– Оставь все как есть, – предостерегла его Эллен, когда Гарри рассказал ей по телефону, что произошло у него с Уиллом, – и перестань задирать нос. Я даже испытала облегчение от того, что он сказал тебе, чтобы ты не лез не в свое дело. У меня такое чувство, что я счастливо избежала опасности. Я чувствовала себя не очень удобно, по правде говоря.
– Эл‑лен, – предупреждающе протянул Гарри, но это ему ничего не дало.
– Не надо говорить со мной таким тоном! Я обеспечила тебе приглашение на новогоднюю вечеринку, которую Чэндлеры устраивают в «Мэйфлауэр», и это последнее приглашение, которое я для тебя устраиваю. Ты можешь привести с собой Бренвен, и я уверена в том, что они пригласят Уилла. Он ближе к ним по возрасту.
Гарри вздрогнул. Ему было всего пятьдесят два года, но он начинал себя чувствовать действительно очень старым.
– Спасибо, – только и смог вымолвить он.
– Пожалуйста. В случае, если ты не слышал, я пригласила завтра Бренвен к себе на ланч и сделала это исключительно из эгоистических побуждений. Мне она очень понравилась, и я хочу узнать ее получше. Не для тебя, не для Уилла Трейси, а только для себя.
– И она пообещала приехать? – Гарри не мог поверить этому. Бренвен сказала ему, что не сможет прийти работать, потому что ей надо готовиться к последним экзаменам, которые начнутся сразу же после рождественских каникул.
– Да, конечно.
– А меня ты не приглашаешь?
От веселого смеха Эллен, раздавшегося в трубке, его ушам стало больно.
– Нет, глупенький. Это девичник. Ну, ну, не падай духом. Знаешь, что я думаю, Рейвенскрофт?
– Даже не могу себе представить, – сказал он сухо.
– Я думаю, что одним из мотивов, по которым ты пригласил Уилла Трейси заехать к тебе, было то, что ты хотел произвести на него впечатление, дать понять, что тебя и женщину, которую он любит, связывает дружба особого рода. В тебе проснулись собственнические инстинкты, дружок.
– Собственнические? Во мне? Да я никогда…
– Подумай об этом, дорогой. Мне пора. Пока! – Она положила трубку.
– Пушистая голова! – Гарри выкрикнул этот детский эпитет в трубку, где уже раздавались короткие гудки. Он был совершенно выведен из себя. – Никто не хочет сотрудничать. Никто не делает того, что я хотел бы от них!
Ему было необходимо успокоиться, прежде чем позвонить Бренвен и пригласить ее на новогоднюю вечеринку.
Он сердито прошагал через холл, схватил с крюка свою пелерину и вышел на улицу, нарочно с силой захлопнув за собой дверь.
Услышав его топот и звук захлопнувшейся двери, миссис Бичер, которая была на кухне, покачала головой и сказала, ни к кому не обращаясь:
– Молодой человек снова закапризничал.
Гарри обратился к ледяному ветру.
– И кроме того, Бренвен не позволит никому стать собственником по отношению к ней. Она не из тех людей, которые приветствуют подобное отношение.
Пройдя еще несколько шагов по хрустящей, покрытой инеем траве, Гарри понял, что он не прав. Джейсон Фарадей всегда питал по отношению к Бренвен исключительно собственнические чувства с того самого момента, когда впервые увидел ее, и она позволяла ему это. Она сразу же приняла его собственнический подход, хотя это было совершенно не в ее характере.
– Карма! – сказал Гарри, останавливаясь. Эта связь! Его охватило ощущение роковой предрешенности, и вместе с ним к нему пришла мудрость, которой он вовсе не хотел: только сама Бренвен сможет разорвать эту связь. Не Гарри, не Уилл с помощью Гарри или без нее.
Гарри вздрогнул под своей пелериной, задумавшись о том, чего будет стоить Бренвен разрыв этой связи с Джейсоном.
Бренвен отказалась идти на новогоднюю вечеринку вместе с Гарри; она сказала, что ожидает звонка Джейсона, который должен позвонить ей и пожелать счастливого Нового года, и поэтому она будет сидеть дома. Она отказалась пообедать с Уиллом, но пришла на ланч к Эллен и почувствовала, что между ними завязывается дружба. Так как ей самой очень хотелось этого, она пригласила Эллен на ланч в Смитсоновском центре сразу же после того, как у нее закончатся экзамены. Всю неделю между Рождеством и Новым годом Бренвен провела, готовясь к этим экзаменам. А когда она чувствовала, что больше не может заниматься, то предпринимала долгие прогулки или каталась на машине и думала о ребенке.
