Я высунул голову из окна кабины и принялся внимательно изучать скалы, тянувшиеся вдоль пляжа и выдававшиеся в море. Через несколько минут я увидел знакомые очертания. Свернув с дороги, я остановился у груды камней у самой воды. Я заглушил мотор, тишину нарушал только плеск волн, набегавших на пляж и рассыпавшихся среди камней.
Выйдя из машины, я некоторое время стоял неподвижно, внимательно всматриваясь в темноту и вслушиваясь в тишину. Но рядом со мной все было тихо.
Только издалека доносились голоса солдат, которые разбирали завалы после воздушного налета.
Я прошел мимо камней и вскоре нашел то, что искал. Поднявшись по склону, я увидел темное отверстие пещеры. Включив фонарь, я убедился, что она большая и к тому же совершенно пустая.
Через четверть часа все мои вещи были перенесены в пещеру. Не теряя времени, поскольку на востоке уже показалась полоска света, я сел в грузовик и, доехав до ближайшего переулка, оставил его там, убедившись, что в нем не осталось моих вещей.
Потом я осторожно вернулся к пещере. Растянув одеяло на каменном полу и сделав несколько глотков воды, я уснул еще до того, как солнце показалось из-за горизонта.
Глава 18
ДЖИП
Я не знал, что хуже — стаи мух, ползавших по мне своими липкими лапками, или иссушающий зной, от которого испарялась даже слюна с языка. Я встал, схватил рубашку и, размахивая ею, выгнал из пещеры мух.
В моей душе поселилось отчаяние. Солнце садилось, и, взглянув на часы, я увидел, что было уже пять часов. Вскоре наступит ночь, мой друг и защитник, и спрячет меня от людских глаз.
Консервная банка с песком, пропитанным бензином, заменила мне плитку. Вскоре по пещере разлился аромат кофе. Я надеялся, что никто из проходивших по берегу не заинтересуется, откуда доносится этот божествен-ный запах. Я утолил свой голод мясными консервами.
К этому времени мои преследователи, наверное, уже нашли итальянца, у которого я забрал грузовик, и он конечно же сообщил им весьма при-украшенную историю, после чего охота за мной возобновится с новой силой. С другой стороны, его рассказ заставит военную полицию искать итальянский грузовик, а также задерживать всех подозрительных итальянцев со светлыми волосами в надежде поймать меня.
Поэтому я переоделся в свою немецкую форму, а итальянскую спрятал. После этого я сел и стал думать, что делать дальше. Мне нужен был новый автомобиль, быстроходный, не слишком большой и в хорошем состоянии, но не мог же я пойти в Дерну и проверять каждую машину, которая встретится мне на пути! Придется судить по внешнему виду.
В глубине Киренаики, подальше от моря и основной дороги, я смогу где-нибудь спрятаться, пока не буду готов двигаться дальше. Там я смогу запастись провизией, водой и бензином, но лучше об этом пока не думать. Сначала надо туда добраться.
Прибрежная Киренаика была похожа на большой оазис в пустыне. Дуче колонизировал ее в основном в течение последних двадцати лет. В ней был один довольно большой город — Бенгази, другие же, Барка (современный Эль-Мардж. — Ред.), Кирена (современный Эль-Байда. — Ред.) и Тукра (Токра), — поменьше.
Перед тем как покинуть Ливию, я собирался заехать в Бенгази, главный морской порт провинции Киренаика, и отослать матери кое-какие вещи, поскольку домой я уже не вернусь, по крайней мере пока идет война, а лишь одному Богу было известно, сколько она еще продлится!
Выглянув из пещеры, я увидел, что уже смеркается. Не пройдет и полу-часа, как наступит ночь. Я собрал свои вещи, чтобы, когда я вернусь, мне осталось только погрузить их в машину. Два «Парабеллума» я засунул за голенища сапог, в каждый сапог по пистолету. Я застегнул ремень с шестью магазинами для автомата, повесил его через плечо и, взяв фонарик, осторож-но вышел из пещеры на пляж.
