Другой конфликт Илюхина, на этот раз с Даниэлем Усиковым, привел к ожесточенной борьбе за приоритет при исследовании пропасти Снежная на Кавказе. К тому времени у Центральной и приближенных к ней спелеосекций наметилась еще одна неприятная тенденция - присваивать открытия "дикарей". Иллюстрацией тому уже упомянутый нами случай с пещерой ТЕП, переименованной в Октябрьскую. Увы, это не единичный случай спелеопиратства.
Нечистоплотность всегда отвратительна, в чем бы она ни проявлялась. И присуща она, к сожалению, не только эпохе Илюхина. Если о попытке группы красноярца З.Залиева перехватить успех в пропасти Форельная у москвичей под руководством Е.Снеткова мне рассказывала участница тех событий москвичка Таня Немченко, то мне лично привелось стать участником событий, когда наша совместная с болгарским клубом "Академик" из Софии экспедиция 1987 года в Киевскую была обворована свердловчанами под руководством С.Валуйского. Об этой экспедиции еще будет рассказано.
"Как обворована?" - удивится мой заинтересованный Читатель, и будет прав. Потому что такие случаи в нашей среде все-таки достаточно редки.
А вот так. Скажу лишь, что в 87-м году мы потерпели в Киевской серьезную аварию и вынуждены были с помощью наших друзей: узбекских и туркменских спелеологов вести трудные спасательные работы, поднимая из пропасти тяжело травмированного болгарского спелеолога. В суматохе спасработ в пропасти осталась часть болгарского снаряжения. Естественно, что мы обратились к идущим в пещеру вслед за нами свердловчанам с просьбой помочь - вынуть и вернуть иностранное снаряжение, чтобы мы могли передать его болгарам.
Казалось бы, что стоило помочь? Годом раньше мы в той же Киевской достали с отметки -750 два тяжеленных мешка с владивостокским тросом. Годом позже доставали московское снаряжение из Перовской на Арабике. Просто так, из взаимовыручки. А у нас была авария.
Свердловчане "помогли"! Вернули через самаркандского томича Гришу Пряхина полторы веревки, и сказали, что больше ничего не нашли. Блестящие иностранные карабины оказались дороже чести.
Не хотелось верить, что такое возможно, но позже, бывшие в составе той свердловской группы оренбуржцы подтвердили - были и карабины, и веревки, поделенные свердловчанами между собой. А два года спустя на Всесоюзном слете в Свердловске я видел у Валуйского тот, "кырктаусский", зеленый болгарский карабин. Видел и... ничего не сказал. Просто стало очень противно и больно.
Так что нечистоплотность присуща не только давней истории, но эпоха Илюхина явилась законодателем мод. Стоило появиться на горизонте сколько-нибудь перспективному району или пещере, как властьимущие спелеотуристы устремляли к ним свои честолюбивые устремления.
* * *
Так получилось и со Снежной. Не могло получиться иначе! Едва появилась информация об открытии на Бзыби и прохождении МГУшниками новой пропасти, да еще претендующий на рекордную глубину, в пещеру немедленно организуется ряд экспедиций Центральной спелеосекции, Свердловска и Красноярска.
Центральная спелеосекция вообще была связана тесными узами со Свердловской городской спелеосекцией (СГСС). Если взглянуть в спелеотуристскую литературу тех лет, невольно закрадывается подозрение, что все лучшие умы советского спелеотуризма были сосредоточенны именно в этих двух коллективах - авторы подавляющего числа методических материалов непременно, если не из ЦСС, то уж из СГСС точно!
Красноярск, этот независимый и наиболее мощный по численности спелеотуристов, клуб России, (возглавляемый сначала Игорем Петровичем Ефремовым, а затем в течение долгого времени Юрием Ивановичем Ковалевым), наверно, был Центральной спелеосекции просто не по зубам, так что Илюхин предпочитал сохранять с красноярцами дружественные отношения. Понятно, что и красноярцы не чурались связей со столицей.
Прослышав о новой претендентке на всесоюзный рекорд, Илюхин поспешил собрать верных ему легионеров и атаковать Снежную. Что ж, силы были неплохи. Но и противник оказался достойным... Пятый завал!