Она знала, что ей не придется пропускать два месячных цикла, как она сказала Джейсону, чтобы провериться на предмет беременности; она могла сделать это, пропустив лишь один цикл. Это будет через две‑три недели. Бренвен старалась представить тысячу причин, по которым она может вовсе не оказаться беременной. Она не хотела, чтобы надежды подвели ее, но даже при этом была сейчас уверена, что носит в себе крохотное начало будущего ребенка.
Она позволила себе немного помечтать; когда эти экзамены будут сданы, ей останется прослушать всего один курс, и тогда в июле она получит степень бакалавра. Даже если ей тяжело будет переносить первые месяцы беременности (то, что, по мысли Джейсона, уже с ней происходило), прослушать один курс не составит большого труда. Она не думала, что ей будет плохо. Ее мать проходила спокойно через многие свои беременности – вынашивание детей казалось ей самым легким и счастливым занятием в мире. Имея перед глазами такой пример, Бренвен была уверена, что и с ней все будет точно так же.
Она позволила себе помечтать: ребенок принесет радость в ее жизнь и в их брак. Джейсон уже почти стал другим человеком, а после рождения ребенка изменится еще больше. Они уедут из Редмунда, втроем – тесно связанная, маленькая, счастливая семья. Конечно, не позже чем через два года после первого ребенка у них появится еще один. В этом Бренвен снова ориентировалась на свою семью. Они уедут из Ремдунда – куда? Она достала атлас и положила его на журнальный столик. Каждый день она размышляла о другом месте: Ричмонд, Балтимор, Атланта, Бостон, Чикаго, Сан‑Франциско. Только не Нью‑Йорк – они были там два дня в конце своего медового месяца, и ей там не понравилось – высоченные небоскребы подавляли. Может быть, они поедут в какое‑нибудь совершенно новое место, вроде Сиэттла или Альбукерка. Бренвен смотрела на фотографии пейзажей Нью‑Мексико и думала о том, как бы ей хотелось увидеть эти места. Они казались ей похожими на совершенно другую планету.
Часто в ее мечты и планы врывался внутренний Голос и предостерегал ее: Не возлагай слишком много надежд на этого ребенка, ребенок это не волшебная палочка. Я знаю, отвечала она. В эти дни Бренвен прислушивалась к своему Голосу.
Бренвен бросала также рунические камни. Каждый раз к ней приходило видение из далекого, но почти неприпоминаемого прошлого. Эти опыты придавали ей сил и укрепляли ее. Она не знала, что руны помогают ей подготовиться к тому времени, когда ей понадобятся все силы.
По ночам она спала спокойно. Если и снились сны, она их забывала сразу же после пробуждения. Она была почти счастлива. До самого кануна Нового года. Тридцать первого декабря она ждала с самого утра, но Джейсон не звонил.
Бренвен охватила паника. Джейсон придавал большое значение празднованию наступающего Нового года. Он не произносил новогодних пожеланий, он просто утверждал, что в новом году нужно сделать то‑то и то‑то. Она отрастит волосы до самой талии, и она это делала. Он получит преподавателя‑ассистента, который помогал бы ему читать его единственный курс, и несмотря на то, что ни один профессор, имеющий такую небольшую нагрузку, не получал ассистента, у Джейсона вскоре появлялся помощник. Бренвен была даже не против того, чтобы выслушать сейчас по телефону его безапелляционные утверждения… Но он не звонил. Почему? Она включила телевизор, устроилась на кушетке и принялась смотреть, как веселятся другие.
За несколько минут до полуночи Бренвен направилась на кухню, чтобы отпраздновать Новый год так, как если бы ее муж был дома. Она приготовила его любимые фаршированные грибы и маленькие бутерброды с крабами и охладила бутылку шампанского. Она осторожно открыла бутылку, не позволяя пробке выскочить, так, как научил ее он, и подумала: должно быть, Джейсон сейчас в другом временном поясе, и он позвонит, когда там наступит полночь. Но это была слабая попытка обмануть самое себя. В своем сердце она знала, что звонка уже не будет. По телевизору показывали Таймс‑сквер в Нью‑Йорке, утопающую в море огней. Начался отсчет последних мгновений старого года: пять, четыре, три, два, один – с новым, 1967 годом! Бренвен подняла свой бокал, выпила и сказала:
– С Новым годом, Джейсон, где бы ты ни находился!
