– А как насчет поэмы и узора в часовне?
– Поэма – это уловка, тактическая хитрость. Когда Кретьен опубликовал «Повесть о Граале», нам нужно было каким-то образом отвлечь людей Сен-Лазара, пока мы разбирались, что все это значит. Это был всего лишь ложный ход. Мы не предполагали, что поэма превратится для него в навязчивую идею. И что спустя восемьсот лет она приведет вас к нам, – в его глазах Элли прочитала восхищение. – Вам первой удалось разрешить эту загадку.
Я сделала это не одна. Как жаль, что здесь нет Дуга. У нее кольнуло в груди.
Здесь ему бы грозила опасность.
Леон бросил взгляд на ее рюкзак.
– Ну а как насчет другого предмета? Он у вас?
С того самого момента, когда Элли выбралась с таинственной коробкой в руках из подвала «Монсальвата», ей отчаянно хотелось избавиться от нее. Все последующие дни она была для нее тяжким бременем. Однако, расстегнув молнию рюкзака и взяв в руки черную, словно оникс, коробку, Элли, к своему немалому удивлению, испытала боль утраты. Леон прикоснулся к ее поверхности, и на ней ожили красные светящиеся символы.
– Вы можете открыть ее?
Элли вдруг страшно захотелось узнать, что находится внутри.
Леон пожал плечами.
– Мы ждали почти девять столетий, чтобы обрести ее вновь. Можно подождать и еще немного.
Она постаралась не выдать своего разочарования.
– А в ней действительно… Священный Грааль? – Элли с трудом выдавила из себя последние два слова.
– Он не священный, во всяком случае, в христианском смысле – и вовсе не Грааль. Но это то, о чем писал Кретьен.
– Кретьен де Труа принадлежал к вашему братству?
На лице Леона было все то же непроницаемое выражение.
– Как и вы, он не был одним из нас, но… оказался вовлеченным в наши дела. Я не знаю, видел ли Кретьен когда-нибудь Грааль, но он стал для него настоящим наваждением на всю оставшуюся жизнь.
На нее снизошло озарение.
– Вот почему он не закончил часть своих поэм. Поэтому его символы и сводили читателей с ума столетиями. Он сам не знал, что собой представляет Грааль.
– Он придумал его, – произнес Леон. – И с тех пор на протяжении многих поколений люди играли в своего рода испорченный телефон, описывая его. Из блюда он превратился в чашу, из чаши в камень – затем в карты Таро, эзотерическую мудрость, вечную жизнь…
Леон взял коробку в руки и положил ее не на каменный стол, как того ожидала Элли, а в очаг. Парящее в воздухе копье качнулось, когда он проходил мимо.
Девушка переступала с ноги на ногу. Ей было холодно.
– Так значит, это просто легенда? Вечная жизнь и все прочее?
Покажи мне что-нибудь, думала она. Все, что угодно. То, ради чего я рисковала жизнью.
– Этот предмет обладает определенным могуществом.
– Каким могуществом? Что он делает?
– Это выходит за пределы вашего понимания, – Леон, стоявший за каменным столом перед висящим копьем, походил на жреца перед алтарем. – В этом мире действуют два принципа: жизнь и смерть, созидание и уничтожение, называйте это как хотите. Существуют определенные предметы, которые управляют ими – подобно тому, как магнит заставляет двигаться железные опилки. Нет ни инструкций, ни кнопок или других устройств, с помощью которых эти предметы приводятся в действие, но, поверьте мне, они вполне реальны.
Созидание и уничтожение.
– Стало быть, копье уничтожает?..
– Представьте, что это атомная бомба. Цепная реакция вспарывает ткань мира.
– …и Грааль…?
– Он исцеляет. Это как волна, накатывающаяся на пляж. Как бы ни была изборождена поверхность песка, вода вновь разглаживает ее. «Монсальват» стремится заполучить копье потому, что эти люди сеют хаос, и за счет этого процветают. Мы хотим обрести Грааль, чтобы приносить добро в этот мир. Восемь столетий между нами сохранялось равенство сил. У нас было копье, у них Грааль. И вот теперь благодаря вам в нашем распоряжении имеется и то, и другое.
