Что носили, что слушали,
Или Век неосновательности и скоротечности
Казалось бы – не так уж давно: 60 лет назад, на протяжении одной жизни, – а всё было другим. Совсем другим. И настоящим, и каким-то отсталым… Традиционным. Таким, что существовало на протяжении – иногда – веков.
Блестящие чёрные калоши
Например, во что обувались? Помню, женщины носили ботики. Чёрные, резиновые, с тканевой подкладкой. Ботики были даже на каблуке – то есть для обуви с высоким каблуком. Они надевались сверху на обувь и застегивались на пару кнопок. Если на улице осенняя грязь, то, собираясь в театр, вы надеваете туфли на каблуке и суете ногу в ботик. В театре ботики снимаете. На ногах это выглядит несколько громоздко, но зато надёжно и «сухо».
Дети постоянно ходили в ботиках в слякоть – надевали их на шерстяной носок или на ботинок. Ботики имели особую застёжку типа крючка. Эти застёжки, когда они сцепились между собой, стоили мне пожизненного шрама на лбу. Но лет в десять я уже надевала ботики на кнопке.
Мужчины в непогоду носили резиновые калоши – их надевали на кожаную обувь. Помню, как меня насмешило выражение «сапоги с калошами» – зачем на сапоги, которые и так рассчитаны на грязную дорогу, надевать ещё калоши? А именно так и носили, но – до меня, я этого уже не видела. Мой отец носил хромовые сапоги, но никогда не надевал сверху калош. Но калоши у нас были, хорошо помню, – большие, с малиновой байкой внутри. Он надевал их иногда на ботинки, которые, видно, и без того протекали. А калоши были толстые, блестящие, чёрные. Приходили, калоши снимали – и ты уже в сухой чистой обуви.
В деревнях бабушки носили калоши как самую удачную летнюю обувь, прямо на носок.
Дети носили калоши на валенках – это было, но только в раннем детстве. Вообще, обувь тогда была, может, не столько изящной, но всегда кожаной. Или – иногда – парусиновой. Не помню, чтобы кто-то из моей родни носил парусиновые туфли или тапочки. Они считались спортивными, и их надевали в основном на физкультурные занятия. Ходили только в коже. Летом – в туфельках, босоножках, полуботинках и сандалиях, зимой – в ботинках, румынках, бурках (из сукна), сапогах (мужчины). В валенках зимой в городе ходили только деревенские, старые и маленькие, иногда женщины.
Многие ходили на работу в кирзовых сапогах, чего никогда не припомню на отце – не было у него кирзачей. Он был офицером, а кирзовые сапоги носили солдаты и работяги (обувь все-таки служила маркером). Он ходил или в хромовых сапогах (на работу), или в броднях (на рыбалку, в лес). Остальное время – ботинки и полуботинки. В то время, слава богу, не было ещё синтетических материалов, и всё было в основном натуральное, серьёзное.
Платок, косынка и шапокляк
На голове – вот мы не были мусульманами, но все женщины Советского Союза, в том числе и в Северодвинске, носили платки. Промышленность в этом виновата, что не выпускала ничего другого, или такова уж была традиция, но носили платки – штапельные, ситцевые, шелковые, шерстяные, пуховые, или – летом – косынки, повязывая их концами назад, как раньше девушки – повязку: узел – под волосами. Косынки завязывали сзади, платки – спереди, под подбородком. Деревенские жёнки повязывали тяжёлые шерстяные и пуховые платки обязательно вокруг шеи, концами назад, заправляя их потом в скрутку. Иногда прикрывали платком нижнюю часть лица (воспоминание о чадре?).
Я сама ещё в 16 лет носила платок как головной убор, износила их (капроновых уже) немало. А когда было 14, носить платок было особым шиком – на голову надевалась какая-нибудь шапка, окутывалась платком, который повязывался особым способом, сзади выпускался «лепесток»… Курточка, юбочка, белые чулки (выбеленные хлоркой) и – резиновые сапожки до верха икры, а на голове такой тюрбан – вот видок-то был! Зато модно (в Северодвинске). Это как раз перед тем, как в моду брюки клёш вошли. Но это отдельная история.