Слова показались неискренними даже ей самой.
Она выключила телевизор и, как бы ведомая какой‑то силой, направилась в комнату для завтрака, чтобы взять там в ящике стола мешочек с руническими камнями. Она подбросила дров в камин и приглушила свет. На ней был рубиново‑красный бархатный халат, который муж подарил ей на прошлое Рождество, он был на ней, когда она готовила еду и шампанское для него в его отсутствие. Бренвен опустилась на пол на свое привычное место перед камином и расправила вокруг себя мягкие складки халата; затем тряхнула головой, и ее волосы заструились вниз по спине. Потом взяла старый кожаный мешочек в ладонь. Раньше в тех случаях, когда она обращалась к камням, то всегда позволяла им рассказывать то, что они сами хотели. На этот раз все было по‑другому. На этот раз она вслух скомандовала древним руническим камням:
– Расскажите мне о Джейсоне Фарадее.
В темной комнате замерцали языки пламени. Бренвен высыпала камни себе на ладонь. Окружающий ее воздух стал плотным и тяжелым от дурных предчувствий. Камни, которые она держала на ладони, стали такими горячими, что она высыпала их на пол. Она изумленно посмотрела на них, увидев, как они упали в одну кучу, как будто не желая разговаривать с ней.
– Расскажите мне, – снова сказала она и начала двигать ладонью над кучей камней, в поисках той энергии, которая говорила ей, какие из них нужно выбрать. Она почувствовала, что на этот раз заряжены все камни; все они были настолько горячими, что, казалось, обжигали пальцы.
Чем сильнее рунические камни сопротивлялись ей, тем более решительной становилась Бренвен. Она узнает то, что они пытаются скрыть от нее! Она сфокусировала всю свою волю и вскоре почувствовала, что все ее тело заряжено той же самой энергией, которой были заряжены камни. Она почувствовала, как энергия концентрируется в центре ее тела, и послала ее вдоль своей левой руки к ладони, к самым кончикам пальцев. Затем она снова протянула ладонь к рунам. Сейчас она видела окружающее больше, чем обыкновенным зрением. Когда она проводила кончиками пальцев над древними камнями, искры света от ее руки направлялись сначала к одному камню, затем к другому, к третьему… Так она сделала свой выбор, всего шесть камней, и разложила их в том порядке, в каком, как она чувствовала, те должны лежать. Она повернула их вырезанными рунами вниз, потому что ей казалось, что этого хотят сами камни. Потом стала ждать, когда начнется видение.
Вид вокруг Бренвен стал серым, полностью серым, окутанным движущимися, туманными завесами. Она вытянула руку, чтобы отбросить их в сторону, но они были нематериальными. Подобно настоящему туману, серые завесы поддавались ее прикосновению и в то же время мешали видеть. Голос сказал: Мы не уверены, что ты готова.
Бренвен раскачивалась, сидя на своем месте перед камином. Треугольник, который образовывали выбранные ею камни, пульсировал светом, который она не видела своим зрением, направленным внутрь, пульсировал в такт с ее качаниями. Она была поглощена процессом, собирая силу, которую она сама не понимала. Она раскачивалась. В ее видении серые завесы раздувались и взвихрялись все быстрее и быстрее.
– Показывайте! – крикнула Бренвен звенящим, повелительным голосом.
Завесы разошлись с резким, разрывающимся звуком. Порыв ветра отнес их в сторону, а за ними была сплошная темнота. И пугающая тишина. Бренвен не увидела своей собственной фигуры в этой черноте, хотя она обычно видела себя в своих видениях. Скорее было похоже на то, что она стоит с краю, наблюдает, вся омытая энергией, которая является ее защитой. Ей нужна была эта защита, потому что в этой Тьме было спрятано бесчисленное множество отвратительных существ, которые так часто отворачивались от Света, что Света в их душах не осталось совсем.
Она увидела, как во Тьме что‑то зашевелилось. Гигантское, массивное движение тела ужасающих размеров, в какой‑то степени даже неприличного своим грубым напряжением, тела, которое было еще чернее, чем все, что его окружало. Затем появились звуки, дрожащие, невнятные, безумные звуки; и наконец сумасшедший смех, который затем превратился в жуткий вой и растаял.
