УДК 171
Хубулава Гр. Г.
Ребенок как воспитанник и пациент в аспекте конфликта.
Хубулава Григорий Геннадьевич – кандидат философских наук. Ассистент кафедры этики института философии Санкт-Петербургского Государственного Университета.
Khubulava Grigory - PhD. Assistant Professor of Ethics of the Institute of Philosophy, St. Petersburg State University.
g.hubulawa@yandex.ru
Аннотация: статья посвящена истории отношения к личности ребенка в европейском обществе в связи с эволюцией моделей воспитания, а также отношения к здоровью детей. В статье описана схема различных стилей воспитания, присущих историческому периоду от средневековья до современности. Рассмотрены пять стилей воспитания от детоубийственного до оставляющего, каждый из которых предполагает различную степень конфликтности и насилия. Освещена концепция конфликта между взрослым и ребенком, включающего в себя феномен как пагубного, так и вынужденного и необходимого насилия по отношению к ребенку в процессе его воспитания и лечения. Конфликт и насилие как его следствие являются неотъемлемой частью как воспитания, так и лечения. Родитель, как и врач, вынуждены ограничивать ребенка в его поведении и принуждать к определенным действиям. Это, разумеется предполагает высокую степень родительской и врачебной ответственности за последствия применения насилия, как в воспитании, так и в лечении детей. Полный отказ от насилия, к несчастью, ведет за собой не просто вседозволенность, отсутствие внешнего принуждения воспринимается детьми как равнодушие со стороны родителя, воспитателя или врача. Обида за это равнодушие становится причиной латентной агрессии, которая может привести к тяжелым последствиям, как для ребенка, так и для окружающих.
Рациональный конфликт помогает осознать и обозначить внутренние границы детского и взрослого Я, наравне с системой нравственных ориентиров, интуитивно связанных со следованием запретам и жаждой их преодоления.
Ключевые слова: дети, ребенок, родители, конфликт, взрослые, общество, воспитание, педиатрия, насилие.
Khubulava Gr. G.
The child as a graduate and a patient in the aspect of the conflict.
Abstract: The article is devoted to the history of the relationship of the individual child in the European society in relation to the evolution of education models, as well as the relationship to the health of children. The article describes a diagram of various parenting styles inherent in the historical period from the Middle Ages to the present. We consider education from five styles since child-killing to leaving, each of which requires a different degree of conflict and violence. Also we deals with the concept of a conflict between an adult and a child, including the phenomenon as pernicious, and forced and necessary violence towards the child in the process of education and treatment. Conflict and violence as its consequence are an integral part of both education and treatment. The parent, as a doctor, have to limit the child in his behavior and to compel certain actions. This of course involves a high degree of parental and medical responsibility for the consequences of violence, both in education and in the treatment of children. Complete rejection of violence, unfortunately, leads the not easy permissiveness, there is no external constraint perceived by children as the indifference on the part of a parent, educator or doctor. Resentment over this indifference becomes the cause of a latent aggression that may lead to serious consequences, both for the child and for others.
Rational conflict helps to recognize and designate the internal borders of children's and adult I, along with a system of moral guidelines, intuitively connected with following prohibitions and thirst to overcome them.
Keywords: children, child, parents, conflict, adults, society, upbringing pediatrics, violence.
Здоровье и воспитание ребенка – неразрывно связаны между собой хотя бы потому, что забота о здоровье детей является частью современной концепции воспитания, а недостатки различных стилей и методов воспитания, такие как насилие или даже равнодушие наносят глубокий вред физическому, психологическому и психическому здоровью детей. Сегодня мы часто слышим о проблемах воспитания детей и о необходимости заботы о больных детях.
В данной статье обсуждается вопрос, какие методы снятия конфликтов могут применяться в детском патронаже, и наоборот, насколько опыт коммуникации с больными детьми может оказаться полезным для развития конфликтологии?
Жизнь, здоровье и личность ребенка повсеместно признается безусловной ценностью. Было ли так всегда? Феномен лечения детских болезней напрямую связан с отношением к ребенку как к личности. Несмотря на благословляющий призыв Христа «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Матф. 18:3), к ребенку долгие века, в том числе и в христианской Европе относились как к бесполезному довеску и даже как к «вместилищу искуса и скверны» (Савонарола). Эпизод сказки «Мальчик с пальчик», в котором дочери людоеда становятся жертвами отца, не так уж далек от истины. Европейская легенда о крысолове метафорически рассказывает историю избавления от чумы ценой детских жизней. Даже в XIX веке от взрослых можно было услышать признания вроде, я бью его, пока не начинают болеть руки.