Вскоре я очутился в тени какого-то дома и, остановившись, внимательно осмотрел главную улицу, которая лежала передо мной. Луна еще не взошла, но я видел смутные очертания фигур и слышал, как вокруг меня ходят люди.
Понимая, что привлекать к себе внимание нельзя, я решительно ступил на главную улицу и стал пробираться через развалины. Идти пришлось по проезжей части, поскольку тротуары были завалены обломками домов.
Улица постепенно становилась все более оживленной — по ней совер-шали свой вечерний променад итальянские солдаты. В Дерне действовали эвакуационные законы, и не было видно ни одной женщины. Все женское население города было отправлено в глубь Киренаики. Да и мужчин в штатском попадалось очень мало. Те, которые остались в городе, занимались одним делом — спекуляцией. Немецких военных в Дерне было мало — в основном это были расчеты зениток, офицеры люфтваффе и работники госпиталей.
Когда я пересекал перекресток двух узких улиц, мимо меня прошел смешанный итало-немецкий патруль военной полиции. Все полицейские были вооружены до зубов и сосредоточены. Меня они даже не заметили и вскоре свернули в темную аллею.
Я прошел по узкой улочке, которая привела меня к небольшому пустырю, на котором стояли машины люфтваффе. Держась в тени, я подошел к стоянке. Я бывал здесь и раньше и знал, что она охраняется часовыми.
Пригнувшись, я прокрался за оградой, пока не достиг угла. Через щели в заборе я увидел смутные очертания машин — их здесь было не меньше сотни, автомобилей всех типов.
Это был автомобильный парк и ремонтная станция люфтваффе. Я знал, что ремонтные мастерские с дорогим оборудованием расположены где-то на задворках.
Прошло десять минут, и я уже начал удивляться, куда подевались часовые, как вдруг всю стоянку залил яркий свет. Я упал на землю и заполз туда, где от ограды падала густая тень.
Меньше чем в метре от меня промаршировал часовой люфтваффе, держа винтовку на изготовку и печатая по гравию шаг. Он совершал свой дежурный обход. Через две минуты свет погас, и все снова погрузилось во тьму.
Я не мог понять, зачем так ярко освещать автомобильный парк, ведь Дерна постоянно подвергалась налетам с воздуха, а если бы у побережья оказался какой-нибудь крупный боевой корабль британского флота, то он залпами своих орудий снес бы эту стоянку с лица земли.
Часовой вернулся в свое караульное помещение. Когда он открывал дверь, мелькнула полоска света, которая быстро исчезла.
Я перелез через ограду и крадучись стал осматривать ближайшие машины. Стараясь ничего не задеть, чтобы не создавать лишнего шума, я двигался мимо легковушек, мотоциклов, бронеавтомобилей, легких танков, вооруженных пулеметами, грузовиков и лимузинов. Так я обошел всю стоянку.
На главную улицу вел узкий, никем не охраняемый проезд. Значит, надо выбрать машину, стоящую поблизости от него, поскольку вывести автомо-биль, расположенный в центре, будет очень трудно. Часовые тут же меня схватят.
Я прошел вдоль проезда и увидел то, что искал, — английский джип «бедфорд». Лучшей машины для моей поездки не придумаешь.
В этот момент вспыхнули дуговые фонари, и на стоянке снова стало светло как днем. Я обежал «бедфорд», нырнул под стоявший рядом грузовик, прополз под ним, низко пригнувшись, бросился к ограде, перелез через нее и спрыгнул на землю.
Тяжело дыша, я прислушался. Топот сапог часового, доносившийся с дальнего края, медленно приближался. Подняв автомат, я снял его с предохранителя. Если часовой меня заметил, он окликнет меня или остановится и начнет стрелять. Но все обошлось. Часовой печатал шаг, не глядя ни вправо ни влево.
