специальностей минералогия, кристаллография, петрография и литология нам читал Александр Александрович Кухаренко, который возглавлял кафедру минералогии в то время. У студентов с кафедры геохимия минералогия была своя, более углубленная в химические процессы.
Для меня (Лена Белогуб) лекции А. А. Кухаренко были одними из самых интересных за все пять лет обучения в университете: очень насыщенные, логичные, с огромным количеством информации. К концу учебного года у меня было исписано ими три общих тетради, и это не считая тетради по практическим занятиям! Записями лекций А. А. Кухаренко можно было пользоваться как учебником, справочником, путеводителем по минералам. Правда, читал лекции Сан Саныч (так все звали за глаза А. А. Кухаренко) довольно монотонно. И если у какого-то студента не было интереса к читаемому предмету, то анекдотами он этот интерес пробудить не пытался. Сан Саныч был выше этого. Поскольку я сама уже больше 20 лет читаю курс «Минералогии», то знаю, как сложно придерживаться последовательности изложения, не дать студентам возможности отвлекаться от предмета, а выпускникам клубов юных геологов – почивать на лаврах знаний, полученных до поступления в ВУЗ, никак их не наращивая.
Для меня (Лена Лагутина) монотонность лекций Сан Саныча и эмоциональная сухость изложения материала была сложным препятствием. После двух лет ознакомления с разными направлениями геологии и палеонтологии в КЮГе у меня были начальные знания и по минералогии. Поэтому, наверное, мне было сложно увлечься лекциями А. А. Кухаренко, о чем я сейчас, конечно, жалею. Если честно, я побаивалась Сан Саныча, и уж точно старалась не попасть к нему на экзамене! Сан Саныч казался мне недосягаемым божеством. Как заведующий кафедрой, он, в основном, проводил время в своем кабинете, редко общался со студентами, все время курил, был очень сдержанным человеком, чувств и эмоций не показывал. Но нам ведь было тогда по 18 лет, и у нас был еще очень маленький опыт общения с людьми!
Практические занятия по минералогии у нас, минералогов, и у кристаллографов вел Владимир Герасимович Кривовичев. Приходил он в аудиторию 44 пунктуально по часам (в те времена звонков не было, ориентировались по своим часам), приносил с собой несколько лотков минеральных чудес и красот, кратко повторял сведения по диагностическим свойствам минералов. Иногда что-то рассказывал «в тему».
Программа по минералогии делилась на темы в соответствии с классами изучаемых минералов. После каждой темы сдавался коллоквиум, который состоял из теоретической части в виде теста (это еще в те времена!) и контрольного определения образцов. Обычно каждый студент получал для определения 10 образцов. У нас, минералогов, трудностей ни с теорией, ни с диагностикой образцов, обычно не возникало. А вот наши друзья-кристаллографы иногда сиживали вечерами допоздна на кафедре, готовясь к пересдаче хвостов.
Лекции у студентов других специальностей читал профессор Андрей Глебович Булах, практику вели преподаватели кафедры Георгий Алексеевич Ильинский и Михаил Дмитриевич Евдокимов. Помню (Лена Белогуб), как однажды вечером в разборочную из 44й аудитории буквально вывалился наш одногруппник, сдававший Георгию Алексеевичу коллоквиум в пятый раз (!). Мы спрашиваем с воодушевлением: «Ну что, сдал?», Леша выдохнул: «Сдал!». Следом выходит Георгий Алексеевич, улыбается: «Это не он сдал, а я сдался!».
Экзамены по минералогии мы сдавали дважды, в зимнюю и весеннюю сессии. К экзамену нужно было получить допуск. Для этого нужно было сдать все коллоквиумы, а во втором семестре – еще и курсовую работу. Преподаватель, который вел практику, выставлял оценку, выше которой на экзамене получить было невозможно. Экзамен принимали А. А. Кухаренко и В. Г. Кривовичев. Считалось, что сдавать Сан Санычу сложнее, и что оценки он ставит строже. По опыту автора (Лена Белогуб, оба экзамена сдавала Сан Санычу), это было совсем не так. Сан Саныч ценил знания.
На втором курсе курсовая работа была более серьезная, чем на первом. Это был уже не теоретический реферат, а практическая работа, которая обычно выполнялась с использованием образцов пород и минералов, собранных во время прохождения летней полевой практики. Вот опыт написания курсовой работы одного из авторов воспоминаний, Лены Белогуб: «Я измеряла спектры пропускания гранатов из кимберлитов с целью установить типичные черты, отличающие их от гранатов из других горных пород. Измерения я проводила на спектрометре, который стоял на кафедре. Георгий Алексеевич Ильинский один раз показал мне, как нужно работать на приборе, дал распечатанную инструкцию и сами образцы и благословил на самостоятельную работу. Вначале было немного страшно сделать что-то не то, не оправдать доверие, испортить, но потом страх прошел, и началась моя первая научная работа и самостоятельные исследования. Окружавшие меня на кафедре исторические письменные столы и шкафы с дореволюционными книгами внушали священный трепет перед духом Менделеева. Хотелось не подвести!»