Неподдельное воодушевление, с которым Леон говорил, испугало Элли.
– Он обладает магической силой?
– Вы когда-нибудь наблюдали за тем, как ребенок играет с пультом дистанционного управления? Он думает, что это магия, – и он прав. Магией мы называем силы, природу которых не в состоянии осознать.
– Что-то не очень понятно, – пробормотала Элли.
– Сейчас поймете. На протяжении трехсот лет мы были одержимы механикой, разделяя вещи на все более и более мелкие части, чтобы увидеть, как они функционируют. Но жизнь – это не вещь. Если ее разделить, она исчезнет. Это-то Кретьен и понял. Тот, кто ищет Грааль как нечто, чем можно владеть, обречен на неудачу. Эту ошибку допустили Гавейн, Персиваль и многие другие герои его романов. Вот почему Грааль сводит нас с ума – потому что мы не можем владеть им.
Красная куртка, шахтерский фонарь, который Леон так и забыл снять, его глаза, горящие праведной страстью, – все это испугало Элли. И ей хотелось лишь одного – немедленно выбраться отсюда и никогда не возвращаться.
– Мы сейчас куда-то отправимся? Гарри обещал, что вы спрячете меня в безопасном месте.
– Очень скоро. Мы только…
Леон не договорил. Из туннеля донесся шум, как будто кто-то пнул лежавший на земле камень, и тот с грохотом покатился вниз.
– Кто это может быть?
– Только не наши друзья.
Элли охватил ужас.
– За мной никто не мог проследить, клянусь вам.
– Бланшар ничего вам не давал?
Элли покачала головой. Но в тот же момент вспомнила. Немеющей рукой она полезла в карман джинсов и нащупала небольшой камень.
В памяти тут же всплыли подвал «Монсальвата» и Бланшар, надевающий ей на палец холодное кольцо. Кольцо власти.
Она вытащила его из кармана и положила на ладонь.
– Он подарил мне вот это.
Леон не рассердился. Его лицо оставалось совершенно спокойным, как будто он ожидал чего-нибудь подобного. Из дверного проема, ведущего в туннель, появился маленький предмет. Подпрыгнув, он докатился до середины комнаты и замер на полу, словно банка из-под воды, выброшенная из проезжающего автомобиля.
– Закройте глаза! – прокричал Леон.
Глава 52
Кум Бихан, Уэльс, 1143 г.
Удар молнии раскалывает мир с небес до самой сердцевины. Раскаты грома переваливают через холм и поднимают мое ставшее невесомым тело вверх, подобно волнам. Я вижу всю битву целиком – одно остановившееся мгновение, словно застывшее в сине-белом свете.
Затем свет меркнет. Лазар идет прочь, пошатываясь, держась за бок и вопя от боли. Что-то стекает по моей руке. Сначала я думаю, что это капли дождя, но, бросив взгляд вниз, понимаю, что это кровь. Неужели это Лазар? Неподалеку на земле лежит стрела. Но среди людей Малеганта нет лучников.
Что-то ударяет меня в рукав. Еще одна стрела. Мне неизвестно, где скрывается лучник, но если я не найду укрытие, это не будет иметь значения. Я прячусь за каменным алтарем. Гуго, сидящий сзади меня на корточках, освобождает от пут короля.
Как только все веревки разрезаны, они присоединяются ко мне. От поверхности камня отскакивает стрела. На нас сыпется каменная крошка.
– Что это?
– Люди Моргана.
Я обнаруживаю за спиной сломанный щит. Я протягиваю руку и подтаскиваю его к себе, затем поднимаю над головой и выглядываю из-за камня. Почти сразу две стрелы разбивают щит вдребезги.
