Коринда подняла руку.
– И некоторые из нас слышат зов перемен, и мы движемся к ним.
Луч тепло улыбнулся ей и откусил клубнику. Он жевал ее медленно, смакуя вкус, а потом слизнув каплю сока с губы. Дана заставила себя отвести взгляд, ведь знала, что Луч понимал, как влияет на нее.
«И, – подумала она, – на всех женщин планеты».
– Я не чувствую развития, – сказала она. – Меня словно грабит то, что происходит в моей голове.
– Может, – сказал Луч, – дело в том, кто ты.
Она моргнула.
– Что?
– Я вижу твою ауру, вижу форму, цвет и текстуру твоей души. Я могу читать эти частоты. Знаешь, что я вижу, глядя на тебя?
Она смогла лишь покачать головой.
– Я вижу силу, – сказал он. – Не удивляйся так. Ты очень сильна, Дана Скалли, у тебя большой потенциал. Твой разум как печь, но ты полна сомнений, и ты не знаешь, хочешь ли ковать в этой печи. Часть тебя хочет создать броню, чтобы защититься и скрыться от мира. Часть тебя хочет создать меч, чтобы ты могла дать отпор.
Дана молчала, во рту пересохло.
– А еще часть тебя хочет создать сильные и полезные инструменты. Назовем их телескоп и микроскоп. Телескоп, чтобы ты видела за пределы того, что видят твои глаза. Там лежит просторная вселенная, она зовет тех, кто может ее слышать, приглашает посмотреть, послушать, узнать. И микроскоп, чтобы твой разум, любящий порядок и знания, мог понять все на клеточном уровне.
– Ее глаза стекленеют, – рассмеялась Коринда.
– Немного, – признала Дана. Она допила чай, который стал чуть теплым, съела пару виноградин, не ощущая вкуса. – Хоть это и круто, это не поможет мне с тем, что происходит.
– Справедливо, – сказал Луч. – Но это не лучшая атмосфера для чего–то точного. У меня есть свои инструменты, и для них требуется что–то, больше похожее на лабораторию.
– Как это понимать?
Он похлопал ее по руке.
– Позволь показать.
ГЛАВА 45
Комната кокона
18:17
Луч провел ее в дверь в углу кафе, напротив классов медитации. Дана прошла во тьму, Луч закрыл дверь и прошел мимо нее, но не отдернул тяжелые шторы. Вместо этого он достал из кармана зажигалку, короткие толстые свечи загорелись. Вскоре в воздухе смешались запахи мяты, сандала и жасмина.
Было очень тихо.
Коринда прошла в комнату с ними, но Луч остановил ее на пороге.
– Спасибо, – сказал он, не впустив ее. – Мы справимся. Пусть Анджело принесет мне свежие благовония. У меня кончаются.
Дане показалось, что она увидела удивление и боль в глазах Коринды. Может, что–то еще, но эта эмоция пропала раньше, чем она успела определить ее. Дверь закрылась, свечи горели, и Дане было очень неловко.
– Это нормально, – сказал Луч, словно читал ее мысли. Может, он их и читал.
– Что? – она отпрянула на шаг.
Он рассмеялся.
– Серьезно, мисс Скалли, я понимаю, что вы напуганы. Я многое понимаю. Это побочный эффект того, какой я.
– И какой же вы? – спросила она, не отходя от двери. Стук испугал ее, но дверь открылась, и вошел Анджело со связкой палочек с благовониями, завернутых в шуршащую синюю бумагу. Он взглянул на Дану, но промолчал.
– Коринда сказала, вам это нужно, – он отдал сверток Лучу. – Утром доставили для вас.
– Спасибо, Анджело. Закрой дверь с той стороны.
Юноша задержался на миг, огляделся, кивнул Дане и ушел. Когда он ушел, Дана повторила вопрос:
– Так какой же вы?