Дуговые лампы погасли. Через минуту дверь караульного помещения захлопнулась — я понял, что часовой зашел внутрь. И тут до меня дошло, что он делает обход каждые пятнадцать минут, а в промежутках не высовывает наружу носа. Каждые четверть часа на две минуты загорается свет и часовой обходит стоянку. Такой способ охраны впервые применили в Польше, где часовых, несших свою службу в темноте, часто находили убитыми. Но для меня оставалось загадкой, зачем включать свет здесь, в Африке. Неужели арабы тоже научились убивать часовых?
Я поднялся и вернулся на главную улицу, раздумывая, как бы мне вывести «бедфорд» в проезд и исчезнуть в темноте. Если мотор заработает, а потом вдруг заглохнет, часовые, конечно, откроют огонь — ведь в караульном помещении их человек шесть-восемь. Лучше я поброжу по городу и поищу более подходящее место для угона машины.
Я обходил в темноте улицу за улицей. Это было совсем не просто — мне приходилось пробираться сквозь завалы, застревая ногами в оконных рамах, проваливаясь в подвалы и обходя непроходимые места. И при этом еще нужно было следить за часовыми, которые стояли в темноте не двигаясь. Дело было гиблое, и я вскоре устал от безнадежных поисков.
Из какого-то дома донеслись смех и бренчание гитары. Двигаясь на эти звуки, я вскоре оказался у подножия лестницы, разбитые ступени которой вели в подвал — очевидно, это был своего рода кабачок, где итальянцы обмывали красным вином свои подвиги. Прислушиваясь к шуму голосов и итальянской речи, я гадал, есть ли среди них немцы.
В эту минуту я услышал ритмичный топот сапог, подбитых гвоздями, и залез под искореженный грузовик. Через десять секунд появились четыре немецких полевых полицейских, которые спустились в кабачок. Вскоре оттуда донесся крик: «Attentione!» (Смирно!) — в характерной немецкой гортанной манере.
Музыка стихла, пьяное пение с булькающими звуками оборвалось, и кто-то выкрикнул в адрес немецких полицейских итальянское ругательство.
За этим последовал удар — кулак полицейского обрушился на того, кто кричал, — и из двери вылетело тело, с тошнотворным звуком ударилось о ступени и замерло. Это, очевидно, произвело впечатление на остальных посетителей кабачка. Там наступила такая тишина, что стало слышно, как шелестит занавес из стеклянных бусин, висевший у входа в подвал.
Тот же голос с немецким акцентом произнес несколько вопросов по-итальянски. Полицейский унтер-офицер спрашивал обо мне — немецком солдате, идущем в одиночку, вероятно, пешком, вероятно, в итальянской форме, со стороны фронта…
Ответил ему один из итальянцев, который был по-храбрее других, а может, выпил побольше красного вина. Он заверил полицейских, что человека, соответствовавшего этому описанию, они не видели.
Тогда полицейский унтер-офицер сообщил этой геройской компании, кого надо искать и что делать, если они меня встретят.
Во время этого инструктажа раздался душераздирающий вой сирен, и полицейские пулей выскочили из подвала и понеслись в сторону главной улицы. Из подвала не доносилось ни звука. Я решил, что итальянцы покинули его с заднего хода.
Я выбрался из-под остова грузовика и быстро побежал туда же, куда и полицейские. В порту раздавались команды — расчет тяжелой 88-милли-метровой зенитки готовился к новому бою.
На улице раздавался топот сапог. Иногда до меня доносились голоса, звучавшие словно из могилы, — очевидно, под развалинами располагались бомбоубежища. Но меня они не прельщали. Достаточно одной бомбе попасть в эти кучи обломков, как бомбоубежища будут завалены, и их обитателям уже не потребуется могильщик.
Я быстро пересек улицу и побежал по переулку к автомобильному парку. Теперь я знал, как мне увести трофейный британский джип со стоянки люфтваффе.
