За день погода несколько раз менялась. Было солнце палящее, было пасмурно, а к вечеру надвинулись тучи и громыхнул гром, полил дождь. Вечером после дождя похолодало, небо прояснилось и покрылось ярчайшими звездами. Развели большой яркий костер. Сидя у него Агаша вновь повторила все перипетии своего перехода на новое место жительства. К 12 часам ночи из-за восточной горы выкатилась огромная яркая луна.
1 августа. Утро росистое, яркое. В половине девятого из-за горы выплеснулось солнце и сразу четкие краски летнего таежного утра сделались размытыми, восточная и Туй-дайская горы подернулись синеватой дымкой. Еринат с шумом несет свои воды, создавая беспрерывный звуковой фон, переливаясь бурунами на камнях и шиверах. Вода в нем еще несколько уменьшилась, но далека от привычного уровня.
Сегодня рабочий день. Сначала валим лес, который прикрывает избу с юга и юго-запада. Подрубаем ствол со стороны, в которую нужно свалить, а затем подпиливаем с противоположной чуть выше. При этом длинными шестами направляем, спиливаемый ствол в нужном направлении. Одна большая береза, падая, зацепилась за кедр, и мы не можем ее никак сдвинуть. Несколько мужчин стоят в раздумье. Что делать? Решаем, что нужно залезть на соседний кедр и накинуть веревку на березу, чтобы потом стащить в сторону. Но подошедшая Агаша мягко, со смехом, отвергает наш план: «Нужно петелькой, петелькой!» Вмиг в ее руках появляется толстая веревка, через петлю пропускается конец веревки и на стволе образуется веревочное кольцо. Это кольцо с двух сторон подталкивается вверх шестами и вскоре оно уже высоко на стволе. Осталось взяться за веревку и дружно дернуть в нужном направлении. Так сложная для нас проблема вмиг была решена Агафьей самым простым способом. «Тятя эдак всегда делал».
Свалив несколько деревьев, переходим к более жизненно важной для Агаши проблеме. Дело в том, что зимой в избе сильно промерзал потолок, потому что на чердаке почти не была засыпана земля. Вот это и нужно сделать сегодня — Агаше одной это не осилить. Ведь землю нужно сначала выкопать из сильно каменистой и проросшей корнями деревьев почвы, а затем поднять на потолок. Всеми силами наваливаемся на эту работу, распределив обязанности: кто копает землю кайлом, кто рубит корни топором, кто нагребает в ведро, подает на верх, принимает и утрамбовывает на потолке. Мы с Ольгой Ивановной работаем наверху. Нужно заделать все пазы и насыпать не слишком толстым слоем землю. К обеду половина крыши засыпана. Агафья принимает работу с улыбкой, говорит: «Добре, добре!». Это нужно понимать так, что качество работы ее удовлетворяет. Выдохлись мы изрядно. Теперь — мыться на Еринат, благо день солнечный и жаркий, и за обеденный стол, где нас ждет невообразимо вкусный суп, приготовленный Валентиной Кирилловной и Светланкой.
Сразу после обеда опять за работу. Через час верх избы полностью утеплен. Теперь нужно доделать начатые уже завалинки. Изрядно намаявшись и натаскавшись ведер с землей, присели передохнуть тут же на завалинке. Агаша, которая тоже принимала активное участие в возведении завалинки, с улыбкой вновь вспоминает свою, отнюдь не легкую, жизнь и тяжелые болезни. Приятно услышать положительную оценку нашего участия в ее судьбе. Агаша говорит: «Ежели бы не Игорь Павлович, то еще той-то зимой (позапрошлой) было бы совсем худо или убралась бы (умерла). Все же помогло то, что Игорь Павлович советовал. Принимала редьку с медом, багульник, прогревающий пластырь, мази. А этой-то зимой и таблетки. С рукой опять же помог. Жалко, что когда Наталья болела, не знали мы такого, может, и поправилась бы». Эти высказывания, конечно, свидетельствует о тех больших изменениях в мировоззрении Агаши, которые произошли со времен первой встречи с «мирскими» людьми.
Продолжая разговор о своей болезни зимой, Агафья говорит: «Погляжу в зеркало — старуха» (да и сейчас еще она выглядит похудевшей). «На спине спать не могла — задыхалась, верец (можжевельник) принимала». Агафья вновь четко проводит мысль о связи своего заболевания с посещением поселка геологов, об опасности общения с больными, кашляющими и чихающими: «Больных-то опасаться надо». Случались у Агафьи и небольшие травмы. При этом она использовала противоожоговую, эритромициновую и цинковую мази, оставленные нами.
Пытаемся убедить Агафью, что не нужно так много в огороде убиваться — люди помогут. В ответ слышим: «Лани после вас ни единого не было. Каирских ни одного человека не было. Анисим и Ерофей ни одного дня ни ночевали (после похорон), а я была шибко больная, на Каире-то три дня они были, могли бы пожить и помочь (с обидой в голосе). Песков тоже ни в чем не помог». Далее выясняется, что В. М. Песков настраивал Агафью против Льва Степановича, говорил: «Ежели снимать будет, да с кинокамерой, то не принимай совсем».