– Я медиум. Хороший медиум, сильный. Коринда назвала бы это даром, может, так и есть, но это скорее заноза в заднице, простите за выражение. Назовем это качеством. Я был таким с детства, проще не стало, и привычкой это не стало, я не мог из–за этого влиться в общество. Мне не нужно было долго находиться среди людей, чтобы они поняли, что со мной что–то не так. Они правы. Я не такой, по их определению. Я совсем другой. Раз люди реагируют на мое отличие, мне приходится держаться в стороне. Когда я был юным, родители водили меня по врачам, и те, конечно, не принимали вариант, что у меня есть особые способности. Вместо этого мне приписали боязнь общества, – он сделал паузу и добавил. – Ничего нового. Гиппократ описывал это, я зацитирую: «шляпа на его глазах, он не видит и не хочет, чтобы его видели. Он не осмеливается быть в компании, боится, что его не поймут, что он опозорится в поведении или речи. Он думает, что все за ним следят».
Дана молчала, не отходя от двери.
– Они думали, что у меня эта фобия, расстройство, потому что я держался подальше от людей, но они ошибались. Я держался в стороне, потому что я не один из них. Я не мог быть с ними наравне, и я не хотел. Я хотел найти других с такими качествами. Я провел много времени, развивая свои навыки, пока искал других своего вида.
– Других медиумов? – спросила Дана.
Луч не сходил с места, свечи бросали мерцающий свет на его лицо, подчеркивая его.
– Да. Но даже слово «медиум» неточное. Хотелось бы придумать лучшее слово, но это я оставлю лингвистам. А пока я вижу мир черно–белым. Есть они, не наделенные такими качествами, и мы, обладающие качествами.
Дана кивнула. Ей все еще было не по себе наедине с ним, но страх угасал. Луч казался искренним и немного печальным.
– Нас мало, – продолжил он, – эту тему окружает столько недопонимания и ошибочной информации, что доходило до того, что людей с такими качествами сжигали, называя ведьмами, и встречи между такими, как мы, проходят неловко.
– Как мы, – тихо повторила Дана.
– Как мы, – сказал он. – У вас настоящий талант, мисс Скалли.
– Зовите меня Дана.
– Дана, – кивнул Луч. – Твои видения – не просто кошмары. Ты уже должна понимать это, даже если тебе не хочется.
– Не хочется, – с нажимом сказала она. – Совсем.
– У нас нет выбора, – сказал он, повернувшись к свечам. – Мы такие, какие есть, и мы станем тем, чем должны.
– Как это понимать? Чем станем?
– Дарвин говорил об эволюции видов, но это другая перемена. Метаморфоза. Это эволюция души, самой нашей природы. Мы рождаемся одним, но редкие из нас вырываются из кокона наших жизней и становятся чем–то другим. Редким, красивым, сильным. Мы перестаем быть тем, чем были, и становимся тем, чем нам суждено быть.
– Я не…
Он повернулся к ней и сказал:
– Я могу сказать, когда у тебя начались видения, и мне не нужно для этого полагаться на свои силы. Мне тебе рассказать? Это было через несколько месяцев после достижения половой зрелости. Не красней, я сказал вежливо. Задумайся об этом. Преобразование из ребенка в подростка происходит с сильной биохимической переменой. Тело меняется на каждом уровне. Физически, психологически, химически, интеллектуально, эмоционально. Таланты пробуждаются, меняются предпочтения, и формируется характер. Детьми и подростками мы очень разные, ты согласна?
– Наверное.
– Нет, – сказал он, погрозив пальцем. – Это неточный ответ. Можно соглашаться или опровергать. Будь точнее, Дана. Не уклоняйся и не скрывайся за отговорками.
Она кивнула.
– Простите.
– Не извиняйся, – сказал он. – Ты пришла учиться, и это – урок. Не извиняйся за то, чего не знала. В этом нет стыда. Стыдно отказываться знать или притворяться, что не знаешь. Это намеренное невежество, и это отвратительно.
