И только через шесть лет настал этот миг! Пройдя около 1300 метров подводных лабиринтов, Хазенмайер вышел в долгожданный незатопленный зал.
"4 ноября 1985 года... через 2 часа после начала погружения мне удалось достичь последней исследованной точки. Час заняла съемка фильма. Я припарковал скуттер к ходовому концу 83-го года и привязал к нему новый провод. Камера, которую я тянул за собой, фиксировала осторожные гребки ласт, атакующие неизвестную часть пещеры. Отвесные стены разрушены и окрашены в темно-красный и черный цвета. Через 80 метров свод пошел вверх. Скальный барьер оставил свободной лишь узкую лазейку. Покрытый осадками пол приподнялся и стал уже. Замечаю в глубине расширение. Под водой вижу натеки. Опыт подсказывал, что незатопленные пещерные залы должны находиться поблизости.
Киносветом я прослеживаю выдыхаемые и поднимающиеся пузырьки воздуха. Они исчезают на серебристой поверхности - зеркале озера. Надо мной находится первый воздушный зал "Голубой пещеры". Мне не терпится узнать, какой он величины, но я должен выждать. Крови и тканям требуется время, чтобы вывести растворенный в них под давлением глубины азот. При быстром всплытии в тканях могут образоваться газовые пузырьки. Поэтому я следую предписаниям, выданным мне двумя моими декомпрессионными компьютерами: 15 минут задержки на глубине 6 метров и еще 50 минут на 3-метровой глубине.
А пока рассматриваю великолепные украшения на стенах. Все эти натеки созданы водой и затоплены руками людей. Они скрылись под водой после создания плотины, образовавшей "Голубое озеро". После этого уровень воды в пещере поднялся на 7 метров.
Через некоторое время наталкиваюсь на толстые "барабанные" остатки натеков, торчащие с пола. Это говорит о том, что при падении содержащие кальцит водяные капли сильно разбрызгивались от удара - убедительное свидетельство большой высоты зала, который меня ожидает.
Наконец, красные лампочки компьютеров погасли. Всплываю. Свет скользит вдоль длинного озера и падает на высокие натечные каскады. Надо мной смыкается огромный скальный собор. Причудливые натечные фигуры проступают из темноты пещерной ночи. Я решаю, что зал должен называться "Гротом Мёрики", по имени швабского поэта, которому мы обязаны "Историей прекрасной Лау" - об изгнанной из устья Дуная в Голубое озеро русалке. Нагруженный тяжелыми салазками с фото и кинокамерой, с трудом всплываю, чтобы заснять свои первые впечатления. Однако для хорошей съемки необходим плот.
Через несколько дней мне удалось благополучно доставить упакованный плот в "Грот Мёрики". Через час все готово для съемки, но ничего не получается. Я вдруг обнаруживаю, что на аппарате установлено расстояние 20 см, но мне не удается открыть в пещере водонепроницаемый футляр.
"Как это могло произойти?" - спрашиваю сам себя.
Вывод один - ошибки не повышают безопасность.
Три недели спустя, во время третьего посещения, я провел в "Гроте Мёрики" 11 часов. Я, наконец, смог произвести съемку фильма и сделал цветные снимки. Только теперь я увидел все великолепие и величину этого зала: 120 метров в длину и до 25 метров ширины. Он вздымался на 30 метров над зеркалом воды - высота 10 - этажного дома - пожалуй, неплохо для свисающих низко натеков.
Так на глубине 140-170 метров от поверхности земли я открыл самое большое из известных немецких пещерных озер и самый большой из известных пещерных залов Швабско-Франконского Альба - часть огромной пещерной системы, из которой очевидно, мы знаем только начало. Все говорит о том, что за "Гротом Мёрики" находятся и другие залы, может быть, еще бОльшие. Уже в этом году я хочу проникнуть дальше вглубь горы".
Они снова манят нас, неизвестные продолжения, неоткрытые пещеры и пропасти.
Открывая их, мы познаем себя. Семь футов под ластами, Рыбы!