Заняв свою прежнюю позицию за оградой, я поправил автомат, чтобы он был под рукой, и стал ждать, не покажется ли кто поблизости.
Воздушную тревогу на этот раз объявили, очевидно, загодя — самолеты давно уже должны были прилететь, — но в Дерне стояла тишина. Недалеко от того места, где я сидел, кто-то крикнул по-итальянски: «No fumare!» (Не курить!) — вероятно опасаясь, что эти ужасные англичане различат сверху даже огонек сигареты.
Тишина только усиливала страх, но тут из темноты донесся рев моторов. Самолеты были уже над самым городом. Они пролетели как можно более низко над плато и выскочили из-за обрыва, у подножия которого лежал этот городок.
Но на какие бы уловки ни пускались британские летчики, они не смогли обмануть бдительности зенитчиков. 88-миллиметровая пушка зазвучала, словно большой орган. Снаряды в мерном ревущем ритме, один за другим, летели в ярко освещенное небо, и каждый их разрыв с трассирующим шлейфом резко запечатлевался на фоне скалистых стен плато.
Один из бомбардировщиков, пойманный в пересечение лучей про-жекторов, вдруг отделился от строя и понесся в сторону моря. Его хвост полыхал ярким пламенем, а самолет, описывая дугу, падал на землю.
Но ему суждено было достичь ее только в виде мелких обломков — он взорвался в воздухе.
В небе, словно стая светлячков, висели на парашютах осветительные бомбы, заливая город ослепительно ярким светом. Видно было все, до мельчайших деталей. Но эти бомбы светили недолго. 20-миллиметровая автоматическая зенитка расстреляла их, словно мишени на полигоне. Жемчужные нити ее трассирующих снарядов летели вверх, пересекая тьму, и одну за другой гасили эти лампы смерти, которые свешивались с черного небесного потолка.
Первая серия бомб упала в порту, и в небо взметнулись огромные фонтаны воды. Дюжина бомб ударила в главную улицу, взрывая тротуар или то, что от него осталось. Многие сохранившиеся до этого стены упали поверх руин.
В шести метрах от меня над машинами люфтваффе, стоявшими на пустыре, рассыпался веер пулеметных пуль. Я увидел искры, которые они высекали из металлических поверхностей, попадавшихся им на пути.
И тут я услышал громкий свист бомбы, летевшей прямо на меня. Я упал лицом вниз. Раздался оглушительный грохот, земля содрогнулась, и наступила тишина. Бомба упала, но не разорвалась. И я понял, что сама судьба подсказывает мне, что тянуть дальше нельзя.
Подняв голову над кучей кирпичей, за которой я лежал, я увидел хвост пятисотфунтовой бомбы, торчавший из земли на расстоянии всего четырех с половиной метров от меня. Это был знак свыше, который подтолкнул меня к действию. Этим неразорвавшимся бомбам доверять нельзя — они имеют дурную привычку после долгого раздумья взрываться.
Я не стал ждать, когда это произойдет, и в буквальном смысле слова перелетел через ограду. Где-то позади меня упала вторая бомба. Взрывной волной меня ударило в спину, и я упал на землю. Я думал, что у меня сломается позвоночник. Неожиданно, прямо у меня под носом, застрочил мой автомат, рассыпая вокруг пламя и пули, — я случайно нажал на спуск. Грохот был такой, будто стреляли прямо у меня над ухом.
В караульное помещение попала бомба, и оттуда вырывалось пламя. Оно полыхало с такой силой, словно его подпитывали сжатым воздухом. Откуда-то доносились вопли, но жизнь на войне ценится очень дешево. Да и кто сейчас сунется спасать пострадавших? Я перекатился на спину, вытащил из подсумка новый магазин и вставил его в автомат.