Судя по всему, исход битвы решен. Из тридцати человек нашего отряда осталось не больше дюжины. Они сидят на корточках, прикрываясь щитами от шквального дождя стрел. Земля вокруг костра усеяна телами.
Я нигде не вижу Малеганта.
– Где?..
– Он бежал.
Еще одна вспышка молнии озаряет поверхность холма. Стрелы как будто повисают в воздухе. Опять слышатся раскаты грома. Гроза продолжается. Холодный ветер остужает мое разгоряченное лицо. Я чувствую запах дождя.
Гуго указывает рукой на копье, лежащее у моих ног. Втоптанное в грязь, оно ничем не отличается от другого оружия, оставленного на поле боя.
– Возьми его и иди к берегу. Мы последуем за тобой, когда сможем.
– А что же король?
– Вильгельм Ипрский отвезет его в Харлех, там верный гарнизон.
– А ты?
Гуго вытирает свой меч.
– Ты не убил Лазара. Он все еще владеет тем, за чем мы охотимся.
Локменез, Франция
Несмотря на то, что Элли зажмурилась и прикрыла лицо ладонями, она ощутила яркую вспышку, сравнимую разве что с разрядом молнии. Одновременно или почти сразу следом раздался оглушительный грохот – не раскат грома, как во время грозы, а резкий удар, сейчас ей казалось, что он расколол ее голову надвое.
Элли почувствовала запах дыма и открыла глаза. Большинство ламп перегорели, а те, что продолжали работать, испускали неровные мерцающие блики, в которых клубилась пыль. У нее что-то текло из носа, поднеся руку к глазам, она поняла, что это кровь. В ушах стоял звон – не идет ли кровь и из них? Девушке казалось, что она прыгнула в воду с большой высоты.
Элли бросила взгляд в сторону двери и увидела в клубах дыма пять фигур с автоматами в руках. Они освещали свой путь мощными шахтерскими фонарями. Она попыталась поднять трясущиеся руки, но у нее не хватило для этого сил.
Один из них шагнул вперед, на освещенное место, и снял с головы фонарь. Слезящимися глазами Элли рассмотрела знакомые грубые черты лица Дестриера.
– Мечты развеялись, как дым… – он рассмеялся, – наконец-то мы добрались до тебя, сука.
Он повернул голову, как будто кто-то его позвал из туннеля, но Элли ничего не услышала. Даже голос Дестриера казался ей таким далеким, будто он говорил с ней, закрыв лицо подушкой.
Из туннеля вырвался еще один луч света. Спустя мгновение в каменном дверном проеме появился Бланшар. Он окинул взглядом зал, увидел Элли, улыбнулся, но не подошел к ней, а остался стоять, словно ожидая кого-то еще.
В разрушенном проеме показался старик на инвалидном кресле. Элли бросила на него взгляд. Она была поражена, насколько болезненно хрупким выглядел этот человек. Но взгляд ярко-голубых холодных глаз пригвоздил ее к каменным плитам пола. Элли и представить не могла, сколько ему пришлось испытать, прежде чем он оказался здесь. Разве такое возможно на инвалидном кресле?
– Элеонор Стентон, – заговорил он холодным механическим голосом, эти звуки издавал прибор, закрепленный у него под подбородком. – Вы сделали все то, что мы от вас ожидали.
Элли осознала, что все еще сжимает кольцо в ладони. Она разжала кулак, и Бланшар увидел его.
– Ты хранила его. Мое кольцо власти.
Второй раз за день она задалась вопросом – что происходит? Магия?
Бланшар злорадно ухмыльнулся, будто прочитав ее мысли.
– В него вмонтирован передатчик GPS. Маяк, способный помочь мне найти улетевшую птичку. Батарейка слишком мала, после активации ее хватает на двадцать четыре часа, но этого оказалось достаточно.