Ветер, который раздвинул занавеси, подхватил Бренвен, растрепал ее волосы, заполнил уши свистом. Ветер нес ее назад, прочь от края Тьмы. В самом конце она услыхала глубокий, гулкий звук гонга… и снова очутилась в комнате, и на ней был надет красный бархатный халат. Огонь в камине погас, и только угли иногда поблескивали сквозь толстый слой пепла. Перед ней на полу камни лежали рунами вверх, хотя она была уверена, что положила их рунами вниз. Все еще пульсируя энергией, настолько сильной, что она угасала медленнее всех, один камень выделялся среди остальных: это была руна судьбы, и она была перевернута, что означало несчастье.
Бренвен не хотела признаться себе, что поняла это, но она поняла. Очень медленно она собрала камни. Сейчас они были холодными. Непослушными пальцами сложила их назад, в мягкий старый мешочек. Она чувствовала, что ее силы, чувства – все было совершенно исчерпано. Она включила весь свет в комнате и начала пить оставшееся в бокале шампанское, но затем передумала. Она позволила себе задуматься о том, что же она увидела, только после того, как у нее в руке оказалась дымящаяся чашка горячего кофе. В архетипической символике Добра и Зла она увидела Тьму, место, где обитает Зло. В этом не могло быть никакого сомнения. Она хотела узнать о Джейсоне и увидела Тьму; спросила о Джейсоне и увидела Зло.
Бренвен закрыла глаза, устало приняв все это. Она сама навлекла на себя это страшное знание. Камни сопротивлялись, она настаивала, и наконец она Увидела. Увидела что? После того как самые мрачные дни в Лланфарене остались позади, слово «зло» даже не приходило ей в голову. В обычном, ежедневном ходе событий Бренвен не хотела признавать реальность Зла; она предпочитала просто думать – что‑то хорошо, а что‑то хуже. Но на более глубоком уровне, в том месте ее души, где начинались сны, и символы приобретали свое значение, она знала, что Зло существует. И потому, что она ни минуты не сомневалась в том, что каждая душа свободна выбирать свой собственный путь, она знала, что Джейсон по собственной воле подверг себя опасности, которую она увидела. Эти невнятно бормочущие существа, которые обитали во Тьме, также попали туда под тяжестью своего собственного выбора; то же самое относилось и к громадной, неприлично шевелящейся массе, которая была слишком ужасна, чтобы ее назвать. Они приближались, приближались в поисках Джейсона. Они придут сюда в своих менее отвратительных, человеческих обличьях, но они все равно будут воплощением Зла, существами из Тьмы.
Они приближались. Возможно, они уже были здесь!
Глава 7
Уилл Трейси в свои двадцать девять лет был одним из ведущих исследователей в «мозговом центре». Он обладал ценным качеством, которого часто не хватало его коллегам по работе – инстинктом. Инстинкт подсказывал ему, когда нужно было исследовать шире, копать глубже. Проекты, которыми он обычно занимался, были связаны с социологическими проблемами. Фонд «Парнас» не имел никакого отношения к шпионажу, криминальной деятельности или политическому шантажу – для исследования подобных проблем существовали другие агентства. Но Уилл сам поставил себе задание в тот день, когда Бренвен объявила ему, что собирается остаться со своим мужем, и его задание завело его очень далеко в сферы деятельности других агентств. Он называл этот проект «Джейсон».
Инстинкт подсказывал Уиллу, что Джейсон Фарадей был преступником самого опасного типа, преступником, для которого цель всегда оправдывала средства, который мог всегда оставаться в рамках закона, но не имел при этом никакой личной морали, преступником, чье высокомерие граничило с эгоманией. Вот что подсказывал ему его инстинкт, и его проект был направлен на подтверждение или опровержение этого. Нужны были реальные доказательства. С единственной целью – представить их Бренвен. Он пользовался своими обычными источниками плюс контактами отца и своими собственными в правительстве и вне его. Он использовал их все и делал это с поспешностью. Время работало не на него. Он чувствовал, как Бренвен с каждым прошедшим днем, каждым часом ускользает все дальше. Вопреки всему он надеялся, что, если сможет заставить ее понять, кем является ее муж, она освободится от этого брака. Он хотел этого ради нее, независимо от того, выйдет она после этого за него замуж или нет.