----------------------------------------------------------------
*202 Источник выходит к свету через несколько пещерных ходов, в глубинах соединенных в систему заполненных водой подземных колодцев и галерей. Далее даты, цитаты и подробности по книге влодивостокского спелеоподводника Андрея Нора "Мчишта. Дневники спелеоподводника." Издательство Московского физико-технического института, 1995 год.
*203 Коха - прозвище Николая Авдеева, Владивосток.
*204 Борода - спутка ходового конца, проложенного как раз (как это ни парадоксально) для того, чтобы облегчить и обезопасить движение в сифоне с его мутью и ограниченной видимостью.
*205 Первые признаки кессонной болезни - кожный зуд и боли в суставах.
*206 Разгидриться - снять гидрокостюм, спелеосленг. В данном случае Нор поясняет, что парни сняли гидрокостюмы по пояс.
*207 "Украина" - вид акваланга советского производства.
*208 Реп - репшнур, спелеосленг.
*209 До заброски - до доставленного, заброшенного ранее резервного баллона.
*210 ИДА - изолирующий дыхательный аппарат, то же, что и "кислородник".
*211 Й.Хазенмайер "Тайна Блауткопфа" 1986г. По материалам В.Э.Киселева в переводе А.В.Арчакова.
*212 Для сравнения, среднегодовой расход Мчишты - 10 000 литров в секунду, а максимальный паводковый расход достигал 200 000 литров в секунду (по данным П.Миненкова, 1995 г.)
*213 Петр Миненков "Так это было" (Из воспоминаний участника событий), Издательство МФТИ, Москва, 1995 год.
*214 Юбилейная - пещера-источник на Арабике, многие годы исследовавшаяся красноярскими спелеоподводниками.
*215 Иногда поражаюсь бытующей у нас терминологии. Вот достойный пример - отрицательная плавучесть! Как тут не вспомнить Михаила Задорнова: "живой труп", "честный депутат"...
*216 Пещера Большая Орешная в Восточных Саянах недалеко от Красноярска, где осенью 1987 года погиб спелеоподводник из Красноярского клуба.
*217 Проникновение воды в гидрокостюм при тренировочном выходе для привыкания (адаптации) к сифону и подгонки снаряжения.
*218 Чтобы до конца вникнуть в проблему, стоит помнить, что давление на барабанные перепонки - штука весьма болезненная, и "долгожданный писк в ухе" подобен утиханию зубной боли.
*219 ТРЕХБОЛТОВКА - Трехболтовое водолазное снаряжение - это "скафандр" с медным котелком на голове, в котором мы с детства привыкли представлял водолаза. Шлем крепился к костюму тремя болтами. К слову сказать, поразительное изобретение: созданный к начале XIX века "скафандр" по сей день мало изменился, широко используется и будет использоваться в будущем, очень удобен для стационарных работ, там, где не надо плавать. Прим. А.Нора.
*220 30 атмосфер - минимально допустимый предел запаса воздуха для АВМ.
*221 Дядька - прозвище Рашита Бадрутдинова, Владивосток.
*222 Ф.Ле Ган "Экспедиция Нулларбор-83" "Sрelunca" № 15, Франция, 1984г - по материалам В.Э.Киселева в переводе А.В.Арчакова.
*223 По данным Атласа Курбона (Рoul Courbon, "Atlas of the great caves of the world", 1989) экспедиция потратила 20 баллонов сжатого воздуха и достигла несколько больших результатов - 5540 метров под водой, что в оба конца составит более 11 километров. И пешком не очень-то пройдешь!
*224 СПЛОШНОЙ СИФОН - расстояние от одного воздушного пузыря до другого соседнего без возможности промежуточного всплытия.
*225 В.Э.Киселев "По следу ладьи" - Вместо послесловия к книге А.Нора "Мчишта. Дневники спелеоподводника", Издательство МФТИ, Москва, 1995 год.
*226 "Для многих" - это мягко сказано. Я бы сказал - для всех. Помню, какие квадратные глаза были у инициатора этого окрашивания Володи Резвана, когда он узнал результаты обработки расставленных в источниках ловушек!
*227 П.Миненков, после гибели в сифоне А.Кашлева.
*228 Й.Хазенмайер "Тайна Блауткопфа" 1986г. по материалам В.Э.Киселева в переводе А.В.Арчакова.
