— Наверное, ты прав, досточтимый чужеземец, — я всего лишь глупая девчонка и не должна нарушать твой покой, пока ты у нас в гостях!
Она ушла так же тихо, как и появилась. Я не мог уснуть и все ворочался с боку на бок, думая о том, каким же я оказался дураком, отвергнув дар Аллаха, когда жить-то мне осталось, быть может, всего несколько часов! А вдруг это была хитрость, и Селина явилась сюда, чтобы проверить меня? — гадал я. А может, ее братья, Абдул и Бен Омар, прислали ее мне как высшее проявление гостеприимства?
При этой мысли я улыбнулся. Я вспомнил уличного мальчишку в Барке, который предлагал мне свою сестру. Разве мои хозяева могли до такого опуститься? Нет, не могли. Они были истинными патриотами своей страны, которые никогда не простили бы того, кто отнесся бы к их женщине без уважения.
Глупо я поступил или нет, но я отверг искреннее предложение любви, и девушка, наверное, теперь возненавидит меня за то, что я не поддался ее очарованию. Но для меня сейчас главным было выжить, а это зависело от быстроты ума и от умения принимать верные решения.
Наконец, я уснул. Когда мою спальню осветили лучи солнца, неслышно ступая, скромно вошла Селина. Лицо ее закрывал яшмак. Она холодно произнесла:
— Завтрак готов, досточтимый синьор, и мои братья ждут тебя!
После этого, бросив на меня взгляд, в котором сквозила укоризна, она исчезла за занавеской, висевшей в проеме двери.
Глава 26
ВОЙНА ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
Я провел почти две недели в горном укрытии у своих арабских друзей, надеясь, что суматоха, вызванная моим дерзким прорывом, за это время уляжется, ведь у германской армии были и другие, более важные заботы, помимо ловли двух исчезнувших дезертиров.
Я также надеялся, что, не имея сведений о местонахождении Йозефа после нашего отъезда из Эль-Адама, а также после разгрома мною отеля в Барке, военная полиция — как немецкая, так и итальянская — попросту спишет нас как пропавших без вести.
По крайней мере, напряжение охоты к этому времени уже ослабло, и мне, пожалуй, было бы безопасней продолжать мой путь в Бенгази, чтобы отправить моей матери письмо и кое-какие пожитки.
Я скучал, сидя в этой пещере и ничего не делая, но отдых и хорошая пища вернули мне боеспособность.
Селина частенько пыталась соблазнить меня, когда нам случалось оставаться наедине, но мне удавалось противостоять ее домогательствам, чувствуя, что у меня и без любовных утех достаточно проблем.
Она была единственной женщиной в этом мужском обществе, что делало ее одновременно и более желанной для меня, но и более ценной для братьев и их банды, поскольку, пока они занимались более серьезной работой, она вела хозяйство в этом бандитском логове — зажигала лампы, поддерживала огонь под жаровнями, готовила еду и кофе.
И хотя итальянская пропаганда называла их «арабскими предателями», для своей страны и религии они были самыми настоящими патриотами. Предателями они были только для итальянских завоевателей, чью власть отказывались признавать. Я поражался размаху их деятельности.
Абдул был явным лидером, или «шейхом»; Бен Омар и Ибрим были его помощниками, но в их непосредственном распоряжении находилось пять-десят, а может и более, человек; при необходимости они могли собрать еще больше среди кочевых племен пустыни, а также среди жителей городов и деревень.
Арабы обычно приходили и уходили ночью, чтобы не быть обнаружен-ными итальянскими разведывательными самолетами или солдатами с на-блюдательных пунктов, расположенных на горных вершинах. Эта секретная пещера была известна многим, но Бен Омар убедил меня, что все эти люди были надежными: они ни под какими пытками нас не выдадут. Я надеялся, что это так. И в то же время я прекрасно знал, что в самые законспири-рованные организации, даже правительственные, могли пробраться шпионы.
