Человек Церкви
Памяти архимандрита Дионисия (Шишигина)
Протопресвитер Владимир Диваков
В 40-й день по преставлении ко Господу архимандрита Дионисия (Шишигина) о сослужителе и собрате вспоминает секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве и Епархиального совета Московской городской епархии, благочинный Центрального благочиния, настоятель храма «Большое Вознесение» у Никитских ворот протопресвитер Владимир Диваков.
Архимандрит Дионисий (Шишигин) и протопресвитер Владимир Диваков
Введение в алтарь
Хиротония. С будущим протоиереем Владимиром Чувикиным
Отца Дионисия я знал еще маленьким мальчиком Вовочкой. Как только он начал ходить, мама привела его в церковь. Сама она передвигалась на костылях, у нее болели суставы. Я сразу заметил этого нового прихожанина нашего храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Лефортово.
Вовочка был очень любознательным ребенком. У него были такие особые глаза: они точно насквозь все просматривали. На службе он вставал вплотную к солее и каждый раз точно пытался хотя бы через щелочки царских врат разглядеть: что же там происходит в алтаре?
Его мама однажды остановила меня, выходящего из диаконской двери:
– Как бы его завести в алтарь? – показала она на сына, который и после окончания литургии не хотел покидать храма. – Хотя бы просто показать ему, что там внутри...
Я подумал, что лучше это сделать во время службы, и обратился к настоятелю, протоиерею Димитрию Цветкову:
– Отец Димитрий, а можно этого мальчика Вовочку, – он такой маленький был, курчавенький, видно было, насколько он интересуется богослужением, – взять в алтарь прислуживать?
– Ну, куда? – заупорствовал батюшка. – Вас и так много.
Нас действительно тогда в лефортовском храме целая компания алтарников собралась: нынешние протоиереи Валентин Радугин и Леонид Ролдугин (родные братья, у которых просто фамилии в паспортах оказались по-разному записанными – О.О.), ныне уже почивший протодиакон Евгений Тихомиров, другие.
– Пусть хоть посмотрит пока? – не отступаю. – Да и все-таки как-нибудь, может быть, можно, – ходатайствую, – и его задействовать в алтаре?
– Тогда берите и учите его сами, – сдался отец настоятель.
Володя буквально глазами все «съедал» – за каждым движением следил, когда удалось его ввести в Святая святых. Стихарь ему не сразу благословили надеть, хотя наши маленькие стихарики, из которых мы уже повыросли, и оставались в запасниках. Но когда мы ему один из них вручили, он делал уже все безошибочно. С ходу все усвоил! Специально учить его ничему не пришлось.
Ко мне он потом всегда с каким-то особым почтением относился. По молодости мы часто виделись на соборных богослужениях. Даже просто встретиться с ним – всегда радость! Потом мы вместе трудились.
Сейчас, уже после его преставления, смотрю в телефоне – одна из его смсок: «Дорогой отец Владимир, мне особенно дорого Ваше поздравление. Любимый с детства батюшка, всю жизнь благодарен Богу, что в Вашем лице имел здесь, на земле, ангела-хранителя. Матушке низкий поклон».
Он и сам точно сопричастен бесплотным силам. Выходишь на середину храма молебен служить, – и он тут как тут! Видимо раньше пришел, где-то стоял молился. Поздравит, – хотя я и сам иногда забывал свои даты, – и так же внезапно, как появлялся, порою исчезал. Дорого само его внимание. Как же приятно было: отец Дионисий пришел! Особенно в последние годы, когда он уже сильно болел, – я видел, каких трудов ему это стоит...
– Отец Дионисий, – скажешь, – спасибо тебе!
– Это мой долг, – отвечает.
Доверенный Святейшего
Книгодержец Святейшего Патриарха Пимена
К тому времени, когда Володя уверенно стал алтарничать, в 1957-м году, я поступил в Московскую духовную семинарию и уже реже, в основном на каникулах, бывал в лефортовском храме. Тогда туда назначили служить митрополита Никодима (Ротова). Иподиаконов не хватало, и Володя достаточно рано начал прислуживать архиерею: то с рипидой выходил, потом с посохом, – так и освоился иподиаконствовать.
Потом, когда он сам уже поступил в семинарию, его включили в штат иподиаконов митрополита Пимена (Извекова), будущего Патриарха. Помню, накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы в алтаре Елоховского собора иеродиакон Серапион (Фадеев; будущий митрополит Тульский и Белевский) объявляет:
‒ Всем иподиаконам владыки Леонида – разоблачиться и покинуть алтарь!
‒ Кому-то Введение, кому-то выведение, – прокомментировал я, послушно разоблачившись.