Собственная работа Уилла страдала, но ему было все равно. Ему было все равно, что в последнее время он выглядит еще более взъерошенным, чем обычно, а глаза покраснели после множества ночей, которые он провел без сна, пытаясь соединить куски, которые не хотели соединяться. Затем в середине января через одного из бывших помощников своего отца он нашел ключевой фрагмент: человека, который согласился поговорить с ним, потому что доверял обещанию Уилла не предавать огласке ничего из того, что тот ему сообщит. Они поговорили, и после этого все части головоломки соединились в единое целое. Это были только слова; Уилл никогда не смог бы представить подобную информацию в суд, но он мог представить ее Бренвен. И сделал это в конце января.
– Уилл! – Он был последним человеком, которого Бренвен ожидала увидеть на пороге дома в Редмунде.
– Привет, – сказал Уилл. – Можно войти?
Как она могла отказать ему? Он казался чуть‑чуть ниже, так как слегка ссутулился из‑за зимнего ветра, поднял воротник пальто и сунул руки в карманы. Но она колебалась. Если бы он сначала позвонил, она, конечно же, не разрешила бы ему прийти.
– Ну… Джейсона нет дома. И я не совсем одета для приема гостей.
– Я знаю, что его нет, я не стоял бы здесь, если бы он был дома, ты выглядишь прекрасно, и я – не гости. Кроме того, я замерзаю! А теперь можно мне войти?
Бренвен сделала шаг назад.
– Сегодня на улице действительно холодно. У меня разожжен камин в гостиной. Давай я повешу твое пальто.
Они сидели в разных углах кушетки и настороженно глядели друг на друга. Уилл думал, что Бренвен выглядит великолепно в джинсах, которых он никогда раньше на ней не видел, высоких, до щиколотки, мокасинах с бахромой и огромном пушистом желтом свитере. Ее волосы были заплетены в толстую косу, которая лежала у нее на плече, и она ее нервно теребила.
Она удивила его, сказав:
– Я думаю, хорошо, что ты здесь. Мне нужно было тебе позвонить, но я все время откладывала. Есть кое‑что, о чем, я думаю, ты должен знать.
– О? – звук застрял у него в горле; она застала его врасплох.
– Уилл, – сказала Бренвен, не отрывая взгляда от его глаз, – я беременна. Я буду рожать ребенка от Джейсона.
– Ч‑что ты сказала? – Его лицо посерело. Он чувствовал себя так, как будто враз лишился воздуха.
Ладони Бренвен покрылись холодным потом. Сказать об этом Уиллу оказалось гораздо, гораздо сложнее, чем она предполагала. Ей было больно оттого, что она причинила ему такую боль. Но она продолжала говорить твердо и ясно:
– Я сказала, что у меня будет ребенок. Ребенок Джейсона. Я была у врача, и он подтвердил это.
Уилл отвернулся. Все его надежды были перечеркнуты. Его жизнь только что была разорвана на части. Что он мог сделать? Его голос был похож на хрип.
– Ты хочешь этого ребенка?
Бренвен наклонилась к нему и протянула руку, чтобы дотронуться до него, но затем отдернула. У нее не было больше права прикасаться к нему. Она тихо сказала:
– Да, хочу. Очень.
– Понимаю. – Уилл вытер глаза рукавом. Все, что он приготовился сказать ей, полностью вылетело у него из головы. Он любил Бренвен. Он никогда не верил до конца в ее брак, который казался ему чем‑то нереальным. Сейчас он чувствовал себя так, как будто бы она только что предала его в чем‑то самом сокровенном. Он даже не мог заставить себя посмотреть на нее.
– Думаю, мне лучше уйти, – пробормотал он, поднялся с кушетки и, не видя ничего перед собой, направился к двери.
Мягкие мокасины Бренвен прошелестели по полу вслед за ним.
– Не уходи! Ты ведь даже еще не сказал мне, зачем пришел!
– Это больше не имеет значения, – сказал Уилл и, спотыкаясь, спустился вниз по ступенькам.
– Уилл… – прошептала Бренвен, глядя на него через стекло в дверях. Он слишком быстро отъехал от дома. «Все в порядке, – подумала она, – все должно произойти именно так».
Бренвен снова увидела Уилла через два месяца. Ее подруга Эллен Кэрью организовала их встречу, не предупредив ее об этом. Увидев в залитой светом комнате высокую мужскую фигуру, Бренвен почувствовала, как ее сердце упало.