Где-то недалеко с потрясшим землю грохотом обрушилось какое-то здание, подняв целое облако пыли, и луч прожектора вонзился в него, словно лезвие бритвы в горло. Я вскочил на ноги и побежал среди легковушек и грузовиков, надеясь, что до того, как я выберусь отсюда на прекрасном джипе, который я заприметил, в него не попадет бомба.
Горящее караульное помещение ярко освещало всю стоянку. Дай бог, чтобы бомбардировщики не восприняли этот пожар как приглашение сбросить туда еще одну серию бомб.
О часовых и военных полицейских я не думал. Облюбованный мною автомобиль стоял в целости и сохранности. Я мигом забрался в кабину и нажал на стартер, но мотор молчал. Тогда я снова нажал на педаль, и он заработал. Левосторонний руль меня не смущал — я уже ездил раньше на таких автомобилях.
В эту минуту прямо перед радиатором машины приземлился парашют с ярко горящей осветительной бомбой. Я выжал сцепление, и «бедфорд» двинулся с места, проехав мимо ослепительно пылавшей бомбы, которая освещала мой отъезд. Наконец, я свернул в проезд и оказался в темноте.
Массивные Г-образные бамперы британского автомобиля врезались в хрупкие створки ворот и разнесли их на куски. Никто не крикнул мне вслед, не отдал приказа остановиться. Ни часовых, ни военных полицейских не было видно. Они попрятались в хорошо оборудованных подземных бомбоубежи-щах, спроектированных и построенных германскими тыловыми службами. Такие бомбоубежища позволяли без особых неудобств переждать бомбежку.
Я ехал по главной улице, не включая фар. Джип прокладывал себе путь среди валявшихся повсюду дверей, окон, корыт и других предметов, обломков и мусора, и никто не пытался его задержать.
Вскоре я добрался до пляжа, рядом с которым находилась моя пещера. Меньше чем за пять минут я погрузил в кузов свои вещи, после чего открутил крышку бензобака и второпях чуть было не зажег спичку, чтобы проверить, сколько горючего там осталось.
Опомнившись, я сунул в бак дуло автомата. Вытащив его, я с облегчени-ем отметил, что голубая сталь на пятнадцать сантиметров покрыта бензином.
Значит, мне не надо будет пополнять запасы топлива. Теперь мне негде будет его взять, разве что только перекачать из чьего-нибудь бака с помощью шланга - предварительно обрушив его на череп владельца, разумеется. Бензин означал для меня спасение.
Британские самолеты все еще бомбили город, а военные полицейские покуривали себе в бомбоубежищах, когда я выехал на дорогу через невысокий горный хребет Эль-Ахдар, ведущую дальше в западную Киренаику.
И, только оставив позади Дерну, я почувствовал, как сильно устал.
Глава 19
КАМУФЛЯЖ
Ночь, которую я провел в Дерне, пролетела очень быстро. Сделав последний поворот на дороге, шедшей с пляжа на горное плато, расположен-ное в нескольких километрах к западу от города, я с удивлением заметил, что на востоке уже загорается новый день.
Дорога была в ужасном состоянии, и подъем по ней представлял большую опасность. Стоило только кинуть взгляд из правого окна на кромешную тьму за узкой полоской гравия, где тянулся бездонный отвесный обрыв глубиной метров в триста, как по спине пробегала дрожь.
Я раз десять проезжал по этому отрезку дороги и хорошо знал, что меня ждет. Когда я впервые ехал здесь в апреле — кажется, это было через день после того, как австралийские и новозеландские части британской армии отступили по этой дороге, — поездка напомнила мне балансирование по протянутому над пропастью канату. Отходя, противник постарался надолго вывести ее из строя.
Дорога к западу от Дерны представляла собой серпантин — сочетание крутых поворотов и не менее крутых подъемов. Водителям со слабыми нервами здесь делать нечего. Дорога здесь имела не менее шестидесяти крутых поворотов, а поскольку с краю тянулся обрыв, британские войска не пожалели усилий, чтобы отметить практически каждый поворот кучами обломков, взрывами сделав множество воронок.