Конечно, «интеллигенция» носила и беретики, но это была редкость. Некоторые женщины носили шляпы и шляпки (помню у моей матери в шкафу одну очень изящную, бархатную, с вуалью) – это очень было в ходу в 50-х годах. Помню, уже в 60-х, мать как-то купила новую шляпу к новому пальто, чтобы «прилично» выглядеть (молодость, видно, решила вспомнить). Кончилось все это печально – отец сделал так, что «котелок» стал похож на «шапокляк». Он, наверно, не узнавал мать в шляпе. Да и то – уж очень она какой-то официальный, картинный вид в ней приобретала.
Ближе годам к 50-ти мать, происхождением из деревни, уже полностью перешла на платок. Без головного убора женщине в деревне ходить было неприлично. Летом она носила легкие платки, повязывая их как косынку, а зимой, уже после 60-ти, – шерстяной платок, повязывая его под подбородком, как старушка. Нам она казалась естественной именно в таком виде. Всё-таки шапка, даже зимняя, считалась парадным, нарядным головным убором, и больше подходила молодым. Да и взять-то их было негде.
Но в 70–80-е годы женщины попроще стали носить уже вязаные шапочки. Не отставала и молодёжь. Чтобы носить модную вязаную шапочку, я даже научилась вязать. Тогда же (скорее всего, после Олимпиады) вошли в моду и цветные вязаные шапочки для мужчин – «петушки», «менингитки» и прочие.
Страдания по норке
Мужчины зимой и летом были «одним цветом» – летом носили кепки из костюмной и пальтовой ткани (в 50-х годах нередко ещё попадались расшитые тюбетейки, особенно на мальчиках, это была самая лёгкая форма головного убора; вязаные шапочки тогда надевали ТОЛЬКО спортсмены), лёгкие фетровые шляпы с довольно-таки широкими полями – в основном это был головной убор «больших начальников» и «интеллигентов», но и простой народ не брезговал; а зимой – шапку-ушанку, уши которой обычно завязывались на макушке. Она могла быть из любого короткого меха: кролика, мерлушки, мутона, каракуля; бобра мы тут не видели, но шапка из ондатры считалась «богатой». Были ещё шапки-пирожки, как у Леонида Ильича Брежнева (из-за одной такой шапочки мой двоюродный брат «присел» на два года в тюрьму – модную шапку из натурального меха мог купить не каждый, их частенько в те времена «снимали» у прохожих на улице, отбивали в драке). Поздние шапки – из лисы, песца, енота, норки, куницы считались уже придурью, выпендрёжем. Но какое-то время (в перестройку) были в моде шапки (и шубы) из нутрии – очень нестойкого меха.
Во всяком случае, по мехам-то мы в это время были подкованы капитально. Женщины носили зимние шапки (в основном уже в 70-е годы, когда бюджет позволял) из каракуля, норки и песца, чернобурки – всех длинношерстных пород, это был «женский» мех. Помню, сначала «голубой» мечтой каждой было прикупить норковую шапку, потом – норковую шубку, но и на мутоновую-то можно было полжизни работать, да их и в продаже было днём с огнём не сыскать. Стоила она по тем временам, если не изменяет память, тысячи полторы-четыре (стоимость «кооперативной» однокомнатной квартиры), а норковая стоила 11 тысяч рублей – столько же стоил автомобиль «Волга», самый дорогой в Советском Союзе. На такую шубку можно было только посмотреть, но их к нам даже не завозили – кто купит-то?
Позже пришло понимание, что кожаные плащи, дорогие шубы – это всё мало того что дорого, ещё и непрактично: кожа – тяжёлая, мех очень быстро вытирается. Ведь в изделиях наших «советских мастеров» обязательно найдётся пара шкурок лежалых, «лысых», которые тут же полезут, и изделие – на свалку! А кожаные плащи, которые к тому же и «не дышат», под силу носить только гигантам. Наденешь пару раз в пять лет – и всё. Всё это понимаешь, когда уже выложил денежки, потратился, и повесил вещь на вечный прикол в гардероб. А ведь как мечтали-то об этом, как хотелось-то!.. Но ведь русскому человеку как: пусть в шкафу висит, в сундуке парится, пусть в гараже стоит, в земле зарыто, – но чтоб БЫЛО!