Она собиралась извиняться за извинения, но сдержалась и кивнула.
– Многие психические дары начинают проявляться при взрослении, – сказал он. – Для многих эти качества быстро проходят и заканчиваются, когда люди взрослеют.
– А остальные?
– Продолжают развиваться.
– Даже вы?
– О, – он сказал едва слышно, – особенно я.
Она ничего не говорила, потому что не знала, как на это отвечать.
Луч кивнул и горько улыбнулся.
– Наш вид бывает странным, эксцентричным и загадочным. Мы привыкаем к такому.
– Я не хотела быть грубой, господин Луч, но…
– Просто Луч.
– Хорошо, Луч. Это все восхитительно, и я говорю без сарказма, но я не знаю, как мне поможет понимание происходящего. Я уверена, что кто–то убивает подростков, и я не знаю, что делать. Я боюсь спать и боюсь реальности. Не думаю, что люди или копы поверят хоть одному моему слову.
– Не поверят.
– Тогда что делать? Я не могу стоять и говорить о даре весь день. Я должна что–то делать.
– Да, – сказал он, – должна. И я могу помочь.
– Как? – взмолилась она, шагая вперед.
– Изучением своих качеств, Дана. Сейчас они управляют тобой. Но если ты научишься управлять ими, ты ускоришь преобразование. Ты станешь сильнее, чем можешь себе представить. Тогда, и только тогда, ты сможешь сосредотачиваться на видениях, как лазер. Но все постепенно. Коринда говорила мне о том, что с тобой происходит. Часть я ощутил сам.
Дана покачала головой.
– Это так странно.
Он с горечью улыбнулся.
– Если честно, Дана, для меня это тоже странно.
Она рассмеялась.
– Я знаю про сны, про ангела. Я понимаю, что это все размыто, что видения могут быть осколками. Я могу помочь тебе набраться силы и четкости, чтобы видеть сквозь маски этого существа, назвавшего себя ангелом. Только тогда ты сможешь спасать жизни. Этого ты хочешь? Спасать жизни? Исцелять вред, причиненный детям этого города?
– Да… – выдохнула она. – Но ангел так силен.
– Силен? Да, я так тоже думаю, Дана, но это не означает, что он всевидящий и всезнающий. У всех есть ограничения и слепые места.
Она уставилась на него.
– Я… никогда не думала об этом. Вы… думаете, есть то, чего он не знает?
– Конечно.
– Значит, может быть способ остановить его? Чтобы он не заметил?
Луч кивнул и указал на груду подушек на полу.
– Все возможно. Садись, Дана, – сказал он. – У нас много работы.
– Сегодня у меня джиу–джитсу…
– Не переживай, – сказал он. – Это много времени не займет. Туда, куда мы зайдем, время идет на другой скорости.
– Что это значит?
Луч улыбнулся.
– Увидишь.
ГЛАВА 46
«Вне пределов»
18:20
– Что ты делаешь?
Вопрос был произнесен шепотом, но оставался пронзительным. Анджело отклонился от закрытой двери, выпрямился и повернулся к Коринде, стоявшей в десяти шагах, уперев руки в бока. Она хмурилась.
– Я ничего не делал, – сказал он.
Коринда посмотрела за него на дверь в кабинет Луча. Туда никто не мог заходить, пока он там. Только ученики, записанные на его занятия, и те, кто встречался с ним один на один для развития. Даже Коринда, совладелица, редко пересекала этот порог.
– Ты знаешь правила, Анджело, – возмутилась она. – Луч хранит в комнате чистую энергию. Он не хочет, чтобы что–нибудь портило энергетику.
Анджело сунул руки в задние карманы.
– Почему тогда я все время вижу вас рядом? Вы злитесь, что сила есть только у него. Думаете, из–за вас сюда приходят люди?