Эллен решительно взяла Бренвен за руку и потащила ее вперед, объясняя на ходу:
– Ну же, Бренвен, не расстраивайся так. Да, я устроила эту встречу, но ты поймешь, почему я это сделала, когда услышишь то, что Уилл должен рассказать тебе. И для вас обоих будет гораздо лучше, если вы встретитесь здесь, чем в любом другом месте. – Она усадила Бренвен в кресло и улыбнулась Уиллу. – Не давай ей поссориться с тобой, Уилл Трейси, ты можешь просто обвинить во всем меня. Ладно, детки, мне нужно написать несколько писем в моей комнате, которая совершенно случайно находится в другом крыле дома. Пока!
Уилл встал, когда к нему подошли Бренвен и Эллен, и сейчас он снова сел.
– Как ты себя чувствуешь, Бренвен?
– Хорошо, – сказала она, бросив на него быстрый взгляд. Он был одет в непривычный для него традиционный темно‑серый костюм, белую рубашку с шелковым полосатым галстуком. – Ты выглядишь отлично.
Он, в свою очередь, тоже не мог позволить своим глазам слишком долго задержаться на ней.
– Ты, э‑э, не очень изменилась. Я хочу сказать…
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Это станет заметно через месяц или около того.
Между ними повисла неловкая тишина. Уилл думал о том, как ему стыдно из‑за того, что он так сильно хотел, чтобы она потеряла этого ребенка. Бренвен думала о том, также испытывая при этом неопределенное чувство вины, что она солгала ему, когда сказала, что чувствует себя хорошо. Ей нелегко было принять тот факт, что она тяжело переносила беременность. Она не только не прибавила в весе, но и вынуждена была бороться за то, чтобы не потерять его. Еда вызывала у нее отвращение и не хотела задерживаться в организме, и она постоянно чувствовала себя истощенной. Она устало собралась с силами и спросила:
– Если ты хотел увидеть меня, зачем нужно было вовлекать в это дело Эллен?
Уилл пожал плечами.
– Я просто решил перестраховаться. Я знаю, что твой муж уже вернулся, и я не мог приехать к тебе домой – даже если бы ты захотела впустить меня после того, как я ушел в прошлый раз. Я не думал, что ты приедешь в мой дом, но мне очень нужно было повидать тебя. Мне показалось разумным встретиться здесь, поскольку мы оба являемся друзьями Эллен. Я слышал, что вы очень сблизились, и я рад этому. Как уже сказала Эллен, я думаю, ты поймешь, почему мне надо было увидеться с тобой.
Она вопросительно посмотрела на него своими сине‑зелеными глазами в обрамлении черных ресниц.
– Я уволился из Фонда, Бренвен. Я уезжаю из Вашингтона. По правде говоря, я уезжаю потому, что не могу вынести мысли о том, что ты родишь ребенка от Джейсона.
Бренвен застыла, ухватившись за ручки кресла.
– Куда ты уезжаешь?
– Туда, куда меня пошлет Госдепартамент. Ты же знаешь, у меня там хорошие связи. Мне помогли устроиться туда на работу. Сейчас, похоже, мне придется отправиться на некоторое время в Ирландию. – Уилл пошевелился в кресле и положил ногу на ногу. Сейчас, когда он уже начал говорить, слова приходили к нему все легче и легче.
– Лишь бы не во Вьетнам, – сказала Бренвен. – Я волновалась насчет этого, учитывая твой возраст и все остальное.
Уилл поднял брови и на какое‑то время снова стал похож на прежнего себя.
– Кто, я? Сын сенатора, принц из страны Кентукки? Никогда! Если же говорить серьезно, то до тех пор, пока я буду выполнять работу, которая является важной для правительства в других отношениях, они не призовут меня.
– Я рада, – сказала Бренвен. Она поняла, что сейчас уже может смотреть на него, хотя и чувствовала при этом боль в сердце.
– Я тоже. Как бы то ни было, я получу назначение из Госдепартамента на следующей неделе и потом немедленно уеду. Мне не хотелось уезжать, не повидавшись с тобой перед отъездом.
Бренвен опустила ресницы, чтобы спрятать свои глаза. Она была рада тому, что он хотел увидеть ее, и она была тронута, но боялась сказать об этом.
Уилл продолжал:
– Мне нужно сказать тебе что‑то важное. Ради этого я пришел к тебе в тот день, но ты сообщила мне о своей беременности, и я… Я хочу, чтобы ты пообещала, что выслушаешь меня.