Дважды разбились о него массированные атаки красноярцев. Очередная экспедиция союзных ЦСС москвичей отступает от Пятого завала Снежной в 1975 году.
Но тут появляется Киевская! И внимание Центральной спелеосекции переключается на Кырк-Тау. В 1976 году Всесоюзная экспедиция, наконец, возвращает себе всесоюзный рекорд, утраченный было официальными спелеотуристами в результате успеха в Снежной "дикарей-МГУшников" Зверева. И то подумать - что ж это за дела, если "дикарей" обставить не удается!
В Киевской достигнуто дно на, более, чем километровой, глубине: -1080 метров дает топографическая съемка первопроходцев.
Ап... неувязочка! Экспедиция-то хоть и всесоюзная, но... без ЦС! Пантюхин, Крым, пермяки какие-то. Как так? Прошли километровый рубеж и без Центральной спелеосекции? Шалишь!
В Киевскую срочным порядком отправляется экспедиция Илюхина, чтобы вторично определить глубину пропасти при помощи гидронивелирования. Этот метод определения глубин, основанный на принципе сообщающихся сосудов, очень трудоемок и требует изрядного мастерства от исполнителей. Парни Илюхина поработали на славу и вот... сенсационный результат: глубина Киевской не 1080, а всего лишь -950 метров!
Скандал! Его немедленно постарались раздуть до подобающих случаю всесоюзных масштабов. Острие удара было направлено на чересчур окрепшую Крымскую спелеосекцию - осмелились опубликовать непроверенные данные? Получите!
Разночтение данных попало за рубеж. "Русские не умеют делать топосъемку!" И почему-то, сходу забраковав данные Всесоюзной экспедиции, никто не усомнился в точности Илюхинской съемки. Цифра, выданная властями от спелеологии, немедленно попала в официальные сводки и до сих пор фигурирует в пещерной статистике. Неужели съемщики Всесоюзной спелеоэкспедиции были менее квалифицированны, чем илюхинские? А преимущества метода гидронивелирования перед полуинструментальной топографической съемкой: при помощи компаса и эклиметра, - весьма сомнительны. Как в первом, так и во втором случаях место для погрешностей и ошибок остается всегда, тем более, если учесть, что речь идет о пропасти километровой глубины.
Надо сказать, что точная глубина Киевской дискутируется до сих пор. Еще дважды разные спелеоэкспедиции предпринимали попытки ее измерить. Были получены данные: -1020 и -980 метров. Последний результат определялся при помощи синхронного баронивелирования, проведенного ташкентской спелеосекцией в 1987 году: можно сказать, при мне. При этом из всех, взятых под землю воздушных высотомеров-альтиметров уцелел только один, - по нему и взяли конечный отсчет. Тоже, в общем, не обошлось без греха. Но результаты получались довольно близкие. Простое сложение всех четырех результатов и вычисление среднего арифметического дает цифру -1007 метров, что очень похоже на действительность. Киевская заслуживает своей -1000 метров, хоть это, пожалуй, и самая простая из советских километровых гигантов. Самая простая и приятная для прохождения. Так показалось мне после двух посещений этой прекрасной пропасти в 1986 и 1987 годах.
* * *
Неясно, как в действительности отнеслись за границей к этому, раздутому ЦСС, "конфузу" с измерением среднеазиатского полюса глубины. Скорее всего, никак. За "бугром" хватало своих километровых гигантов, чтобы обращать внимание на среднеазиатские скандалы красных спелеологов. Тем более, что КиЛСИ никогда не претендовала на мировой рекорд. А на Союзный - пожалуйста!
Но достоверно судить, что там, в "забугорьи", происходит, мы, понятно, не могли. В то время большинство из нас было надежно отгорожено от "коварной" заграницы коммунистической заботой о нашем идейном здоровье. "Простые" спелеотуристы за рубеж не попадали. В загранпоездках участвовала, прежде всего, верхушка Центральной спелеосекции, приближенные к ней, а также такие супер-клубы, каким во все времена оставался Красноярский Краевой Клуб Спелеологов. Известны поездки советских спелеологов в Польшу, Венгрию, Болгарию, участие советской делегации на VI Конгрессе Международного Союза Спелеологов (МСС - UIS) в Чехословацком городе Олмоуц в 1973 году. Так что за границей о нас кое-что знали. Верхушка советского спелеотуризма имела контакты с зарубежным спелеодвижением, получала разнообразнейшую информацию о состоянии дел в западной спелеологии и спелеотехнике, но... информация эта доходила далеко не до всех.