На втором курсе наша группа уменьшилась – в ноябре в Хибинах, в лыжном походе погиб Дима Хаткевич. В его смерть было сложно поверить, тем более что тела участников той трагической экспедиции нашли только в конце лета. Их всех накрыла лавина. Остались только фотографии и наши воспоминания.
К концу года отчислили Любуню, последнего мальчика нашей группы. К третьему курсу в группе минералогов нас осталось только трое девочек.
Таким составом мы и поехали на учебную практику в Крым, на базу в деревне Трудолюбовка, куда отправились все студенты геологического факультета, сдавшие все экзамены за второй курс. Ехали в Крым в те времена поездом, в плацкартном вагоне, до Симферополя. Длилось путешествие двое суток. Ехать было не скучно, ведь половина поезда была занята нашими друзьями. Некоторые мальчики, кому не хватило денег на билет, ехали зайцем, поэтому занимали третьи, багажные полки. Вечером все спускались вниз, пели геологические песни, разговаривали, угощали друг друга курочкой, заботливо завернутой мамой в фольгу или бежали на остановках на перрон за горячей картошкой. Было весело и дружно.
Среди преподавателей, сопровождавших нас в Крым, от минералогов ездил В. Г. Кривовичев, который взял с собой сына – теперь всемирно известного кристаллографа и минералога Сергея Владимировича Кривовичева. Частенько, возвращаясь из маршрутов, мы присматривали за Сережей и играли с ним в разные игры. Дети ехали на летний отдых и с Владимиром Васильевичем Гавриленко. Впоследствии его сын Егор закончил кафедру минералогия по специальности геммология и теперь работает в Мадриде в Геммологическом Центре. Медициной на базе заведовала жена В. В. Гавриленко, врач-гинеколог по специальности.
На базе в деревне Трудолюбовка мы размещались в больших каркасных военных палатках, в которых стояли по 5-8 кроватей на забетонированном полу. Была отдельная столовая и корпус для камеральных работ. В столовой дежурили бригадами, которыми работали и в геологических маршрутах. Преподаватели обычно тоже помогали в столовой, во всяком случае, в организации бригадной работы. В обязанности дежурных входила помощь в приготовлении пищи - чистке картошки, морковки, а также мытье всего – посуды, столов, полов – после еды. В какой-то момент повариха заболела, и еду готовили мы сами. Поскольку голодные обмороки зафиксированы не были, вероятно, мы справлялись с этой задачей!
Как и в Саблино, нас учили составлять карты местности, делать геологические разрезы, описывать обнажения пород, но в дополнение - находить и определять фауну. Две недели практики были посвящены геофизическим методам – магниторазведке, электроразведке. По сравнению с Саблинской практикой, здесь все было намного сложнее. Осадочные и магматические породы здесь были смяты в складки, перекрывали друг друга, выклинивались, так что над составлением карт пришлось сильно потрудиться!
Практика начиналась с нескольких экскурсионных дней – Владимир Герасимович провел вверенные ему бригады по полигону, объясняя его общее геологическое устройство и показывая основные руководящие ископаемые. Потом мы должны были работать самостоятельно. Наша бригада состояла из двух минералогов (две Лены, Лагутина и Белогуб) и двух наших одногруппников-петрографов. Мы довольно быстро определились с тем, кто за что отвечает, поэтому Владимиру Герасимовичу вопросами не докучали, как и он нам – наставлениями и надзором. Зато группу кристаллографов он контролировал ежедневно. Мы были очень горды оказанным доверием. Зачет сдали легко.
Вспоминается такой забавный эпизод (Лена Белогуб). За день до сдачи зачета, когда нужно было лихорадочно дописывать отчет, чем, собственно, и занимались все наши друзья, у нас в бригаде был день рождения у одного из студентов. А какой день рождения может обойтись без праздничного стола? Виноградное вино к столу можно было без труда достать и в Трудолюбовке, а вот за сладким надо было ехать в ближайший город. Было решено, что двое останутся писать отчет, а двое поедут в Бахчисарай за пирожными. А так как путешествовали по Крыму мы тогда только автостопом, то из соображений безопасности старались ездить по двое. И вот, возвращаемся мы в Трудолюбовку с пирожными на попутной машине. Бравый флотский офицер на форде довез нас прямо до ворот базы. Выходим мы из машины и попадаем почти что в объятия изумленного Владимира Герасимовича… Немая сцена.