Обычно в качестве охраны недалеко от пещеры находилось несколько вооруженных людей. Они спали в своем помещении или на складе и сами себе готовили. Они исполняли обязанности часовых и сменяли друг друга у под-хода к сухому руслу, наблюдая за пустыней на случай появления противника.
Дважды за время моего пребывания в пещере Абдул, Ибрим и Омар со своими людьми совершали налеты на итальянские грузовики на дороге. Напа-дения производились на некотором расстоянии от Барки, чтобы противник не догадался, что штаб «компании рейдеры лимитед», как я про себя назвал эту организацию арабов, находится в самой Барке, а их склад — в этой пещере.
Часто Абдул, Бен Омар и Ибрим (а иногда и Селина) верхом на верблюдах отправлялись в Барку, в арабский квартал, чтобы получить информацию о передвижениях итальянских конвоев и расположении войск. Я нисколько не сомневался, что эти так называемые «предатели» контактировали с британ-скими шпионами и что британские разведдозоры оказывали им всяческую помощь в деле подготовки арабского восстания против итальянцев.
Абдул рассказал мне, что шум, вызванный моими действиями в отеле Барки, стих через несколько дней, а дорожные пикеты, выставленные итальянскими карабинерами, сняты, но он показал мне еще два объявления обо мне, расклеенные в городе, в которых сумма вознаграждения за мою поимку была увеличена. На этих плакатах красовалось мое фото, а жирным шрифтом была напечатана история моего побега, которую я нашел зани-мательной.
У меня было достаточно свободного времени, чтобы обойти всю систему арабских пещер, а это действительно была система — с проходами, щелями, закоулками, подвалами и залами. Повсюду в больших упаковках хранились консервы, а ящики с боеприпасами высились от пола до потолка.
Однажды в сопровождении Бен Омара я покинул пещеру, и мы прошли несколько сот метров по дну каменистого сухого русла, когда, к моему удивлению, он показал мне еще одну пещеру, служившую гаражом. Кроме двух немецких трехтонных грузовиков «опель», там стоял британский броне-вик «моррис» и более десятка мотоциклов.
— А зачем вам так много мотоциклов? — спросил я.
Он холодно улыбнулся и произнес:
— Посыльные — легкая добыча, ведь они ездят поодиночке.
Он был прав, и я порадовался в душе, что мне не пришлось разъезжать посыльным в районе Барки, иначе стервятники давно бы уже очистили мой скелет, а на моем мотоцикле разъезжали арабы.
Арсенал, накопленный арабами, просто потрясал, но оружие и бое-припасы поступали не только после налетов на конвои. Некоторое количество было подобрано на полях сражений под Эль-Агейлой, Эс-Саллумом и Эль-Макили.
Почти каждую ночь к пещере верхом на верблюдах подъезжали мужчи-ны с боеприпасами в баулах, притороченных к спинам верблюдов. Они обычно уезжали задолго до рассвета, чтобы не быть замеченными итальян-скими наблюдателями, засевшими на вершинах Эль-Ахдар, невысокой (до 705 метров) горной гряды, в которой находилась и наша пещера.
Пещера была расположена всего в нескольких милях от Барки, но, чтобы выйти к ее входу через сухое русло, приходилось делать солидный крюк по пустыне, а потом подниматься по каньону. Арабы, входившие в состав отряда, пользовались более коротким путем, который пересекал плато, но ездить по нему можно было только верхом на верблюдах. Верблюдов оставляли на привязи в закрытой горами впадине.
Любое транспортное средство, передвигавшееся по направлению к пе-щере, было видно и слышно издалека. В любом случае итальянцы на мотори-зованных средствах не могли подобраться сюда через плато, подъехать к пещере можно было только со стороны пустыни.