Но меня вернули, так как еще до иподиаконства у владыки Леонида (Полякова) я прислуживал митрополиту Пимену, а на тот момент и вовсе был уже в сане диакона. Для Володи Шишигина это было введение в елоховский алтарь, – там мы вновь и встретились.
Потом 12 лет Володя был книгодержцем у Патриарха Пимена, и я не раз наблюдал, как он всегда заботливо подсказывал новым иподиаконам Святейшего, что, когда и как надо делать. Это, кстати, не часто практикуется, иногда, наоборот, норовят подставить новичка: «Пусть сам попробует, обожжется...». У Володи никогда такого не было!
Всегда с улыбкой, зоркий, отзывчивый. Только попроси его тогда – живо и быстренько все исполнит! Таким и должен быть иподиакон: всегда готовый послужить.
Владыку Пимена мы все любили. Он был добрейшей души человек. Но под горячую руку лучше было не попадаться – доставалось всем! Я, правда, избегал этих вспышек негодования. Смотрю, мышца на щеке дергается – «ага, надо ретироваться».
– Слушай, Иван, – скажешь тогда его посошнику, – пойди, по-моему, владыка зовет.
Тот схлопочет, возвращается:
– Ты зачем меня подослал? Чтобы мне досталось?!
Однако Володе, по моим наблюдениям, владыка Пимен ни разу даже резкого слова не сказал. Был к нему всегда расположен. Когда уже стал Патриархом, этим даже пользовались: если боялись к Его Святейшеству подойти, всегда отправляли Володю. Он бесстрашно шел: был очень открытый, и Патриарх просто не мог на него раздражаться. Доверял ему. Поэтому так к себе и приблизил. Взял в келейники. Определил служить в Патриархию.
Видел, что человек честный, преданный. У отца Дионисия было еще такое замечательное качество, он был человек-могила: никогда ничего не скажет лишнего, не разгласит. Все знал, многое замечал, но даже бровью не поведет. Со всеми был доброжелательным. У него, по-моему, никогда и врагов не было.
Отец Дионисий жил памятью о воспитавшем его Патриархе:
– Батюшка, если вам что-нибудь о Патриархе Пимене вспомнится, – обратится, бывало, – со мной, пожалуйста, поделитесь материалом.
Свою книгу «Былое пролетает... Патриарх Пимен и его время» он писал два десятилетия. Все, что ему удалось на то время достать из источников, он опубликовал. Сейчас уже новые данные относительно периода заключения будущего Предстоятеля открываются: где сидел, какие там лагерные «послушания» нес. Ранее отцу Дионисию эти сведения были недоступны. Святейший же о том, что ему довелось претерпеть, как, впрочем, потом и сам отец Дионисий о своих мытарствах, – молчал.
Референт Патриархов
Архимандрит Дионисий (Шишигин)
При двух Патриархах ‒ Пимене и Алексии II – отец Дионисий нес послушание референта. Писал проекты речей и докладов. Но не только. Ему доверяли решать самые серьезные вопросы. Во всех важнейших церковных делах он принимал участие.
На отца Дионисия ложилась колоссальная нагрузка: когда он еще при Патриархе Пимене, а потом и при Алексии II, составлял тексты каких-либо резолюций, ему приходилось учитывать злохитрости безбожных властей, постоянно обходить устраиваемые ими козни. Тут требовалась особая изобретательность ума. Надо было знать гражданские законы, понимать, когда и на что можно сослаться. Это все равно что сухим выходить из воды.
Многие проекты указов о назначениях и перемещениях духовенства при Патриархе Пимене подготавливал отец Дионисий, – и делал это с болью в сердце за каждого человека. Старался, по возможности, никого не подставлять под удар. Это было чрезвычайно трудно. Все проекты патриарших указов тогда проводились через Совет по делам религий. Отправляли туда с бумагами часто именно отца Дионисия...
Представляю, чего он там натерпелся. Уполномоченный мог вызвать и продержать в коридоре, принимая тех да этих и делая вид, что не замечает того, что у него там архимандрит под дверью весь день сидит... Издевались всячески, пытаясь унизить.
Наше поколение прошло через прессинг коммунистической власти. Мы привыкли быть начеку. Думали не о себе, а о том, чтобы Церковь не подвести. Старались быть предельно осторожными. Это тонизирующая закалка тех лет: то и дело жди подвоха. Всегда надо было быть в напряжении.
В нем всегда чувствовалось усилие воли
Отец Дионисий – внутренне потрясающе цельный человек, собранный. В нем всегда чувствовалось усилие воли. Это изрядно способствовало делу, а вот дни его, думаю, сокращало. Работал он на износ, не щадя себя, не жалея.