Светит солнышко, мы с удовольствием представляем ему свои лица и руки. Спрашиваю Агафью: «Загораешь ли ты на солнце?» Отвечает: «Без рубахи-то я никогда не хожу. Кто ночует без рубахи — эпитимья!».
Вновь пытаемся выяснить, как Агафья смотрит на переезд с Ерината. В ответ на мой вопрос о переезде и жизни в Кызильском монастыре, Агафья начинает издалека. «Анна Лукьяновна (живет в Киленском) правила (лечила) меня и сказала, что в монастыре многочувственники, не единогласные, и она ушла оттуда». Поэтому Агафья не знает, сможет ли жить в монастыре. Выходит, что эта возможность для нее тоже не подходит. «У Анисима вера подходит, но тятя сказал туда не ходить, не разрешил. Надо такого человека, чтобы сюда приехал — дак и все, чтоб без развороту», — заключает Агафья. И далее: «Если бы Линковы не наседали с верой своей, то можно с ними жить, только молиться отдельно. Я молилась бы в маленькой (избушке), работать можно вместе, а питаться раздельно».
Далее Агафья вспоминает своих умерших родственников, уточняет, что Дмитрий умер в 39 лет, Саввин в 48, а Наталья в 46. Спрашиваю: «Агаша, какие у тебя запасы пропитания на зиму?». Выясняется, что запас муки составляет два куля, один привез Иван Васильевич Тропин, а другой племянник Анисима. «На год не издержать. Для одной ведер 20 (картошки) посадила бы, одной-то мне куда более», — говорит Агафья. Попутно выясняется, что иногда, в основном летом, Агафья пьет козье молоко, даже угощала меня и Светлану. Из молока делала творог на Пасху. Хранится этот творог в берестяном туеске и, естественно, не в холодильнике — это вызывает у меня большие опасения — возможно пищевое отравление. На молочной сыворотке Агафья заводит так же тесто для сухарей. Агафья отмечает и пользу яиц, привозил их Борис Васильевич, пила их сырыми — «это помогало, становится легче (когда болела)». Имеются у Агафьи небольшие запасы высушенного маральего мяса. Вероятно, в знак особого расположения, дала кусочек его попробовать Светлане. Когда было заготовлено это мясо, осталось неясным.
Из разговора в реальную жизнь нас возвращает Агафья: «Заваленку сегодня доделать надо, завтра праздник — святого Ильи день, работать нельзя». Через некоторое время заваленка полностью доделана. Однако физическая нагрузка всеми нами переносится неважно, отмечается утомляемость, слабость, чувство «невесомости», одышка. Измерил артериальное давление и пульс — ни у кого нормальных показателей не оказалось.
Вечером удивительно тепло, небо заморочило. Похоже, что погода может испортиться. Ночь тихая, теплая. Не спится. В четвертом часу ночи небо прояснилось, появилась луна, под ее лучами Еринат шумит «серебром». Очарование ночи за окном и ровный шум реки убаюкивают, навевают какие-то диковинные сны.
2 августа. Против ожиданий утро солнечное и теплое. Вода в Еринате светлеет, появляется зеленоватый оттенок, уровень медленно снижается. С утра сборы в дорогу, возможно, сегодня, как договаривались, прилетит вертолет. Вновь провожу медицинский осмотр членов экспедиции. После ночного отдыха показатели артериального давления, пульса и самочувствия несколько улучшаются. У Агафьи все показатели прежние. Оставляю ей бинты, эуфиллин, анальгин, ампиокс, бисептол и другие лекарства, травы и мази. Даю подробный инструктаж к применению лекарств и записываю это в специальную тетрадку, приготовленную Агашей. Конечно, записи мои кратки и примитивны: анальгин — при болях и жаре, эуфиллин — при одышке и удушье, ампиокс — при болях в горле, при кашле и жаре, бисептол — при расстройствах желудка и кишечника. Еще раз обговариваем возможные различные варианты болезни и что, когда делать и принимать.
Устроили генеральную уборку в избе. Скоблили и мыли полы, вытрясали одежду, одеяла, маральи шкуры. «Избу-то изгоили», — с удовлетворением констатирует Агаша. Это, очевидно, нужно понимать как «вымыли, сделали чистой». Приготовил пробирки для взятия крови на анализы у Агафьи. Конечно, спросил у нее разрешения на взятие анализов, пояснив, что в этот раз заранее я их брать не буду, а только тогда, когда прилетит вертолет, чтобы быстрее доставить в лабораторию и чтобы они не успели испортиться при длительном хранении. «Эдак, эдак!» — кивает головой Агаша.