Возможны противоречивые оценки деятельности Владимира Валентиновича Илюхина - первого председателя ЦСС, официального лидера советского спелеотуризма на протяжении первых пятнадцати лет с его возникновения. Многое теперь уже растворилось в прошлом. Но, погружаясь в документы, наталкиваешься порой на удивительные факты, задаешься вопросами, ответы на которые отыскать нелегко.
Например, что послужило причиной тому, что советский технический вертикальный кейвинг выбрал свой собственный путь развития - применение стальных тросов, в то время как весь мир переходил к технике одинарной веревки - SRT? Только ли тот печальный факт, что в то время в нашей стране не производилось в достаточном количестве пригодных для спортивных целей нейлоновых веревок? Думаю, нет.
Главная причина представляется мне в том, что советский спелеотуризм был устроен так же, как и государство, в котором он существовал. Сумасшедшая централизация, жестокая цензура, приоритет, пусть бредовых, но собственных разработок: все разрушалось "до основанья, а затем!". Отношение к Западу воспитывалось исключительно как к безусловно враждебному, чуждому нам рассаднику капиталистической чумы-идеологии.
Илюхин со товарищи были в курсе самых передовых технических разработок того времени, но в силу разных причин не могли, а может быть, и не хотели, оценить их рациональное зерно. Все пропускалось через сито цензуры: все перекраивалось на свой лад и подавалось нам, крестьянам, под собственным соусом, часто искаженное до неузнаваемости. Для широкого спелеологического движения страны оригинальная западная информация долгое время оставалась терра инкогнита, куда впускались только избранные. Верхушка трансформировала разработки зарубежных школ спелеологии, приспосабливая их к собственному пониманию. Копируя (в буквальном смысле!) картинки из французских, австралийских, английских учебников по кейвингу, Илюхин и его соратники тут же давали им советскую трактовку в духе сложившейся в стране спелеотехники. Ну, например, пририсовывали вторую веревку к иллюстрациям по SRT! Взять хотя бы широко известные "Путешествия под землей" В.В.Илюхина и В.Н.Дублянского или методические рекомендации по технике спелеотуризма, выпущенные в те годы (*56).
По крайней мере, все это было некорректным по отношению к истине. А по большому счету наносило серьезный вред советской вертикальной технике в частности и всему любительскому спелеологическому движению в целом. Потому что ничем нельзя нанести такой ощутимый ущерб, как утаиванием или искажением информации.
Описывая эти события, я, наверняка, пристрастен. Но я и не претендую на кристальную объективность. Сегодня каждый второй - бунтарь, борец, антикоммунист. Я же относился к тем, кто верил. А когда осознал, на каком чудовищном обмане взрощена моя вера, пережил тяжелое унижение. Да еще приправленное горечью понимания, что даже Спелеология - святая святых бескорыстных и беззаветных ее рыцарей - даже дело Спелеологии оказалось круто замешанным на лжи и обмане, на политических интригах, распрях, борьбе за власть и место у кормушки.
* * *
А в это время в Москве зарождалась еще одна команда, которой предстояло вписать немало славных строк в историю советского спелеологического движения. В 1973 году на основе личной дружбы двух замечательных спелеологов - Даниэля Алексеевича Усикова и Александра Игоревича Морозова, и возникшего у них неистребимого интереса к пропасти Снежная начинает свою деятельность группа, получившая название по имени любимой пещеры - группа "Снежная".
Первая же экспедиция группы в пропасть, давшую ей свое имя, столкнулась с жесточайшими погодными условиями осенней ноябрьской Бзыби 1973 года. Трижды приходилось спелеологам откапывать входную часть пропасти, так как лавины с бортов ее крутоскальной входной воронки раз за разом пробивали 200-метровую вертикальную ледовую часть пещеры, закупоривая ее 15-метровыми снежными пробками. Борясь с лавинами, экспедиция сумела спуститься по ледовой части пропасти, дошла до Большого зала на отметке -200 метров и вынуждена была отступить.