«Дружба», тафта и джерси
Верхняя демисезонная одежда, наша и родителей, вся была из драпа и сукна. Тут уж надо смотреть, грубой была ткань или тонкой, более изящной. От этого менялся и фасон.
В то время (в 60-е годы) мы дружили с Китаем, и китайцы нам сильно помогли разнообразить одежду, поставляя стильные мужские и женские плащи, которые сшиты были изумительно и из прекрасных тканей (эти долговечные ткани потом служили уже нашему поколению в виде перешитых костюмов, юбок, сарафанов). Советской промышленности такое качество и не снилось. Ведь у нас все было так, «ширпотреб». Женщины помнят, наверно, как их мамы охотились за панталонами китайской фирмы «Дружба» – тёплыми, с начесом. Таким же качественным было и мужское китайское бельё, вязаные джемпера, китайские кеды («Два мяча»), полотенца, скатерти, покрывала. Это всё было красиво, изящно и сделано на века. Такая вещь всегда была отличным подарком к любому событию.
Из последних китайских поставок в Советский Союз, наверно, все помнят китайскую тушёнку «Великая стена» – жаль, что она быстро кончилась (как и Советский Союз).
Но всё натуральное кануло в Лету, забылись ткани – ситец, майя, поплин, сатин, фланель, штапель, диагональ, лён, бархат, тафта, шёлк, парча, байка, шотландка, вельвет, бостон, шерсть, твид, джерси, сукно – и остались только трикотаж непонятно какого свойства, бязь и – синтетика, синтетика, синтетика. Теперь зимой и летом мы носим вещи не классических фасонов и из классических тканей, а из тех, в которых раньше только спать ложились. Конечно, эти ткани тянутся во все стороны, дают определённый комфорт, но у изделий из них уже нет формы, пропал фасон, всё единообразно, безразлично, как в постели под одеялом. Всё унифицируется, упрощается донельзя.
Что и как слушали
Хочется ещё вспомнить о том, какую музыку мы слушали и как.
Первой домашней управляемой музыкой был, конечно, патефон. У нас он был красивый, синий – фанерный, обтянутый коленкором ящик, в котором установлен механизм запуска пластинки, никелированная трубка с мощным держателем и мембраной на конце, и такой же иглой – короткой, толстой, но острой. Игла снимала звук с пластинки. А иглу снимали с пластинки, рукой отвернув в сторону трубку. Но, ставя её на пластинку, можно было нечаянно уронить головку, и иглой разбить пластинку напрочь. Пластинки были не пластмассовые и хрупкие. Заводился патефон «кривой ручкой», наподобие стартера у грузовика. Завода могло не хватить, и музыка неожиданно прерывалась. Гости поочередно крутили ручку, если танцевать хотелось. Патефон был абсолютно механическим устройством, но зато автономным – его можно было брать с собой на природу (ящик был переносной). Ведь транзисторов, плейеров и прочего, прочего тогда еще не было!
Когда в семьях стали появляться радиолы с проигрывающим устройством для пластинок, от патефонов стали избавляться. Так у нас в деревне у бабушки, где электричество так и не появилось, вдруг образовался патефон. Мы – внуки – были молодые, глупые, и, ставя очередную пластинку на патефон (а привезли их очень много – пару коробок), потешались над исполнением, например, песенки: «Удивительный вопрос: почему я водовоз?..». А потом сдуру метали пластинки с площадки дома и смотрели, как далеко они улетят. Перекокали все пластинки, не обращая внимания на красивые этикетки, где золотом были выписаны имена исполнителей. Ведь дома уже у всех стояли радиолы, и мы могли слушать песни Эдиты Пьехи, Муслима Магомаева и Эдуарда Хиля в любое время. Гоняли их до умопомрачения – до десятка раз за один раз. Слушали вокально-инструментальный ансамбль «Поющие гитары», даже «Битлз». Вау!