От нечего делать я тщательно изучил карты различных участков пустыни, которые прихватил в штабе, когда бежал. Они охватывали районы от Триполи до восточной ливийской границы и далее в Египет до Мерса-Матрух. В южной части карт был изображен район озера Чад. Я удивлялся интересу германского штаба к местностям далеко к югу глубиной до трех тысяч километров. Мне казалось невозможным перебросить армию через это пространство, покрытое каменистыми и песчаными пустынями. Большинство сражений в Ливии проходило вблизи побережья, за исключением стычек между боевыми дозорами в районе Эль-Джагбуба (Джарабуба) и оазиса Сива, которые были покинуты итальянцами после того, как они получили здесь по шее от британцев.
Когда я распаковывал свое снаряжение, то наткнулся на коробку с секстантом. К моему огорчению, открыв ее, я увидел, что прицельная линза и трубка с пузырьком, задающая горизонтальное положение прибора, оказа-лись разбитыми.
Но у меня был отличного качества компас, прекрасно работавший внутри транспортного средства. На этот компас почти не влияли металли-ческие части машины. Я показал разбитый секстант Абдулу, Бен Омару и Ибриму и спросил, не попадался ли им когда-нибудь такой прибор. Они ответили, что нет и что они понятия не имеют, что это за штука. Пришлось довольно долго объяснять.
— Этот прибор используется для определения местоположения, например в пустыне, — сказал я.
Мои слова вызвали оживление и смех среди моих друзей. В конце концов, любого из них можно было с завязанными глазами вывести в пустыню, затем развязать глаза и попросить найти свой дом, и они найдут его, как будто их черноволосые головы набиты радионавигационной аппаратурой. Они по-просили оставить им разбитый секстант, пообещав, что, когда им попадется еще один дальний британский разведдозор, они постараются достать у них такой же. Именно тогда Ибрим спросил меня откровенно:
— Не хочешь ли ты, чтобы мы рассказали англичанам, что ты живешь у нас?
Услышав это предложение, я чуть не выпрыгнул из своей шкуры.
— Вы хотите, чтобы меня нашпиговали пулями калибра 7,7 милли-метра? — спросил я.
— О нет, amico, — поспешно проговорил Ибрим. — Англичане этого не сделают. Они просто отвезут тебя в свой штаб в Египте.
— Только и всего? — спросил я. — А затем они отправят меня в один из тех концлагерей за колючей проволокой, которые они создали во время Бурской войны. Нет уж, спасибо! Даже если я и дезертировал из немецкой армии, у меня вовсе нет желания десять лет сидеть в британской тюрьме. Я намерен как можно быстрее покинуть этот район и отправиться в Порту-гальскую Западную Африку, то есть в нейтральную страну.
— А что это за Бурская война? — полюбопытствовал Ибрим.
— Она шла в Южной Африке сорок лет назад, — объяснил я. — Англи-чане хотели отобрать золотоносные шахты и алмазные рудники у голланд-ских поселенцев-буров в этой стране или что-то в этом роде.
— И англичане победили? — тихо спросил Абдул.
— Да, с большим трудом, — ответил я.
— Сорок лет назад, — рассмеялся Бен Омар. — Они, должно быть, воевали луками и стрелами!
Мои арабские друзья громко осмеяли саму возможность таких боевых действий. Мне пришлось посмеяться тоже, поскольку хотя взгляды арабов и отличались простотой, зато они прекрасно разбирались в новейших образцах оружия и транспорта. Их разбойничья «компания рейдеры лимитед» располагала десятком парней, способных управлять всеми транспортными средствами, которые использовались армиями, воюющими в Северной Африке.
Абдул вернулся к теме моего контакта с английскими разведчиками.
— Ты немец, — сказал он, — но немцы твои враги.
— Не все, — поправил я его. — Только те, которые хотят меня убить.
— Они все хотят тебя убить, потому что ты, как и мы, — предатель!
