Феномен куртуазной литературы




ЗАЧТЕНО

 

_______________________

 

"___" ____________ 201_ г.

 

 

Реферат

по ______________________ на тему

“Образ Беатриче в «Новой жизни» и в «Божественной комедии»”

 

Студент:  
   
Референт  

 

_______________ _______г._

Оглавление

Введение. 3

Историческая справка. 3

Феномен куртуазной литературы.. 5

Образ Беатриче. 9

Заключение. 12

Список литературы.. 12

 


Введение.

Два труда Данте Алигьери, «Новая жизнь» и «Божественная Комедия», посвящены любви его жизни, Беатриче. Данте преображает Любовь, воспетую в куртуазной литературы, в идеал, который отражает суть жизни.

Данная тема обладает значительной актуальностью в наше время. После «Секс-революции», ознаменовавшей идеалы похоти и разврата в современном обществе, люди забывают тот самый идеал любви, который сформировался в эпоху Средневековья и раскрывшийся окончательно впоследствии. Данте показывает истинную цель любви, её высокое предназначение и авторитетное влияние на нашу жизнь.

Из исторических сведений будет предоставлена информация М.Л. Лозинского, касающая личной жизни Данте и отношениями с Беатриче Портинари.

Для анализа данной темы необходимо обратиться к сведениям о биографии автора, феномену куртуазной литературы, образу Беатриче в земной «Новой жизни» и в небесной «Божественной Комедии». В первом произведении комментаторы подтверждают, что, возможно, Беатриче – историческое лицо, и описание Данте является вполне живым и реалистичным. Во втором – Беатриче становится исключительно литературным героем, который отражает идеи поэта.

Историческая справка.

По М.Л. Лозинскому [1]:

«Данте Алигьери (Данте – сокращенная форма имени Дуранте) родился во Флоренции в конце мая 1265 года…

Данте было около девяти лет, когда он встретил маленькую Беатриче Портинари, вступившую тоже в свой девятый год. Этим именем озарена вся его жизнь. Он любил её благоговейной любовью, и велико было его горе, когда, уже замужней женщиной, она умерла двадцати пяти лет от роду. Образ «преславной владычицы его воспоминаний» претворился в мистический символ, и на страницах «Божественной Комедии» преображенная Беатриче, как Высшая Мудрость, как Благодатное Откровение, возносит поэта к постижению Всемирной Любви.

Как ни возвышенно было это чувство, оно не превратило юного Данте в мечтательного отшельника, и не одна прекрасная флорентинка мимолетно владела его сердцем, по-иному, чем Беатриче…

…Когда умерла Беатриче и он в стихах и прозе «Новой Жизни» рассказал о том, как он её любил, ему показалось, что этого было мало для её прославление, и он решил создать в её честь еще небывалый памятник слова…

О семейной жизни Данте мы знаем очень мало. Когда ему было двенадцать лет, родители, по тогдашнему обычаю, заранее присмотрели ему невесту, Джемму Донати, на которой он затем и женился… У него было два сына, Пьетро и Якопо, и дочь Антония, после его смерти принявшая монашество, под именем Беатриче. Когда поэта постигло изгнание, Джемма осталась во Флоренции, и они разлучились навсегда. Так, по крайней мере, утверждает Бокаччо, первый биограф Данте. Своего мужа она пережила».

Там же:

«Беатриче – историческая личность, флорентинка, дочь Фолько Портинари, сверстница Данте. Около 1286 г. она вышла замуж за Симоне де’Барди и умерла в 1290 г., двадцати лет от роду. Данте любил её с детства и памяти этой любви посвятил свою первую книгу, «Новая жизнь», которая заканчивается обещанием поэта сказать о Беатриче «такое, чего никогда еще не было сказано ни об одной». В «Божественной Комедии», оставаясь по-прежнему той женщиной, которую Данте любил на земле, Беатриче является образом высшей духовной красоты, символом откровения, Божественной мудрости, превосходящей мудрость человеческую…»


Феномен куртуазной литературы

Для понимания «благоговейной любви», которую испытывал Данте к Беатриче, нужно обратиться к истории понятия «любви» в истории мировой литературы, потому что Данте обобщил все эти знания в совершенной форме.