Истоки конфликта между детьми и миром взрослых коренятся в устройстве патриархального общества, признававшего ребенка собственностью родителей или в случае с сиротами – старших попечителей и опекунов, которыми могли быть родственники, крестные мать и отец ребенка, школьные и университетские учителя или братия монастыря. Признанный статус самостоятельной личности, имеющей безоговорочное право на жизнь, ребенок официально получает лишь в конце девятнадцатого века. Примерно в это же время в качестве самостоятельной отрасли медицины возникает и педиатрия, обратившая внимание взрослых на феномен детских болезней, прежде не считавшийся значимой медицинской и социальной проблемой.
Значительную роль в формировании нового отношения к личности ребенка сыграла иудо-христианская парадигма. С одной стороны, ветхозаветные пророки древнего Израиля противостояли традиции принесения детей в жертву языческим богам Ближнего Востока: Астарте, Мардуку и Молоху. С другой стороны, десятой казнью, обрушенной Иеговой на Египет, было умерщвление ангелом Божьим египетских первенцев: «В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своём, до первенца узника, находившегося в темнице, и всё первородное из скота». (Исх. 12:29). В новозаветной истории правитель Иудеи царь Ирод Антипа, преследующий новорожденного Христа, в пророчествах объявленного Царем Иудейским, приказывает своим воинам устроить «избиение младенцев»: «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф. 2:16).
К слову, от зверств Ирода святое семейство скрывалось именно в Египте, некогда залитым Богом-Отцом кровью первенцев. Слышал ли спасшийся от иродова меча в Египте Логос-Христос, единосущный Отцу, крики детей Египта и проклятия, посылаемые их родителями Богу Израиля? Этот вопрос мог бы стать предметом богословского исследования, если бы Воля Божья могла быть постижима светской антропоцентристской моралью. Остается признать, что конфликт и насилие, в том числе и по отношению к ребенку, как минимум не противоречат авраамистической традиции. Бог – грозный лев, проглотивший «много мальчиков и девочек, женщин и мужчин, царей и императоров, городов и царств»,[1] для верующих в Него остается источником жизни, утешения, чуда и благодати, непостижимо соединяя в Себе любовь и жестокость, ревность и прощение, гнев, насилие, милосердие, чистоту и невинность. Казалось бы, события Ветхого и Нового заветов свидетельствуют о том, что и в иудо-христианской цивилизации детская жизнь, как таковая, ценилась не высоко. И все же нельзя недооценивать роль сакрализации младенца Христа, изменившей отношение к личности ребенка.
Вот как евангелист Лука описывает отношение иудейских учителей веры к личности десятилетнего Мессии: «Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (Лк. 2:46-47). Сам Христос провозглашает избранность детей, ставя их в пример своим Апостолам и Пастве: «Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих. Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него». (Мк. 10, 13- 15). Христианское мировоззрение воспринимает человечество как детей любящего Отца, который жертвой и воскресением своего единственного сына - дал всем людям «власть быть чадами Божиими» (Иоан.1:12) Но даже эта перемена в мировоззрении не отменяет, а скорее усложняет природу конфликта родителей и детей.
Прообразом конфликта ребенка и взрослого, а так же ребенка и родителей в христианском мире было грехопадение, по сути являющееся не чем иным, как актом непослушания первых детей – Адама и Евы строгому запрету мудрого Отца. Как воспитатель и родитель, стремившийся излечить детей от смерти, Бог предлагал Израилю рецепты в виде заповедей, врачей в виде пророков и сложную, а подчас жестокую и болезненную терапию. Однако капризный ребенок-пациент «любимый сын» Израиль, поступавший, как «подкидыш» (Иер. 11. 27-28) систематически нарушал предписания Отца и Целителя. В итоге лекарством от смерти послужила жертва самого Бога: муки, смерть и воскресение Христа.