*229 Крис Бонингтон "В поисках приключений" - "Рукопожатие мертвеца", "Прогресс", Москва, 1987 год. Приводя подобные цитаты, постоянно наталкиваюсь на недостатки перевода, часто приводящие к трудностям в восприятии непосвященными некоторых существенных деталей. Поэтому беру на себя смелость уточнять перевод прямо по тексту.
*230 Райнхольд Месснер "Хрустальный горизонт", "Планета", Москва, 1990.
*231 Долинная стенка, долинная нога и т. д. - для альпинистов это тот из двух предметов, который находится ниже по склону.
ПАМЯТИ ДРУГА
"Жил-был странник. Он обошел всю Землю - в стоптанных башмаках, с киноаппаратом на ремне. Он пил ледяную воду из горных ручьев, просеивал сквозь пальцы жгучий песок Сахары, охотился на кальмаров в подводных лесах Фиджи (*232).
Ему было мало. Что он видел - одну планету из мириадов, заселяющих Космос!
И странник ушел к звездам. Так и ушел - в стоптанных ботинках, с неизменным киноаппаратом. Серебристая лунная дорожка повела его в путь без возврата. Он шел, и звезды улыбались ему, планеты давали ему приют, и впереди его ждали неисчислимые и невероятные приключения.
Потому что был он - Странник.
Странный человек, непохожий на других..."
Я тупо смотрел на только вытащенные из конверта печатные листы. Письмо пришло от Гриши Сигалова, одного из лидеров спелеологов новой волны МФТИ (Московского Физико-Технологического Института). Собственно, тогда мы и не были знакомы. Просто однажды таким же вечером я вскрыл такой же точно конверт.
"Уважаемый Константин Борисович!
Наш общий знакомый рекомендовал мне Вас как крупнейшего в СССР специалиста по СРТ....В.Киселев посоветовал обратиться к Вам с просьбой написать предисловие...
О Вашем согласии прошу сообщить мне или Володе - с ним я поддерживаю постоянную связь... Григорий Сигалов".
Если Володя намекал, что кому-то стоит помочь, значит, это действительно имело смысл. Бабочки-однодневки от спелеологии в число его интересов не попадали. Не только новые пещеры - с каким-то удивительным чутьем Киселев находил и старался поддержать людей, действительно заинтересованных в Деле.
Теперь Гриша прислал очередной, мартовский, "Вестник", и я тупо смотрю на его первый лист, на фотографию в черной рамке. С нее смотрит куда-то, в освещенную карбидкой даль, до обыденности знакомый мне человек в ребристой дюралевой каске "Абакан-строй".
...Такие каски только у мэтров и остались. Мою подарил мне Рустик Хамитов, я храню ее и сейчас, так сказать, через каску приобщившись к компании "старожилов"...
И вот смотрю на черные строчки, и чувствую, что буквы начинают неудержимую пляску перед глазами:
"Это не должно было случиться. Это не могло случиться с Володей. Он посвятил всю жизнь, без остатка, исследованию пещер. Он был естественным в пещерной среде, он никогда не сражался с пещерой. Увы... это случилось.
Володя Киселев был ненасытным, неутомимым первопроходцем, Исследователем пещер. Спелеолог высочайшей квалификации. В технике, в документации, во всем, за что он брался в своей спелеологической деятельности.
Мне посчастливилось очень много работать с Володей в самых разных пещерах: у меня никогда не было под землей партнера более надежного и интересного, чем он.
У Володи было огромное множество друзей и в родных пенатах, и в десятках стран на всех континентах. Для всех нас его гибель - тяжелейшее известие, невосполнимая утрата. Он был, и он останется навсегда - Великим Спелеологом и Другом.
Александр Климчук".
Это Клим, Климчук, Саша... Как же так? Этого не может быть...
"Погиб Володя Киселев. Не может быть.
Это может быть с любым из спелеологов, но не может быть с Володей. Как?..
