Культура России в 1920-е годы (годы НЭПа)

Переход к нэпу — новая страница в культурной жизни страны. Корен­ным образом изменились материальные условия жизни. С 1921 г. начинают сильно сказываться последствия двух войн. Кризис в стране проявился во всех без исключения областях жизни.

Главным для страны явилось возрождение народного хозяйства Решение этой задачи потребовало пойти на жертвы во всех иных областях, в том числе и культурной. Доля расходов на народное образование в государ­ственном бюджете резко сократилась: с 10% в 1920 г. до 2—3 % в 1922 г Острая нехватка средств заставила государство перевести финансирование школ на местные бюджеты. Не помогла и такая непопулярная мера, как вве­дение платы за обучение, которая покрывала 30 % расходов. К 1922 г. сеть начальных школ и вузов сократилась, количество учащихся уменьшилось. Пре­кратили свое существование почти 90 % изб-читален, 75 % всех клубов. Количество работников политпросвета составляло 10 тыс. чел., хотя еще в 1921 г. их насчитывалось 475 тыс. чел.

То, что случи­лось с культурой в 1922 г., должно было произойти неизбежно, так как небы­валый размах культурного строительства в первые годы советской власти не соответствовал экономическим возможностям государства. НЭП обнажил те «узкие места», которые до поры удавалось закрывать с помощью характер­ных для «военного коммунизма» методов: мобилизации кадров, всеобщего энтузиазма, пайков, спецсредств и т. д. Однако культурная сфера нуждалась в постоянной материальной помощи со стороны государства.

Тенденции к оздоровлению хозяйственной жизни страны наметились в 1923 г. Была стабилизирована финансовая система, шло расширение экс­порта, началось производство первых отечественных автомобилей. Город­ская перепись 1923 г. зафиксировала рост населения в городах, прекратил­ся отток в деревню. Вначале 1927 г. численность горожан была на 6% выше довоенного уровня. Урбанизация потребовала увеличения расходов на школу и профессионально-техническое образование. С осени 1924 г. вернулись к государственному финансированию системы образования. Вместе с тем про­блем было немало. Только 50 % учащихся обеспечивались учебниками и письменными принадлежностями.

Полиграфическая промышленность удовлетворяла потребности страны всего на 52—54 %. В результате строительства крупных полиграфкомбинатов и привлечения частных предприятий удалось решить и эту проблему. Значительно улучшилось снабжение канцтоварами. Благодаря американ­скому предпринимателю А. Хаммеру в стране развернулось собственное карандашное производство, часть продукции страна начала экспортировать в Англию, Турцию, Китай.

Удельный вес ассигнований на культуру, планирование которой началось при разработке первого 5-летнего плана, достиг в 1926—1927 гг. почти 20 % государственного бюджета, в том числе на народное просвещение — 10—11 %. Были созданы материальные условия для культурной революции в стране.

Ликвидация неграмотности. Государству активно помогала обществен­ность. В 1923 г было создано общество «Долой неграмотность» (ОДН), пред­седателем Центрального правления стал М. И. Калинин. Неграмотность среди населения страны в возрасте 35 лет предполагалось ликвидировать к 10-летию октября, было обучено 17 млн человек. По перекиси 1926 г., гра­мотных насчитывалось 51,5 %. Такие темпы не отвечали потребностям пер­вой страны социализма. В 1928 г. по инициативе комсомола начался культ­поход молодежи за полный ликбез. К работе подключились парторганиза­ции. ЦК ВКП(б) в 1929 г. принял специальное постановление «О работе по ликвидации неграмотности», обязав коммунистов возглавить и этот фронт борьбы. К концу 20-х годов поступила очередная директива: превратить районы сплошной коллективизации в районы сплошной грамотности. В отчетных рапортах подведены оптимистические итоги: в начале 30-х годов в школах ликбеза обучалось около 40 млн чел., 13 национальных респуб­лик и областей достигли поставленной цели.

Стабилизация системы образования. Одновременно шла активная работа по стабилизации системы образования. К середине 20-х годов в школьном образовании сформировалась определенная система: начальная 4-летняя школа (1 ступень), 5—9-е классы (2 ступень), 7-летняя школа в городах, школа крестьянской молодежи (ШКМ).