При этом, та же традиция оставила нам пример вовлечения детей во взрослый религиозно-политический конфликт. История средневековой Европы знает событие, названное «крестовым походом детей». В нем по разным подсчетам приняли участие около пяти тысяч немецких и французских детей в возрасте от четырех до пятнадцати лет, выдвинувшихся под предводительством францисканцев в мае 1212 года «в сторону моря в Палестину». Участники похода верили, что по их молитвам «море расступится перед ними». «Случилось то сразу после Пасхи. Ещё не дождались мы Троицы, как тысячи отроков тронулись в путь, покидая кров свой. Иные из них едва на свет появились, и минул им только шестой год. Другим же впору было выбирать себе невесту - они же выбрали подвиг и славу во Христе. Заботы, им порученные, они позабыли. Родители, братья и сестры, друзья упорно уговаривали их, но твердость подвижников была неколебима. Возложив на себя крест и сплотившись под свои знамёна, они двинулись на Иерусалим… Весь мир называл их безумцами, но они шли вперед»[2].Большинство из них скончались в пути от истощения и болезней. Некоторые были проданы европейскими купцами работорговцам.
Другим примером декларации конфликта и насилия как метода воспитания является «Домострой»: «Любя же сына своего, увеличивай ему раны, и потом не нахвалишься им; наказывай сына своего с юности и порадуешься на него потом в зрелости, и среди недоброжелателей сможешь похвалиться, и позавидуют тебе враги твои. Воспитай дитя в запретах и найдешь в нем покой и благословение; не улыбайся ему, играя: в малом послабишь - в большом пострадаешь скорбя и в будущем будто занозы вгонишь в душу свою. И не дай ему воли в юности, но сокруши ему ребра, пока он растет, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой, и болезнью души, и разорением дома, погибелью имущества, и укоризной соседей, и насмешкой врагов, и пеней властей, и злою досадой»[3].
Начиная с эпохи просвещения, подобный подход считался причиной того, что битые и униженные дети сами начинают бить уже своих детей. Улучшение качества жизни, снижение количества «внеплановых» детей облегчили нагрузку на родителей, и на этой основе постепенно ребенок превращается в «главу семьи», в маленького идола, капризы которого беспрекословно выполняются.
Чего же мы добились, хотя бы теоретически «отменив» всякое насилие по отношению к ребенку? Европейская практика ювенальных институтов не просто провозглашает каждого ребенка самостоятельной личностью, но и оставляет ему полную свободу выбора, считая любое давление со стороны взрослых преступлением. Столь радикальная форма оставляющего стиля воспитания, к сожалению, зачастую приводит к потере ребенком этических ориентиров. Не получая в лице взрослых примера для подражания и не ощущая заинтересованности в себе, ребенок ощущает себя никому ненужным и всеми преданным. Как ни парадоксально это звучит, но в условиях полного отказа от давления и насилия, в среде, где царствует «стопроцентная толерантность», вырастают люди, не просто не способные понять и воспитать собственных детей, но и полные жестокости, скрытой агрессии и обиды на весь мир – обиды, превращающейся в акты спонтанного насилия на улице и в школе.
Американский историк Ллойд Де Моз (Lloyd DeMause) провел собственный анализ эволюции отношения к ребенку в истории Европы[4]. У Аристотеля он находит такое суждение: «Что касается того, бросить или воспитать родившихся детей, должен быть закон, по которому неуродливого ребенка надо воспитывать; но что касается числа детей, если действующие законы препятствуют тому, чтобы кто-нибудь из рожденных был выброшен, должен существовать предел воспроизведению потомства»[5]. А Сенека высказывается по тому же поводу куда категоричнее: «Мы разбиваем голову бешеному псу; мы закалываем неистового быка; больную овцу мы пускаем под нож, иначе она заразит остальное стадо; ненормальное потомство мы уничтожаем; точно так же мы топим детей, которые при рождении оказываются слабыми и ненормальными. Так что это не гнев, а разум, отделяющий больное от здорового»[7].Проведя подробный анализ отношений к детям во все исторические периоды де Моз пришёл к выводу, что по мере развития человечества отношение к детям менялось от безразличного и насильственного к направляющему, охранительному и принимающему. Он выделил несколько основных стилей воспитания от начала времён и до наших дней. Элементы каждого из этих стилей можно найти и сегодня в разных семьях у разных родителей.
Де Моз пишет, что один из факторов, который больше всего влияет на психику ребёнка, это поведение взрослого тогда, когда он оказывается лицом к лицу с ребёнком. В распоряжении взрослого может быть три варианте реакций:
1. Использовать ребёнка для своих проекций.