— Нет, — возразил я. — Мое положение отличается от вашего! Вы никогда не были итальянцами, поэтому вас нельзя считать предателями. Вы патриоты, воюющие против завоевателей своей страны. И вы правы, получая помощь от англичан или от кого угодно, кто помог бы вам избавиться от ига итальянцев. Но и я не изменник. Я просто дезертир. Я ушел из армии по личным причинам, но у меня нет намерения переходить на сторону врага или помогать ему каким-либо образом. Я не буду помогать немцам, не буду помогать итальянцам и уж точно не буду помогать англичанам! Я хочу быть в стороне.
Трое арабов взглянули на меня понимающе, кивнули, принимая мою личную проблему и трудное положение.
— Понимаю, — тихо произнес Абдул. — Ты скорее погибнешь, пытаясь добраться через Сахару до Португальской Западной Африки, чем сдашься англичанам.
— Именно так, Абдул, — заверил я его. — Даже если я сдамся англий-скому разведдозору, я откажусь отвечать на вопросы. Но предположим, они захватят меня и возьмут с собой, а их самих потом захватят немецкие разведчики, которые тоже глубоко проникают в Египет и на юг Ливии, — что будет тогда со мной?
— Серьезное положение, — рассмеялся Абдул.
— Да уж куда серьезнее. И меня поставят к стенке отведать немецких пуль. Нет, мой друг, я этого не хочу. Я прошу тебя не сообщать британцам, что у вас находится немецкий дезертир. Это может плохо отразиться на моем здоровье.
— Ну, тогда конечно, — сказал Абдул, — мы никому о тебе не скажем. Ты наш гость, и твои желания — наши желания. Мы у тебя в долгу за спасение жизни Бен Омара.
— Долг уже уплачен, — сказал я, — и вы можете забыть о нем, поскольку вы спасли мне жизнь, доставив сюда и оказав гостеприимство, когда я так в нем нуждался. Но сейчас я отдохнул и готов продолжать свой путь.
— Побудь с нами еще немного, — попросил Бен Омар, — до тех пор, пока мы не скажем тебе, что путь в Бенгази свободен.
— Я и так слишком долго пользуюсь вашим гостеприимством, — сердеч-но ответил я. — Но помните, что, пока я здесь, я представляю для вас опасность. Вдруг, разыскивая меня, карабинеры придут в эти горы и найдут эту пещеру!
— Тем хуже для них, — рассмеялся Бен Омар. — Никто из них не вернется на базу, если они зайдут так далеко!
— Ну что ж, — продолжал я, — теперь вы знаете мое отношение к английским разведчикам. Должен сказать, что мне хотелось бы взглянуть на этих искателей приключений, шныряющих по территории итальянской Ливии далеко за линией фронта. Нельзя ли сделать так, чтобы я посмотрел на них, не вступая в контакт, и чтобы они не знали, что я немец?
— Это невозможно, — твердо произнес Абдул.
Остальные согласились с ним, но я повторил свое предложение.
— Разве вы не можете переодеть меня арабом, — настаивал я, — и взять меня на встречу с англичанами?
— Зачем? — спросил Абдул.
— Так, из чистого любопытства, — рассмеялся я, — чтобы посмотреть на противника и увидеть, как он действует!
Мои хозяева быстро обсудили по-арабски мою просьбу. Затем Абдул сказал:
— Завтра ночью у нас встреча с англичанами недалеко отсюда, у могилы шейха около Сиди-Селима. Ибрим и Бен Омар поедут туда на броневике «моррис», который стоит в пещере-гараже ниже по руслу. Ты сможешь управлять этой машиной?
— Я смогу управлять любой машиной, если мне дадут немного поупраж-няться, — прозвучал мой уверенный ответ.
— Ничуть в этом не сомневался, — сказал Абдул. — В таком случае, поедешь водителем на «моррисе», переодетый арабом, но при одном непременном условии.
— А именно? — спросил я.
— Когда встретишься с британцами, не заговаривай с ними, оставайся в броневике и не влезай в разговор. Просто веди себя как водитель, который ничем, кроме своего дела, не интересуется.