Массовой формой подготовки кадров для предприятий стали фабрично-заводские училища (ФЗУ), где в основном учились дети рабочих. Появились в стране первые техникумы (индустриально-педагогические, медицинские, сельскохозяйственные и т. д.) с трехлетним сроком обучения. Оправдывали себя и рабфаки, созданные в начале 20-х годов. Первые представители совет­ской интеллигенции в основном прошли эту ступень, дающую надежные га­рантии для будущей карьеры. За 20-е годы в стране была создана широкая сеть вузов, втузов, институтов и курсов повышения квалификации.

Были развернуты и другие формы подготовки специалистов. Одна из них — выдвиженчество из числа передовой молодежи. Недостаток профессионализма компенсировался организаторскими способностями и предан­ностью идеалам. Подготовка выдвиженцев шла через систему курсов, школ, вузов по очной и заочной формам.

Для руководящих кадров в конце 20-х годов была создана система сов­партшкол 1-й и 2-й ступеней. Работали курсы красных директоров, преоб­разование затем в промакадемии. Первая промакадемия открылась в 1927 г. в Москве при ВСНХ СССР.

Наступление на идеологическом фронте было обусловлено традици­онным недоверием власти к старым, дореволюционным специалистам. В них по-прежнему видели потенциальных врагов, способных предать идеа­лы социализма. Среди воинствующей молодежи появилось новое явление - «спецеедство». Устойчивая неприязнь к интеллигенции, вырабатывавшаяся веками, еще больше обострилась в условиях перехода к нэпу. Хотя для мно­гих 1922 г. сулил большие надежды. Была вера, что все лишения, кровь, насилие, распад жизни и человеческих отношений - временные, что все это лишь трагический переход от одного состояния общества к другому, от прошлого к светлому будущему.

В эмиграции распространилось движение «сменовеховства», т. е. прими­рения с советской властью. На родину вернулось более 120 тыс. беженцев.

Нэп для многих в советской России стал помехой, и в первую очередь для новой касты людей — «совслужащих», количество которых увеличи­лось по сравнению с 1917 г. с 1 млн до 2,5 млн человек. Бюрократический аппарат безошибочно рассмотрел в возрождении свободного рынка смер­тельную угрозу своим партийным привилегиям. Но открыто атаковать нэп новый класс не решался: слишком очевидны были позитивные результаты. Наступление повели в той единственной сфере, где большевики считали себя непререка­емыми — в идеологии. Первой жертвой этого скрытного наступления на нэп стала интеллигенция.

Первыми жертвами борьбы с так называемой «внутренней эмиграцией» стали авторы сборника статей «Освальд Шпенглер и закат Европы» Н. Бер­дяев, Ф. Степун, Я. Букшпан и С. Франк. Следующий удар был нанесен Питириму Сорокину, которого, окрестили «крепостником, реакционером и дипломированным лакеем поповщины», решили выслать из страны. Для создания правовых основ предстоящей карательной акции Ленин 15 марта 1922 г. поручил наркому юстиции Д. И. Курскому найти формулировку, ста­вящуюдеятельность любых других партий в связь с международной бур­жуазией, и внести конкретные дополнения в уголовный кодекс: о замене расстрела в некоторых случаях высылкой за границу, расширенном приме­нении расстрела (или изгнания) и расстреле за нелегальное возвращение из эмиграции. Новый уголовный кодекс вступил в силу уже 1 июня 1922. 19 мая Ленин направил инструкцию Ф. Э. Дзер­жинскому «о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции», с требованием «собрать систематические сведения» о всех подозрительных. А подозрительного в новой общественной атмосфере, со­зданной нэпом, было немало. В Москве по инициативе Н. Бердяева откры­лась Вольная академия духовной культуры. Возобновилось издание многих дореволюционных журналов: «Былое». «Голос минувшего», «Право и жизнь», «Вопросы философии и психологии», «Экономист», «Артельное дело». В эту короткую оттепель 1922 г. вышел первый номер альманаха «Ши­повник», авторами которого были В. Ходасевич, Ф. Сологуб, А. Ахматова, Л. Леонов, Б. Зайцев, А. Эфрос и др. Активизировали свою деятельность частные издательства: «Берег», «Мысль», «Цех поэтов», «Парфенон». Цен­трами притяжения для интеллигенции стало Философское общество при Петроградском университете и аналогичные организации в Костроме, Са­ратове, Ростове-на-Дону.