Например, когда мама говорит младенцу: «Ты специально меня раздражаешь своим постоянным плачем», - она проецирует свой гнев на ребёнка. Понятно, что младенец не может «специально» раздражать мать.
2. Использовать ребёнка как замену для того человека, который был значим для данного взрослого в его собственном детстве.
Например, когда родители ожидают от маленького ребёнка, что в ответ на их поведение, заботу, он тоже будет проявлять любовь, ласку, сопереживание, а если он это не делает или делает не так часто, как хочется родителям, то его наказывают или обвиняют. На самом же деле родители в данном случае пытаются реализовать свою собственную неудовлетворённую потребность в любви от своих родителей.
3. Сопереживать потребностям ребёнка и действовать, чтобы удовлетворить их.
Например, когда ребёнок плачет ночью, долго не может уснуть, мама берёт его на руки, качает, прижимает к себе, понимая, что с ним происходит (на логическом или интуитивном уровне) и стараясь удовлетворить его потребность в тепле, заботе, любви (при этом не отрицая, что и она сама может тревожиться, злиться и т.п.).
Именно с этой позиции Ллойд де Моз и выделил 6 основных стилей воспитания, которые были присущи родителям, начиная с начала времён, и по сей день.
1 стиль воспитания – детоубийственный (с начала существования человечества и до IV века нашей эры). Ребенка, который не был безупречен по форме или размерам, который слишком мало или слишком много кричал или по каким-то признакам не удовлетворял родителей, как правило, убивали. Первому ребёнку, как правило, сохраняли жизнь для продолжения рода. Мальчики ценились больше, чем девочки. Убийство ребёнка родителями стало рассматриваться как убийство только (!) в 374 г. нашей эры! Однако, делалось это во многом не из-за тревоги за жизнь детей, а из-за беспокойства за души родителей, если говорить про религиозный контекст. Фактически, родитель был психологически полностью отдалён от своего ребёнка. Когда родители боялись, что ребенка будет трудно воспитать или прокормить, они нередко убивали его, и это оказывало огромное влияние на выживших детей.
«А при чём тут я?» - может возникнуть вопрос у нынешних родителей. Дело в том, что отголоски этого стиля воспитания можно найти до сих пор, особенно в экстремальных ситуациях. Как в прямом смысле, когда родители, не готовые выполнять функцию родителей, убивают своего ребёнка (сами или оставляя на верную смерть), так и в переносном смысле, когда мама или папа, не спавши всю ночь из-за плача ребёнка, чувствуют, будто ребёнок специально их изводит, плачет назло, издевается над ними, не даёт им спать, нарочно не успокаивается и т.п. То есть, по сути, проецируют на ребёнка собственные чувства.
2 стиль воспитания – оставляющий (с IV по XII век).
Когда родители под влиянием христианства начали признавать, что у ребенка есть душа, единственным способом избежать проявления опасных для ребенка проекций был фактический отказ от него. Наиболее отчетливо выраженной и древнейшей формой отказа от детей является открытая торговля детьми. Торговля детьми разрешалась законом во времена Вавилона и была распространена у многих народов античности. Кроме того для этого периода вполне естественным было отдавать ребёнка на воспитание в чужую семью. Там он воспитывался до семнадцати лет, а потом возвращался к родным родителям.
Рациональных «правильных» объяснений фактическому отказу от детей было масса. «Чтобы он научился говорить» (Дизраэли), «чтобы перестал робеть» (Клара Бартон), ради «здоровья» (Эдмунд Берк, дочь г-жи Шервуд), «в награду за оказанные медицинские услуги» (пациенты Джерома Кардана и Уильяма Дугласа). Иногда родители признаются, что отдают детей просто потому, что не хотят их (Ричард Вакстер, Йоханн Вутцбах, Ричард Севидж, Свифт, Йетс, Август Хэр, и т.д.). В словах матери г-жи Хэр видна обычная небрежность в отношении этого вопроса: «Да, конечно, дитя надо будет отправить, как только мы отнимем его от груди; и «если кто-нибудь захочет малыша, будь добр, вспомни, что у нас есть еще». Разумеется, мальчики были предпочтительнее; в девятнадцатом веке одна женщина пишет брату, осведомляясь у него насчет следующего ребенка: «Если это мальчик, я заявлю на него права; если девочка, придется ждать следующего раза».