Первым о любви говорил Платон в произведении «Пир», где в ходе беседы было установлено, что любовь – есть неотъемлемый элемент жизни человека. Любовь к красивому человеку прекрасна, в своих лучших проявлениях она возвышает человека. Платон описывает любовь мужей к мальчикам (в этом нет ничего из современной трансгендерной теории, потому что мужчина считался образцом красоты), а также явление андрогинов, людей, разъединенных богами, которые мучаются на земле без своей половины.

Далее идея любви ярко представлена в произведении «Дафнис и Хлоя», где выражены зачатки той любви, которая воплотится в куртуазной литературе. По тексту молодые люди пребывали в блаженстве, находясь друг с другом, а любовь телесную познали только после многих странствий, где она достигла кульминации.

Однако куртуазная литература Средних веков предоставила достаточно материала, чтобы наиболее полно раскрыть вопрос «благоговейной любви».

По О.А. Довгороловой [2]:

«…Прежде всего, бросается в глаза, что именно этот вариант культуры впервые в западноевропейской традиции продекларировал любовь и наслаждение, с ней связанное, смыслообразуюшим элементом человеческой жизни. Куртуазный культ Дамы отнюдь не предполагал благоговейного взгляда издали на объект своего чувства (мы говорим об «оригинальном» провансальском варианте куртуазной культуры, а не о её «рефлексах» при дворе герцога Бургундского в XV в.). Удовлетворение любовной страсти было необходимым финалом долгих и тяжких трудов пылкого поклонника. «Жизнеописания» не лишены описаний фривольных сцен, не оставляющих сомнений по поводу сути происходящего. Некоторые из этих сцен выглядят достаточно «неизящно» на взгляд современного читателя, напр., «картинка» в комнате герцогини Жаворонок, якобы подсмотренная Бернартом Вентадорнским - «дама же, завидя его (рыцаря), подняла подол своего платья, обернула им его шею и повалилась на постель». Случаются и откровенно сниженные мотивы (описание некоей мадонны Айи, которая обещала полюбить трубадура не раньше, чем он протрубит ей в зад). При этом несомненно и то, что для провансальских поэтов обращение к описанию любовных утех отнюдь не выглядит «запретным плодом». Мы не найдем ни в «Жизнеописаниях», ни в провансальских романах смакования подробностей или построения сюжета исключительно на приближении к интимной сцене. Сцены эти естественны и не пространны. Куртуазная культура не включала (как это произошло в новоевропейской мыслительной парадигме) требования отодвинуть все, связанное с телесными радостями, в некую темную область сознания, из которой стыдно извлекать самую мысль о них. Существовали ли для провансальцев некие «техники себя» (термин М. Фуко), вводящие их естественное отношение к интимным отношениям в определенные рамки сдерживания или даже отторжения? Приблизиться к ответу на эти вопросы позволяет анализ понятия «услады по любовному праву», столь активно используемого в «Жизнеописаниях».

Сама формулировка понятия содержит императив. Если существует «любовное право», оно должно быть удовлетворено. Женщина, отвергающая ухаживания влюбленного, заслуживает порицания - этот тезис (особенно удивительный тем, что речь идет исключительно о замужних женщинах) является общим местом куртуазной культуры. Выдержав определенный период времени, дабы не показаться легкомысленной, Дама обязана даровать «усладу». Противящаяся выполнению своей обязанности дама рисковала заслужить месть и «злую песнь», в которой отринутый ухажер поносил её совсем не на куртуазный (в современном смысле этого слова) манер. Парадоксально, но требование сговорчивости дамы обеспечивало само существование куртуазного универсума. Дабы куртуазный мир не превратился в пространство разврата, любовному влечению должно было быть дано правило, а вместе с ним - и право на существование, и рамки реализации. Вот тут-то и вступают в силу «техники себя».