— Согласен, — сказал я с облегчением. — Я буду немым водителем, молчаливым наблюдателем. Это будет приятная поездка по пустыне. Я здесь устал от безделья и хотел бы посмотреть, как проигрываются и выигрывают-ся войны секретными организациями, о которых никогда не сообщают в новостях.
— Тогда завтра утром, — сказал Абдул, — опробуй «моррис» в сухом русле и сделай тщательный техосмотр перед ночной вылазкой. Потом Селина превратит тебя в араба, и ты станешь одним из нас.
Глава 27
ГОЛОВОРЕЗЫ
На следующее утро я отправился вниз по сухому руслу к пещере-гаражу и несколько часов тщательно проверял техническую часть броневика, который, как я полагал, был подарен Абдулу англичанами.
Несколько минут я гонял его вверх-вниз по руслу, чтобы ознакомиться с управлением, поскольку понимал, что в предстоящей ночной вылазке по пустыне в полной темноте и по трудной дороге мне понадобится быстрая реакция.
Я нашел, что «моррис» неплохая бронемашина, но не очень быстрая. Меня поразили ее шины. Они были огромного размера, и я не мог себе представить, что они могут застрять в песке. Теперь я осознал, что, пожалуй, стоит запастись несколькими такими шинами для путешествия через Сахару после того, как я отошлю из Бенгази письмо и посылку домой. Чтобы при-обрести нужное снаряжение, мне придется использовать любую возможность.
В пять часов пополудни я вернулся в пещеру и сказал Ибриму, что машина в порядке.
— У англичан хорошая техника, — поддел он меня.
— Да, если ее обслуживает немец, — парировал я.
Эти маленькие шпильки поднимали настроение арабов, хотя чаще выражение их лиц было угрюмым, как будто им не терпелось перерезать кому-нибудь глотку. Однако это впечатление было обманчивым. В конце концов, жизнь в пустыне груба и сурова, и это отражается на лице человека независимо от того, жесткий у него характер или нет.
— Ну что ж, пойдем в твою комнату, amico, — сказал Ибрим. — Я думаю, Селина уже все подготовила.
Он показал дорогу. Селина ждала нас. Она указала на белый бурнус и материю для головы, сказала что-то Ибриму и оставила нас одних.
Через полчаса я взглянул на себя в зеркало заднего вида, которое Ибрим прихватил с одного из грузовиков. Я едва сдержал дрожь, когда увидел свое лицо. Раствор йода, смешанный с другими ингредиентами, сделал свое дело. Если не считать моих голубых глаз, которые стали еще голубее на фоне темной кожи, я вполне сходил за араба. Мои светлые волосы были аккуратно заправлены под головной убор, который удерживался пояском из верблюжь-ей шерсти. Мои кисти и руки до локтей были окрашены йодом, а мои ноги и ступни, обутые в старые веревочные сандалии, выглядели просто безобразно.
Бурнус удобная одежда, и, хотя Ибрим слишком плотно завязал его мне на шее, он стал приятным разнообразием после шорт и рубашки. Ибрим также повязал мне белый кушак и дополнил его устрашающего вида арабским кинжалом — в умелых руках это было оружие головорезов, но только не в моих!
Я завершил переодевание, сунув за пояс «Парабеллум» и оставив снаружи только рукоятку на арабский манер.
Ибрим насмешливо посмотрел на меня.
— Насчет оружия мысль неудачная, — сказал он.
— Почему? — спросил я. — Разве вы не берете с собой огнестрельное оружие?
Он рассмеялся.
— Конечно, берем, — сказал он и подмигнул. — Но у тебя может по-явиться желание пострелять в англичан. Ты ведь забросал гранатами своих людей в отеле!