К сожалению, при Патриархах могли находиться даже священники, которые в большей мере старались проводить линию Совета по делам религий. Отец Дионисий все их доводы внимательно слушал, своих догадок никак не обнаруживая, а наедине со Святейшим уже подсказывал:
– Ваше Святейшество, тут такие-то и такие-то могут быть подводные камни...
Так что те приспешники то и дело недоумевали:
– Как же так, Патриарх уже согласился, а потом вдруг отказался... Почему?..
Святейший Алексий II, точно знаю, к тому, что говорил отец Дионисий, всегда прислушивался. Иногда так и спрашивал или писал ему на той или иной бумаге: «Ваше мнение?» Я просто видел эти документы. Многие решения принимались Патриархом с учетом советов батюшки.
Отец Дионисий всегда радел о пользе Церкви. Не о чьей-то, а только о церковной. Это человек Церкви. Всецело преданный Богу.
Незаметный и незаменимый
Митрополит Истринский Арсений, протопресвитер Владимир Диваков и архимандрит Дионисий (Шишигин)
Когда он уже служил в Патриархии, мы, конечно, пытались максимально использовать его знания, таланты, авторитет.
В 1990-е годы, надо сказать, вся Патриархия была: владыка Арсений (Епифанов; ныне митрополит Истринский), отец Дионисий да я – вот и всё! До 1992 года еще митрополит Владимир (Сабодан), управляющим делами Московской Патриархии, был, а как его назначили на киевскую кафедру, эта должность три года была вакантной.
Это время массового открытия церквей, – бумаг множество: регистрация новых общин, назначение настоятелей и т. д. А в Патриархии даже юриста не было! Представляете? Изредка приходил человек, более-менее в законах подкованный, проконсультировать нас. А так все проблемы приходилось решать самим. Слава Богу, – все получалось, все успевали!
Отец Дионисий, который вникал во все тонкости, потом многое даже мог предвидеть:
– Так-то оно так... – иногда скажет он. – А вот как это всё выглядит с другой стороны, – тут же разворачивает ситуацию. – Вот так на проблему смотрят наши оппоненты… – и разбирает ее так, что заранее снимает спорные вопросы.
При всех его, подчас ошеломительных, догадках и подсказках это был скромный, незаметный труженик. Когда придет, когда уйдет, – никто в Патриархии не знал. Как не видели и того, какие он горы бумаг отрабатывал. Встретишь его разве что на обеде. Хотя он в последние годы из-за больных, как у мамы, суставов и в трапезную уже не спускался.
У него на третьем этаже патриаршего корпуса была маленькая комнатка с очень низким потолком (там в свое время из одного этажа сделали два). У нас потом достраивали канцелярский корпус, и я предложил ему:
– Отец Дионисий, у нас теперь есть свободные кабинеты, – выбирай, какой хочешь!
Он приличия ради заглянул, но стал отказываться.
– Ты к нам поближе будешь, – уговариваю его. – Нам же к тебе туда не набегаться! Да здесь и повольготней...
– Батюшка, да я уж на прежнем месте останусь, – отнекивается он. – Мне память дорога, что я там при Патриархе Пимене был...
Он думал не о себе, а о деле
Так и не переехал в комнату попросторней. Думал не о себе, а о деле.
Это человек, на которого можно было полагаться, как на самого себя. Когда бы ты ему ни отправил вопрос, допустим, относительно дел в его Богоявленском благочинии, – тут же ответ приходил! Сидишь, бывало, заполночь, думаешь: «Ладно, смску отправлю, утром прочтет…» Жму «отправить», взгляну на циферблат: час ночи, – а он сразу же отвечает, не спит! В крайнем случае, напишет: «Получил» или просто поблагодарит за присланную информацию, которую еще надо обдумать.
Владыка Тихон (Зайцев), епископ Подольский, спросил недавно в связи с новым назначением, как ему передать дела, на что я невольно вздохнул:
– Вот если бы здесь сейчас был отец Дионисий! Он бы все досконально объяснил и подсказал, что и как лучше сделать.
Все ревизии, сколько помню, в последнее время проводил он. Умел все деликатно обставить – никто не ждал этих проверок, как какого-то бедствия. Делал все с любовью. С расположением ко всем. Как его при этом можно было не любить? Уж насколько у нас дотошен протоиерей Александр Абрамов: у каждого найдет недостаток. А вот отца Дионисия он почитал особо: «Раз батюшка сказал – значит, всё!»
Отец Дионисий умел завоевать авторитет отнюдь не давлением сверху – со всеми он всегда держался просто. Его уважали не страха ради, а по любви.