Сколько пещер и сифонов он прошел, не сможет сразу перечислить никто. И прошел первым. Володя - первопроходец-лидер. Он был мотором, тараном, который протащил наши экспедиции в системе Илюхина через километры ходов и четыре сифона до глубины 1220 метров. Он один первым прошел столько пещер и сифонов, сколько хватит на несколько неслабых клубов.
Володя вывел нас в международный спелеологический мир. Для многих европейских и американских спелеологов русский спелеолог - это Владимир Киселев.
Я не могу представить себе Володю без спелеологии.
Я не могу представить себе спелеологию без Володи.
Михаил Дякин".
Мишка Дякин... Значит, правда. Как? Когда? Где?... Черт! Да что же это делается? Невозможно...
"8 марта 1995 года при первопрохождении сифона в пещере ЖВ-52 (Пинега, Архангельская область) трагически погиб выдающийся российский спелеолог Владимир Киселев (*233).
Всю свою жизнь Владимир посвятил исследованию пещер. Он прошел сотни подземных полостей, многие из них первым. Его по праву считали пионером, первопроходцем, лидером отечественной спелеологии.
Владимир Киселев имел громадный авторитет и известность во всем мире. Он многие годы представлял отечественную спелеологию за рубежом, был членом десятков обществ и клубов, в том числе старейшего "Клуба Великих Путешественников" из Нью-Йорка.
Гибель выдающегося исследователя потрясла всех. Десятками факсов, телеграмм, телефонных звонков отозвалась планета: Россия, Прибалтика, Украина, США, Великобритания, Франция, Ирландия...
Те, кто смог, собрались со всех концов страны, чтобы проводить в последний путь своего друга, учителя, соратника.
Память о великом Человеке, Спелеологе и Друге навсегда останется в наших сердцах.
Редколлегия".
Словно паралитик, хочу, но никак не могу сообразить, как узнать у компьютера текущую дату. Наконец, втыкаю первый попавшийся текстовый файл в "Лексикон" и вижу в уголке: "19 апреля". Е-мое, полтора месяца прошло, а я ничего не знал.
Надо что-то делать, что-то написать... Но что теперь толку? И ложатся на бумагу беспомощные строчки:
Друзья уходят навсегда в сифоны,
А мы о том не сразу узнаем...
...Машинально перелистываю странички "Вестника", каждая буковка корчится в бесшумном плаче.
"Мозг пробило вестью сумасшедшей,
сердце екнуло и оборвалось вниз.
Я себя почувствовал сошедшим
на некрепкий ледяной карниз...
Как же так, Володя, что случилось?!
Ты ведь застрахован был от бед.
Неужели это не приснилось?
Бред... (*234)
Страшно, когда уходит близкий человек. Невыразимое горе комкает разум, тупой болью отдаваясь в сердце...
Многократно страшнее слышать о гибели Володи Киселева. Учитель и друг, он был для нас символом надежности и рассудительности. Почва уходит из-под ног, рушатся все устои, все опоры. Как жить дальше, если более выносливый и сильный, более опытный и мудрый оказывается простым смертным перед непоколебимым ходом времени, случая, событий? Он ушел из жизни, унеся с собой кусок нашего мира, может быть, самый ценный и важный... Но надо жить. Во имя памяти о Володе. И не просто так, а стремясь идти первым, прокладывая путеводную нить и ведя за собой других. Как он..."
* * *
Я все умом, конечно, понимаю...
Я вчитываюсь в эти злые строки
И будто бы полтонны поднимаю
Куда-то вверх, к невидимым истокам.
А мы не так уж часто и встречались...
Мы шли вперед, и время вскачь летело.
Мы жили так.
И лет не замечали, как будто бы...
Да разве в этом дело!
Но мы встречались - что за были встречи!
Московских клубов дымные пределы,
Кавказ и Крым, весь мир тобой отмечен,
Арабика...
Да разве в этом дело?
Ручейная...
Я помню, под колодцем
Ты Галича мне пел в карбидном свете,
Шумел каскад водищею холодной,
И шли спасы...
Да разве дело в этом!
Хранят бумаги почерк твой знакомый,
Хранят пещеры след твоих скитаний,
И память подступает к горлу комом,
Вот ты ушел... а в памяти остались:
Бока баллонов желтые на черном,
И Гантиадский привкус "Изабеллы",
Бахчисарай, Сухуми, Киев...