Она зло шагнула к нему.
– Лучше будь осторожен с тем, что говоришь и кому, юноша. Радуйся, что у тебя есть эта работа.
– О? Почему же? Потому что это отличное место работы?
– Потому что мы с Лучом тебе все спускаем с рук.
– Собираетесь попрекать меня этим? Когда вы в последний раз это упоминали? О, погодите, этим утром. И вчера. Вы всегда мне об этом говорите.
– А не должна? После того, что ты сделал?
– Может, вы не все про всех знаете, мисс Психосила, – сказал он.
– Может, тебе стоит следить за языком и помнить, кто тебе платит. Ты опасно играешь.
Анджело шагнул к ней.
– Опасно? Думаете, вы понимаете, что это значит, сеньора? Вряд ли.
– Как это понимать?
Он фыркнул.
– Вы не знаете? Забавно, я думал, вы умеете читать мысли.
Коринда отпрянула на шаг.
– Я читаю твой разум достаточно, чтобы знать, что ты думаешь о Дане. Держись от нее подальше, или я…
Его взгляд заставил ее замолчать, словно ее ударили по лицу.
– Или что? – тихо спросил он.
Коринда не ответила. Анджело кивнул.
– Mucho cuidado, mi hermana, – сказал он и пошел прочь, как голодный тигр. Коринда смотрела в его спину, пока Анджело не пропал в кладовой. Она была в ярости, но и боялась. Анджело пугал ее. С ним было что–то не так. Может, что–то не так было внутри него. Коринда ни разу не смогла пробиться сквозь ту тьму. Она бы уволила его месяцы назад, но она боялась того, что он может. Люди рассказали ей о нем. О его вспышках жестокости. Как на неделе перед Рождеством, когда двое пьяных ребят из колледжа бросили в него пустой банкой пива. Анджело избил их до потери сознания, было бы хуже, если бы не явился Луч, разнявший их. Луч сказал шерифу, что парни напали первыми, но Коринда сомневалась. Он и раньше дрался. Луч думал, что у него есть потенциал, но Коринда так не думала. Она считала, что Анджело был поврежденным товаром.
Но Луч защищал мальчика. И пока Коринда восхищалась состраданием и щедростью Луча, ей пришлось принять на работу постоянно наглеющего Анджело.
Теперь это. Она видела, как он стоял, прижавшись ухом к двери, подслушивая сессию Луча с Даной. Это было ужасно.
Она смотрела минуту на дверь кладовой, но Анджело не выходил.
Магазин опустел, покупатели и ученики придут вечером. Никто не смотрел на нее.
Она вдохнула и прижала ухо к двери.
ГЛАВА 47
Комната кокона
18:22
– Слушай мой голос, – сказал Луч.
Дана сидела, скрестив ноги, на полу, ладони лежали друг на друге, глаза были почти закрыты. Сессия началась спокойно. Они выпили травяной чай, Луч объяснял процесс, каким он помогал ученикам пройти во внутреннее я и позволить их силам развиться.
– Мы все хотим быть теми, кем являемся на самом деле, – сказал он, расставив свечи вокруг них. Некоторые резко пахли, не так, как те, которые он зажег первыми, и он объяснил, что ароматические свечи для психической работы отличались от тех, которые продавали для всех. Он зажег несколько палочек благовоний, запах снова был сложным, почти вызывающим, потому что не был приятным, хоть и не вызывал отвращения.
Когда она спросила, продают ли благовония в магазине, и он скривился.
– Коринда, хоть и хочет добра, продает много того, что можно описать «благовониями туриста». Так и с большей частью свеч. Они популярны у людей, но не сильно отличаются от ловцов снов и кукол качина, которые люди покупают себе в дом. Непросвещенные думают, что такие предметы показывают, что они делают необходимую работу, чтобы добраться до места, где душа свободна. Понимаешь, Дана?
– Думаю, да.