Бланшар прошел к каменному столу. Рядом с Элли под дулами автоматов стоял заметно напрягшийся Леон. Копье все еще раскачивалось после взрыва. Банкир протянул было руку, чтобы взять его, но тут же отдернул. Затем он обошел стол, вынул из очага черную коробку и опять улыбнулся Элли.
– Ты принесла ее назад. Очень разумно. Мы ожидали, что ты попытаешься украсть ее, но даже я сомневался, что тебе удастся это сделать.
– Вы для того пригласили меня на работу, чтобы использовать в качестве пешки в своей игре?
– А что, ты вообразила, будто мы пригласили тебя на работу из-за твоих познаний в финансах?
Бланшар положил коробку на колени Сен-Лазару. Рука старика мелко дрожала, но пальцы уверенно набрали последовательность символов, загоревшихся на крышке. Она открылась.
Бланшар неуверенно взглянул на старика, тот коротко кивнул. Элли впервые увидела, как ее бывший начальник проявляет почтительность. Он запустил руки в коробку.
Кум Бихан
Дождь меняет картину битвы. Он усиливается, и град стрел постепенно сходит на нет. Над затухающим костром, словно над уставшим драконом, поднимаются облака пара. Лязг железа уступает место журчанию воды. Она разбавляет потоки крови.
Я дожидаюсь, когда падает последняя стрела, выскакиваю из своего укрытия, нахожу мертвое тело – это совсем нетрудно, – взваливаю его на плечи и начинаю спускаться вниз по предательски скользкой тропке. Я молю Бога, чтобы больше не сверкали молнии, и стараюсь не издавать шума, но на крутом склоне, с рыцарем в доспехах на плечах и с копьем в свободной руке это не представляется возможным.
В тридцати метрах от вершины я слышу скрежет лезвия, вынимаемого из ножен, – похоже, это нож – и догадываюсь, что это один из лучников. Склон очень крут, камни скользкие от дождя, люди Моргана не знают, что их ждет на вершине, и поэтому не торопятся взбираться на нее.
– Помогите мне! – кричу я на валлийском языке. – Он ранен.
Лучник не видит меня в темноте, но слышит родную речь. Я вижу приближающуюся фигуру и иду ей навстречу, бормоча ободряющие слова мертвецу на моих плечах.
Нож отправляется обратно в ножны.
– Что случилось?
– Он пытался подняться.
Я снимаю тело с плеч, и лучник просовывает свою правую руку под его плечо, принимая на себя ношу.
– Боже, как он тяжел.
Резким движением плеча я сбрасываю тело таким образом, что оно всем своим весом обрушивается на лучника. На нем доспехи, и поэтому я не пытаюсь заколоть его копьем. Вместо этого ударом ноги я подсекаю его ноги. Он падает вместе с покойником. Я нахожу у него на поясе нож, вынимаю и приставляю к его горлу. Убить его не составило бы труда.
Но в эту ночь и так уже погибло много людей. Действуя быстро, пока он не сообразил, что с ним происходит, я снимаю с него ремень и связываю ему руки. У него имеется платок, которым он стирает влагу с тетивы, – я засовываю его ему в рот. Затем снимаю с него башмаки и швыряю их в темноту. Это не удержит его надолго, но на то, чтобы уйти отсюда подальше, мне вполне хватит времени. Еще я забираю у него щит.
Используя драгоценное копье в качестве посоха, я спускаюсь вниз по склону. Дождь барабанит по моим плечам. Наконец звуки меняются – я слышу мягкие удары капель о воду. Озеро. Я выхожу на берег и оказываюсь на дне долины. Дождь прекращается. Ветер разрывает облака в клочья. Между ними пробивается лунный свет.
Я не вижу наших коней. Неужели их увели люди Моргана? Я близок к отчаянию, но вдруг до моего слуха доносится ржание со стороны рощицы, справа от меня. Должно быть, кони нашли там убежище от грозы. Я кричу, и один из них мчится ко мне рысью. Он оседлан – у нас не было времени снять с них седла, когда мы сюда приехали.
