(Изучение истории читателя)
<...> В настоящее время обычный тип историко-литературного
исследования довольно ясно слагается из четырех основных момен-
тов. Во-первых, принимаясь за анализ литературного произведения
как явления исторического, мы изучаем обстоятельства, предшество-
вавшие возникновению явления и его обусловившие (сюда относятся:
библиографическая работа, собирание сведений о писателе как о про-
дукте известной исторической эпохи и социальной среды, критика тек-
ста, история создания произведения и т. п.); во-вторых, мы анализиру-
ем произведение в его сущности (с точки зрения его сюжета, компози-
ции, слога, жанра и стиля — в широком смысле этого слова);
в-третьих, нам необходимо выяснить место явления в его историче-
ской среде (роль традиции и результаты борьбы с нею; отношение
произведения к фактам предшествующим и современным); и наконец,
нам необходимо выяснить результаты явления (то есть влияние про-
изведения на дальнейший ход литературного развития, восприятие его
современниками и ближайшими потомками и разнообразную жизнь
его в читательских сознаниях). Долгое время наша наука почти не вы-
ходила из наблюдений над фактами, относящимися к первому момен-
ту; в настоящее время особенно повезло (в частности, в России) —
второму. Из вопросов, относящихся к четвертому, очень важный во-
прос — о читателе и его роли в деле «выработки поэтического созна-
ния и его форм», о читателе как участнике литературного процесса и
сотруднике писателей в создании национальных литератур отдельных
народностей — относится к числу методологических вопросов, как
будто решенных, но на практике как-то неохотно и осторожно трак-
туемых. Принципиально против роли читателя как исторического
фактора — особенно после известной книги Эннекена(1887)1 —как
будто никто не возражает: признана необходимость изучения не толь-
ко литературных произведений, но и социальных групп, являющихся
их потребителями и нашедших в них сочувственное выражение своих
идеалов и вкусов и эстетических запросов. Доказывать сейчас, что ис-
тория литературы не только история писателей, но и история читате-
лей, что без массы, воспринимающей художественное произведение,
немыслима и сама творческая производительность, что история лите-
ратуры должна интересоваться распространением в массе литератур-
ных форм, их борьбой за существование и преобладание в читатель-
ской среде — значит ломиться в открытые двери. Тем не менее прак-
тика науки от превращения этих теорий в азбучные истины выиграла
пока немного. Как это часто бывает, дело благополучнее обстоит на
Западе: нам известны во французской, в немецкой, в английской ли-
тературе труды, не только теоретически ставящие вопросы, но и чисто
исторические; сам Эннекен в заключительной части своей книги в
виде иллюстрации дал эскиз изучения читателей В. Гюго, интересный,
несмотря на неполноту и недостаточную фактичность материала; ис-
следования такого же рода предпринимались не раз, и в свое время с
успехом Вильгельм Аппель проследил, например, историю одной из
самых заразительных книг XVIII в. — гётевского Вертера («Werther
und seine Zeit», 1896)2, а не так давно в русском переводе явилась
французская книга Луи Мегрона («Le Romantisme et les moeurs»,
19I0)3 — блестящая попытка на основании интереснейших человече-
1 См.: Геннекен Э. Опыт построения научной критики (Эстопсихология)/Пер. с фр. СПб. 1892.
2 «Вертер и его время».
3 См.: Мегрон Л. Романтизм и нравы/Пер. с фр. М., 1914.
ских документов проследить претворение французского романтизма
30-х годов XIX в. в читательской среде, к нему близкой. Русских работ,
подобных вышеприведенным, я не знаю: конечно, дань внимания чи-
тателю отдавали и русские историки литературы, начиная от Пор-
фирьева, в 1858 году на страницах «Православного собеседника»,
сгруппировавшего скудные тогда данные о «почитании книжном» в
древней Руси, и кончая хотя бы Боборыкиным, уделившим особую
главу в своей книге о европейском романе XIX в. читающей публике,
или В.В. Сиповским (в его книге о русском романе XVIII в.) и Н.А.
Котляревским, в недавнем сборнике статей «Канун освобождения»,
давшим очерк русского читателя накануне 60-х годов1 Тем не менее
никак нельзя сказать, чтобы изучение русского читателя, для истории
которого материалов собрано уже сейчас достаточно, стояло у нас на
отчетливо осознанном пути. Интересовались у нас более психологией
современного читателя, изучаемой экспериментально: неутомимый
популяризатор и библиограф, в настоящее время в Женеве работаю-
щий в области библиопсихологии (одно из названий науки о читателе),
Н.А. Рубакин в разное время опубликовывал результаты своих анкет
и наблюдений над читателем из среды интеллигентной, над читателем
из народа2; последнему, равно как и читателю подрастающих поколе-
ний (учащимся), особенно посчастливилось; но я не буду называть об-
щеизвестных статей и книг в этой области, несмотря на их теоретиче-
ское и практическое значение. Для будущего историка русской лите-
ратуры конца XIX и начала XX в. они дадут драгоценный материал; но
прошлое русского читателя остается все же в тени, и от этого страда-
ют не только наши знания о прошлом русской культуры вообще, но в
частности и наши сведения по истории русской литературы. Без исто-
рии русского читателя она не имеет под ногами почвы: она однобока,
она неизбежно будет давать выводы, высказанные наполовину, какою
бы точностью они ни отличались в первой своей части, а без этой вто-
рой половины мы ни для одного из ее моментов не можем получить ни-
какого итога.
<...>
1 См .: Порфирьев И. О чтении книг в древние времена России//Православный со-
беседник. 1858. № 2; Боборыкин, П. Европейский роман в XIX столетии. Роман на За-
паде за две трети века. СПб., 1900; Сиповский В. Очерки из истории русского романа.
СПб. 1909—1910. T 1. Вып. 1—2; Котляревский Н. Канун освобождения. Пг
1916.
2 См.: Рубакин Н.А. Среди книг. 2-е изд. М., 1911 — 1915. Т. 1—3.__
М. М. Б а х т и н