Преобладающей формой узаконенного отказа от детей в прошлом было все-таки воспитание детей у кормилицы. И хотя находились эксперты, которые считали этот повсеместный обычай вредным, руководствовались они в этом отнюдь не интересами ребёнка. А тем, что, воспитываясь у кормилицы, ребёнок высшего сословия может получить молоко и кровь от женщины низшего сословия (коими были кормилицы). И при этом все прекрасно знали, что у ребёнка гораздо больше шансов умереть, если он воспитывается у кормилицы, нежели дома (так же, как современные исследования показывают, что психическое и физическое развитие младенцев резко снижается, если они воспитываются в доме ребёнка). Как пишет де Моз, в 1780 г. глава парижской полиции дает такие ориентировочные цифры: каждый год в городе рождается 21000 детей, из них 17000 посылают в деревни кормилицам, 2000 или 3000 отправляют в дома для младенцев, 700 вынянчиваются кормилицами в доме родителей, и лишь 700 кормят грудью матери.
Отдельно стоит упомянуть о пеленании, традиция которого остаётся сильна и в наше время (благо, в гораздо более мягкой манере). Взрослым пеленание давало неоценимые преимущества - когда ребенок уже был спеленат, на него редко обращали внимание. Как показали последние медицинские исследования, спеленатые дети крайне пассивны, сердцебиение замедленно, кричат они меньше, спят гораздо больше, и в целом настолько тихи и вялы, что доставляют родителям очень мало хлопот. Часто встречаются описания, как детей кладут на несколько часов за горячую печь, подвешивают на гвоздик в стене, кладут в кадушку и вообще «оставляют, как сверток, в любом подходящем углу».
Таким образом, при оставляющем стиле воспитания, ребёнка хоть и не убивали (так часто, как раньше), однако часто родители стремились от него избавиться, отдав на воспитания другому человеку. Кроме того, родители старались сделать ребёнка как можно более «удобным» и не доставляющим никаких хлопот. А о том, что средства, которыми всё это делалось, доставляли ребёнку страдания, боль, а иногда могли привести и к смерти, обычно не беспокоились.
Отголоски данного стили воспитания в наши дни встречаются даже у «хороших» родителей. Например, когда ребёнка пеленают, не чтобы успокоить и позволить ему лучше и глубже спать, а чтобы положить его в таком состоянии, когда он не будет мешать и доставлять беспокойство. В связи с этим вспоминается высказывание известного психолога Эрика Эриксона: «У русских такие выразительные глаза, видимо, потому что их в детстве сильно пеленали». Впрочем, де Моз, показывает, что это было отнюдь не национальной особенностью, а почти повсеместным обычаям в разных странах.
3 стиль воспитания – амбивалентный (с XII по XVII век)
В этот период ребенку было позволено влиться в эмоциональную жизнь родителей, однако он по-прежнему был вместилищем опасных проекций взрослых. Так, задачей родителей было «отлить» его в «форму», «выковать». У философов от Доминичи до Локка самой популярной метафорой было сравнение детей с мягким воском, гипсом, глиной, которым надо придать форму. Этот этап отмечен сильной двойственностью. Его можно приблизительно датировать четырнадцатым веком, когда появилось много руководств по воспитанию детей, распространился культ Марии и младенца Иисуса, а в искусстве стал популярным «образ заботливой матери». Родители, хоть и относились к ребёнку уже как к отдельному человеку, всё же проецировали на него огромное количество своих собственных комплексов, страхов и тревог.
Ещё одной особенностью было то, что родители эмоционально вовлекались в жизнь ребёнка, но очень своеобразным способом – через наказание и битьё. Де Моз пишет, что детей в те времена регулярно били. Причём «светила» того времени относились к этому весьма одобряюще. Одним из примеров мучительного «придания формы» личности ребенка является детство Моцарта. Выступавший с четырехлетнего возраста будущий композитор долгие годы находился под постоянным давлением деспотичного отца, которого Моцарт боялся настолько сильно, что даже после отцовской смерти, «его тяжелый призрак», - как писал испуганный сын, - появлялся перед ним, то в образе статуи командора из оперы Дон Жуан, то в облике инфернального заказчика «Реквиема». Именно Моцарту мы обязаны словом «вундеркинд», сопровождавшим его с легкой руки венских газет. Но по его собственному признанию, ни один день его детства «не обходился без розог и оплеух»[8].