Наши споры,
Ленинакан...
Да только ль в этом дело?
Форель на Мчиште, мутные сифоны,
И майских буков тонкий запах прели -
Остались дни прошедшие на фото:
Как много сделано, а сколько не успели!..
В который раз смотрю на это слово:
Погиб...
Мы все уходим в Лету.
Вот год прошел, и наступает снова
Весна.
Да разве дело в этом... (*235)
* * *
Неужели и правда прошел год? Мы уходим, а время по-прежнему несется вскачь, пролистывая дни, месяцы, годы. И я будто все также сижу за своим столом, оцепенело глядя на страницы "Вестника". Что же все-таки произошло?
"4 марта 1995 года из Москвы на Пинегу (Архангельская область) отправилась спелеоподводная экспедиция для первопрохождения сифона в пещере ЖВ-52. Рассказывает участник экспедиции московский спелеолог-подводник Роман Прохоров (*236).
- Целью нашей экспедиции было обследование обводненных пещер Беломорско-Кулойского плато, в частности, пещеры ЖВ-52. В прошлом году Володя Киселев нырял в этой пещере и прошел 190 метров.
8 марта в 13 часов 45 минут Киселев начал погружение в пещере ЖВ-52. При себе он имел 3 баллона (по 7 литров, 160 атмосфер), катушку с ходовым концом, 2 фонаря, закрепленные на каске.
Хотя в прошлом году в сифоне был проложен ходовой конец, решили параллельно ему проложить новый, так как было неясно, в каком состоянии находится старый провод (в весеннее время здесь бывают очень мощные паводки, уровень воды поднимается на несколько метров).
Два баллона из трех имели манометры для контроля запаса воздуха.
По плану Киселев должен был оставить баллон без манометра на отметке 100 метров от входа и далее плыть с двумя баллонами, закрепленными на боках, так как на 190-м метре начиналось сужение хода в подводном завале.
Он собирался проложить ходовой конец на возможное расстояние, а при возвращении забрать предварительно оставленный баллон и выйти на поверхность.
После этого, сняв с его баллонов легочные автоматы и поставив их на три других полных баллона (баллонов было 6 штук, а легочников только 3), погружение должен был совершить Роман Прохоров, чтобы пройти дальше или обследовать боковые ходы (в зависимости от ситуации). По запасу воздуха длительность погружения Киселева должна была составить 1 час".
Странно. Это было странно - работа в сифоне с одним комплектом легочников. Два манометра на три баллона... Понятно, если что-то случится в сифоне, снаружи помочь трудно. Но ведь могли быть пузыри, засифонная часть, в конце концов, которую рассчитывали обнаружить. И если бы что-то случилось там - отрезанному от поверхности аквалангисту помочь было бы некому.
Это было не похоже на Володю, он всегда работал очень надежно. А может быть, все было так именно потому, что он привык рассчитывать, прежде всего, на себя?
Как ни смотри, но запаса прочности у экспедиции не было.
"Прошло 3 часа, Киселев на поверхность не вышел. Так как второму подводнику нырять было не с чем, то были организованы возможные в данной ситуации спасработы - а именно обследование ближайших сухих пещер, так как существовала возможность выхода Киселева в одну из таких пещер. Эти поиски результатов не дали...
В поселок Пинега ушли два человека для вызова вертолета с необходимым спасательным оборудованием и, прежде всего, аквалангами для ныряния в ЖВ-52.
Утром 9 марта прибыл вертолет со спасателями из Архангельска. Где-то в 14 часов Роман Прохоров, снаряженный двумя аппаратами "Подводник-2", начал погружение с целью проведения поисковой операции.
В 80 метрах от входа им была обнаружена одна из ласт Киселева с оборванным креплением-ремешком. На отметке 100 метров были найдены 2 баллона. Один из них - тот, который Киселев должен был там оставить по плану. Воздушный шланг второго баллона был запутан в ходовом конце, который прокладывал Киселев. Оба баллона были пусты.