Современного читателя описание услад может поставить в тупик. Услада может состоять в том, что объяснившийся в любви трубадур получает «богатое платье» (случай Арнаута де Марейля). А для Гаусельма Файдита долгожданная любовная услада состояла в том, что дама стерпела, что трубадур поцеловал ее в шейку. Мыслящий современными схемами читатель с удивлением узнаёт, что «долгое время жил он (трубадур) радостью этой дарованной ему услады». Еще более странна фантазия графини д'Юржель, которая уже в бытность свою монашкой признавалась, что если бы Раймбауг Оранский был более настойчив в своих желаниях, она даровала бы ему такую усладу по любовному праву - «тыльной стороной руки позволила бы потрогать голую свою ногу». По нескольку лет добиваться подобной «услады», а потом жить воспоминаниями о ней? В чем же дело? Создаётся впечатление, что прославляющая любовные наслаждения культура придумывает все возможные препятствия, дабы оттянуть полную реализацию желаний. Иногда полная реализация вообще не предполагается - как это было, в частности, в случае Раймбаута Оранского, который любил графиню д'Юржель, не видя, «да так и не собрался пойти на неё поглядеть»…

…Чем ниже человек на социальной лестнице, тем «откровеннее» его способ получения наслаждения. Наверное, недаром авторы «Жизнеописаний трубадуров» подчеркивают, в частности, тот факт, что Гильем Фигейра, портной и сын портного, был любим шлюхами и владельцами таверн. По статусу и удовольствия. По той же причине женившийся на горожанке трубадур Пистолета, занялся торговлей и дворы посещать перестал.

В рамках сказанного становятся понятны слова Жоржа Дюби о том, что требования куртуазной любви - это некий параллельный брачному праву кодекс, предназначенный для той, численно преобладавшей части рыцарства, которая не была включена в брачные рамки. «Речь шла об огромной массе мужчин, которых стратегия родового единонаследия обрекла на безбрачие, как и духовных лиц, - пишет Дюби в «Истории Франции», - Эта регламентация имела целью умерить буйство «молодых», смягчить действие одного из факторов этого буйства - сексуального желания. Куртуазная любовь - упражнение в сдержанности...» Таким образом, в куртуазной культуре, построенной на воспевании удовольствия, разрабатывается целая система сдерживания и преобразования желаний, оттягивания их реализации. Оказывается, что желания плоти подчиняются феодальному праву, устанавливая между полами связь, в какой-то мере подобную взаимоотношениям сеньора и вассала».

Таким образом, с одной стороны куртуазная литература пыталась создать идеологический трактат, по которому стоило жить рыцарям того времени, которые со своим воинственным характером могли обратить оружие на грабежи и насилие, если бы не были ограничены такими рамками приличия. С другой стороны, она преподносила некоторое таинственное чувство, которое перевоплотилось в образ, который закрепился мертвой хваткой в истории последующей литературы.

По Виссариону Белинскому [3]:

«Романтизм средних веков пошел далее древних в понятии о красоте: он отказался от обожания красоты как только красоты и хотел видеть в ней душевное выражение. Но это выражение понимал он до того неопределенно и туманно, что древняя пластическая красота относилась к идеалу его красоты, как прекрасная действительность к прекрасной мечте…

…Мы не увидим в ней, как в средние века, какого-то бесплотного существа высшей природы… Идеал нашего времени [в противоположность идеалу средних веков – Р.Ю.] – не дева идеальная и неземная, гордая своею невинностию…»

Сам Данте обозначает значение любви в следующих строках [1]:

«91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, —

Так начал он, — ты это должен знать,

Полна любви, природной иль духовной.

 

94 Природная не может погрешать;

Вторая может целью ошибиться,

Не в меру скудной иль чрезмерной стать.