Тем не менее через год Усиков и Морозов вдвоем проходят до Пятого завала Снежной и благополучно возвращаются. Для тех лет это был беспрецедентный выход. Следует учесть, что "Правилами" советского спелеотурзма категорически запрещалось соваться в пещеры такой категории сложности в составе, меньшем шести человек. А тут - вдвоем!
Успех "частных русских спелеологов" не остался незамеченным и вызвал серьезное возмущение спелеотуристских властей. Но группа "Снежная", не обращая внимания на усиливающееся давление официантуры, начинает скрупулезное изучение сакраментального Пятого завала. Экспедиции следующего, 76-го года, оканчиваются неудачно. Завал не сдается. Но вот в 1977-м!.. Послушаем Татьяну Немченко:
"Спелеолог из клуба МГУ Миша Ноздрачев, вместе с друзьями, разыскивающий летом 1977 года новые пещеры вблизи Снежной, увидел у входа толпу женщин и детей. Удивленный, он подошел поближе. Ага, вот и двое мужчин: москвичи Саша Морзов и Даниэль Усиков. Разговорились. Александр - инженер-химик, Даниэль - физик и математик. Собираются пройти Снежную дальше. Еще должен приехать Владимир Федотов, так что будут работать в пещере втроем. Кто останется наверху? Только жена Даниэля с ребенком. Она будет по телефону сообщать о погоде.
Втроем? В такую сложную пещеру? Это было смело и абсолютно не похоже на традиционно многолюдные экспедиции спелеоклубов. Но и снаряжение у ребят было другое: надежное, легкое. Лестницы, штурмовой шест, дюралевые крючья, капроновая палатка, защитные и гидрокостюмы - все тщательно изготовлено ими по своим же чертежам. Нетрадиционным был и сам подход к работе под землей: уйти в пещеру на целый месяц, двигаться вниз вместе с лагерем, чувствовать себя в Снежной, как дома. Все необходимое для того, чтобы долго жить и работать под землей, было улажено в двадцать пять транспортных мешков".
Да, экспедиция "частных русских спелеологов" выглядела по тем временам весьма необычно. Мы можем "заглянуть" в те дни, перелистав воспоминания Даниэля Усикова (*57):
"... Ситуация выглядела достаточно комично. Посудите сами. "Группа", состоявшая из двух спелеологов (Володя тогда еще не приехал), пятерых детей, женщин (жен) и небольшого числа знакомых этих спелеологов, поставила перед собой "скромную" задачу: пройти Снежную дальше. То есть сделать то, что не смогли сделать шесть предыдущих экспедиций, включая одну Всесоюзную, за четыре предыдущих года. Наверно, единственное, что удерживало... от желания показывать на нас пальцами и кататься от хохота, это дошедший через Зверева слух о нашем успешном спуске в Снежную вдвоем в 1975 году".
Вот в таком составе группа "Снежная" готовилась к решающему прорыву. И он состоялся. Пробившись через Пятый завал, спелеологи спускаются на "Глубокую реку" Снежной и продвигаются по ней до "Шестого" завала.
Так начиналась Эпоха Великого Таскания Мешков.
Через неделю Морозов, Усиков и Федотов поставили лагерь у Пятого завала, чтобы не тратить силы на подходы к району работ. Потом это станет излюбленным приемом "морозовской" тактики. А пока:
"... Уже на второй день исследований внутри Пятого завала Саша, Даниэль и Володя сумели подняться вверх на 60 метров и выйти в просторный зал Надежды. Ощущение было такое, будто ночью вышли на поверхность земли: после тесноты завала - огромный зал.
Где-то очень далеко в глубине зала гремел водопад, и причудливое эхо блуждало под сводами. Но гремела не река: по почти вертикальному каньону с ревом мчался Новый ручей.
Но где же спуск с Пятого завала? Интуиция! Что же еще может провести спелеолога через лабиринты шкуродеров и хаос глыб? Интуиция и трезвый расчет. Взяв компас и запас батарей, Даниэль один, чтобы максимально обострить восприятие, отправился в казалось бы уже безнадежные поиски, и - вышел-таки в зал Победы. Это был почти двойник зала Надежды. Такой же высокий свод, и пол - круто уходящая вниз осыпь. Сухо, легкий ветерок, ласковый лепет ручья. Это был Эдем для подземных лагерей! Стартовая точка для глубинных исследований. Кончилась затянувшаяся спячка Снежной - путь вниз был свободен!"