Прохоров прошел дальше до конца размотанного ходового конца. На отметке 220 метров лежала незакрепленная катушка с остатками провода. Прохоров дошел до отметки 250 метров, где закрепил ходовой конец за отверстие в стене и поплыл назад.
На обратном пути он собрал снаряжение (выпутал баллон из провода) и в 60 метрах от входа обнаружил под потолком прохода (высота прохода 3-4 метра) тело Киселева с третьим баллоном. Этот баллон был также пуст. По медицинскому заключению смерть наступила в результате классического утопления. Владимир Киселев захлебнулся.
Складывается следующая картина происшествия. На обратном пути, в том месте, где он оставил баллон, Киселев зацепил ходовой конец, а так как тот фактически не был закреплен в своей дальней точке, то образовалась петля, которая затянулась вокруг воздушного шланга баллона Киселева.
Пытаясь распутаться, Киселев израсходовал весь воздух в двух баллонах, но в конце концов сумел отцепить их и на остатках воздуха в третьем баллоне поплыл к выходу. Распутывание провода, вероятно, осложнилось мутью, поднятой со дна, и слабым светом в фонарях В.Киселева, так как батарейки за это время должны были сильно разрядиться.
По дороге к выходу из пещеры у него сломалось крепление ремня ласты, что резко снизило скорость продвижения, усилило стрессовость ситуации и, соответственно, расход воздуха, которого, в конечном счете, не хватило до выхода..."
* * *
Вот такие дела... Неужели все должно когда-нибудь кончится? Если да, то лучше вот так, на полном скаку, на вершине Удачи... Это мое мнение, только мое.
Оглядываясь назад, думаю - а ведь мы были знакомы ровно 15 лет, даже чуть больше. Когда встретились, Киселев уже был заметной фигурой в Московском кейвинге. А я только-только начинал раскачивать кейвинг в Восточном Казахстане. Я раскручивал первую свою спелеосекцию, и мне, как воздух, нужно было подтвердить подземный опыт какой-либо бумажкой, чтобы чиновники от туризма удостоверились в моей компетентности. Вот когда я задумался об обратной стороне "дикого" туризма!
И еще об одном задумался: если хочешь, чтобы было по-твоему, если не хочешь зависеть от других - делай все сам, ищи варианты и НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПРОСИ!
Как бы там ни было, но я начал тренировать школьников, попал в зависимость от финансирования и, конечно, пожалел, что раньше не придавал значения маршрутным книжкам и справкам. К счастью, весной 1980 года илюхинская диктатура в спелеотуризме дала основательную трещину, наступила оттепель, выразившаяся в переаттестации московских "дикарей".
- Костик, - писал Леха Казеннов. - В Москве полным ходом идет переаттестация. Всем желающим выдают справки о походах до третьей категории сложности по устным отчетам, а на "четверку" и выше необходимо представить письменный отчет...
Мне бы и "тройки-Б" (*237) хватило за глаза, за мой любимый "Кутук-Сумган", куда год за годом уходили наши экспедиции. И я рванул в Москву.
Мартовская Москва уже журчала талыми ручейками, когда в один из солнечных деньков мы с Лехой сквозь запутанные коридоры Краснопресненского клуба туристов, где проходила и уже заканчивалась переаттестация, протолкались к столу с бланками. Схватив по пачечке голубоватых типографских листочков ("Бери больше, подмигнул Леха, мы сейчас себе такое нарисуем!"), мы припали к столу, чтобы приступить к заполнению справок за совершенные путешествия.
- Чего писать-то будем?
- Все, что вспомним...
Вспоминать тогда было особенно нечего. И, тем не менее, набралось добрых два десятка пещер: Крым, Урал, Саяны - "единички", "двоечки", "троечки".
- Как думаешь, Костик, - волновался Леха, - Зачтут мне Каскадную, как "четверку-А" или заставят отчет писать?
- Трудно сказать, товарищ майор... Все, я свои написал. Теперь куда?
- Теперь на подпись к секретарю ЦМКК, Серебренникову, но сначала должен подписать Киселев.
- Киселев, это кто?
- Он от Центральной спелеосекции переаттестацию курирует, как эксперт что ли...
- От ЦС?! - с молоком матери мы впитали враждебное отношение к этой структуре (ну, не дурдом?).