 

97 Пока она к высокому стремится,

А в низком за предел не перешла,

Дурным усладам нет причин родиться;

 

100 Но где она идет стезею зла

Иль блага жаждет слишком или мало,

Там тварь завет творца не соблюла.

 

103 Отсюда ясно, что любовь — начало

Как всякого похвального плода,

Так и всего, за что карать пристало.

 

106 А так как взор любви склонен всегда

К тому всех прежде, кем она носима,

То неприязнь к себе вещам чужда.

 

109 И так как сущее неотделимо

От Первой сущности, она никак

Не может оказаться нелюбима.

 

112 Раз это верно, остается так:

Зло, как предмет любви, есть зло чужое,

И в вашем иле вид ее трояк.

 

115 Иной надеется подняться вдвое,

Поправ соседа, — этот должен пасть,

И лишь тогда он будет жить в покое;

 

118 Иной боится славу, милость, власть

Утратить, если ближний вознесется;

И неприязнь томит его, как страсть;

 

121 Иной же от обиды так зажжется,

Что голоден, пока не отомстит,

И мыслями к чужой невзгоде рвется.

 

124 И этой вот любви троякий вид

Оплакан там внизу; но есть другая,

Чей путь к добру — иной, чем надлежит.

 

127 Все смутно жаждут блага, сознавая,

Что мир души лишь в нем осуществим,

И все к нему стремятся, уповая.

 

130 Но если вас влечет к общенью с ним

Лишь вялая любовь, то покаянных

Казнит вот этот круг, где мы стоим.

 

133 Еще есть благо, полное обманных,

Пустых отрад, в котором нет того,

В чем плод и корень благ, для счастья данных.

 

136 Любовь, чресчур алкавшая его,

В трех верхних кругах предается плачу;

Но в чем ее тройное естество,

 

139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу».


 

Образ Беатриче.

Для начала обратим внимание на символическое число «девять». Данте использует его и в «Новой жизни», и в «Божественной Комедии», связывая символические даты и часы своих видений.

По комментарию к «Новой жизни»[4]:

«Девять раз уже… — Число «девять» играет большую роль в книге: это число Беатриче. Данте в главе XXIX объясняет его смысл. Символика чисел пронизывала всю средневековую культуру и связывалась с философскими, богословскими и космологическими представлениями. Данте усиливает смысл «девятки» тем, что девять раз называет это число в связи с датами».

Обратимся к земному образу Беатриче, то есть к той внешности, которая она обретает в строках Данте.

Отрывки «Новая Жизнь»[4]:

«После того как прошло столько дней, что исполнилось ровно девять лет со времени описанного ранее появления Благороднейшей, в последний из этих дней случилось, что эта дивная Донна явилась мне облаченной в белоснежный цвет…

На руках его словно бы спало нагое существо, лишь легко прикрытое, казалось, алой тканью; и, вглядевшись весьма пристально, я узнал Донну поклона, которая за день до того удостоила меня этого приветствия…

По этой-то причине, то есть из-за этих клевещущих слухов, которые обвиняли меня в порочности, Благороднейшая, что была разрушительницей всех пороков и царицей добродетелей, проходя по городу, отказала мне в сладчайшем своем поклоне, в котором заключалось все мое блаженство….»

Отрывки «Божественная комедия» [1]:

«Как иногда багрянцем залиты

В начале утра области востока,

А небеса прекрасны и чисты,

И солнца лик, поднявшись невысоко,

Настолько застлан мягкостью паров,

Что на него спокойно смотрит око, -

Так в легкой туче ангельских цветов,

Взлетавших и свергавшихся обвалом

На дивный воз и вне его краев,

В венке олив, под белым покрывалом,

Предстала женщина, облачена

В зеленый плащ и в платье огнеалом.