– Нет. Понимаешь или нет?
Она улыбнулась и кивнула.
– Да, – твердо сказала она. – Понимаю.
– Вот так. Шажки станут увереннее, а потом ты прыгнешь и затанцуешь.
Дана не знала, был ли это комплимент, но она решила воспринять его так.
– А благовония, – добавил Луч, – эти не для продажи, но я тебе немного дам.
Как только Луч все устроил в комнате, они десять минут дышали, пили травяной чай и расслаблялись. После долгих минут тишины он заговорил, заводя ее глубже в медитацию.
– Твое тело – сосуд большой силы, – сказал он. – Ты расслаблена и дышишь, твое тело меняется. Напряжение физической оболочки становится все меньше и меньше… и оно больше не держит твой дух. А потом, с вздохом, ты поднимешься.
Она вдыхала и выдыхала, тихо и медленно, ощущая, как странный дым успокаивает ее, усыпляет тревогу.
– Здесь тебе ничто не навредит, – говорил ей Луч. – Ты в безопасности. Ты сильна. Ты в своей силе и вне. Ты во многом сильна. Скажи, Дана, заяви это. Ты сильная.
– Я сильная, – прошептала она.
– Ты в безопасности.
– Я… в безопасности, – небольшая запинка, и она повторила. – Я в безопасности.
– Ты в безопасности, – отозвался Луч. – Ты как куколка в коконе. Эта форма до сих пор скрывала тот облик, какой ты обретешь.
Комната кружилась от ароматного дыма, наклонялась, и это расслабляло, а не пугало.
– Пусть твой дух поднимется и развернется, Дана, – сказал Луч.
Когда она начала ходить сюда с Мелиссой, такие слова вызвали бы ее смех или недоверие. Но видения и ужасы в папке Фрэнка Хейла изменили что–то в ней. Новые техники не казались игрой в магию. Это были не исцеляющие кристаллы, амулеты фей или волшебная музыка. Это было явью.
Луч говорил, и Дана ощущала, как что–то в глубине меняется. Словно ее тело было коробкой, скованной цепями и замками, металлическими кольцами, и с каждым мигом замки открывались, цепи ломались и падали, оковы разрывались. Она вдохнула глубже, раздался щелчок, словно нить, удерживающая ее в теле, лопнула, и Дана устремилась выше, паря, как шар с гелием. Боли не было. Колебаний тоже. Это ощущалось верно. Это было правильнее всего, что она когда–либо делала.
Она ощущала тело как две разные части. Физический облик сидел, чуть сжавшись, словно кости и мышцы, плоть и кожа спали. Это была ее оболочка, ее кокон, но она была не такой. Дана теперь это понимала. Ее истинное я появилось из кокона, как бабочка, поднялось над ним, как дым, но с определенным обликом. Она еще ощущала руки, ноги, сердце, дыхание, но все было легкое, призрачное, заряженное странной энергией, которая гудела, как ток.
– Открой глаза своей души, – сказал Луч, и его голос звучал словно с небес, низкий, как гром далекой бури. Сильный, но не с угрозой. – Открой третий глаз и позволь увидеть правду о том, что есть и каким будет.
Это звучало невозможно, но Дана ощущала, что что–то случилось, что ее разум и восприятие открылись так, как она еще не испытывала. Комната стала очень яркой, но не слепила. Нет, она просто могла видеть все в тысячу раз яснее, а еще намного подробнее. Свечи поблизости были не просто воском и огнем. Они стали большим, ведь она видела их составляющие и разницу. Многое входило в воск каждой. Она видела и понимала каждый элемент, каждый компонент, даже если их там были крупицы. Пчелиный воск, жир, экстракт насекомого Coccus pella, вареный плод дерева корицы, экстракты орехов. Смешанные в определенных пропорциях. Она вдруг поняла, что свечи не растворялись в воде, медленно горели, были почти не токсичными, меняли облик с твердого на жидкий из–за термопластичности. Она знала это, но Дана была уверена, что ей этого не рассказывали, и она не читала об этом. Но эти факты и многие другие были в ее голове. Словно они были очевидны, словно она и должна была знать это. Она проникла глубже, посмотрела на свечу рядом с Лучом и вдруг поняла, что в ней содержался углеводород с формулой CnH2n+2.