Впрочем, любому горю можно помочь. Британцы сами подсказали нам способ решения этой проблемы, причем совершенно бесплатно. Стремитель-но отступая, они оставили после себя тысячи металлических бочек из-под горючего, которые были использованы в качестве строительного материала.
Впервые за всю историю войны в Ливии, вплоть до настоящего времени, итальянцев ждал успех. Заполнив воронки этими бочками, они засыпали их сверху камнями и гравием и достигли таких успехов в деле ремонта дорог, которые не смог превзойти никто.
С тех самых пор будущее итальянских войск в Ливийской кампании было обеспечено — они большей частью занялись строительством и ремонтом дорог, которых требовалось все больше и больше. Итальянцы ворчали, проклинали Роммеля, ругались и заливали свое горе красным вином, но сеть дорог все росла, покрыв собой всю прибрежную зону Ливии. Впрочем, у итальянцев была альтернатива — осаждать Тобрук или сражаться на фронте восточнее его. Разумеется, они предпочитали первое. Уж очень им не нравилась опутанная колючей проволокой линия фронта, особенно когда из-за нее выглядывали штыки австралийских, английских, индийских и других частей британской армии.
На красном небе поднималось солнце, напоминая огромный огненный шар. Я остановил свой джип и вылез из кабины. Я был совершенно один. Кое-где виднелись зеленые сосны, очень оживлявшие пейзаж. Как приятно было отдохнуть на них взглядом, утомленным зрелищем выжженного солнцем мира, где вместо деревьев высились тучи пыли. Это были окраины суб-тропиков Киренаики, оазиса в пригороде Ада в лице Ливийской пустыни.
Некоторое время я любовался пейзажем и наслаждался щебетанием птичек на склоне. Промочив горло прохладной водой, я обошел свой новый автомобиль. На нем еще не было свастики. Зато на переднем крыле с большим мастерством был нарисован британский символ — голова рыцаря в средневековом шлеме с опущенным забралом в желтых, голубых и красных тонах. Под ним красовались цифры, обозначавшие номер соединения, которые были обведены белой квадратной рамкой.
Я не знал, что означает этот символ, и для меня он не представлял никакой ценности. В немецких военных документах этот джип проходил по графе «военные трофеи» и, скорее всего, не был зарегистрирован ни в одном из соединений Африканского корпуса.
Мотор вдавался в кабину, что было не очень удобно в условиях пустыни. Я проверил масло — оно показалось мне довольно грязным и требовало особого внимания.
Радиатор был полон, а в багажнике я нашел запасное колесо. Я решил, что крышу кабины надо будет убрать. Днем в ней было очень жарко, а ночью ветровое стекло запотевало от холода. Кто-то снял дворники, и утром мне показалось, что я еду в каком-то молочном тумане.
Кроме того, если дело дойдет до стрельбы, то крыша кабины будет только мешать. Придется останавливаться, выходить наружу и нажимать на спусковой крючок, не зная, будет ли у тебя время забраться в кабину и продолжить свой путь.
Спереди донеслось гудение мощного мотора — по дороге кто-то ехал. Я прекратил осмотр джипа, запрыгнул на свое сиденье и отправился в путь. Навстречу мне шел большой пятитонный грузовик «фиат», и я нажал на газ. Шофер с затуманенным взором и черной бородой помахал мне рукой и проехал мимо.
Я надеялся, что в Дерне еще не хватились «бедфорда» и не понаставили повсюду часовых, чтобы те спрашивали у всех проезжающих, не попадался ли им мой джип.
Я решил, что надо изменить внешний вид своего автомобиля, иначе, в конце концов, я нарвусь на человека, который обвинит меня в угоне английской трофейной машины у люфтваффе. Я ехал на полной скорости, надеясь поскорее добраться до того места, где можно будет заняться этим делом без посторонних глаз.