Против телесного наказания детей редко звучали открытые протесты. Даже те гуманисты и педагоги, которые славились своей добротой и мягкостью, как, например, Петрарка, Ашэм, Коменский, Песталоцци, одобряли битье детей; Жена Мильтона жаловалась, что не выносит криков своих племянников, когда муж их бьет; Бетховен хлестал учеников вязальными спицами, а иногда колол. И хотя в средневековье, особенно к его концу, стали считать, что битьё ребенка до смерти – это нарушение закона, при этом почти все соглашались, что бить «в разумных пределах» можно и даже нужно.
Как бы мы не стремились закрыть на это глаза, насилие и жестокость неразрывно связаны с детством. С одной стороны жестокость, присуща детям по отношению к слабым или непохожим на них. Она является частью процесса социализации и самоутверждения ребенка, и также может являться проявлением детского любопытства в процессе познания детьми окружающей действительности. При этом, неизбежная детская жесткость не может и не должна быть оправдываема взрослыми. Являясь частью процесса воспитания жестокость родителей по отношению к детям в свою очередь не должна выходить за рамки рациональных запретов и наказаний за проступки, применяемых с целью разумного ограничения свободы ребенка, действующего ему во благо. Тем не менее, жестокость нередко принимается родителями в качестве способа или даже устойчивой модели воспитания детей. Это не редко происходит в тех случаях, когда родители не могут или не желают находить с детьми общего языка. К сожалению, до сих пор актуально замечание автора «Волшебника страны Оз» Фрэнка Баума: «Наказывать детей намного проще, чем пытаться говорить с ними. Но тогда следует ли удивляться тому, что из наших детей вырастают безразличные к ближним жестокие люди?» Мне кажется, эти слова как нельзя лучше отражают недоставки амбивалентного стиля воспитания.
Многие родители согласится, что и сейчас к детям применяют телесные наказания, а некоторые признаются, что сами прибегают к ним. И как тут не вспомнить знаменитую поговорку, «бьёт, значит любит», которая применяется обычно к мужу, а не к ребёнку, но отражает момент рационализации и узаконивания фактического насилия. Посыл о том, что из ребёнка можно «отлить» любую нужную форму, знаком многим нынешним воспитателям, педагогам и родителям [9].
4 стиль воспитания – навязывающий (с XVII по XVIII век).
Как пишет де Моз, ребенок в этот период уже в гораздо меньшей степени был отдушиной для проекций, и родители старались сблизиться с ним более тесно и обрести власть над его умом. Угрозы пускались в ход гораздо реже, так что стала вполне возможной истинная эмпатия, то есть реальная эмоциональная заинтересованность в другом и сопереживание другому. И все же посредством этой власти по-прежнему взрослые пытались контролировать потребности и волю ребенка. Но все же благодаря успехам детской педиатрии и педагогики удавалось добиться общего улучшения заботы родителей о детях и, как следствие, снижения детской смертности, что положило основу демографическим изменениям XVIII века.
Какие последствия для детей имело грубое воспитание родителей? Так, примерно до 18 века, достаточно распространёнными последствиями неправильного воспитания были детские галлюцинации, кошмары, танцевальная мания, а также задержка физического развития. Так, если сейчас считается, что в норме ребёнок уже начинает ходить к 10-12 месяцам (а кто-то и раньше), то в более ранние времена встречаются упоминания, что ребёнок начинал ходить в 28 месяцев.
5 стиль воспитания – социализирующий (с XIX по середину XX века).
Поскольку проекции продолжают ослабевать, воспитание ребенка заключается уже не столько в овладении его волей, сколько в тренировке ее, направлении на правильный путь. До сих пор в большинстве случаев, когда обсуждают проблему воспитания детей, принимают как нечто само собой разумеющееся социализирующую модель. Этот стиль отношений стал основой всех психологических моделей двадцатого века. Особенно это относится к модели социологического функционализма. В девятнадцатом веке отцы стали гораздо чаще выказывать интерес к своим детям, иногда даже освобождая мать от хлопот, связанных с воспитанием.
При социализирующем стиле воспитания основной задачей является прививка правильных привычек, норм поведения в обществе и т.д. Главное – вырастить ребёнка таким, чтобы он как можно больше и лучше был адаптирован к жизни в обществе. С одной стороны, - это большой прогресс по сравнению с предшествующими стилями воспитания, когда ребёнок почти не считался за человека. С другой стороны, главным при этом стиле воспитания, всё-таки, является не ребёнок, а общественные ценности.