Она вдохнула благовония и видела, как над палочкой обретают облик шалфей и кедр. Она видела там барбарис Тунберга, экстракт коры лаврового дерева и жигит, смола, которую использовали в Индии. И не только. Крохотные компоненты, молекулярные структуры, химические формулы. Все. Информация вливалась в ее разум, записывалась там. Она знала, точно знала, что эта информация останется в ней навеки. Как–то. Невозможно, но точно.
– Прими правду, которую видишь глазом разума, – сказал Луч. – Поглоти и смирись. У мозга есть пределы, но разум души способен на большее, на бесконечное восприятие. Будь безграничной, Дана. Отринь пределы. В мире духовной энергии нет ограничений. Мы хотим затмить ограниченное мнение мира о том, кто мы, и показать, кто мы на самом деле. Пойми это как правду, Дана. Вся правда теперь твоя. Отдайся ей, Дана.
И она послушалась.
Комната пропала, духовное тело Даны поднялось сквозь потолок в воздух над «Вне пределов». И хотя она еще ощущала конечности, она как–то знала, что это только иллюзия, потому что ее настоящее я было ярким шаром, сияющим золотым светом. Она смотрела на небо и видела, что оно пересечено хрустальными нитями, словно реальность была сном в сети силикона и бриллиантов. Это было красиво, она хотела заплакать, но всхлип прозвучал как крик чистой радости.
Она слышала слова Луча, но уже не была в комнате с ним. Дана не знала, была ли она на своей планете. Его слова успокаивали, направляли, но язык потерял значение. Слова были не больше ветерка над волнами. Она плыла над потоком, поднималась все выше, пока Крейгер не стал лоскутком домиков и огражденных полей. Еще выше, и Мэриленд мешался с зелено–коричневым пейзажем. Все выше, пока земля, весь мир, не закружился под ней, дымчато–голубой камень на черном бархате, на котором были разбросаны миллиарды бриллиантов. Хрустальная пыль была на ткани, и Дана поняла, что это был Млечный путь.
Не было ни боли, ни сомнений, ни страха, ни тревоги, ни волнения, ни следа негатива.
Только умиротворение.
Только расширяющееся осознание, с которым приходило понимание, что она – Дана Скалли – была важной частью Всего, как и все остальное. Такой же важной, как солнце. Такой же важной, как темная материя, держащая вселенную единой. Как любовь. Как жизнь.
Она парила высоко над землей, осознала что–то за ней. Она повернулась, ожидая увидеть луну.
И она была там.
Не мертвый обломок на орбите вокруг земли. Она как–то была живой.
Живой.
Дана поплыла к ней, громко смеясь в вакууме космоса. Горы на луне, большие кратеры выглядели красиво, она летала сквозь них. Голос Луча угасал, она улетала от его власти, была вне его досягаемости, путешествовала сама.
Внизу она видела, как что–то сияет, как металл, и поняла, что это осталось от одной из миссий «Аполлона». Она увидела «Сервейер»–1 и 2. Она увидела луноход с «Аполлона»–15 и кусок «Аполлона»–11. Она увидела флаг, установленный первыми людьми, ступившими на поверхность другого мира. Она смотрела на следы, но они были размытыми. Обломки остались. Доказывали, что люди были здесь. Она рассмеялась, потому что в пятнадцать лет поднялась сюда за мгновения. Без ракет и костюмов. Только своим разумом.
А потом что–то задвигалось на пыльной поверхности луны.
Дана обратилась туда.