- Да ты не того... Парни говорят, Киселев, он нормальный мужик...
Вот так мы и увиделись впервые. Вряд ли Володя запомнил меня среди пятисот московских "дикарей", но я храню его автограф на тех типографских голубых листках, заполненных моим, ранним еще почерком. И храню память о той первой встрече.
* * *
Потом... большой перерыв. Наши с Володей тропинки постепенно и незаметно сходились все ближе. Охваченные революционным пылом, желанием как можно скорее изменить наш спелеотуризм, лучшие умы от спелеологии сшибались в словесных и эпистолярных баталиях, спорили, становились по разные стороны эфемерных баррикад и снова объединялись. И неизменно где-то рядом и обязательно вне любых экстремистских крайностей виднелась невозмутимая и всегда благожелательная улыбка Киселева. С присущей ему прозорливостью Киселев старался держаться подальше от возни за власть - поближе к Делу. А делом он считал только Пещеры. И отдавал им всего себя без остатка. И политические баталии грохотали у его ног.
Я знаю людей спелеологии, не расположенных ко мне, даже враждебных, но не могу припомнить никого из своих знакомых, кто бы как-то нехорошо отозвался о Киселеве. Разве что ворчали, когда Вовка, с присущей ему мягкостью, решительно отказывался принять чью-либо сторону в политическом противостоянии.
Даже принадлежность к Перовскому клубу спелеологов Москвы не портила его репутации. Знаю, что сегодня это звучит смешно. Но в середине 80-х в Перовском клубе собрались все "недобитые" остатки Центральной спелеосекции. И экстремистски настроенная часть бывших "дикарей" готова была видеть врага в любом представителе Перовского клуба. Сразу скажу, я к таким экстремистам никогда не относился. Можно ли строить отношение к человеку по принадлежности к клубу? Абсурд.
А между тем, утратив всесоюзную власть, бывшие цээсовцы не собирались изменять пещерам, год за годом отправляясь на Кавказ. На Арабике усилиями Перовского клуба (где, понятно, собирались не только илюхинцы) была открыта и исследована замечательная пропасть, названная первопроходцами Перовской. Позднее - с гибелью Илюхина, система Перовская-Волчья получила имя первого выдающегося лидера советского спелеотуризма.
Эта пропасть стала звездной для Владимира Киселева, добившегося при ее прохождении результатов поистине мирового уровня.
* * *
Что остается от человека, когда он уходит в свою Последнюю Пропасть? Основное из того, что когда-то было его частью: снаряжение, вещи, какие-то материальные фетиши - растворяется в первые дни, месяцы.
Остаются слова. Особенно, если они были преданы бумаге. Именно с этих чудом сохранившихся листков бумаги смотрит на меня Володя Киселев, и я благодарен своей "плюшкинской" привычке собирать все статьи и заметки о спелеологии и пещерах.
Пожалуй, Киселев больше других наших коллег писал в те годы о нашем деле. И писал хорошо. Я смотрю на собранные в скоросшиватель странички, цветные фотографии - его и о нем. Вот он, в своем голубом клеенчатом комбинезоне, с французской карбидкой на красном шлеме, с желтыми баллонами у ног. Почему-то вижу Киселева именно таким, в Мормитовой галерее Перовской...
И слышу, слышу его голос - оттуда, из глубин тех незабываемых штурмовых лет:
"Шесть лет мы шли к этому дню... (*238)
8 августа 1986 года. Ночью из пещеры поднялись двое из штурмовой четверки - Виктор Яшкин и Николай Боровой, ростовские спелеоподводники. Ребята провели под землей ровно неделю и сегодня уходят на побережье. Через два дня кончается их отпуск.
Первый вопрос к Виктору о сифоне, который остановил нас прошлым летом. То был второй сифон на нашем долгом пути по пещерным ходам. Трижды погружались мы тогда в этот затопленный колодец, так и не обнаружив прохода. До сих пор как кошмар вспоминаю всплытие на ощупь в облаке черной мути, удары каской о нависающие выступы и ниши колодца, запутавшийся вокруг вентиля страховочный провод...