ВЫЙДУ ЛЬ Я НА УЛИЦУ
Анатолий Шацев
(начало)
Год 2090. Космодром Сибирь
Водитель вдруг остановил автобус в месте, где, казалось, не было ничего интересного. Пассажиры, студенты первого курса Российской Космической Академии, несколько удивились.
Заканчивалась их первая ознакомительная экскурсия по космодрому. Они уже многое видели сегодня, включая всегда впечатляющие новичков стартовые комплексы, порядком устали и хотели только, чтоб все поскорей закончилось. А тут – на километр кругом ничего заметного, кроме старого рифленого металлического ангара где-то метрах в пятидесяти слева от автобуса, одного из многочисленных хранилищ, разбросанных, казалось, в беспорядке по всей территории космодрома «Сибирь». Несколько рабочих в оранжевых куртках с эмблемой КоС на спине разматывали шланг, рядом стояла ярко-желтая автоцистерна с надписью «огнеопасно» и с той же эмблемой. Еще один рабочий разговаривал с каким-то человеком в синей куртке, стоявшим спиной к автобусу. Ну, и что тут смотреть?
- А чё мы встали-то? – раздались недовольные голоса.
Экскурсовод, один из менеджеров космодрома, – тут экскурсоводов звали почему-то «вожатыми»,– тоже удивленно посмотрел на водителя. Тот поднялся, взял сумку с инструментами, что-то шепнул на ухо вожатому и вышел.
– Да-а? – протянул вожатый, и, наклонившись к левому окну, стал смотреть в сторону ангара. Народ недовольно ждал объяснений.
Вожатый выпрямился и сказал:
– Посмотрите туда. Видите того человека в синей куртке? Ну, так вот,– его голос даже как-то дрогнул, – знаете, кто это?
И, чуть помедлив, он произнес веско:
– Это Александр Палич.
Возникла некоторая пауза. Все молчали несколько секунд, и тогда вожатый вдруг подумал с недоумением и горечью: «Что, эти юные раздолбаи уже не знают, кто такой Александр Палич? Sic transit gloria mundi…. В их возрасте я знал наизусть двести первых космонавтов…»
Но он ошибся. Какая-то девушка из левого ряда протянула удивленно:
– Ой, а я думала, что он уже умер.
«Ну да, в ее возрасте уже тридцатилетние кажутся стариками».
– Милая девушка, да вы же сами видите – он жив-здоров!
Какой-то нахальный юношеский голос послышался с задних рядов:
– А говорили, что он давно в дурке сидит!
Его приятели заржали.
Вожатый вспыхнул. «Тут кое-кому бы в дурке самое место», – хотел он ответить, но вовремя спохватился:
– Знаете что, молодой человек…. По своему физическому и психическому здоровью он и сейчас…. Hу, в общем, такие люди встречаются один на сто миллионов!
Они почувствовали его волнение и обиду. Та же девушка попыталась сгладить неловкость:
– Вы извините его,– она имела в виду остряка,– он у нас слегка того… в детстве с печки упал.
Сзади опять заржали.
– Наталья, ну за что ж ты меня так? – лицемерно завыл тот же голос. Видно, он был штатный хохмач.
– Вы извините, – продолжала девушка,– но у нас, правда, разное про этого Палича говорят, никто ведь же толком ничего не знает. Некоторые говорили даже, что его судили, и что он в тюрьме сидел. Но я в это никогда не верила,– добавила она извиняющимся тоном.
– Никто его никогда не судил, и нигде он не сидел,– отчеканил вожатый. «Надо бы им хоть немножко мозги вправить».
– Да, его дело рассматривалось, но его рассматривал ВКС, а никакой не суд, оно оказалось очень непростое. Очень, очень сложное это дело…. Там так и осталось много неясного.
– Вот вы, когда будете проходить курс «Истории освоения космоса», там у вас будет в обязательной программе «Отчет Третьей Марсианской Экспедиции» и первые два приложения, а вы не поленитесь, откройте в он-лайн библиотеке пятое приложение, там все написано про это дело, все детали, без деталей это невозможно разбирать.