Он посчитал свое замечание очень смешным и громко рассмеялся. Мы покинули комнату и прошли к тому месту, где обычно обедали. Бен Омар и Абдул уже сидели скрестив ноги подле жаровни. Масляные лампы были зажжены. Бен Омар взглянул вверх и слегка оцепенел, что заставило Абдула тоже посмотреть вверх.
— Салям алейкум, — поприветствовал я их, и выражение лица Абдула смягчилось улыбкой.
Бен Омар поднялся, взял меня за руку и повернул вокруг своей оси, качая головой, как бы не веря своим глазам.
Все трое быстро обменялись впечатлениями, пока я занимал место, садясь по-арабски, скрестив ноги и обратив ступни ног к себе. Что касается традиций, то я многому научился у своих хозяев и вполне мог сойти за араба, если не присматриваться ко мне внимательно.
Мой внешний вид удовлетворил всех.
— Когда будешь говорить, amico, говори побыстрее, — посоветовал мне Бен Омар. — Если тебе, конечно, придется нарушить молчание. Но лучше не говори вообще, разве что по-итальянски.
Мой итальянский был далек от совершенства, но это было и к лучшему. Вряд ли найдется араб, говорящий на нем свободно, и уж конечно, никто из пустынных племен, за исключением тех, кто работает в итальянских конторах и носит европейскую одежду.
— Эти английские офицеры довольно хорошо говорят по-арабски, — сказал мне Абдул. — Если к тебе обратятся, лучше отвечай по-итальянски.
Повернувшись к Ибриму, он посоветовал ему при необходимости объяс-нить англичанам, что я представитель племени Эль-Азизи из района Триполи и не очень хорошо знаю диалект, который преобладает в районе Барки. У сенуситов (орден сенуситов правил в глубинных районах Ливии с 30-х гг. XIX в. по 1932 г. — Ред.) тоже были свои диалекты арабского. В любом случае я только водитель «морриса» и не обязан участвовать в переговорах Бен Омара и Ибрима с англичанами.
Наскоро перекусив, мы втроем отправились в путь. Я заметил, что оба араба были вооружены пистолетами, а когда мы добрались до места парковки «морриса», я увидел сзади в броневике свернутую в рулон верблюжью шкуру, которой там не было, когда я уходил. Ибрим развернул ее, и, к моему удив-лению, оттуда появился сверкающий сталью автомат «Брен», оснащенный полностью снаряженным магазином, торчащим сверху, и еще шестью запас-ными. Занимая своё место за рулём, я подумал, что эти ребята из пустыни достаточно сообразительны, чтобы не полагаться на удачу.
Ибрим взял автомат, спрятанный в верблюжьей шкуре, и положил его на пол, усевшись сзади. Бен Омар сел рядом со мной. Мы медленно выехали из сухого русла, что было совсем непростым делом, учитывая неровную и покатую поверхность, покрытую щебнем и камнями, иногда в рост человека.
Когда мы оказались в пустыне, Бен Омар велел мне ехать вплотную к крутой осыпи, поскольку существовала опасность быть замеченными италь-янскими наблюдателями, сидевшими сверху на плато.
В течение получаса мы петляли вдоль подножия обрыва, объезжая осыпи, ныряя в тень нависающих скал, минуя повороты в другие сухие русла, и наконец выбрались в пустыню и направились в сторону Сиди-Селима и Сиди-Бу-Рави. Затем мы выехали на дорогу, и я прибавил скорости. Вскоре мы достигли поворота.
На полпути за поворотом мы увидели мотоцикл с притушенной фарой, двигавшийся в нашу сторону. Оба араба насторожились.
Ибрим передал фонарь Бен Омару, который тут же дал короткую мощную вспышку и приказал мне остановиться. Я остановился прежде, чем мотоцикл приблизился к нам. Бен Омар вышел из машины.
— Не стрелять, — прошептал Ибрим, когда мотоцикл замер в облаке пыли рядом с Бен Омаром.
Солдат в форме берсальера произнес:
— Ciao! — но, снимая защитные очки, забеспокоился, поняв, что оказался в компании арабов.