Потом моему двоюродному брату купили магнитофон. Это было что-то! Ведь ни радиол, ни телевизоров, ни тем более магнитофонов раньше никто не видал – их просто не было! На магнитофон можно было записать свой голос! И мы тут же записали разговор или, быть может, сказку нашей бабушки. Она потом слушала и смеялась. Откуда нам было знать, что скоро ни бабушки, ни этих самых магнитофонов уже не будет?!
Плёнки их были непрочными, часто рвались, потому что музыку «гоняли» все бесконечно, торопливо, без ума – на банкетах, свадьбах, днях рождения. Однажды мы с подружкой – Ритой Жолобовой – записали целую плёнку своих песен. Я играла на гитаре, мы спели весь свой репертуар, думали – на века! Через какое-то время плёнка пропала. Оказывается, к родителям пришли гости, и они гоняли нашу плёнку, как могли и умели, а они НЕ умели. Порвали её всю вдребезги и выбросили. Памяти не осталось.
Только «здесь и сейчас»
Не осталось голоса бабушки. Не осталось магнитофонов – громоздких, тяжеленных. Они сделали своё дело и ушли. У меня такой всё ещё сохранился – весь раздолбанный, но не мной (я его часто давала попользоваться на дискотеки!). И плёнки есть (ведь были ещё плёнки и с лавсаном). Но – не стало интереса к музыке! Тем более к «похабным» песням Высоцкого и прочих бардов, которые и принесла с собой магнитофонная культура. Да и зачем, раз так всё доступно и идёт полная профанация всего? Пришло понимание, что музыка – это шум, раздражитель, причём непереносимый (все эти хард-роки и хэви-металлы). Поэтому уже узкоплёночные кассетники меня не интересовали совсем… Хотя… был, был у меня такой магнитофон! Даже «Филипс»! А вот из памяти – вон. (Благо, их-то век был ещё короче). Теперь у меня, например, нет никаких новейших проигрывающих устройств (а зачем? Кто-нибудь помнит сейчас, что такое «пейджер»? Что такое «дискета»? А ведь и 15-ти лет ещё не прошло). И это всё – пройдет.
А память… Она нужна только самому человеку, пока он жив. Он думает – кто-то вспомнит, кому-то нужны будут его фотографии, пластинки, записи… Не-а. Никому будут не нужны. Как хлам пойдут на помойку. Знала я двух собирателей – граммофонных (!) и виниловых пластинок. Они думали, это вечное – музыка. А это – хлам: пластинки, которые потомки – или с площадки, или ими гараж обклеят.
Всё больше в нашей жизни неосновательности, скоротечности. Пластинки – это уже не ноты, не рояль. Магнитные плёнки – это уже не пластинки даже. Электронные записи – это просто ветер, фу-фу. Всё. Памяти сейчас нет. И не будет уже никогда. С электронно-техническим прогрессом, в обществе потребителей, человек стал как трава: отшумел – и всё, перегной.
Помню, как мы были молодыми, глупыми. Разве нас интересовала жизнь бабушек, дедушек? Нам было достаточно, что они есть. Мы только потребляли – их ласку, заботу. Ладно, если сами что-то расскажут о жизни бывалошной. Потом их не стало – начали локти кусать: где же мы были – ничем не интересовались? Начали тёток расспрашивать о жизни бабушек, дедушек… Тётки умерли – тогда спохватились: а что же мы про них-то самих у них же и не интересовались?! У матерей своих, отцов?
Поздно. Опять опоздали. Теперь это уже никому не нужно – ни внукам (они ничего и не знают и ничем не интересуются. Да и им бы свой поток пустячной информации переварить – тьму книжек, мультиков, компьютерных игр, музыки). А ведь это всё, как говаривал дед мой Фёдор, «сор». Сор – потому что суета сует, а потом захочется вдруг человеку спросить, откуда он, – а не у кого. Перекати-поле. Вот и всё.
Ангелина Прудникова
30 ноября 2019