И дух мой, - хоть умчались времена,

Когда его ввергала в содроганье

Одним своим присутствием она,

А здесь неполным было созерцанье, -

Пред тайной силой, шедшей от неё,

Былой любви изведал обаянье…»

«…Хоть за рекой и не открыв чела, -

Она себя былую побеждала

Мощнее, чем других, когда жила…»

В данных отрывках мы видим образ обычной земной девушки. Внешнее описание не лишено мотивации, потому что для Данте видел эту девушку, и непременно знал предмет своей любви. Однако уже после «разрыва» с Беатриче, когда та перестала чтить его поклоном, она переходит в образ, свойственной «небесной даме» из куртуазной литературы.

Вот как это прокомментировано в «Новой жизни»[4]:

«Стр. 28. …отказала мне в сладчайшем своем поклоне, в котором заключалось все мое блаженство. — Поскольку поклон — символ любви, в первом разделе книги отказ в поклоне подготавливает душевный перелом Данте, после которого он будет искать образ любви “в себе”».

В действительности, именно с главы X Беатриче начинает приобретать черты, свойственные догадке автора. При этом Данте, как истинный романтик, это нисколько не беспокоит. Он являет собой образец влюбленного человека, потому что любовь для него – не земные наслаждения времяпрепровождением с любимым человеком, а своебразная служба благородной даме.

Для Данте эта служба приобретает путь добродетели, с которым он не смог справиться. По художественному замыслу он оказывается в «сумеречном лесу», где проигрывает схватку с «волчицей», олицетворяющей корысть.

Для литературной традиции принято считать [Конференция Данте 10.12.2015 – Р.Ю.], что для «Божественной комедии» именно Ад является центральным сюжетом, а Чистилище и Рай всего лишь дополняют композицию. Это нельзя считать верным, потому что[4]:

«После этого сонета было мне дивное видение, в котором лицезрел я вещи, понудившие меня принять решение не говорить о Благословенной до тех пор, пока я не смогу повествовать о ней более достойно [подчеркнуто автором – Р.Ю.]. И, чтобы достигнуть этого, я тружусь, сколько могу, как о том истинно знает она. Так что если угодно будет Тому, кем жива вся тварь, чтобы моя жизнь продлилась несколько лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не говорилось ни об одной. А потом, да будет угодно тому, кто есть Господь милосердный, чтобы душа моя могла вознестись и увидеть славу своей Донны, то есть той благословенной Беатриче, которая достославно созерцает лик Того, qui est per omnia saecula benedictus».

Таким образом, можно сделать вывод, что «Божественная комедия» написана с целью прославления «Благословенной», а все аллегории, искусство языка и политический контекст – лишь инструменты для создания труда. Данте удивительным образом делает подвиг превыше всех рыцарей и трубадуров, потому что его работа осталась в веках и до сих пор всемирно известна. Вот таковы размышления Данте о Любви[4]:

«“Благостно господство Любви, ибо оно отклоняет стремление верных ей от всего дурного”. Другая была такова: “Нет, не благостно господство Любви, ибо чем более доверия ей оказывает верный ей, тем более тягостные и горькие мгновения вынужден он испытать”. Еще одна была такова: “Имя Любви сладостно слышать, — поэтому невозможно, кажется мне, чтобы и действие ее не было по большей части сладостным, при том, что названия соответствуют названным вещам, как написано о том: “Nomina sunt consequentia rerum”. Четвертая была такова: “Донна, ради которой Любовь так утесняет тебя, не такова, как другие донны, и не легко тронуть ее сердце”».

В особенности, это подтверждают упомянутые факты из биографии Данте. Он женился, имел наследников и, в конце концов, не стремился к обладанию Беатриче, потому что в «Новой жизни» он не говорит ни слова об её муже, разве что вспоминает о нём, когда делает на заказ скорбное стихотворение мужу на смерть Беатриче.

Итак, обратимся к тем догадкам, которым прибегал Данте, чтобы восхвалить свою прекрасную даму. Ранее было показан образ Беатриче-земной. Всё нижеследующее относится к Беатриче-небесной.