Тревожиться ему пришлось недолго; клинок Бен Омара с быстротой молнии сверкнул у его шеи, струя крови брызнула на грудь солдата, ноги его подогнулись, и он вместе с мотоциклом рухнул в пыль.
Небрежным движением ноги Бен Омар выбил стекло фары, и она погасла.
Дрожь пробежала по моему телу. Поразило меня не само убийство, а то, с какой обыденностью и мастерством оно было проделано.
— Быстрей, помогите, — прошипел Бен Омар.
Ибрим уже выскочил из машины. Я заглушил мотор и тоже выпрыгнул. Оба араба со знанием дела обшарили карманы берсальера, но, видимо, ничего интересного не нашли.
Убедившись, что на дороге ничего не осталось, они за руки оттащили тело и оставили его лежать в пустыне.
Я поднял мотоцикл на колеса и обнаружил, что это была хорошая машина, «гуцци», с пружинной подвеской заднего колеса, что облегчало движение по ухабистой дороге.
Ибрим и Бен Омар не дали мне времени внимательно рассмотреть италь-янскую технику. Втроем мы подняли мотоцикл и погрузили его в «моррис».
Затем Ибрим одной фразой подвел короткий итог происшедшему:
— Один мотоцикл минус водитель и фара.
За этим последовала радостная усмешка, как будто инцидент был всего лишь развлечением, и мы возобновили наш путь по дороге.
Лично я думал, что было бы, окажись я не на стороне этих арабов, и, взвесив свои шансы на выживание, решил никогда не приближаться слишком близко к мастерам кинжала, поскольку любой спор с ними мог плохо отразиться на здоровье!
Глава 28
ВРАГ
Через час мы прибыли в Сиди-Селим, ненаселенное место, только точка на карте, где находилась могила какого-то шейха. Это было в десяти кило-метрах от Барки, судя по моим картам.
Когда в ночи показалась белая гробница, находящаяся близ дороги, Бен Омар дал мне знак снизить скорость, мы съехали с трассы, обогнули гробницу и остановились.
Ибрим достал из верблюжьей шкуры автомат «Брен» и взял его в руки, изучая тускло освещенные окрестности.
Бен Омар сказал ему несколько слов, затем вышел из машины и направился к гробнице. Я прислушивался к каждому звуку, но, кроме скрипа гальки под ногами Бен Омара, в пустынной ночи не доносилось ни единого звука.
Откуда-то донеслось уханье совы, отчетливое и неожиданное в этом спокойствии. Я вздрогнул, и моя рука скользнула к «Парабеллуму». Ибрим похлопал меня по плечу и сказал, что все в порядке.
Бен Омар выпал из моего поля зрения в темноте, но тут же, после повторного уханья совы, я увидел три короткие вспышки фонаря в ответ на этот сигнал.
Вскоре я услышал скрип камней, а затем приглушенные голоса оттуда, куда Бен Омар направлял фонарь.
— Англичане, — прошептал Ибрим.
Я кивнул в ответ. Я как-то внутренне напрягся и почувствовал себя не в своей тарелке, но это был не страх, а какая-то скованность, охватившая всего меня.
После второго сигнала фонаря Ибрим дал мне знак запустить мотор и указал, куда надо ехать. От волнения звук мотора казался мне слишком громким, а рычаг передач был жестким на ощупь, но все это, должно быть, представлялось мне преувеличенным.
Губы Ибрима приблизились к моему уху, и я услышал приказ не покидать машину.
Его слова вернули меня к реальности, и я расслабился, вспомнив, какую роль мне выпало играть. Еще одна вспышка фонаря обозначила направление, и я увидел белый бурнус Бен Омара. Две другие фигуры, стоящие рядом с ним, стали отчетливее видны в темноте, и, когда я затормозил прямо перед ними, Ибрим спрыгнул на землю и прошел вперед. Они обменялись рукопожатиями и тихими фразами «салям алейкум».