«Опасные» течения были замечены на II Всероссийском съезде врачеб­ных секций. Основные «осиные гнезда» инакомыслящих были обнаружены в Мос­ковском и Петроградском университетах, сельскохозяйственной академии и агрономическом институте, Московском высшем техническом училище и Петроградском политехническом институте, коммерческом и археоло­гическом институтах. Чистке по признаку умственной полноценности под­лежали правоведы и философы, историки и литераторы, агрономы и эко­номисты, инженеры и врачи. Особое негодование вызывали у власти быв­шие деятели упраздненных партий (меньшевики, кадеты, эсеры), члены Всероссийского комитета помощи голодающим, репрессированные еще в 1921 г., и кооператоры, в том числе сотрудники кооперативных издательств «Задруга», «Агроном», «Берег».

Идею государственного погрому интеллигенции одобрила XII парткон­ференция, обсуждавшая задачи партии в связи с возрождением буржуазной идеологии в стране.

В августе-сентябре 1922 г. по административному решению ОПТУ без суда и следствия за границубыло выслано около 200 человек. В их числе были общественные деятели С. Прокопович, Е. Кускова, А. Пешехонов, В. Водо­возов; философы Н. Бердяев, П. Сорокин, С. Франк, И. Ильин, Б. Выше­славцев, Н. Лосский, С. Булгаков; профессора Б, Бруцкус, А. Кизеветтер, С. Мякотин, М. Новиков, Л. Карсавин, Г. Флоровский и многие другие.

В истории послереволюционной России это был первый случай, когда людей выдворяли с родины без их согласия. Независимая личность была опасна для новой власти. Непокорных изгнали за их самодостаточность и нежелание мириться с произволом.

Жертвами репрессий в 20-е годыстали также представители духовен­ства и рядовые верующие. Церковь большевики справедливо считали сво­им самым сильным идеологическим противником. Уже первые удары, на­несенные властью в 1918г. ослабили позиции русского православия. Цер­ковь отделялась от государства, школа — от церкви. Решающая атака была предпринята в 1922 г., названном впоследствии годом «церковного терро­ра». Под предлогом помощи голодающим Поволжья проводится изъятие церковных ценностей. 28 марта 1922 г. в «Известиях ЦК РКП(б)» был опубликован «список врагов народов», который возглавлял патриарх всея Руси Тихон. Всего за 1922 г. только по суду было расстреляно 3447 священнослужителей, число жертв террора достигло 15 тыс. чел. Было ликвидировано свыше 700 монастырей, в Соловецком монастыре был создан СЛОН - Соловецкий лагерь особого назначения.

Трагедию РПЦ усугубляли внутрицерковный раскол и активная антире­лигиозная пропаганда, проводимая в СССР. В 1925 г был создан «Союз без­божников», объединивший всех воинствующих атеистов. Пропагандистские успехи по ликвидации неграмотности и формирова­нию новою человека были осмыслены не как преодоление, а как полное отрицание старого, в том числе и в культуре. А тут уже недалеко было и до ликвидации церковных и старопечатных книг и самих церквей и монасты­рей - «центров мракобесия», служителей культа, многих представителей «гнилой интеллигенции».

Стратегический результат был достигнут. Упреждающие удары по инако­мыслию в 20-е годы заставили надолго замолчать советскую интеллигенцию.

На протяжении 20-х годов в обществе шла полемика: чем должно заниматься искусство. Споры соответствовали времени формирования командно-административ­ной системы и закончились вместе с оформлением этой системы.

Идеологизация искусства, усиление его пропагандистского значения нагнетали накал страстей. В условиях малограмотности населения России, только начавшего приобщаться к богатствам культуры, идеи революцион­ной непримиримости к инакомыслию приводили к крайне примитивным формам неприятия иной позиции, к вражде представителей разных твор­ческий объединений.