Этот стиль отнюдь не завершился в середине 20-го века, и успешно продолжает применяться большинством родителей до сих пор. И до сих пор многие родители считают его чем-то само собой разумеющимся. Немного утрировано основное послание многих современных родителей можно выразить так: не балуйся, чтобы хорошо учиться, чтобы хорошо окончить школу, чтобы поступить в ВУЗ, чтобы получить хорошую профессию, чтобы найти хорошо оплачиваемую работу, чтобы потом хорошо жить на пенсии.
6 стиль воспитания – помогающий (с середины XX века).
Этот стиль основан на допущении, что ребенок лучше знает свои потребности. В жизни ребенка участвуют оба родителя, они понимают и удовлетворяют его растущие индивидуальные потребности. Не делается никаких попыток дисциплинировать или формировать «черты». Детей не бьют и не ругают, им прощают, если они в состоянии стресса устраивают сцены. Такой стиль воспитания требует огромных затрат времени, энергии, а также бесед с ребенком, особенно в первые шесть лет, потому что помочь ребенку решать свои ежедневные задачи невозможно, не отвечая на его вопросы, не играя с ним. Быть слугой, а не повелителем ребенка, разбираться в причинах его эмоциональных конфликтов, создавать условия для развития интересов, уметь спокойно относиться к периодам регресса в развитии - вот что подразумевает этот стиль, и пока еще немногие родители со всей последовательностью испробовали его на своих детях.
Идею современного гуманистического отношения к ребенку как к личности с ее неотъемлемыми правами приписывают Декарту, впервые назвавшему детей «маленькими взрослыми». Руссо, хотя и признавал «общественную неполноценность детей», в целом соглашался с тем, что будущее общества во многом зависит от «нашего с ними обращения». В этом контексте интересен пример Марины Цветаевой, говорившей о своей матери, что та не воспитывала, а испытывала, - и, тем не менее, давшей собственным детям урок независимого поведения и мышления, неотделимого от жесткой самодисциплины: «Когда не доедаете кусок хлеба и не допиваете глоток воды, помните, что где-то от нехватки этого глотка и куска умирает человек […] Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают, раз так охотно на них ссылаются. Ну а если вам скажут: «Так никто не делает» (не одевается, не думает, и так далее) — отвечайте: «А я — кто!»[11].
В истории воспитания детей, следует отметить несколько социальных институтов, сыгравших значительную роль. Первым из них был известный с эпохи средневековья институт крестных родителей. Крестных отца и мать выбирали долго, поскольку именно они брали на воспитание и содержание детей, оставшихся сиротами после эпидемий и войн. В отсутствие крестных заботу о сиротах брали на себя монастыри. С середины восемнадцатого века эту традицию продолжили военные училища, взявшие на себя заботу о «детях полка», многим из которых предстояло стать офицерами или общественными деятелями. «Сыном полка» был, к примеру, выходец из низшего сословия, сирота, ставший реформатором и законотворецем М.М. Сперанский. Множество детей полка появилось по окончании двух мировых войн. Малолетние герои Великой Отечественной войны, отмеченные высокими наградами, часто возмущались тем, что в военных училищах к ним «относятся как к детям» и заставляют учить уроки. Свой склад в воспитание сирот также внесли созданные в девятнадцатом веке по инициативе великих князей государственные общества призрения (ГОП), позже не переименованные, но «перепрофилированные» советской властью в государственные общества детей пролетариата, объединившие сирот гражданской войны.
Одной из причин современного конфликта между детьми и их родителями является неосознанное нарциссическое стремление родителей видеть детей, отвечающими родительским представлениям об идеальном ребенке. Естественным откликом на родительское насилие является мазохистское восприятие детьми своего подчинения и соответствия родительским иллюзиям, как условия любви и принятия. Современная философия культуры оправдывает насилие, как способ реализации культурного абсолюта. Она, перефразируя мысль Гераклита, видит конфликт и насилие «отцом всего». Одним из известных адептов такой точки зрения является Рене Жирар. Тем не менее, феномен семейного насилия, принимающего как физические, так и психологические формы, остается важной и нерешенной социальной, культурной и антропологической проблемой.