Поскольку я не делал попытки вылезти из-за руля, оба англичанина повернулись ко мне, а один поднял руку в приветствии и бодро произнес «салям алейкум», на что я тут же ответил, как мне показалось, вполне естественно.
Бен Омар и Ибрим вели себя так, как будто ничего, кроме приветствия, я не заслуживал. Встав вполоборота ко мне, они начали быстро говорить с англичанами по-арабски. Обе стороны были поглощены беседой, и на меня никто не обращал внимания, за исключением случайных взглядов в мою сторону.
Оба англичанина были одеты в хаки и черные береты, такие же, как у немецких танкистов. Я пытался определить их звания по серебряным отблескам кокард на беретах, но тьма не позволила мне сделать это.
Один из англичан держал под мышкой автомат «Брен». Другой, крупный мужчина, видимо старший, имел шестизарядный револьвер в плотно застегнутой клапаном брезентовой кобуре, а на ремешке, который тянулся от кобуры к шее, висели две ручные гранаты — по моему мнению, самое ценное среди его вооружения.
Я не мог себе представить, как, в случае необходимости, он будет стрелять из устаревшего револьвера, находящегося в кобуре, которую еще надо расстегивать.
Англичане были одеты в такие же шорты, какие носили индийские солдаты-сикхи из Пенджаба в составе британских войск. Эти шорты можно было раскатать до лодыжек. Мне всегда нравилась эта одежда, в ней ночью ноги были в тепле, и она была шортами и брюками одновременно. Эти шорты-брюки были очень популярны в германском Африканском корпусе, и поэтому многие британские пленные попадали в лагеря уже без штанов.
На большом англичанине были пустынные сапоги, на мой взгляд очень удобная и полезная обувь, и чулки цвета хаки длиной по колено, но другой довольствовался обычными ботинками, и я сразу же представил, какая вонь разнеслась бы вокруг, попробуй он их снять. Но я предположил, что это бывает редко, ведь англичане почти все время находились в пути.
Быстрая беседа продолжалась, и я восхищался той легкостью, с какой британцы общались с моими друзьями. Интересно, говорили ли они по-немецки, и я подумал: вот был бы для них сюрприз, если бы я забыл о своем обещании и заговорил, увенчав свою речь бодрым «хайль Гитлер!».
Вдруг Бен Омар громко рассмеялся и, продолжая разговаривать, направился к машинам. Остальные последовали за ним.
Моя рука поползла к «Парабеллуму», но слово «motocicletta» дало мне понять, что я их не интересую. Оба англичанина осмотрели мотоцикл, который несчастный итальянский посыльный оставил нам после своего внезапного и кровавого ухода из жизни.
Рассматривая англичанина, склонившегося над мотоциклом, я заметил короны на его нашивках и понял, что нахожусь в почетной компании майора.
Через десять минут беседа неожиданно прекратилась - вдали послышал-ся шум моторов. Все внимательно прислушались, но никого это, похоже, не обеспокоило. Поскольку дорога проходила метрах в четырехстах от нас, они посчитали это расстояние безопасным.
Но Ибрим достал «Брен» из верблюжьей шкуры, и послышался звонкий щелчок предохранителя. Поскольку мы не двигались, нас было трудно отличить от любой другой кучи камней, лежащей рядом. Но наш броневик «моррис» рассмотреть было можно.
Мимо прогрохотал грузовик, и сквозь шум мотора были слышны слова какой-то итальянской песни. Вскоре этот призрак итальянской армии исчез в клубах пыли в направлении Сиди-Бу-Рави, где находились бараки бригад «Триполитанская лошадь» и «Верблюд».
Ни англичане, ни арабы больше не обращали внимания на проезжающих итальянцев. Они продолжали свои переговоры по-арабски, как будто солдаты Муссолини были для них пустым местом. И я, пожалуй, был с ними в этом полностью согласен.