Что–то на краю большого кратера сверкало на солнце как серебряный огонь.
Оно было треугольным и большим. В сотни раз больше обломков, оставленных НАСА. Оно не застыло, как другие машины. Огни сверкали на трех вершинах. Белые, первые огни, на которые ей было больно смотреть. Они были слишком яркими или… яркими в чем–то другом. В том, что не гармонировало со зрением ее духа.
Огни пульсировали. В медленном ритме. Вспыхивали и угасали, вспыхивали снова. Она понимала, что это машина, некий корабль, но ритм напоминал биение сердца во сне. А потом ритм изменился, ускорился.
Вдруг Дана поняла, что этот корабль спал, и, когда она подлетела ближе, он начал просыпаться.
С тревожным криком она развернулась и побежала на солнечных ветрах к земле. К своему телу. Она летела все быстрее, а огни позади пульсировали, вспыхивали и все ближе были к пробуждению.
– Нет! – закричала Дана, все в ней понимало, что это неправильно, что она совершила ужасную ошибку.
Опасную и смертельную ошибку.
Она летела вниз, ей нужно было сбежать в обычный мир. Она слышала, как Луч зовет ее, но летела мимо него, погрузилась в атмосферу, спускалась к Мэриленду, к маленькому Крейгеру, к центру города, к крыше «Вне пределов». Она врезалась в нее, ощутила дерево и пластик, металл и кирпич, провода и все, из чего было здание.
Она была в комнате, ее тело было там. Как и Луча. Оба тела были пустыми, уязвимыми. Мертвыми.
Но здесь тоже что–то было не так.
Фигура стояла между пустыми телами.
Высокая, очень сильная фигура. Тело было с мышцами, трещало живым огнем. Он был красивым. Дана еще не видела такого идеального лица. В тысячу раз красивее древних египетских, греческих или китайских статуй. Величественный, манящий. Но что–то в нем было знакомым. Словно это лицо скрывало другое. Дана попыталась увидеть лицо за этой красотой. И она заметила.
Лишь на миг.
А потом все пропало. Там стоял ангел, одетый в лохмотья из света, он смотрел на нее. В вырезе его белой футболки Дана видела большую татуировку над сердцем. Черный диск, окруженный короной огня. Знак затмения.
Его знак, в этом она была уверена.
За его широкой спиной были красивые крылья, развернутые так широко, что их кончики касались стен.
Крылья были не из белых перьев.
Они были кожистыми и черными.
Люцифер смотрел на нее, он сказал лишь одно слово. Но это пугало сильнее всего.
Он сказал:
– Дана…
ГЛАВА 48
Комната кокона
18:48
Дана закричала и проснулась.
Она упала, ударилась плечом об пол, стукнулась головой, прикусила язык, ощутила боль.
Ковер под ней был холодным и жестким.
Но только ковер.
Она не видела волокна, не знала его химическую формулу. Молекулы состава не открывались ей. Это был ковер, и она лежала на нем. Ее окружали обычные свечи, воздух был ароматным, но без прежнего очарования.
Она вернулась в мир. В реальность.
Этот мир был меньше, страшнее и не такой чарующий.
Безопаснее.
Стон заставил ее сосредоточиться, она повернулась и увидела Луча с лицом в ладонях, плечи были опущены. Он был в таком же состоянии, как она.
– Что…? – начала она, но не смогла составить вопрос.
Луч поднял голову. Его лицо осунулось, он не сразу сосредоточил на ней взгляд.
– Дана?
– Что случилось?
Он потер глаза и сел, но с болью.
– Это было… нечто.
– Вы видели то же, что и я?
Луч кивнул.
– Похоже, на то, – он задумался. – На луне? Корабль?
– Да. Но я не об этом, – она встала на ноги, пошатнулась. Казалось, ее тело не подходило ей, словно она одевалась в кожу в темноте, перепутала пуговицы. – Я видела его.