****
Внимание общества к детям проявляется, в том числе, в заботе об их здоровье. Практика лечения детских болезней имеет древние истоки. Издавна она была тесно связана с практикой родовспоможения и врачеванием женских болезней. Об этом свидетельствуют труды выдающихся врачей древнего мира (Сорана из Эфеса, Галена) и средневековья (Абу Бакра ар-Рази, давшего классическое описание оспы и кори, Ибн Сины и других). Специальные сочинения о болезнях детей стали появляться в конце XV — начале XVI в. В XVI—XVII вв. были описаны и изучены многие детские заболевания: коклюш (G. de Baillou, 1578), рахит (F. Glisson, 1650) и другие.
Следует отметить, что именно прорыв в лечении детских инфекционных болезней, являющихся наиболее частой причиной смерти детей, выделил педиатрию в самостоятельный раздел медицины. Это сделало возможным сохранить и продлить жизнь многих маленьких пациентов. В начале XVIII века леди Монтегю попыталась распространить в Англии турецкий метод защиты от оспы путем втирания содержимого оспенных пузырьков в кожу здорового человека. Но метод широкого распространения не получил: слишком велик был страх заболеть после процедуры. Тем не менее, для некоторых, в том числе коронованных особ, страх заболеть в период эпидемии был еще больше, чем страх перед втиранием. В 1768 г таким способом были привиты Екатерина II, императрица российская, и ее сын Павел.
В 1769 г английский врач Эдуард Дженнер применил принцип предупреждения подобного подобным. Дженнер заметил, что крестьянки, ухаживающие за коровами, довольно часто заражаются от животных так называемой «коровьей оспой», которая протекает у людей легко, практически не оставляя следов. Но потом, в периоды эпидемий, эти люди никогда не болели натуральной человеческой оспой. В качестве эксперимента восьмилетнему мальчику была привита коровья оспа, затем, через 1,5 месяца ребенка заразили натуральной оспой. Заражения не произошло. Таким образом, была разработана и введена в практику вакцинопрофилактика оспы.
Человеком, который совершил следующий прорыв в вакцинопрофилактике, был французский ученый Луи Пастер. Именно он раскрыл причину возникновения различных инфекционных заболеваний, выделив чистые культуры микроорганизмов. Им были разработаны и стали успешно применяться вакцины против сибирской язвы, куриной холеры, бешенства. В XVII—XVIII вв. наибольший вклад в изучение детских болезней внесли английские врачи. Томас Сиденгам (1624—1689) описал ряд заболеваний: скарлатину, которой дал название scarlet fever, ревматическую хорею, подагру, коклюш, краснуху, рожу и др. У. Кадоган составил труд «Опыт вскармливания и ухода за детьми от рождения до трех лет», Г. Амстронг написал «Очерк о наиболее опасных детских болезнях», М. Андервуд подготовил обширное руководство по детским болезням. Важное значение имело открытие Э. Дженнером метода вакцинации против натуральной оспы. В России первые-сочинения о болезнях и воспитании детей составили С. Г. Зыбелин (1775) и Я. М. Максимович-Амбодик (Педиятрика). Пятая книга его труда «Искусство повивания, или наука о бабичьем деле» (1784—1786) целиком посвящена детским заболеваниям (оспа, корь, рахит, глисты, а также характеристика доношенного и недоношенного плода, уход, вскармливание и т. д.).
В XIX в. педиатрия (от греч. paidos — ребенок и iatreia — лечение) стала формироваться как самостоятельная научная дисциплина. Первая больница для детей была открыта в Париже в 1802 г. Она стала ведущим центром Европы первой половины XIX в. по подготовке специалистов в области детских болезней. Выдающимися врачами того времени были представители французской педиатрической школы: П. Бретонно, изучавший дифтерию и круп у детей; Ш. Бийяр, создавший атлас патологической анатомии детских болезней; известный клиницист-экспериментатор А. Труссо, разработавший операцию трахеотомии у детей. В 1844 г. во Франции были открыты первые ясли для детей, а в 1899 г.— организовано Научное общество детских врачей.
Первое в мире общество детских врачей было создано в Германии в 1884 г. (Фрейбург) и далее в Санкт-Петербурге (1885), Москве (1892), Париже (1899), Лондоне (1900), Киеве (1900). Инициатором создания Общества детских врачей Санкт-Петербурга был заведующий кафедрой детских болезней Военно-Медицинской Академии, первый русский профессор-педиатр Николай Иванович Быстров. В организационном собрании Общества детских врачей Санкт-Петер<