Проехав с час по Виа-Бальбия, я свернул на узкий песчаный проселок, вдоль которого росли густые кусты. Объезжая острые, выщербленные углы скал, я добрался до пустыря размером с футбольное поле. В дальнем его конце виднелись развалины сарая, который не так давно сгорел, но под его крышей из проржавевшего гофрированного железа можно было укрыться от солнца.
Оставив джип на краю пустыря, я осмотрелся, но, кроме чириканья маленьких птичек, ящерицы, промелькнувшей в кустах, да скрипа ржавого железа, не услышал и не увидел ничего.
Я завел джип в обгоревший сарай, крыша которого давала вполне при-личную тень. Я знал это место еще с тех пор, когда был доблестным солдатом вермахта, и поэтому нашел его так быстро. Метрах в трехстах отсюда было море, и я предвкушал, как погружусь в его воды.
Обойдя сарай кругом и убедившись, что на земле нет следов ни шин, ни сапог, я понял, что сюда давно уже никто не заезжал.
Мало кто знал об этом заброшенном гараже. В цементном полу были сделаны ямы для смазки машин, а у стены стояли полу сгоревшие верстаки — вот и все, что осталось от прежних времен.
Пообедав неизменным «стариком» (тушенкой) и запив его водой, я вытащил из джипа все свои пожитки и устроил в одной из ям постель. Глубина ее была не менее метра, и я легко мог превратить ее в окоп, если вдруг в сарай вздумают заглянуть военные полицейские.
После этого я без промедления занялся джипом. При виде огромного количества гаек и болтов, крепивших кабину к кузову, я решил, что создатели «бедфорда» слегка переборщили. У меня ушло несколько часов на их откручи-вание. Наконец я снял неуклюжую квадратную крышу, и джип сразу же стал выглядеть изящнее. Крыша, с прикрепленным к ней ветровым стеклом, с громким стуком упала на пол. Хорошо еще, что стекло не разбилось.
Избавившись от лишнего железа, я забрался на сиденье водителя и изучил результаты моих трудов. Я остался очень доволен ими — теперь у меня был прекрасный обзор со всех сторон.
Ближе к вечеру я укрепил вертлюг пулемета на приборной доске и слегка выдвинул его на капот. Теперь, поставив сюда пулемет, я мог не вставая с сиденья стрелять из него вперед, а улегшись на капот, в случае необ-ходимости, вести огонь в противоположном направлении, поверх багажника.
Когда наступила ночь, джип полностью преобразился. Смазав его снаружи отработанным маслом, я обстрелял его песком, который закрыл рисунок и цифры, нанесенные на крыле, а также изменил его цвет. Теперь мой автомобиль будет сливаться с пустыней — я придумал для него прекрасный камуфляж.
Во время работы я с ног до головы измазался машинным маслом и песком. Но когда догорел последний луч солнца, я понял, что слишком устал, чтобы заняться мытьем. Я завернулся в кусок старого брезента и уснул в грязной яме, довольный проделанной работой.
Глава 20
НЕОЖИДАННАЯ СМЕРТЬ
Когда я пробежал босиком через кусты на берег и нырнул в море, первые лучи поднимавшегося над Средиземным морем солнца разогнали остатки мрака.
К тому времени, когда с помощью тряпки, пропитанной бензином, я стер со своего тела всю грязь, начался новый жаркий день.
Полотенца мне не потребовалось. Я надел чистые шорты, которые принес с собой, а старые, пропитанные машинным маслом, сжег.
На этом мое преображение закончилось. Босиком, голый по пояс и без головного убора, но с автоматом в руке, я стал пробираться через кусты к сараю, где стоял мой джип.
Но здесь меня ждал неприятный сюрприз. В разрушенный сарай входили два араба в красочных одеждах, служившие в итальянском полицейском патруле, который разъезжал на верблюдах.