- Да что там говорить,– продолжал вожатый с жаром, – ведь даже после всего этого… после всех этих разборок, почти половина членов Совета считали, что, несмотря ни на что, именно Палич должен возглавить и Четвертую Марсианскую, вот так вот, молодые люди! За Охару проголосовали заметно меньше. Но Палич сам отказался, и только тогда назначили Охару.
Во время этой пылкой речи все непрерывно смотрели в окна на человека в синей куртке. Видно, Палич что-то почувствовал, оглянулся, посмотрел внимательно на автобус, что-то сказал собеседнику. Потом они с размаху хлопнули друг друга по рукам, и Палич повернулся и зашагал вдаль, в сторону стартовых комплексов.
Водитель тут же прекратил имитировать поломку и сел за руль.
– А что он сейчас здесь делает? – спросил тот же парень, но уже вполне миролюбиво.
– На «горбаче» ходит, – ответил вожатый хмуро.
– На «горбаче»? – разочарованно переспросил тот.
(«Горбачами» на сленге назывался класс небольших ракет вспомогательного назначения - прим. авт.).
«Ну да, а ты еще до «горбача»-то поди дорасти», – устало подумал вожатый. Ему стало грустно. И за Палича, и за себя... «Сейчас бы в душ, а потом грамм пятьдесят коньячку накатить - ну очен-но бы славно…»
Автобус тронулся, но все продолжали провожать глазами одинокую фигуру. А он уходил куда-то вдаль, бывший еще так недавно лучший пилот планеты Земля, прославленный командир Третьей Марсианской, великий, непонятный, несчастный, уже почти забытый Александр Палич.
Вообще-то по космодрому не ходят пешком, запрещено по ТБ- технике безопасности, но для Палича делали исключение. За день до вылета он, по своему обычаю, всегда сам, своими ногами, приходил к Старту и притрагивался рукой к основанию гигантской конструкции, как будто проверял ее на прочность.
Это уважали. Здесь у каждого пилота имелся свой ритуал.
Да и вообще, обычаи надо соблюдать.
Год 2090. Орбита.
Он вывел свой «горбач» на орбиту штатно. У него всегда все получалось штатно, и среди пилотов «горбачей» он тоже считался лучшим, как еще недавно он был лучшим среди межпланетных пилотов. Если б судьба вынудила его драить гальюны, он бы и это делал лучше всех.
«Горбачами» называли на русском космическом сленге класс небольших околоземных ракет, предназначенных для уборки космического мусора. Нередко так же называли и их пилотов. Это была жизненно необходимая работа. Количество необходимых орбитальных станций и спутников оказалось таково, что без постоянной уборки отслуживших аппаратов работа в космосе стала бы невозможной лет через пять. А жить без космоса Земля уже не могла. Одна только спутниковая связь, без которой уже совершенно немыслима мировая экономика, требовала одновременно нескольких тысяч исправно работающих спутников. А еще важнейшую роль играли агро-, метео- и экомониторинг, военные и разведка, авиа- и космонавигация, и т.д., и т.п., да еще чертова куча спутников-нелегалов от наркомафий, террористов и хрен знает еще кого. А само слово «горбач» возникло просто от английского garbage – мусор.
За каждым «горбачом» закреплялась зона ответственности, а конкретно – пучок орбит, которые ему назначалось очищать. Прежде всего следовало просканировать свою орбиту, занести в базу данных все аппараты, давшие нормальный отзыв, и отдельно – все, не давшие ничего, или давшие ненормальный. Это - как проверка документов на дороге. А пилот горбача – как космический полисмен.
И, отделив овнов от козлищ, начать поочередно разбираться. Одни, например, определялись, как просто старые, или получившие повреждения аппараты. Их приходилось, отремонтировав, оснащать стандартными маячками, а иногда и микродвигателями для коррекции орбиты, предварительно запрограммировав их. Другие, совсем уж ненужный хлам, приходилось топить в океанах по специальной занудной процедуре, исключавшей всякие неприятные инциденты. По многим объектам приходилось консультироваться с ЦУП-ом, а по некоторым еще и со спецслужбами.