– Его?
– Я видела ангела, – сказала она.
Луч напрягся.
– Что?
– Вы его не видели? Он был здесь, – она указала на пространство между ними.
Луч встал на ноги, тоже качаясь.
– Это был ангел?
– Не просто ангел, – сказала она. – Думаю, я видела его настоящее лицо. Он словно был в маске.
Луч охнул, он схватил ее за плечи и посмотрел в глаза.
– Ты видела его? – осведомился он. – Правда?
– Н–наверное.
– Расскажи. В подробностях, – завопил он. – Это важно.
Дана пыталась вспомнить детали, но, чем дольше она была в своем теле, тем дальше ускользало воспоминание. Она помнила маску, описала это, описала одежду из света и кожистые крылья. Луч отпустил ее и задумчиво прошел по комнате. Он остановился у столика, где стояла миска фруктов и нож. Он поднял нож, выбрал спелую грушу и почистил ее без слов. Он разрезал ее пополам и отдал ей.
– Съешь это.
– Я не голодна.
– Психический опыт истощает физическое тело. В грушах вода, витамины С и К, медь и волокна. Тебе станет лучше, – он улыбнулся. – Это старый трюк.
Дана съела фрукт. Груша была вкусной и стерла металлический привкус изо рта, о котором она почти не думала. Луч съел свой кусочек.
– Ты знаешь, кто такой Люцифер? – спросил он.
– Он был Утренней звездой, – сказала она, жуя. – Он был важным ангелом, восставшим против бога.
Луч кивнул.
– Он был сияющим, носителем света. Нельзя путать Люцифера и Сатану, Дана, они разные. Сатана – душа зла, безграничного разрушения и греха. Люцифер ангел, он знает о боге и обо Всем. Такое создание по определению не может быть злым. Это невозможно, потому что идеальное знание и идеальная любовь – стороны одной монеты.
– Но в церкви нам говорили, что Сатана был Люцифером.
– Конечно, – сказал Луч, – потому что они не понимают. Люцифер нес свет, он был освободителем, стражем просвещения, света, что направлял людей к пониманию. Связь Люцифера с Сатаной – заслуга поэтов и писателей. «Инферно» Данте Алигиери, «Люцифер» Йоста ван ден Вондела, «Потерянный рай» Джона Мильтона загрязнили имя ангела, чьим даром было понимание и знание.
Она отпрянула на шаг.
– О чем вы говорите? Разве может ангел убивать людей в моей школе?
Луч искренне удивился.
– Что? Конечно, нет. Прости, Дана, я тоже еще не пришел в себя. Я сказал, что, если ты видела настоящего Люцифера, это было не существо, ответственное за трагические убийства.
– Тогда…?
– Потому я хочу, чтобы ты попыталась вспомнить лицо за маской ангела. Я подозреваю, что кто–то скрывается за личиной Люцифера, чтобы запутать тебя и скрыть свое истинное лицо.
– Скрывается? Как?
Луч взмахнул руками, указывая на комнату.
– Так, как мы летали в космос, Дана. Это делает кто–то, похожий на нас. Сильный медиум.
Это потрясло ее на пять секунд, потом она начала кивать. Это было логично, хоть и было жутко. Пол под ногами, казалось, вот–вот накренится, и хотя груша немного помогла, голова словно была наполнена сладкой ватой, злыми пчелами и острыми шипами. Наверное, так ощущали себя пьяные, и она решила, что не хотела больше такого. Ей хватило.
– Я кое–что не рассказала, – отметила Дана, – но, думаю, я знаю об убийствах то, чего не знает отделение шерифа.
Луч прищурился.
– Как?
– Не важно, – сказала она, – но я думаю, что Мейси Белл убили, пытаясь изобразить раны Иисуса, – она рассказала про запястья, ноги и другие раны. Луч мрачнел.
– Даже не знаю, что сказать, – ответил он.