Два полюса литературы и искусства - РАПП и «Перевал» - определя­ли противостояние двух систем ценностей, двух представлений о сущности искусства и его роли в жизни общества,

РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей (1925-1932) - была наиболее массовым литературным объединением. Основны­ми печатными органами были журнал «На посту» (1923), а затем - «На литературном посту» (1925 г.). Деятельность РАППа носила открыто клас­совый пролетарский характер. Рапповцы претендовали на монополию в об­ласти литературного творчества, вели грубые кампании против писателей-«попутчиков»: М. Горького, С. Есенина, А. Толстого.

Против защитников «пролетарской чистоты» в искусстве выступил об­щественно-публицистический журнал «Красная новь» во главе с редакто­ром А. Воронским. Его авторитет и статус кадрового революционера по­зволили некоторое время сдерживать атаки литературных экстремистов. Было создано творческое объединение «Перевал» (1922—1932), основной задачей которого стало развитие культуры на основе мирового классичес­кого наследия и гуманизма. Скрытый потенциал свободной личности при­влекал не только перевальцев, он был близок и имажинистам, и «Серапионовым братьям», и М. Горькому, Б. Пастернаку. Подобное «интеллигент­ство» не прощалось, поэтому всех их вместе классовые ортодоксы окрестили «попутчиками», т. е. идущими не вместе, а параллельно.

Соперничество и вражда в творческой среде, «кабинетные» дрязги при­водили к печальным последствиям. Со второй половины 20-х годов совет­ская литература стала терять своеобразие, круг тем сужался. Наряду с та­лантливыми романами М. Горькою «Дело Артамоновых», Д. Фурманова «Чапаев», А. Фадеева «Разгром», М. Булгакова «Белая гвардия» и др. в лите­ратуру пришел серый поток бесцветных произведений, созданных в угоду низкохудожественному вкусу массового малограмотного читателя.

Культурные запросы пролетариата росли медленно. Запросы интелли­генции и всех «бывших» игнорировались. Все это не могло не отразиться на требованиях, предъявляемых властью к искусству. В резолюции ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» (1925 г.) была поставлена задача создания произведений, рассчитанных на массово­го читателя. Это была уступка неразвитому сознанию масс. Вместо того чтобы ориентировать писателей на «подтягивание» культуры народа до по­нимания всех сложностей художественного образа, резолюция призывали «выработать соответствующую форму, понятную миллионам». Этим реше­нием было положено начало идеологизации литературы и искусства, закреплялся партийный контроль над ними. Несмотря на то что в резолюции формально осуждались действия РАППа, звучал призыв к свободному твор­ческому соревнованию, одновременно ставилась задача обеспечить пере­ход писателей-«попутчиков» на сторону пролетарской идеологии, бороться с буржуазным влиянием в литературе. Объявленный плюрализм точек зре­ния на деле не осуществился.

В 20-е годы реконструкция искусства осуществлялась еще без види­мого нажима со стороны государства. В живописи активно работало мно­жество группировок и направлений: Ассоциация художников России (АХР, 1922 г.) — И. Бродский, Г. Ряжский, К. Юон; «Общество московских худож­ников» (ОМХ, 1928) — Р. Фальк, И. Машков, А. Лентулов, И. Грабарь. В 1925 г. выпускниками первого советское художественного вуза - ВХУТЕМАСа - было основано «Общество художников-станковистов» (ОСТ). Работы «остовцев» (А. Дейнеки, Д. Штеренберга, А. Лабаса, Ю. Пименова, А. Тышлера и др.) были современны и по форме, и по содержанию. Безуп­речной профессиональной культурой, умелым сочетанием традиции и но­визны отличались работы бывших мирискуссников и группы «Голубая роза» П. Кузнецова, К. Петрова-Водкина, М. Сарьяна, создавших в 1924 г. новое «Общество художников 4 искусства».

Хотя в среде художников не было таких ожесточенных споров о ложном и истинном искусстве, как у писателей, однако к концу 20-х годов благодаря поддержке властей лидером стала АХР, выражавшая официальную точку зрения в живописи.