Она посмотрела на него:
– Обещаю.
– Спасибо. Дело в том, что меня беспокоит твое замужество и то, что ты собираешься рожать ребенка от Джейсона. Я выяснил о нем кое‑что и считаю, что ты должна это знать, несмотря на то, что носишь его ребенка.
Уилл остановился, чтобы посмотреть, как она воспринимает его слова. Он опустит самые отвратительные детали, расскажет ей лишь самое необходимое, чтобы насторожить, предупредить об опасностях, которые могут ожидать ее в будущем. Она, по‑видимому, не отгородилась от него, и поэтому он решил продолжать.
– Бренвен, работа Джейсона в Редмунде – это только вывеска, которая позволяет ему находиться рядом с центром сосредоточения власти. А в последнее время она перестала выполнять даже эту роль. Я думаю, к сегодняшнему дню ты уже поняла, что не конгресс и не администрация на самом деле руководит происходящим в этой стране.
– Нет, – сказала она серьезно, – я не знала этого.
– Ну, это правда. Существуют группы могущественных людей, которые действуют за кулисами и обладают невероятным влиянием. Как и во всех других сферах, среди них есть хорошие ребята и плохие ребята. А твой муж очень тесно связан с плохими ребятами. Так тесно, что, возможно, он не сможет расстаться с ними, даже если захочет. Он начинал с другого, но настойчиво двигался в этом направлении в течение многих лет. У него есть определенная репутация, Бренвен. Он заключает сделки для всех и со всеми, если цена достаточно высока. И он делает это не только ради денег, но и из‑за потребности властвовать.
– Он говорил мне немного об этом, о заключении сделок.
– Спорю, ты не знаешь о том, что это за сделки?
– Нет, не знаю.
– Так я собираюсь рассказать, потому что думаю, что ты имеешь право на эту информацию. Не беспокойся, я не расскажу об этом больше никому. Я собрал все эти сведения только для тебя и получил ее от людей, которые согласились поговорить со мной, потому что верят: я не буду предавать ее огласке. Тебе я также доверяю, ибо уверен, что ты не зашла настолько далеко в своей потребности сохранять лояльность Джейсону, чтобы сказать ему, что мне известно об этих вещах. Он буквально мог бы убить меня за это и, возможно, так и сделает.
Бренвен поднесла руку к горлу, и ее глаза расширились. Она слушала Уилла, но его слова доносились до нее сквозь усиливающийся звон в ушах.
– О’кей. Джейсон продавал наркотики и покупал оружие, и не однажды, а много раз. Он перепродавал очень ценные краденые вещи. Он распространял ложную информацию, которая разрушила жизни многих людей и, возможно, даже стоила жизни тем людям, которых хотели убрать их противники. Он организовал сбор наемников с целью извлечения прибыли. Есть хорошо обоснованные слухи о том, что он был вовлечен в один из недавних провалившихся заговоров в Южной Америке. А сейчас, Бренвен, я слышал, он занялся чем‑то, заставляющим кровь застывать у меня в жилах.
Ее лицо стало мертвенно‑бледным, как и костяшки пальцев, которыми она вцепилась в ручки кресла.
– Чем?
Уилл наклонился вперед, упершись локтями в колени. Даже несмотря на то, что они были в комнате одни, он инстинктивно понизил свой голос почти до шепота.
– Есть такая группа людей, чье существование настолько секретно, что никто не отваживается даже произнести ее название. Они настолько могущественны, что считают себя выше любого правительства любой нации. Я знаю, что это звучит бредово – я сам не хотел верить в то, что подобная группа может существовать, когда впервые услышал разговоры об этом. Но если только признать возможность этого, некоторые действительно ужасные события, которые никак нельзя было объяснить по‑другому, внезапно начинают приобретать смысл. Эта секретная группа добивается своих целей любыми путями.
Любыми путями, Бренвен. Они уничтожают, они убивают. Я слышал из надежного источника, что Джейсон Фарадей сейчас работает на эту ужасную группу.
– Я… Уилл, ты должен меня извинить. Меня сейчас стошнит.
Бренвен побежала в ближайшую ванную. Обеспокоенный, Уилл последовал за ней, не зная, что еще может сделать. Она захлопнула дверь прямо перед его носом, и ее тут же вырвало в раковину. Он услыхал, как ее выворачивает, и его собственные внутренности сжались, как бы пытаясь проделать то же самое, что и ее.