Но сначала необходимо подойти к такому аномальному объекту. Вычислить координаты, ввести их, а уж программа «космический штурман» сама определит оптимальный режим подхода и даст команду на последовательность пилотажных операций. В силу достаточно серьезных физических причин быстро сделать эти операции невозможно. И вот тут пилот может отдыхать, пока идет маневр – от нескольких минут до нескольких часов. В общем, солдат спит – служба идет.
Именно этого-то он и хотел. Быть в космосе, без которого он жить не мог, но при этом иметь возможность сосредоточенно думать. Ему нужно было много свободного времени.
Да, много свободного времени. Потому, что Паличу очень нужно было вспомнить одну вещь. Одну очень важную вещь. Он решил уже давно и твердо: перед тем, как навсегда уйти из жизни, он обязательно должен был эту вещь вспомнить. А для этого нужно было вспомнить всё. Всю свою жизнь, и весь полет. Всю Третью Марсианскую Экспедицию. Поминутно.
Ретроспектива 1. Год 2065.
В мире существовало несколько университетов, целенаправленно готовивших космических специалистов. Но опыт показал, что по качеству подготовки, в особенности же подготовки пилотов, наилучшими были Российская Космическая Академия (РКА) в Волгограде и Американская Академия Астронавтики (ААА) в Хьюстоне (штат Техас). Да, Россия и Штаты начали первыми, и их космический опыт оказался незаменим.
Поэтому в мире сложилась такая традиция, что пилоты, окончившие другие академии – Европейскую, Всекитайскую, Индийскую и другие, если только они претендовали на участие в международных программах, и, тем более, в межпланетных полетах, должны обязательно пройти стажировку в одной из этих двух академий. Космос давно уже стал окупать себя, обе академии считались богатыми и престижными, давали прекрасное образование, высоко ценившееся и далеко за пределами космической отрасли, конкурсы туда были высокими. Правда, плата за обучение в РКА назначалась по традиции заметно меньше, чем в Хьюстоне, и многие абитуриенты выбирали ее еще и по этой причине, особенно из бедных стран, но не только по этой.
Возможно, по этой же причине в тот год подал в РКА документы и восемнадцатилетний Александр Палич, далекий потомок сербского беженца из Боснии, канадский подданный, постоянно проживавший во Франции, но до этого семь лет живший с родителями в Штатах. Его предкам пришлось поскитаться в поисках лучшей доли, убегая от войн и голода. Поэтому в жилах Палича текли по чуть-чуть и французская, и испанская, и ирландская, и литовская кровь, и еще много других. Ну и сербская, конечно, как раз по отцовской линии. Всем этим букетом он весьма гордился. Это уже становилось модным в мире в то время, особенно среди специалистов высокой квалификации, - гордиться своей генетической полифонией, так же, как многие другие гордились чистотой своей крови.
По этой ли, финансовой, причине подал Палич документы в РКА, хотя уж куда удобнее было бы ему поступать в Хьюстоне, или по причине интереса к России и русской культуре, доставшейся ему в наследство от деда, или же по своей привычке все делать наперекор воле родителей,– кто знает, может и по всем сразу.
Он поступал на факультет «Управление космическими летательными аппаратами», в просторечии – на «пилотажный». По-русски он тогда говорил еще коряво, хотя всё понимал, экзамены сдал неважно, особенно по математике, баллов не добрал много, и не видать бы ему Академии, если бы не два обстоятельства.
Исключительно важным при отборе считалось собеседование с абитуриентом, которое проходили все, независимо от полученных оценок. Лучшие специалисты факультета и пилоты не избегали, а, наоборот, стремились участвовать в этом собеседовании, доверяя более всего своей интуиции. «В глаза им (то есть поступающим) хотим посмотреть»,– говорили они. И оценивалось собеседование очень высоко – не из пяти, а из двенадцати баллов.