Во-первых, обратим внимание на то, что Беатриче преображается уже в «Новой жизни». По замечанию комментаторов[4]:

«После этого спустя немного дней… — Глава XXIII — кульминация, смысловой центр всего повествования: здесь — критический момент душевного пути Данте. Видение Данте сосредоточивает в себе всю символику, подготавливающуюся на протяжении первой половины книги, и открывает новые горизонты (пророчество о смерти и блаженстве Беатриче). Здесь достигает апогея (за которым следует разрешение) единство идеи любви и идеи смерти: Беатриче должна умереть, чтобы сподобиться небесного блаженства, но и прежний Данте должен умереть, чтобы духовно возродиться (ср. прим. к гл. XIV). Религиозный иносказательный смысл «Новой Жизни», проходящий через всю книгу, здесь впервые проявляется с полной ясностью и отчетливостью. Центральный характер главы подчеркнут и тем, что в нее входит вторая канцона — поэтический центр симметрии всего произведения в целом (см. прим. к вступлению)».

В «Новой жизни» Беатриче является к Данте в видениях, что подчеркивает сознательный или несознательный (если это были действительно записанные сны) выбор автора в пользу Беатриче-небесной. Из сонетов мы слышим о «Благословенной» только добрые слова, хотя, естественно, жизненные реалии этого подтверждать не могут. Все люди имеют недостатки.

В «Божественной комедии» преодолеть пороки Данте предлагает именно Беатриче[1]:

«…О Беатриче, помоги усилью

Того, который из любви к тебе

Возвысился над повседневной былью…»

Здесь сразу бросается в глаза, что «Благословенная» разговаривает со своим воздыхателем. Тем не менее, Беатриче-небесная разговаривала с Данте в его снах в «Новой жизни».

Её речь при первой встрече носит назидательный характер, что абсолютно противопоставляется словам, услышанным Данте в Аду, когда Беатриче со слезами и любовью ждала своего воздыхателя. В этом особая цель Беатриче-небесной. Она является для Данте путеводителем в бренном мире людей и залогом самосовершенствования. После страданий Данте о своих грехах, совершенных на земле, Беатриче относится к нему благосклонно, потому что тот признал свои ошибки и смог преодолеть грехи «в себе».

Заметим, что образцом добродетели для Данте является именно Беатриче, потому что все упомянутые в «Божественной комедии» святые всегда меркнут на фоне «Благословенной». В особенности, стоит подчеркнуть её способность использовать «огнь любви», который доступен только живым, а также тот факт, что с такой легкостью Данте, по её увещеванием перед святыми, проходит путь, доступный только древнегреческим героям, через мир мертвых.

При такой благоговейной любви Данте что мы можем сказать о чувствах Беатриче-небесной. В лучших традициях куртуазной литературы они не позорят себя взаимным признанием и последующим воссоединениям в веках. Данте должен жить, чтобы донести всё увиденное до смертных. А Беатриче остается для него путеводной звездой среди людских страстей.

Заключение

Данте оставил для потомков бесценное наследие. Он воспел в своих произведениях чистую светлую любовь. Думаю, глупо стремиться определить назначение «Божественной комедии», как идеологического или политического трактата. Это, прежде всего, сага о том, до каких высот может поднять любовь.

 

Список литературы

1. Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Чистилище. Рай / Данте Алигьери. – Москва: Эксмо, 2015. – 864 с. – (Полное собрание сочинеений)

2. О.А. Довгополова, «Услада по любовному праву» - принятие или отторжение принципа удовольствия (на материалах «Жизнеописаний трубадуров»), Феномен удовольствия в культуре. Материалы международного научного форума, 6-9 апреля 2004 г. - СПб.: Центр изучения культуры, 2004, с. 124-127

3. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений 1843 г. Электронный ресурс. Доступ:

https://books.google.ru/books?id=bbh3BAAAQBAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false

4. Алигьери Данте, Новая жизнь. Божественная комедия, Издательский дом: Художественная литература, 1967. Электронный ресурс. Доступ:

https://royallib.com/book/aligeri_dante/novaya_gizn_bogestvennaya_komediya.html



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-30 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: