Тоны сердца приглушены, но значительно звучней, чем обычно в этом возрасте, шумов нет, брадикардия, за время выслушивания одна экстрасистола. В легких дыхание везикулярное с легким эмфизематозным оттенком, несколько ослабленное слева в нижних отделах. Диагноз: хронический бронхит, эмфизема легких, экстрасистолия.
Лыковы с охотой показывают свои священные книги, с удовольствием читают, поясняют и даже без смущения дают в наши руки (!), разрешают полистать их и почитать. Смотрим выходные данные книг — от 7154 до 7419 года. Напомню, что сейчас по их летоисчислению идет 7493 год. Узнаем, что сейчас «с Уралу, с города Перми книги высылают». Смотрели эти книги, они старые, есть издания более 100-летней давности, уже изрядно потрепанные.
В избе у Лыковых некоторые перемены. Появились три довольно больших оконца, прорезанных самой Агашей, — стало значительно светлей. А когда днем в них заглянуло яркое зимнее солнышко, стало совсем светло, в избе все можно разглядеть. Я сразу заметил, что в углу перед печкой берестяной умывальник заменен на металлический из магазина, на печи лежит мясорубка, есть алюминиевая посуда. В левом углу от входа сооружен полок, на нем хранятся колосья пшеницы. «Молотить-то трудно, пыль попадает, душить начинает», — говорит Агаша. Советую ей сделать марлевую повязку из бинта, привезенного нами.
Утром за молитвой Агаша сильно кашляла. Дали ей душницу — взяла, заварила. Советую заварить еще и багульник. Оказывается, она уже знает, что он помогает от кашля. Попутно Агаша жалуется на то, что мерзнут «терпнут» ноги. Проверил пульсацию на артериях ног — везде хорошая. Карп Иосифович выясняет у меня, от чего нужно принимать чернику, жимолость, можно ли употреблять калину, рябину. Объясняю. Оба внимательно слушают. Уже знаю, что у Агаши эти сведения «записываются» в мозгу, как на магнитную пленку.
В третьем часу дня небо стало покрываться поволокой, день притушился. Солнышко ушло за гору на противоположном берегу Абакана. Остается освещенной только восточная гора. У Лыковых солнышка уже нет, да и было-то оно всего часа полтора. День удивительно тихий и теплый. Пишу эти заметки на улице и руки нисколько не мерзнут. Тихо-тихо, только вдали шумит Абакан — никак его не усмирит мороз. Кедры на взгорье стоят с удивительно красными стволами. Изредка где-то в распадке прокричит противным тонким писком коршун, а в кедровнике справа от избы — прострекочет кедровка. Или вдруг прольется легкая нежная трель сеноставки, маленькой птички с серой грудкой. А вот гулко, как на барабане, простучал свою азбуку Морзе дятел, замер — и более его нет. Тишина и грусть уходящего дня разлиты в природе, в этом глухом таежном углу. Встряхнувшись от охватившего меня оцепенения, иду собирать багульник для Агаши.
Вечером с Агашей ходили на верхнюю яму у восточной горы за картошкой, репкой, редькой. Яма закрыта травой, пихтой, довольно глубокая, сруб уже гниет. По пути в разговоре узнаю, что вчера на верхней избе Агаша стирала белье щелоком (полученным из золы) в нагретой на печи воде. А «лани» (прошлым годом) в ловчую яму попалась «польска свинья» — кабан. Кстати, «польска» — это не от слова «польская», а от «полевая».
Длинным зимним вечером, при коптящей лучине, Карп Иосифович много рассказывал о жизни на Лыковской заимке во время гражданской войны, вспоминая множество историй с односельчанами и красногвардейцами, демонстрируя великолепную память.
Агаша по «Святкам» нашла, что в день рождения мне можно было дать имена чудотворцев Козьмы и Домиана. А если «по-христиански на 8-й день» (день крещения), то «Прокофий — святой великомученик» или «святого блаженного иже Христа уродивого Устюжского чудотворца». «Дана благодать чудотворцам человеком и скотом, они могут исцелять и лечить», — изрекала Агаша. Оказывается, уже день рождения предрешал быть мне врачом. Удивительное совпадение.
После разрешения Агаши и мытья рук по ее требованию приступаю к своим врачебным обязанностям — из редьки и меда готовлю средство от кашля. Благо редька у Лыковых своя, а мед в туеске (в другой посуде они не принимают) прислали единоверцы-родственники. Технология простая. С редьки срезается верхушка, в середине вырезается ямка и в нее заливается мед. Затем срезанная верхушка помещается на место и редька ставиться в темное место на 7–10 дней. После этого содержимое ямки можно принимать по чайной ложке три раза в день для смягчения кашля.
Вечером вся наша экспедиция была в недоумении — с небосвода, ясного и звездного исчез «Ковшик». Мы усиленно вертели головами в разные стороны, но найти «Большую медведицу» и полярную звезду так и не смогли. Загадка разрешилась только часа через два, когда созвездие показалось над высоченной горой, расположенной вниз по течению Абакана. Ночь звездная, но теплая.
На ночь напоили Агашу душницей с багульником, прилепили перцовый пластырь под левую лопатку и на грудь, сделали парафиновую повязку на правый локтевой сустав, левую руку натерли апизатроном — мазью, содержащей пчелиный яд. Помогло. Ночью Агаша почти не кашляла, только немного утром. При этом кашель стал более мягким. Не стонала она и от боли в руках.
9 декабря. Утро медленно разгорается. Вот уже снежный голец на противоположной стороне Абакана порозовел, и вскоре солнце залило верхушки наиболее высоких гор. Тихо, тепло. Полная тишина вдруг нарушается стрекотанием кедровки, через некоторое время пискнула сеноставка. Тайга просыпается!
Завтрак готовим на костре. Агаша молится, потом пишет письмо Василию Михайловичу Пескову. Освободившись от хлопот, показывает нам подаренные Пролецким детские игрушки (кукла в пестрой одежде, резиновая девочка в зимнем одеянии с пикулькой, плюшевая собачка, фарфоровый маленький мальчик). Спрашиваем: «Играешь в куклы?». Смеется: «Никого не знаем, не можно». Спрашиваем: «Почему?». Оказывается, что это запрещено святыми писаниями. Смеяться, петь, плясать, играть «мертвыми детьми» (куклами), по словам Агаши, «никак не можно». «Игры ведут в муку вечную, в негасимые огни», — эту фразу и другие, запрещающие играть, плясать и смеяться, Агаша читает нам из «Иоанна Златоуста», 7306 года издания. В руки игрушки Агаша боится брать. Я беру резиновую игрушку с пикулькой, она издает плачущий звук — Агаша ойкает и на всякий случай отходит подальше. Нажимаю на куклу еще раз и снова: «Ой, страсти какие!»
Из «Иоанна Златоуста» узнаем и о врачах. «Духовный отец лечит душу, а врач — тело», — читает Агаша. Лука Евангелист, оказывается, был врачом. «Волхвы-то наговорами лечат, это страшно, это не врачи», — говорит Агафья. Увлекаясь, Агаша читает нам из своих святых писаний различные наставления, вроде — «Сотвори себе имя человек кроткий». Оказывается, что грешник «умирает», а праведник «преставился от суетного жития сего в вечный покой», «воскреснут на жизнь вечную, воскреснут же не душами, но телами». «Души бессмертны, а тела мертвы». «Тело без души истлеет».
Начитавшись святых писаний, Агаша пишет мне про Козьму и Домиана в ту же книжицу, куда она записывала и в 1983 году: «Славные врача земным пети подобает: Козьме и Домиану светим чудотворцы и безсребреницы Козьмо и Домиане молите бога о нас. Писала Агафия 26 ноября от Адама лета 7493. С праздником Рождества Христова от Адама лета 7494».
Пока мы беседуем с Агашей, дед сидит на своем «гобчике» и внимательно слушает. Рядом с ним на белой (вернее на бывшей белой) подушке с кружевами нежится кот. Дед, почесывая у него за ухом, вопрошает: «Чо думаш, чо думаш?». Вскоре, пока Агаша занялась какими-то домашними хлопотами, Карп Иосифович активно включается в разговор. Чувствуется, что ему необходимо утолить голод общения. Дед рассказывает разные истории из своей жизни (в основном, периода гражданской войны и до Отечественной) образным и живым народным языком. Например, «Поклон от лица и до сырой земли». Из этих рассказов мы узнаем, как и где Лыковы жили, что с ними случилось. Вперемешку идут и чудные истории из святых писаний. Все это Лев Степанович свободно записывает на магнитофон, Лыковы на него уже не обращают никакого внимания.
Замечаю, что в уголке на лавке лежат так и не тронутые яблоки, привезенные нами. Спрашиваю Агашу: «Почему яблоки не ешь?». — «До праздника святого Николы долежат, поди», — отвечает она и добавляет певуче: «Красивые!».
Оставляю Агаше бинты, вату, мазь Канькова, апизатрон, стрептоцидовую мазь, плитки парафина. Даю подробные пояснения, чем и когда пользоваться (я уже убедился, что она все точно запоминает). Спрашиваю, нужна ли им баня, если бы она была, то мылись бы они или нет? Оказывается, баня очень нужна. При этом выясняется, что «по женской потребе» Агаша ходит мыться на улицу («в чащобу»), в любую погоду. «Зимой-то шибко худо!» — говорит она. Последний раз мылись в мороз и бурю, после этого все и болеет. Агаша сама улавливает прямую связь своей болезни, кашля с мытьем на морозе, но оказывается, что в избе, где «тятя», мыться «никак не можно», а попросить его погулять несколько минут на улице Агаше не позволяет воспитание. Вот поэтому она каждый раз берет с собой ведро нагретой воды и идет мыться в чащу. Это в ветер, мороз и снег-то! Выходит, что Лыковым баня жизненно необходима и нужно помочь им её построить.
В ожидании вертолета пилим с Львом Степановичем дрова. Распилили одну «кедру» и березу. Работать трудно, возникает чувство нехватки воздуха, одышка — это отмечают все участники экспедиции.
День ярко солнечный, тихий, с первозданной белизной и искристостью снега. Быстро холодает.
Во второй половине дня, с согласия хозяев и при прямом участии Агаши, предприняли генеральную уборку избы, пол в которой не мылся два года. За это время накопилось несколько ведер различного мусора и хлама, особенно под печкой. Все это выгребаем, выметаем, валим в костер и сжигаем. Женщины моют полы. После уборки воздух в избе сразу стал легче — это даже дед отметил. Умаявшись, с удовольствием пьем чай с брусничником и багульником. А Лыковы сегодня «завтракали» около 5 часов вечера — некогда было, да и «пост» начинается.
Стемнело. Вертолет сегодня так и не прилетел. Спрашиваем Агашу: «Сколько времени?» Берет подаренные ей часы и отвечает: «Шесть часов». — «Сколько минут?» — «Пятнадцать». Проверяем — все точно. Агаша довольна, а Карп Иосифович изрекает: «Теперь-то, слава богу, с часами!» С удовольствием, повертев часы в руках, Агаша со вздохом удовлетворения вешает их на гвоздик и начинает делать закваску для хлеба. Для этого она взяла мясорубку и давай на ней крутить слегка обмытую в чугунке картошку. Я вызвался помочь. Сказала, что нужно помыть руки и трижды помолиться. Сам факт, что мне разрешили участвовать в приготовлении пищи, вероятно, надо воспринимать как знак доверия к «мирскому» человеку и определенной ломки взглядов и канонов Лыковых.
Вечером Лев Степанович раза два снимал Агашу фотоаппаратом со вспышкой. Она еще побаивается, но уже нет того панического страха перед фотографированием, как раньше. Похоже, она уже критически относится к завереньям Льва Степановича, что это не фотоаппарат, а «импульсный фонарик», и начинает чувствовать обман. На всякий случай Агаша отодвигается в темный угол за печкой и прикрывает лицо платком. В шутку предлагаю Агаше: «В отместку за то, что тебя столько фотографировали, возьми и сама сфотографируй нас всех вместе». Смеется: «Нет! Этим я не занимусь», — вновь смех. Чувство юмора проявляется у Агаши и в другие моменты. Например, у нее болит спина, днем с трудом разгибалась после наклона. Над этим она с юмором подтрунивает: «Как старушка!»
Перед сном разговариваем с Агашей о возможности выхода в «мир». «Это-то нельзя. Выходить обратно из пустыни-то запрещено!». Рассказывает историю из своих книг о жене Лота, которая только оглянулась из пустыни в мир, и тут же превратилась в соляный столб, который будет стоять до «второго пришествия». Спрашиваю: «Тятя-то уже старенький, если случится несчастье, что делать будешь?» — «Не знаю!» — отвечает задумчиво. Подумала, подумала и раза три повторила: «Ерофей говорит — тятя тебя переживет». «А ты с тятей о переходе в какую-нибудь глухую деревню не говорила?» — «С ним лучше таких разговоров не заводить», — ответила она задумчиво убежденно и больше ничего объяснять не стала.
10 декабря. Утром на горе в кедровнике лает собака. Откуда? Ничего не можем понять. Лыковы на это никак не реагируют. Спрашиваем Агашу. Отвечает: «Сова». Оказывается, что сова может подражать некоторым голосам, и Лыковым это прекрасно известно.
Начинается утро обычно. Мы делаем зарядку, умываемся, Лыковы — молятся вперемешку с хлопотами по хозяйству. Эльвира Викторовна потрясенно рассказывает, что вечером, когда легли спать, Агаша долго-долго гладила ее по лицу и шее. Видно, много накопилось в этой женщине нерастраченного тепла и нежности, тоски по сердечному человеческому общению.
После завтрака все вещи собраны, рюкзаки упакованы. Ждем вертолет. Оставляю Агаше ценные для нее батарейки от фонарика, даю последние медицинские наставления, уточняю что, когда и как применять из оставленных препаратов. Уверен, что Агаша все запомнит точно и сделает правильно. Карп Иосифович сожалеет, что сейчас они «бедные» и «дать в гостинец-то нечего». Но все же получаем, как мы ни отказывались, по нескольку вареных картофелин, репку, по ломтю хлеба, а моим девочкам — небольшой узелочек с кедровыми орехами. Видно, что Агаша расстроена, не хочет с нами расставаться. Карп Иосифович тоже волнуется, возбужден, напоследок все старается рассказать нам еще какую-нибудь очередную историю из своей жизни или из святых книг. «Вот послушайте, что я вам расскажу!» — и начинается очередная история.
Вдруг слышим звук вертолета. Выскакиваем из избы. Да, приближается маленькая стрекоза — МИ-2. Но почему так высоко идет? И почему МИ-2, а не МИ-8? Стоим, задрав головы в небо. Вот вертолет прошел высоко над нами и не сделав круга, как мы предварительно договаривались, улетел в сторону р. Еринат. Круг над нами должен был быть сигналом к тому, чтобы мы быстро выходили на косу р. Абакан, куда вертолет прилетит после разгрузки у геологов на Каире. Но куда он улетел сейчас? К каким-нибудь охотникам, сбросить им продукты и забрать пушнину? Возьмет ли нас на обратном пути? Стоим в недоумении. Все же решаем спускаться на косу Абакана. Прощаемся с гостеприимными хозяевами. Слышим от Карпа Иосифовича: «Спаси вас Бог! Передавайте привет знакомым и всем людям!». Агаша молча печальными глазами смотрит на нас. Берем рюкзаки, выходим из избы. Карп Иосифович стоит у порога, накинув на плечи и голову теплую «лапатину». Агаша семенит за нами через поляну к спуску с горы. У спуска останавливаемся. «Будь здорова, Агаша, не болей!» В волнении Агаша что-то невнятное шепчет, а в глазах слезы. Без слов ясно, что она чувствует и что хочет сказать. Начинаем спуск. Агаша за нами. Вдруг она спохватывается: «Посох-то!» — и, стремительно развернувшись, почти бегом устремляется назад к избе. Через несколько мгновений возвращается с тремя посохами и вручает каждому из нас. Говорим сердечное спасибо. Агаша держит Эльвиру Викторовну за руки, что-то лопочет, а затем обнимает и прижимает к себе. Слезы катятся у нее из глаз. Чувства выплеснулись через край и все религиозные догмы отступили. Волна жалости и сочувствия к этому заблудившемуся и такому одинокому в жизни человеку охватывает нас. В волнении начинаем спуск. Агаша недвижно стоит, а губы ее что-то шепчут. Вероятно, молит Бога, чтобы он защитил нас от всех напастей в пути. Несколько раз оглядываюсь и машу Агаше рукой — не горюй, добрый человек! Жизнь еще не кончается. Уверен, что ты еще выйдешь в мир к людям и будешь счастлива. Во всяком случае, очень хочется в это верить.
Спуск очень крутой, ноги скользят. Торопимся быстрее выскочить к Абакану. Эльвира Викторовна трижды срывается и катится кубарем. Но все обходится благополучно. Вот где нам пригодились посохи Агаши! Без них было бы просто убийство. Но что это? Звук вертолета? А мы еще в глухом лесу и нас не видно. С усиленной энергией рванули вниз. Через несколько минут вылетели на берег Абакана прямо к «пироге» Лыковых. А ведь нам надо было выйти значительно ниже.
Где-то мы не заметили поворота тропы вправо, и теперь оказалось, что идти по тонкому льду Абакана со сплошными промоинами невозможно, а вдоль берега непроходимая чаща и завалы. Нужно возвращаться по тропе и найти поворот вправо. Тяжело дышим, лица все потные. А звук вертолета исчез. Где он? Быстро идем назад по тропе. Минут через 10 находим сворот и по едва различимой под снегом тропке спешим к Абакану. Крутой спуск уже кончился, но снегу стало больше. Затрудняет путь и густой кустарник. Вновь слышим звук вертолета, это придает нам силы, и вскоре мы выскакиваем к Абакану в месте впадения в него правого ручья. Вертолета нигде не слышно и не видно. Вероятно, он где-то за горами и в любой момент он может появиться. Нужно спешить на косу, до которой еще километра полтора по тропке, вьющейся по прибрежному лесу. Мои спутники, идущие в телогрейках, обливаются потом. Эльвира Викторовна сильно устала.
Решаем, что я иду вперед, чтобы быстрее выскочить на косу, а там вертолетчики уже должны меня заметить. С ожесточением пробиваюсь сквозь густой кустарник. Ветки так и наровят уколоть прямо в глаз, больно хлещут по лицу. Но вот и коса. Перехожу на нее по тонкому льду протоки и в изнеможении опускаюсь на колодину, заброшенную сюда в половодье. Пятьдесят минут гонки изрядно вымотали.
Кругом красотища! Яркое солнце залило каньон Абакана, снег искрится и режет глаза. Разлита тишина и кажется, что все замерло в этом сиянии солнца, света и снега. Постепенно напряжение спадает, неподвижно сижу, подставив лицо теплому горному солнцу. Тепло, наверное, всего 12–15 градусов ниже нуля. На рюкзаке и унтах в лучах солнца даже подтаивает снег. Монотонно журчит Абакан на перекате у скалы противоположного берега реки. Вдалеке на снегу четко виден след какого-то крупного животного, переходившего Абакан по льду.
Минут через 15 появляются мои спутники. Устраиваемся на середине косы. Находим длинный шест, прикрепляем к нему красный шарф и втыкаем его вертикально в снег, чтобы вертолет сразу заметил. Из наносов в середине косы натаскивает материал для костра. Сушняк вспыхивает и вскоре от костра пышет жаром. После гонки по тропе нестерпимо хочется пить. Набираю в эмалированную кружку снегу. Ставлю на костер и вскоре можно утолить жажду вкуснейшей снеговой водой. Ну, а то, что кружка из белой превратилась в черную — не беда!
Минут через 30–40 с верховьев Абакана слышен тонкий писк вертолета и вот из-за вершины он появляется — МИ-2. Идет высоко-высоко по каньону реки. Усиленно машем руками и даже кричим, как будто нас могут услышать. «Стрекоза» уходит в сторону Каира, и мы вновь остаемся в звенящем безмолвии. Что делать? Ждать? Может вернутся вертолетчики из Каира за нами? Или самим идти на Каир? Но ведь Абакан в сплошных промоинах, а мы без резиновых сапог. Пройдем ли? А главное — если мы уйдем, а вертолет прилетит? Будет очень не удобно — зря гоняли машину.
Ждем, ждем, но кругом одна тишина. Эльвира Викторовна и Лев Степанович уходят вниз — проверить, можно ли идти по льду. Вскоре возвращаются и сообщают, что местами можно по льду перейти реку. Уже около двух часов дня. Нужно что-то немедленно решать, а то если идти на Каир, то может не хватить светлого времени. Возвращаться к Лыковым и вновь ночевать там, на грязном и холодном полу не хочется. Решаем рискнуть и идти на Каир. Риск действительно есть — если кто-то искупается, то это будет не очень-то хорошо. А если где-нибудь на середине или в конце пути мы не сможем перейти Абакан, то вернуться к Лыковым уже не сможем — не хватит светлого времени. А оставаться на ночь в тайге, не имея даже топора, перспектива не из приятных.
Сомнения в сторону, дорогу осилит идущий. В путь! Быстро разогреваемся на ходу. Идем по местам, которые я уже не раз видел летом и осенью. Но сейчас все выглядит по-другому. Кругом белый цвет снега, лед Абакана прозрачно-зеленоватый, а там где наледи и интенсивно зеленый. Жаль, что нет цветной фотопленки, чтобы запечатлеть эти удивительные краски. На снегу вначале лишь редкие следы зайца и, вероятно, соболя. Но чем дальше идем, тем больше автографов обитателей тайги на снегу. И вот в том месте, где горы от реки отодвигаются и слева плоская равнина, покрытая молоденьким леском, уже множество следов, пересекающих друг друга. Вот в направлении к реке протопал, глубоко проваливаясь в снег, марал. А вот, прямой, как по линейке, след лесы. Множество заячьих отпечатков. И вдруг холодок пробегает по спине, вижу отчетливые, идущие в направлении нашего движения следы волка. Не очень-то хотелось бы безоружным людям встретиться в этом белом безмолвии с волчьей стаей.
Идем, то по берегу, то по льду. Лед припорошен снежком, и идти по нему значительно легче, чем по берегу, заваленному снегом на 40–50 см. В общем, довольно легко обходим полыньи, находим переходы через реку. Только в одном месте было не очень приятно. Слева выше по течению реки отвесная скала, справа внизу такая же скала, обойти по берегу их нельзя. Между этими скалами нужно перейти на другой берег реки. Но у скал чистая вода, а между ними большущая промоина со стремительным течением. Только посередине этого участка имеется небольшая ледовая перемычка шириной 5–7 метров. И это единственная «переправа» на тот берег. Осторожно перебираемся по этому ледовому мостику через реку, стараясь не думать, что если лед обломится, то, попав в эту стремительно летящую струю воды, через несколько секунд ты уже окажешься подо льдом и никакие силы тебя не спасут. Но все обходится благополучно — мы уже на другом берегу.
Медленно, но верно приближаются горы Каира. Выдохлись изрядно и, приостановившись на припорошенном льду реки, с наслаждением поглощаем те картошины, что дала нам Агаша в дорогу. Сил прибавляется и снова в путь. Слышен шум самолета, прилетевшего на Каир. Торопимся, может, успеем с ним улететь. Лев Степанович вырвался вперед. Входим в лес, который не далеко от аэродрома геологов, и видим и слышим, как самолет уже улетает. Не успели! Интересно, успел ли Лев Степанович? Выходим через несколько минут на аэродром и видим, что на поле стоит еще один самолет, а возле него Лев Степанович машет нам руками. Из последних сил рванули к самолету. Сразу загружаемся и через 3–5 минут мы в воздухе.
Горы четко прослеживаются, сверкая белоснежными вершинами на заходящем солнце. В одном месте вижу, как на границе леса и снегов стоит, задрав голову, косуля, провожая наш самолет взглядом. Чем ближе к Таштыпу, тем все более заиндевелым становится лес внизу. Чувствуется, что мороз здесь побольше.
В разговоре с летчиками выясняется, что если бы мы не успели на их самолет, то они должны были сбросить у избы Лыковых вымпел с запиской начальника партии для нас. Читаем эту записку: «Товарищ Черепанов! Вам следует выйти на Каир в виду отсутствия керосина для вертолетов 10.XII.». Выходит, мы сделали правильно, когда не стали дожидаться вертолета, а положились больше на свои собственные ноги.
Вот и Таштып. Ночуем в гостинице лесхоза, вечером баня у одной из сотрудниц. Мороз за тридцать.
11 декабря. Были на приеме у первого секретаря райкома партии Кажинакова. Обещал построить Лыковым баню. С Львом Степановичем выступили в школе с рассказом о житье-бытье Лыковых и по профориентации. Я рассказал ребятам о нашем институте, правилах приема и о своей профессии анестезиолога-реаниматолога. Потом с председателем райисполкома на его «Волге» доехали до железнодорожного вокзала в г. Абакане. В разговоре по дороге он также пообещал помочь Лыковым с постройкой бани. Поездом выехали в Красноярск.
12 декабря. Мы дома. Экспедиция благополучно завершилась. Еще одна яркая страничка жизни перевернута, но воспоминания о ней останутся надолго.
Глава третья
К Лыковым по тревоге!
4 августа 1986 года. Сегодня пятый день как прооперировали мою младшую дочь Валеру (флегмонозный аппендицит с местным перитонитом). Днюем и ночуем с женой в больнице, благо оба в отпуске. На часок заехал домой, чтобы сварить Валере курицу и суп. Сразу звонок из Абазы от Николая Пролецкого. Сообщает, что через геологов получил письмо от Агафьи, где она пишет, что тятя упал и повредил ногу, ходить совсем не может. Агафья просит разыскать меня, чтобы я приехал и помог. Что делать? Ведь уехать от Валеры сейчас я не могу — она еще тяжелая и возможны различные осложнения. Но, по словам Николая, особой срочности нет. Договариваемся, что я выеду, как только станет лучше Валере. В последующие дни встречаюсь с начальником санитарно-врачебной службы железной дороге М.В. Явися и прошу его командировать со мной врача-травматолога. Охотно идет на встречу, даже звонит в дорожную больницу г. Абакана и просит главного врача помочь нам с доставкой в п. Таштып. Восьмого августа Валере сняли швы, привожу ее домой.
11 августа. На поезде отправляемся в Абакан. Состав экспедиции: врач-травматолог Вадим Иванович Тимашков, дочь Светлана и я.
12 августа. На перроне в Абакане встречает главный врач дорожной больницы ст. Абакан Голдобин Владимир Анатольевич. Он предоставляет в наше распоряжение «Москвича» и мы сразу уезжаем в Абазу. Через два с половиной часа мы уже в Абазе. Полчаса ищем улицу Чайковского, дом N 4, где живет Н. П. Пролецкий. Странно, но в этом маленьком городишке никто не знает улицы Чайковского. Наконец, исколесив почти всю Абазу, находим нужную улицу и дом. Нас радушно встречает жена Николая — Анна Михайловна. Сам он на работе. Едем к нему, он отпрашивается с работы, и мы отправляемся в ГРП (геологоразведочную партию) к начальнику партии Сергею Петровичу Черепанову. Мы, естественно, стремимся как можно быстрее добраться до Лыковых и, глядя на яркое Абазинское солнышко, надеемся сделать это уже сегодня. Однако Сергей Петрович разочаровывает нас, сообщая, что на террасе в Каир погода сегодня не летная. Дает «добро» на вылет завтра. В беседе высказывает, как и в прошлый наш приезд, ряд резких отрицательных суждений о Лыкове («старый тунеядец», «лучше бы он умер поскорей» и прочее). Похоже, что он не очень-то стремится поскорее доставить врачей к больному человеку. От разговора остается неприятный осадок.
После вкусного обеда, приготовленного Анной Михайловной, объезжаем магазины — покупаем хлеб и подарки Агаше и Карпу Иосифовичу. Зная хозяйственные нужды Лыковых, приобретаем эмалированный ковшик, алюминиевые ложки, полотенца, тесьму и др. Остаток дня проводим на берегу Абакана, вспучившегося от недавно прошедших обильных дождей. Светлана и дочка Пролецкого — Тамара набрали красивых камушков, есть даже с прожилками «золота» (пирита). Вечером рассматриваем фотографии, сделанные Николаем у Лыковых. Есть просто замечательные, художественные снимки. Мы уже знаем, что через несколько дней после нашего предыдущего посещения Лыковых зимой 1986 года, Агаша ездила в гости к своим родственникам в село Киленское Кемеровской области. Выясняем подробности у Николая, ведь он встречал ее в Таштыпе, когда она возвращалась из гостей. Николай рассказывает и показывает сделанные им в эту встречу снимки. Непривычно видеть Агашу в пальто с меховым воротником, одолженном поварихой геологов на поездку. Особенно забавен снимок, фиксирующий посадку Агаши в самолет.
Василий Михайлович Песков просил Пролецкого описать все, что он знает о поездке Агаши к Анисиму и другим родственникам в Киленское. Николай все добросовестно описал и послал Пескову. С интересом читаю копию этих записок. Много интересных моментов. Например, Агафью очень удивили размеры универмага в Абазе. Она все повторяла: «Экая хоромина, экая хоромина!». Как истинная женщина, долго разглядывала себя в большое зеркало. На хрусталь не обратила никакого внимания, а из всего множества вещей выбрала только оцинкованный таз, чтобы было где «крестить иконы». Садясь в «Жигули», хотела забраться на сидение с ногами. Вероятно, не очень просто ей было решить и другую проблему в аэропорту. Рассказывают, что когда в аэропорту она ходила в общественный туалет, то оттуда женщины выскакивали с хохотом. Железнодорожный вагон она называла «домом на колесах». Интересно, что в общении с множеством людей Агафья совсем не потерялась и не растерялась. Случилось так, что в поезде ей встретился один из знакомых рабочих геологической партии. И, конечно, через пять минут весь вагон знал, что с ними едет Лыкова. В купе набилось много народу и на Агафью посыпалось множество вопросов. При этом она ни сколько не растерялась, начала бойко отвечать, а затем сама взяла инициативу в руки и с юмором стала рассказывать какие-то истории.
Особое внимание я обратил на то, что, будучи в гостях в Киленском, Агаша сильно болела, лечили ее в бане (парили, натирали пихтовым маслом). Баня понравилась, мылась и парилась с удовольствием. После приезда в свой «Тупик» очень сильно и долго болела, даже чуть не умерла. Это вновь наводит на мысль о несостоятельности иммунитета Лыковых.
13 августа. В 6 часов подъем, завтрак, сборы и в 7 часов на машине Николая выезжаем в Таштып на аэродром. Холодно, около 10 °C, всю ночь шел дождь, небо в тучах. Утро «загораем» на аэродроме — погода не летная, временами дождь. Так прошел и весь день. Вечером возвращаемся в Абазу под «крылышко» Анны Михайловны Пролецкой.
14 августа. Как и в предыдущий день в 7 часов выезжаем в Таштып. Погода сегодня не плохая. В горах и на перевале солнце, но после спуска у Таштыпа сплошной туман. На аэродроме пообещали летную погоду после того, как рассеется туман. Начальник аэродрома сначала пообещал отправить нас на Каир первым самолетом, затем вторым, а позже — вертолетом до косы возле Лыковых. Учитывая высокий уровень воды в Абакане, что, вероятно, сделает невозможным путь пешком от Каира до Лыковых, последний вариант нас больше всего устраивал. Самое главное в этом случае медицинская помощь Лыкову будет оказана быстрее.