Постепенно отрабатывались критерии и в архитектуре. Еще полны были творческих идей архитекторы нового объединения АСНОВА (1923), Н. Ладовский, Н. Голосов, Н. Докучаев, Г. Магу и др. стремились найти и разра­ботать не просто новые типы сооружений, они искали новый образ зодче­ства. В своих фантастических замыслах, игнорируя не только традицион­ные масштабы и формы, но даже конкретные технические возможности, архитекторы-новаторы искали новые идеи для преобразования окружаю­щей среды. Большая часть этих замыслов стала достоянием «бумажной ар­хитектуры» («Храм общения народа», «Дом Советов» (Совдом)).

Подчеркнутой функциональностью отличалось другое направление ар­хитектуры 20-х годов - конструктивизм. Принцип конструктивизма, раз­работанный известным на Западе архитектором Ле Корбюзье, развивали в Советской России братья Л. А., В. А., А. А. Веснины и М. Гинзбург. Книга М. Гинзбурга «Стиль и эпоха» стала, по сути, манифестом этого направле­ния в архитектуре. Творческое соревнование между «конструктивистами» и «рационалистами» в первой половине 20-х годов явилось мощным стиму­лом для создания блестящих проектов: Дворец труда, Дворец культуры им. Лихачева в Москве (бр. Веснины), павильон СССР на Международной вы­ставке декоративного искусства в Париже в 1925 г. (К. Мельников), гене­ральный план реконструкции Москвы (А. Щусев и И. Жолтовский). Стрем­ление перестроить советский быт вдохновляло многих художников-дизай­неров (В. Татлина, Л. Попову, А. Родченко, С. Степанову) на поиски современных моделей мебели, интерьера, тканей.

Успехов в своем развитии достигло искусство кино. Поддержанный вла­стью советский кинематограф занял свое место в новой культуре. Начало «золотому десятилетию» Великого Немого положили документальные филь­мы Дзиги Вертова («Шагай, Советы», «Шестая часть мира», «Человек с аппаратом») и Л. Кулешова («На Красном фронте», «Необычайные приклю­чения мистера Виста в стране большевиков»), которые зафиксировали ре­альные события революционных лет. С середины 20-х годов сформирова­лась целая плеяда зрелых мастеров, создавших кинофильмы, достойные ми­ровою уровня: С. М. Эйзенштейн («Броненосец Потемкин», «Октябрь»), А. П. Довженко («Звенигора», «Арсенал», «Земля»), В. И. Пудовкин («Мать»).

Новый импульс в своем развитии получил театр. Чувствовал себя «рево­люцией мобилизованным и призванным» режиссер В. Э. Мейерхольд. От традиций «серебряного века» режиссер пришел к убеждению в необходи­мости реформ в театре. Первый спектакль, поставленный по-новому, — это «мистерия-Буфф» В. Маяковского в оформлении К. Малевича: занавес от­сутствовал, сцены как таковой тоже не было, актеры проходили к публике, используя ее реакцию в своей игре. Мейерхольд в своих постановках при­менял принципы площадного театра средневековья, цирковых и кукольных представлений, активно заимствовал приемы итальянского народного теат­ра масок commedia dell'a Arte и систему условностей восточных театров, в частности, японского театра Кабуки. Он создавал свой театр по образцу ам­фитеатров античности. Расположение рядов в зале должно было подчерк­нуть равенство всех зрителей: никаких лож, партеров и галерок.

Создавали на сцене блестящие образцы драматического искусства («Дни Турбиных» М. Булгакова, «Шторм» В. Билль-Белоцерковского, «Любовь Яровая» К. Тренева) и другие талантливые режиссеры: К. С. Станиславс­кий, В. И. Немирович-Данченко, Е. Б. Вахтангов, А. Я. Таиров. Для одних театр по-прежнему оставался прежде всею Домом актера, другие форми­ровали режиссерский театр.

Таким образом, борьба за доступность и массовость в просвещении, приобщение к куль­туре рабочих и крестьян сопровождалась снижением качества и общего уров­ня культуры.

Фактически в 20-е годы начали закладываться основы советской худо­жественной культуры. Интенсивные поиски новых форм и стилей, выра­ботка новой эстетики в первой половине 10-летия создавали благоприят­ную почву для будущих творческих удач. Однако властное стремление вве­сти творческие искания в определенное русло вело к унификации и единообразию в искусстве.