Я не знаю, в каком направлении находится море, но слышу шум текущей воды. Он доносится с дальнего конца озера. Я скачу туда по узкой лощине, пролегающей между двух холмов, время от времени заезжая в воду.
Ручей постепенно расширяется и превращается в реку. Вдоль нее тянется тропинка, удобная для верховой езды. Я оглядываюсь назад, но вершины холма, где происходило сражение, не видно. Костер погас.
Я направляюсь вдоль реки к морю. Я знаю, что должен спешить, но меня одолевает страшная усталость. Ослабив поводья, я даю коню возможность самому выбирать путь. В скором времени я улавливаю запах соли. Впереди слышится плеск волн. Под копытами коня мягко шуршит песок.
Я спешиваюсь и снимаю седло. Конь ложится, и я, прислоняясь к его боку, вбираю в себя его тепло, сжимая древко копья, лежащего рядом.
Ночные ужасы еще не закончились. Малегант, Сен-Лазар и Морган все еще представляют угрозу. На меня возложена обязанность хранить копье. Но я почти не спал уже четверо суток. Я ехал, карабкался по скалам, сражался до полного изнеможения. У меня больше нет сил. Я засыпаю.
Локменез
Несмотря на слова Леона, Элли ожидала увидеть чашу – золотую, инкрустированную драгоценными камнями. Ее поэтический образ столетиями формировало коллективное воображение западной культуры. Вместо этого Бланшар извлек из коробки яйцевидный камень размером с мяч для игры в регби. Камень был мутновато-белым, но даже при тусклом освещении переливался мириадами искр, подобно алмазу с множеством граней. В задымленном и запыленном воздухе отраженный свет создавал вокруг него нимб.
Когда Бланшар повернул камень в руке, Элли заметила, что на одном из его концов имеется углубление, служащее опорой для плоской чаши, а основание плоское, благодаря чему он способен стоять на ровной поверхности. Бланшар подошел к каменному столу и поставил на него реликвию так, что она оказалась прямо под копьем.
– Они были разлучены в XII веке, – бормочет он. – С тех пор мы и ждали этого момента.
– Зачем? – простодушно спросила Элли.
– Копье причиняет раны, а камень исцеляет. Но лишь копье, которое причинило рану, способно излечить ее.
Сен-Лазар подался вперед, как будто он хотел встать с кресла и пойти. Холод столетий коснулся щеки Элли. Она подумала: интересно, сколько лет провел старик в этом инвалидном кресле.
Бланшар опять потянулся к копью. И опять Элли почувствовала, как напрягся Леон. Бланшар повернулся к присутствующим спиной и не заметил этого, но Сен-Лазар не упускал ничего.
– Остановитесь!
На его белом, словно из слоновой кости, лице застыло выражение свирепой сосредоточенности. Он перевел взгляд своих бездонных синих глаз на Элли.
– Вы сделаете это.
Тон его механического монотонного голоса был безжалостным. Элли стояла, не двигаясь с места.
Сен-Лазар слегка кивнул. Дестриер подошел к Элли, схватил ее за волосы и потащил к столу.
– Где я мог ее видеть, – проскрежетал Сен-Лазар.
Элли удалось вырваться из рук Дестриера и встать на противоположной стороне стола, повернувшись лицом ко всем присутствующим в зале. Начальник службы безопасности «Монсальвата» отступил в сторону, не отводя направленный на нее ствол пистолета.
Бланшар не сводил с девушки пристального взгляда. И сейчас Элли попыталась отыскать в его лице хоть маленькую толику душевной теплоты, былой привязанности, но так ничего и не увидела. Она почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Но она точно знала, что вовсе не Бланшар был тому виной, а то множество совершенных ею ошибок, которые уже невозможно исправить.
Бланшар неверно истолковал ее слезы.
– Мне очень жаль, – проговорил он, едва заметно пожав плечами.