Я словно прирос к месту, переводя взгляд с двух мужчин, исчезнувших за дверью, на большого жирного скорпиона в нескольких дюймах от моих ног. «Параграф девятый устава пустынной службы, — пронеслось в моем мозгу. — Не ходить босиком, чтобы не наступить на гнезда различных насекомых, укусы которых могут вызвать инфекционные заболевания, а также не подвергнуться смертельному укусу скорпионов». Я совсем забыл и о змеях.
Но арабские полицейские были для меня опасней всех кусачих тварей и ползучих гадов, ведь они пришли, чтобы арестовать меня и отдать в руки расстрельной команды.
Крадучись я пересек пустырь. Пройдя вдоль гофрированной стены сарая, испещренной отверстиями, я снял автомат с предохранителя и осторожно заглянул внутрь.
У одного из арабов на ногах были сапоги — очевидно, это был офицер. Он стоял на краю ремонтной ямы и глядел на мои вещи, лежавшие там. Другой с интересом разглядывал джип. Судя по его босым ногам, он был рядовым. Повернувшись к офицеру, он обменялся с ним несколькими словами на арабском языке, которого я не знал. У обоих были карабины, готовые к стрельбе.
Офицер опустил дуло карабина в яму и, зацепив мушкой мою гимнастерку, вытащил ее наверх. В ту же минуту второй араб стер масло и песок с крыла моего автомобиля и показал офицеру на английский знак.
Они быстро обменялись несколькими фразами. Их возбуждение росло, и я понял, что они что-то задумали.
Держа наготове автомат, я встал в дверном проеме. Одного моего движения было достаточно — эти дети пустыни обладали мгновенной реакцией. Одним быстрым движением они развернулись в мою сторону, одновременно вскидывая карабины для стрельбы.
Я дал очередь из автомата. С пола поднялись фонтанчики пыли и цемента, офицер упал в яму, а рядовой скрючился на полу у джипа. В несколько прыжков я оказался у ямы — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что лежавший в ней мертв. Другой араб застонал, потом бешено задергал руками и ногами и также испустил дух.
Я вставил в автомат новый магазин. Схватив две гранаты, я выскочил через ближайшую ко мне дыру в стене наружу, обежал сарай и бросился в кустарник. Я быстро отошел на пятьдесят шагов от сарая, держась позади кустов, и заполз под колючий куст, не обращая внимания на уколы шипов.
Оттуда я стал наблюдать за пустырем, прислушиваясь, не донесутся ли до моего уха какие-нибудь посторонние звуки. Но вокруг царила тишина, слышен был только громкий стук моего сердца.
Утро было тихим. Даже птицы не перестали чирикать, как будто они давно привыкли к выстрелам. Наблюдая и прислушиваясь, я пытался понять, почему арабы так обрадовались, обнаружив британский знак на джипе. Узнали ли они украденный автомобиль или подумали, что он принадлежит английскому разведдозору? У них, без сомнения, была четкая цель, иначе они не искали бы так настойчиво.
Вдруг какой-то шелест в дальнем конце пустыря заставил меня повер-нуть голову и поднять автомат. Но я зря встревожился — там стояли два стреноженных верблюда. На них, судя по небольшим мешкам, притороченным к их бокам, приехали арабы-полицейские. Убедившись, что больше на пустыре никого нет, я встал и, оглядываясь по сторонам и не выходя из кустов на открытое место, двинулся к верблюдам.
Когда я подошел к ним, они растянули губы, обнажая крупные зубы. Вид у них был довольно устрашающий. Тем не менее мне удалось сломать ветки, к которым были привязаны верблюды, и отпустить их на волю.
Но верблюды не сдвинулись с места, продолжая жевать. Тогда я бросил в них горсть гравия, и они засеменили прочь и вскоре скрылись из вида.
Вернувшись в сарай, я проверил карманы у офицера, поскольку только у него была гимнастерка. Второй араб был одет в бурнус — шерстяной плащ с капюшоном, похожий на скатерть, обернутую вокруг тела, и опоясан ремнем и патронташем. Вид у него был как у пирата.