Когда очередь дошла до Палича, все члены комиссии уже успели ознакомиться со справкой медицинского центра РКА, имевшейся в его личном деле. Заключение медиков было обведено красным с восклицательным знаком. Отрывки из резюме этого документа: «…по совокупности всех своих психофизических данных Александр Палич представляет собой уникальную личность… все позитивные параметры значительно превышают норму… наилучшие результаты за всю историю РКА после Ли Чжао-ци…».
Да, после этого все хотели на него посмотреть. Хотя и психофизические данные – это еще далеко не все. И из таких иногда получались неважные пилоты, и из ребят со средними данными получались, бывало, прекрасные водители космических кораблей. И все же, все же – такие таланты на дороге не валяются.
И было еще одно обстоятельство, которое решило его судьбу. На собеседовании всегда задавался, среди прочих, и традиционный вопрос «Почему вы хотите стать космическим пилотом?». Иногда ответы давались чисто формальные, и не играли большой роли для оценки, ну, все же понимали – волнуются ребята. Но иногда ответы оказывались интересными.
И Палич, отвечая на этот вопрос, потупился и сказал просто, хотя и с сильным акцентом:
– Я буду… я буду лететь на Марс.
Может, он собирался тогда сказать «Я хотел бы полететь на Марс, я мечтаю полететь» или что-то в этом роде. Это восприняли бы нормально, но он сказал так, может быть, из-за волнения, или же из-за плохого знания русского.
Кое-кто в комиссии не выдержал и хмыкнул по поводу такой наивности. Полететь на Марс было мечтой сотен классных пилотов, но пока еще это ни одному не удалось. Первая Марсианская (2043-2045) прошла очень трудно, стартовала после многих отсрочек, и высадиться смогла только на Фобосе. Вторая Марсианская, немыслимо дорогая, еще только готовилась к старту через два года. А тут – «я буду лететь!». Смешной парень!
И тогда, услышав этот смешок, Палич вдруг вспыхнул и выкрикнул, гневно сверкнув глазами на приемную комиссию:
– Неправильно вы смеетесь! Запомните вы все: мое имя есть Александр Палич, и я поведу Третью Марсианскую!
Наступила тишина. Всех поразила эта яростная вспышка, а особенно эта фраза – даже не «я полечу», а «я поведу!». То есть он, видите ли, будет командиром! Что это было: наглость, глупость, или…?
Когда Палич вышел, прошло короткое обсуждение. Декан пилотажного в сомнении качал головой. Ректор Академии хмуро молчал. Но все пилоты, входившие в приемную комиссию, не сговариваясь, поставили ему по двенадцать баллов. Они видели его глаза, и это решило дело.
Когда один из членов приемной комиссии вышел затем в коридор, чтобы успокоить парня и сказать ему, что он наверняка поступит, Палича там не оказалось. А нашли его потом, плакавшего в туалете.
Больше его никогда плачущим не видели.
Ретроспектива 2. Год 2065 – 2071
Авторитет Палич завоевал не сразу. На первом курсе ему пришлось трудно: математика, физика, химия в больших объемах, теория машин и механизмов, радиоэлектроника, и еще много-много чего, - громадные массивы информации. А тем более русский язык он знал еще плохо, читал сначала медленно. Очень уставал, но мог выспаться всего за 4-5 часов, это давало ему дополнительное время. Успехи были пока скромные, на экзаменах шли тройки- четверки. Но от английского его на время освободили, - Палич знал живой английский лучше преподавателя. Потом, правда, ему пришлось дополнительно изучать специальную английскую терминологию.
Плюс подготовительные тренажеры, плюс авиационная практика. Он часто даже оставался ночевать на учебном аэродроме и выпрашивал себе дополнительные полеты на легком учебном самолете. Тут дело шло куда успешнее, летал он хорошо, инструктора любили с ним работать.
***