* * *
Фортуна любит упорных и сообразительных. "Спячка" Снежной действительно кончалась. Из зала Надежды открывался путь по Новому ручью, в систему впечатляющих залов Анфилады, к колодцу Катаклизм и другим еще не открытым чудесам Снежной... Но кому нужны были эти "побочные" чудеса? Шла битва за глубину, и все помыслы первопроходцев устремлялись вниз, вниз и вниз. Спуск по глыбовому навалу на полу зала Победа позволил снова выйти к подземной реке Снежной за Пятым завалом на глубине около -700 метров.
"За Пятым завалом река продолжалась: глубиной то по колено, то по пояс, не слишком бурная. Метров через триста, после того, как она приняла два крупных притока, ручей Заблуждения и ручей Заячий, русло стало еще более пологим, и следующие триста метров спелеологам пришлось преодолевать высокую воду, иногда - вплавь. Голубая река, заполнявшая все дно широких галерей, делала их необычайно красивыми. Пещера была величественна и спокойна. Спелеологи же, поскольку вода была очень холодная, должны были все время двигаться, а после долгих проплывов согреваться физическими упражнениями. Саша порвал гидрокостюм, но даже угроза переохлаждения не могла заставить его отказаться от открытий.
Но вот рельеф изменился: пятнадцатиметровый водопад и, увы, новый, очень крупный завал. К этому моменту глубина Снежной уже вплотную приблизилась к 800 метрам, а на карту было нанесено около двух километров новых ходов.
Сюрпризы Снежной на этом не кончились. Вернувшись через несколько часов в лагерь, ребята с ужасом наблюдали, как под водой исчезает лагерная площадка и вообще все то, что уже давно называли "старым дном пещеры". Вода на Пятом завале поднялась на 15 метров! А ведь прошел далеко не самый сильный дождь..."
* * *
Это была Победа! Недаром так назвали долгожданный, открытый группой зал с водопадиком и заветным спуском к продолжению реки.
Понятно, что в следующем, 1978 году, Морозов и Усиков снова отправляются на Бзыбь.
"Экспедиция 1978 года - поворотный момент в истории Снежной. К этой гигантской пропасти вновь было привлечено внимание многих научных работников и сильнейших спелеотуристов страны. Новая часть пещеры уже тогда позволила считать ее уникальной по сложности. Это обусловило рождение новой тактики работы в глубочайших пещерах: спуск участников в пещеру на весь период экспедиции без периодического выхода на поверхность, а также автономия и самообеспечение участвующих в ней групп. Именно эта тактика была впервые разработана и успешно применена экспедицией в Снежную в 1978 году" (*58).
Чувствуете чеканную поступь повествования? Эти строчки принадлежат не менее, чем морозовская тактика, уникальному человеку в советской спелеологии тех лет - майору, а затем подполковнику (может, уже генералу?) советских Вооруженных Сил нашему доброму товарищу Андрею Шульцу. Атлетического сложения майор Шульц походя рвал тонюсенькие (ради облегчения веса) морозовские тросовые лесенки и на замечания типа: "Ты, Андрюха, кончай строевым по пещере ходить! Кто будет лестницы ремонтировать?" беззлобно отстреливался в том смысле, что: "Если вы" штатские" такие умные, так что ж вы тогда строем не ходите?" Кадровый офицер СА в пещере? Если не считать майора Бондала из крымской спелеокогорты, что-то я больше и не припомню среди нас таких отчаянных. Но - слово тогда еще майору Шульцу.
"Возраст участников экспедиции в Снежную в 1978 году выглядел солидно: от 25 до 43 лет. Всего 9 человек, почти все - с высшим образованием, семейные, представители разных городов страны.
...И вот год подготовки, закупки продуктов, их упаковки, герметизации, подготовки общественного снаряжения (около полутора километров одних только веревок и лестниц) и других необходимых дел и волнений закончен. Всего в пещеру на себе было спущено (как мы говорим - "загружено") около тонны грузов. А ведь этому предшествовал их подъем на самый верх Бзыбского хребта!
Был разработан график: в зависимости от сроков очередного отпуска, его продолжительности и необходимости в людях на том или ином этапе штурма, - каждый из нас получил свою задачу, напарника и свой план работы.