Нашему курсу очень повезло – у нас была уникальная двухдневная экскурсия на Керченский полуостров, во время которой мы посетили грязевые вулканы и Камыш-Бурунское месторождение осадочных железных руд. Ездили мы на экскурсию в крытом брезентом грузовике, где вместо скамеек были доски. Ночевали мы на берегу моря на расстеленной палатке. Ночью нас периодически освещал прожектор пограничников, и даже в какой-то момент к берегу подплыл катер, чтобы выяснить, кто это расположился на ночлег в погранзоне.
Грязевые вулканы потрясали наше воображение. Они выглядели как настоящие вулканы, только в миниатюре. Из их жерл медленно вытекала жидкая грязь. Для того, чтобы заставить их активно извергаться, мы прочищали жерла палками и все вместе прыгали на их подножия. Результат проявился не сразу и неожиданно. Вулканчик выплюнул большую порцию полужидкой субстанции!! В итоге, самые любопытные студенты, которые заглядывали в жерло с надеждой не упустить процесс извержения, оказались забрызганы липкой синеватой жидкой грязью.
Самым интересным моментом посещения карьера «А» оолитовых осадочных железистых руд Камыш-Бурунского месторождения оказался сбор образцов. В основании карьера находилась толща буровато-желтого малопрочного известняка, который состоял из сцементированных глиной и песком обломков и целых раковин двустворчатых моллюсков. Над известняком залегал многометровый пласт коричневой железной руды. Нас захватил азарт. Хотелось найти красивые образцы раковин с кристаллами вивианита, керченита, анапаита, гипса и окаменелых рыбьи кости. У меня (Лена Лагутина) до сих пор в домашней коллекции красивых образцов есть несколько керчинских раковин с натечным зеленым анапоитом и розочками синего вивианита. В начале 1990х годов Камыш-Бурунский железорудный комбинат был закрыт, и карьер «А» затопили. Так что раковины, собранные в ту поездку, сейчас являются уникальными образцами.
Несколько раз за практику мы ходили собирать розы. Да, да, именно розы! Недалеко от нашей базы были поля, где росли розы для парфюмерной промышленности. Когда они массово цвели, нужно было собрать лепестки, из которых потом делали духи, а также варили варенье. И нас просили помогать в сборе лепестков. Нам выдавали мешки, которые надо было наполнять доверху цветками. Сначала это казалось каким-то варварством - срывать головки только что распустившихся цветков. Хотелось ими любоваться Но нормы сбора были довольно высокие, так что спустя некоторое время все мы были заняты одним – обрыванием роз и упаковкой их в мешки. Потом мы вываливали все в кузов грузовика, и машины увозили лепестки на завод. Работать было весело, так как мы были на плантации всем курсом, смеялись, соревновались друг с другом, ближе знакомились.
Во время практики у нас было еще одно общее мероприятие, не связанное с геологией: универсиада. В степном Крыму учебную практику проходили студенты несколько ВУЗов Москвы и Ленинграда. Для налаживания дружеских отношений руководство организовало универсиаду, которая проходила в лагере МГУ. Сейчас уже точно не вспомнить всех подробностей, но волейбол и настольный теннис точно входили в программу. В мужской волейбольной команде отличился В. Г. Кривовичев. Мы не помним, какой университет тогда победил, точно – не наш. Но время все провели очень насыщенно и интересно.
Полтора дня в неделю - половина вторника и среда – были нашими выходными днями. Мы старались проводить их на море. Путешествовали по Крыму мы исключительно на попутках. Насколько мы помним, существовало распоряжение, запрещавшее перемещение автостопом, но им никто не руководствовался. К счастью, каких-то серьезных инцидентов во время таких рискованных путешествий не случилось.
Мы немного свысока относились к студентам МГУ – их на море возили организованно на автобусах, и вообще, с ними преподаватели нянчились гораздо больше. Мы же были взрослые и умопомрачительно самостоятельные. Путешествовали мы по Крыму во время выходных группами по нескольку человек. Ночевали обычно на берегу моря, прямо на пляже. Иногда брали с собой спальники. Когда же было лень с ними путешествовать, устраивались спать и без них – на скамейках, на песчаных пляжах. Однажды в Феодосии наша компания (Лена Зайцева) забрались на чердак многоэтажного дома, где мы и провели ночь! В другой раз мы с подругой заночевали в Никитском Ботаническом саду. Устроились в мягкой листве под деревьями, заснули. Конечно, было страшно, ведь нас могли поймать. Среди ночи нас разбудил шум. Казалось, по сухой листве к нам кто-то приближался. Мы решили, что нас обнаружили охранники с собаками, и сейчас нас оштрафуют и выгонят вон. Оказалось, шуршал листьями ёж, который сам нас испугался!
В один из таких выездов (Лена Белогуб) наша компания из троих девочек по пути из Алушты в сторону Медведь-горы наткнулась на берегу на компанию наших преподавателей с детьми (В. Г. Кривовичев и В. В. Гавриленко с сыновьями и кто-то с кафедры полезных ископаемых), которые тоже проводили выходные на море.