Она обвела взглядом зал – подобно человеку, собравшемуся покончить с собой и прощающемуся с миром, который он покидает. На лице Дестриера играла глумливая и торжествующая ухмылка победителя. Сен-Лазар устремил взгляд на Леона, а он, в свою очередь, неотрывно смотрел на Элли. Он прошептал ей что-то неразборчивое и демонстративно перевел взгляд с копья на очаг, находившийся за ее спиной.
Что бы Леон ни пытался ей сообщить, даже если бы Элли удалось расслышать его слова, это не могло изменить ее судьбу. Она посмотрела на стоявший на столе камень, тусклый и невзрачный в тени Бланшара, затем перевела взгляд на копье. Оно было не монолитным, а состояло из двух одинаковых по длине брусков черного железа, соединенных цилиндром из тщательно отшлифованного дерева. Сейчас она отчетливо видела два поддерживающих его провода, опускающихся с крыши. Какие-либо узлы отсутствовали: провода входили непосредственно в древко копья.
Элли подняла обе руки. Ее пальцы обхватили холодное железо. Глаза Сен-Лазара сощурились.
Девушку сотрясала дрожь. Она ощутила, как по ее телу пробежала волна электрического разряда.
И тут мир взорвался.
Кум Бихан
Я просыпаюсь на рассвете. Меня разбудил не свет, хотя поначалу я это не осознаю. Полоса серого песка тянется до серого моря, по серому небу плывут серые облака. Единственный предмет, нарушающий эту унылую монотонность, – кривобокая лодка, выброшенная прибоем на берег.
Ветер доносит до моего слуха цокот подков по гальке. Я вскакиваю на ноги, хотя сразу становится понятно, что никакой угрозы нет. Всадник склонился над поводьями и кивает головой, как будто спит. Он удерживает в руке копье, но оно болтается сзади, словно весло. Конь выглядит не лучше. С трудом бредя по берегу, он шатается как пьяный.
Моя первая мысль – всадник не представляет опасности. Вторая – он едва жив. Затем я понимаю, что это Гуго.
Я подбегаю к коню, хватаю уздечку и пытаюсь спустить моего товарища на землю. У меня ничего не получается: он привязал себя поясом к седлу, чтобы не свалиться вниз. Я развязываю пояс, стаскиваю Гуго с седла и замечаю глубокую рану на его предплечье и еще одну на боку. Я снимаю с него шлем. Он смотрит на меня и щурится, будто пасмурный день для него слишком ярок.
– Кретьен?
– Как дела?
Гримаса боли искажает его лицо.
– Лазар ускользнул. Я попытался его преследовать, но Малегант помешал мне.
– А как остальные? Ансельм, Берик?..
– Все погибли.
Я убираю волосы с лица рыцаря. Вспоминаю, что в моей седельной сумке есть фляга. Вынимаю ее и смачиваю губы раненому.
О том, чтобы уехать отсюда, не может быть речи. Если даже я привяжу Гуго к седлу, он не выдержит в седле и пяти миль. Я снимаю с него кольчугу и заворачиваю его в попону. Несмотря на истощение, он весит не меньше пони. Я беру его на руки и бреду, пошатываясь, по пляжу к лодке. Она вся в лентах водорослей, некоторые ее доски искорежены временем и солью, но в ней имеются весла, мачта и парус.
Я укладываю Гуго на дно лодки и кладу рядом с ним копье. Он ощупывает его и пытается улыбнуться.
– По крайней мере, оно им не досталось.
Я упираюсь плечом в транец и пытаюсь столкнуть лодку в воду. Но она не движется с места. Лодка тяжела для одного человека и к тому же плотно увязла в прибрежном песке. Я думаю, не использовать ли мне коней, но у меня нет упряжи, да и животные, скорее всего, сломали бы себе шеи.
Я опять залезаю в лодку, опускаюсь на колени возле Гуго и говорю ему, что мы дождемся прилива и тогда сможем отплыть. Я не знаю, понимает ли он мои слова. Его глаза стекленеют, он едва узнает меня.