Первая группа имела целью навеску снаряжения на верхних колодцах. Вторая, пройдя по готовой навеске, штурмует непройденное никем и, в основном, действует по обстоятельствам. Она же протягивает телефонный кабель для связи с поверхностью, где у нас "на погоде" в течение месяца, в одиночестве, среди гор, тумана и дождя сидел Валя Беляев.
Третья группа, в составе которой мне и предстояло работать, спускается вниз к моменту начала подъема второй, встречается с ней и занимается транспортировкой грузов на поверхность, в то время как вторая группа налегке поднимается наверх и спешит домой до окончания отпуска.
С моим напарником Георгием Людковским мы встретились прямо перед отъездом на Курском вокзале в Москве. До этого мы ни разу не виделись и не были знакомы. Я только и знал о нем, что у него трое детей и парень (42 года) он хороший. Нам предстояло в самом тесном общении провести ближайшие три недели. Не штурм, а эксперимент на психологическую совместимость!"
Особенностью тех полулегальных экспедиций на запредельные глубины была известная нехватка надежных кадров. Надо было как-то ухитриться, не раздувая численности состава, справиться со все возрастающей массой снаряжения и мешков с жизнеобеспечением. Да и как раздуешь численность, если сроки экспедиций выходили за всякие "разумные" числа - где отпуска-то брать? Брали.
"Каждый из членов этой экспедиции провел под землей от 18 до 32 суток, не выходя на поверхность. И это в одном дне пути до теплого Черного моря! Спелеотуризм - своеобразный вид отдыха, не для всех понятный".
Если для могучего офицера Шульца путешествия по Снежной представлялись "видом отдыха", то для его штатских коллег это была серьезная работа.
"Новая тактика определилась, прежде всего, большой протяженностью и сложностью пещеры. Все экспедиции проходили не иначе как посреди "стада" мешков, которые мы гнали перед собой. Как показал опыт последующих экспедиций, иного способа прохождения Снежной пока не разработано.
Из Гудауты, от моря, на которое мы лишь успели посмотреть, уезжаем автобусом до поселка Дурипш. Местных жителей приводит в бурное изумление вид наших огромных рюкзаков. Один из первых вопросов - сколько вам за это платят?"
* * *
Через 3 года после описываемых событий стоим с ленинградцем Олегом Демченко на заросшем дурной травой Дурипшском стадионе, мирно беседуя с праздно шатающимся абхазом.
- Вы куда идете?
- В горы.
- Я вчера спустился. Коров пасу. Вы в пещеру?
- В пещеру.
- Слушай, а сколько вам за это платят, а?
Переглядываемся с Олегом.
- Ну, - начинаю я, - в день четвертной, да высокогорные десять процентов, да подземные тринадцать, да...
- Да безводные семь, - подхватывает Олег.
- Да премия пятьдесят!..
Вижу, как туманятся в мысленных подсчетах глаза простого абхазского пастуха. С минуту он молчит. Потом глаза его округляются, руки разводятся в стороны ладонями вверх и из-под щегольских усов вырывается классическое:
- Ва! Так ты же больше меня зарабатываешь, дарагой!
Посмотрел с уважением, поцокал языком и удалился.
Чего себя дураками выставлять, правда?
* * *
Так что там, Андрей, было у вас в ту экспедицию?
"Подъем к Снежной дался тяжело. Вес рюкзака превышал 60 кг, местами его удобнее было делить на две ноши. В первый день хлестал ливень: второй прошел в тумане: третий - при ярком солнце.
Отдыхать у пещеры было некогда. На следующий день, 21 июля, начали спуск.
Пещера сразу поразила своей враждебностью. Есть пещеры красивые, есть даже уютные, но эта будто бы хочет прокричать тебе в лицо: "Тебе не место здесь, человек!"
На зло пропасти и себе идем вниз.