Локменез
Это не походило на взрыв светошумовой гранаты, использованной несколькими минутами ранее. Тогда это было одно мгновение – вспышка, треск, слепота и звон в ушах. На сей раз все происходило значительно медленнее: исходивший со стороны крыши глухой рокот постепенно нарастал, пока не стал ощущаться почти физически, вытесняя воздух из зала. Элли еще успела заметить наверху какие-то вспышки и клубы дыма, на нее начали падать первые обломки и задрожал пол.
Она схватила со стола камень и нырнула в очаг. Грохот усилился, и спустя секунду потолок начал быстро опускаться вниз. Последнее, что Элли смогла заметить, – это беспомощную фигуру Сен-Лазара в инвалидном кресле.
Воцарилась тьма. Элли закрыла голову руками и свернулась в клубок вокруг камня. Она чувствовала, как по ней бьют мелкие камешки, сыпется песок. Мир вокруг нее таял – звуки, камни и пламя сливались в одну беспорядочную яростную волну, затопившую ее целиком.
Элли не могла сказать, как поняла, что все кончилось. Она даже не была до конца уверена в том, что жива – лишь ощущала искорки жизни внутри себя, пробивавшиеся сквозь удушающую тяжесть онемевшей плоти. Еще она чувствовала, что к ее животу прижато что-то твердое и округлое, и это придавало ей уверенность. Она приоткрыла глаза.
Было светло. Это внушало ей надежду. Элли приоткрыла глаза шире, попыталась повернуть голову и, поняв, что ей это удалось, огляделась вокруг.
Она лежала в камине, наполовину заваленная землей и камнями. Ее укрытие почти не пострадало – лишь несколько кирпичей вывалилось из трубы. Она посмотрела вверх. Через трубу свет не поступал, но в задней стене зияла большая брешь. Она-то и служила источником света. Тусклый и мутный, это все же был естественный, дневной свет.
Элли освободилась от засыпавших ее камней и земли. Камин был настолько большим, а труба настолько широкой, что она могла свободно в ней стоять. Девушка схватила первый попавшийся ей обломок камня и принялась выбивать кирпичи. Под воздействием взрыва раствор раскрошился, и ей не составляло особого труда разломать кладку. В скором времени она уже стояла перед достаточно большим отверстием, через которое можно было пролезть. Выставив сначала наружу камень-Грааль, Элли последовала за ним. Она поморщилась от боли. Ее руки были в крови, царапинах и синяках. Два пальца, судя по всему, были сломаны.
Сзади послышался шум сдвигаемых камней. Элли огляделась. После взрыва весь зал был завален камнями и землей. Девушка не могла понять, откуда исходит звук. Она судорожно повернулась.
Из кучи земли торчала кисть руки. Элли могла поклясться, что секунду назад ее там не было. Кисть дрогнула, ее почерневшие пальцы сжались, земля вздрогнула опять, и рядом с первой показалась вторая рука. На ее запястье блеснул золотом браслет часов «Картье».
Элли схватилась за стену, но кирпичи зашевелились под ее руками. На секунду она испугалась, что сейчас вся труба обвалится на нее. Ладони горели, но она, превозмогая боль, сделала резкое движение и подтянулась. В последний момент выбравшийся из-под завала Бланшар ухватил ее за лодыжку, но Элли удалось вырваться.
Кирпичи под ней обвалились, Элли рухнула вниз. Она оказалась на узкой винтовой лестнице и покатилась по ступенькам. Выставив перед собой руку, она попыталась остановить падение, но в конце концов с глухим стуком приземлилась на дно. Ее тело снова пронзила боль.
Элли с трудом поднялась на ноги. Ступеньки лестницы покрывал тонкий слой земли, но в остальном они были довольно чистыми. Дневной свет, который она заметила в самом начале, очевидно, исходил сверху, хотя винтовая лестница скрывала его источник.
Она должна была добраться туда. Элли схватила с пола Грааль и начала взбираться по лестнице. Свет был слишком тусклым, и она едва видела ступеньки. Некоторые из них отсутствовали, другие были завалены кусками обвалившихся стен. Ее ноги в разорванных джинсах были покрыты кровью вперемешку с грязью. Девушка поднялась на очередной пролет и остановилась, чтобы перевести дух. При каждом вдохе у нее возникала острая боль в груди. Элли подумала, что, по всей вероятности, сломала ребро. Она наклонилась и, стараясь не обращать внимания на боль, прислушалась к своему дыханию.
Это было не единственное, что она услышала. Снизу, из темноты, доносились звуки шагов. Человек не бежал по лестнице, но поднимался явно быстрее ее, а у нее уже и без того не было сил. По ее телу пробежала дрожь страха.
Она продолжила подъем.
Воздух становился светлее и чище. Звуки шагов снизу приближались, но Элли почти не слышала их. Она была поглощена своим собственным восходящим миром и сосредоточила внимание на боли, дабы не предаваться отчаянию.
И неожиданно она достигла своей цели. Сделав последний поворот, она оказалась на верхней площадке башни.
После стольких часов, проведенных в подземелье, дневной свет показался ей незнакомым и чужим. Солнце садилось за облака, заливая открывшийся перед Элли пейзаж кроваво-красными лучами. Когда ее глаза все же привыкли к солнечному свету, она все еще не могла поверить, что выбралась из каменной ловушки.
Элли взяла себя в руки и огляделась. Башня была возведена на склоне холма. Позади росли деревья, нависавшие над краем откоса, который был всего на несколько метров выше башни. Перед ней простиралось открытое пространство.
Взрыв в зале привел к обвалу склона, обнажил остов башни и оставил огромный кратер перед ней. На дне кратера были видны осыпавшиеся кирпичи, но большая часть зала осталась под землей. Вперемежку с кирпичами лежали вырванные с корнем деревья.
На лестнице все еще звучали уже значительно замедлившиеся шаги, и в скором времени послышалось тяжелое дыхание, после чего звякнул засов двери. Элли не обернулась.
– Замечательный вид, – задыхаясь, произнес Бланшар.
– И все это сделало копье?
Банкир хрипло рассмеялся. Элли неохотно повернулась в его сторону. Его спутанные седые волосы торчали во все стороны. Одежда висела клочьями. Руки и ноги были сплошь в порезах. Из широкой раны на щеке сочилась кровь. Правая рука безвольно болталась вдоль туловища. Единственное, что было у него чистое – маленький черный и неуместно блестящий пистолет, который он держал в левой руке.
– Копье послужило для нас приманкой. Я думаю, твой друг подсоединил к нему детонатор. Когда ты коснулась его двумя руками, то запустила реакцию и произошел взрыв.
Элли вспомнила провода, окутывавшие генератор.
– Крыша…
– Взрывчатка.
Бланшар закашлялся. Пистолет ходил ходуном в его руке. Он выплюнул сгусток крови.
– Копье – подделка. А вот эта штука, – он показал на камень, – боюсь, настоящая.
Элли почти забыла о камне, который продолжала инстинктивно, словно дитя, прижимать к груди.
– Ты добилась большего, чем я ожидал, Элли. Большего, нежели твой отец, большего, нежели все эти идиоты за столетия. Но тебе придется отдать его.
Его разбитые губы искривились в кровавой усмешке.
Элли уже была готова отдать ему камень. Но последние его слова вызвали у нее чувство протеста. Больше, нежели твой отец. Она вспомнила о нем, человеке, известном ей только по фотографиям, который пробрался в туннель, чтобы завладеть камнем, находившимся сейчас в ее руках. Она вспомнила о матери, оставшейся вдовой, терпевшей нужду многие годы и умершей в больнице Бланшара. Она вспомнила Дуга и порадовалась, что не притащила его сюда.