Верхние 200 метров колодцев проложены в снегу и льду. Из-за сквозняка, который чувствуется в разной степени по всей пещере, лед тает. Ледяная жижа вперемешку с глиной сводит пальцы рук. Как хорошо, что мы в гидрокомбинезонах! Иначе давно были бы мокрыми до нитки. Ужасно противно капает сверху. Захлопывающийся карабин мелкими брызгами грязи уже давно покрыл все лицо. Иногда кажется, что конца этим ледяным щелям не будет. Но телефонный кабель, проложенный нашими друзьями при спуске вниз, продолжает тянуться над нашими головами. Ребята здесь проходили. Перед спуском Беляев нам сообщил, что несколько дней назад, пока он, собирая сухие веточки карликовой ивы для костра, отлучился из лагеря, пастухи (неизвестно зачем) украли из его палатки два портативных телефона, один из которых был предназначен для нашей двойки, другой - Беляеву для обеспечения связи с группами под землей: кроме сообщения данных метеосводки, он должен был играть роль диспетчера между группами. Кража, предусмотреть которую было невозможно (ведь мы с детства привыкли, что пастухи бывают только хорошие), не только поставила под серьезную опасность всю экспедицию, но и сыграла злую шутку с нашей двойкой. Дело было в том, что штурмовая группа, самая многочисленная по составу, стремясь облегчить нашу работу, в общем потоке грузов забросила под землю не только питание и топливо на нас, но прихватила и гидрокостюм Георгия. Питание и топливо нам оставляли равномерно в каждом из промежуточных лагерей, а вот о нахождении "гидры" должны были сообщить по телефону. Позднее выяснилось, что гидрокостюм был оставлен в подземном лагере под названием "Галерея" (над Большим колодцем, что и правильно, так как именно отсюда начинается вода, прим. мои, К.Б.С.). Лагерь находится в стороне от основного хода, и мы с Георгием его прошли, не заметив. В итоге Георгий достиг глубины -680 метров без гидрокостюма!"
Не только Георгий Людковский мог бы похвастаться таким безгидрокостюмным хождением по Снежной, но в те времена это было действительно серьезным достижением.
"А пока мы двигались вдоль теперь уже бесполезного кабеля, в голову лезли грустные мысли, мы знали, насколько обеспокоены отсутствием связи наши товарищи под землей, каким бессмысленным стало теперь пребывание и ожидание у пещеры такого одинокого и уже далекого Беляева. На поверхности утро. Солнце встает... В горах оно такое красивое...
Поскользнувшись, падаю. Срыв моментально приводит в чувство. Самостраховка сработала, веревка, цепляясь за потолок наклонного обледенелого колодца, звонко гудит.
Вот и зал. Его называют Большим, хотя в пещере есть залы значительно больше. Он открывается неожиданно, и, как многие залы Снежной, начинается узкой щелью, в которой не развернуться, и сразу уходит в пустоту. Постепенно потолок исчезает из видимости, и уже ничего не видно, кроме 4-5 метров веревки над головой. Ощущение беспредельной пустоты, как в космосе.
Первый подземный лагерь. Ночь прошла плохо. Слишком много переживаний для одного дня.
Второй день ушел на протаскивание грузов через так называемый "Шкуродер" - узкое место подземного хода, в которое с трудом удается протиснуться. Если сначала транспортные мешки, в одном из которых были фотоаппараты, бережно передавали из рук в руки, то теперь мы их просто швыряем по склону. И ничего - фотоаппараты целехоньки. Один из транспортных мешков, который я изо всех сил пытаюсь выпихнуть перед собой из "Шкуродера", никак не хочет подчиняться. Наконец, я в бешенстве пинаю его так, что он, как пробка, вылетает из "Шкуродера" и... прямехонько скатывается в боковую щель, узкую и длинную. Многих трудов стоило его оттуда вызволить.
ПБЛ-2 (подземный базовый лагерь) наши предшественники оборудовали в Сухом зале, где действительно было сухо, тихо и тепло. (Ума не приложу, где это в Снежной они откопали такое райское местечко? прим. мои, К.Б.С.). Нам было так хорошо, что мы проспали 26 часов, честное слово. Проснувшись, долго спорили, какой день и время суток. Хорошо, что у Георгия были часы с календарем.
Следующий день (условный день - это время, когда мы не спали) был посвящен Большому колодцу (около 160 м) Спуск в него представляет собой сомнительное удовольствие.
И вот мы на глубине -500 метров в Университетском зале, которым заканчивается Большой колодец. В колодце немилосердно поливает. Впереди - самая сложная часть пещеры - обводненная.