Со Светланкой выкопали и поместили в полиэтиленовые мешки с мокрыми тряпками четыре маленьких кедра. Увезем с собой, может быть, они приживутся на даче или на могиле мамы. Кстати, Агафья называет полиэтилен «светлой тканью».
До обеда ходили к «поворотной» скале, что не далеко от поселения Агафьи вверх по Еринату. Река с остервенением ударяет в лоб скалы и под прямым углом поворачивает на восток. У скалы сильнейший «прижим», туда прибило три большущих кедра, вывороченных паводком с корнями. Один кедр висит на скале в полутора метрах от воды — значит, это был уровень паводка. Лев Степанович, Аркадий Сергеевич и Александр Матвеевич пытаются увековечить этот красивейший уголок первозданной природы, делая фотоснимки с различных точек. Уже 12 часов 30 минут, а вертолета нет.
После обеда Аркадию Сергеевичу приходит в голову мысль взять в качестве сувенира о нашем пребывании на Еринате срез кедра. Все загорелись этой идеей — из бревна, лежащего возле костра, спиливаем тонкие срезы, а Агаша на этих срезах фломастером выводит автограф: «От Адама лета 7496 писала Агафия на Еринате». Мне на срезе написана охранительная грамота: «Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй мя грешного. Писала Агафия Карповна Лыкова от Адама лета 7496 на Еринате Игорю Павловичу». А еще по собственной инициативе Агаша на отдельном листе пишет мне самую сильную по ее словам молитву от всех напастей: «О вспетая мати рождишая всех святых святейшее слово нынешнее приношение приемши от всякиа напасти избави всех и грядущая изыми муки вопиющиати. Аллилуйа. Писала Агафия 20 июля от Адама лета 7496». На срезе кедра, подписанного Агафьей я насчитал 155 годовых колец и на обратной стороне подписал: «Кедр с Берега Агафьи. Комплексная экспедиция июль-август 1988 года», — и попросил всех членов экспедиции расписаться на нем. Далее мы попробовали сделать срез из березы, и оказалось, что писать на нем значительно легче. В результате и Светлана получила свой сувенир: «Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй мя грешную. Писала Агафья от Адама лета 7496 Светлане».
Днем жарко, душно, парит. К вечеру значительно похолодало, начало натягивать тучи. Когда стемнело, пошли сполохи. Костер горит ярко, стреляя во все стороны из сырых поленьев кедра искрами. Все сидят у костра, Агаша с нами. Настроение у всех лирическое. Поем. Даже дочь, вечно стеснительная, и та распелась, правда вполголоса. Агаша с удовольствием слушает, но сама не поет. Но потянул ветер, нависли черные тучи, и пролился крупный дождь. Пришлось разбегаться от костра.
3 августа. Утро переменно-солнечное, затем небо все более затягивает. Завтрак. Агаша со смехом и юмором рассказывает, какими травами, растениями и грибами они питались в прежние годы, как не раз травились ими. Таким методом проб и ошибок они отбирали «едовые» и «не едовые» растения, находили способы их обработки (вымачивание в ручье, высушивание, варка). Называется много трав и растений (борщевник, решетники и др.), использовали в еду даже кору березы. Кстати, по словам Агафьи, если бересту разделить надвое, то ее можно использовать как бумагу, а писать хорошо соком черники. Для тех членов экспедиции, которые приехали к ней первый раз, Агафья подробно поясняет предназначение и устройство лестовки, сделанной ею из рыбьих позвонков и используемой во время молитв.
Перенимаем у Агафьи искусство делать из бересты туески и чумашки. Валентина Кирилловна собирает причудливые корни и делает из них забавные фигурки. Мы со Светланой тоже увлеклись этим, пошли лазить по берегу Ерината, собирать намытые водой сучья. Набрали и красивых камушков. Потом из одного корневища сделали волка, распластавшегося в прыжке.
После обеда работали — пилили дрова, копали глину и сверху засыпали ею завалинки. Вся эта работа осуществляется при активном участии и под руководством хозяйки. Теперь Агафьи будет тепло, полностью засыпан потолок и сделаны круговые завалинки. Как только мы закончили эту работу, то полил очень сильный слепой дождь. Серебряные нити проецируются на зеленые горы и реку — очень красиво.
Вертолета все нет. Все намеченные исследования уже сделаны, люди маются в безделии. Ольга Ивановна настаивает, чтобы идти к геологам пешком на аэродром, мне тоже не сидится, но идти — это нереально. Слишком большая вода в реке и нам ее, конечно, не перейти. А ведь путь не близкий, более 20 км и несколько раз нужно перебредать реку. Так что, остается ждать у моря погоды, а скорее всего, милости начальника геологической партии Сергея Петровича Черепанова. Если учесть предшествующий крутой разговор в райкоме партии по поводу «хозрасчета», то эта милость снизойдет на нас еще не скоро. Впрочем, может быть, в этом отношении я не прав. Вполне вероятно, что ожидаемые нами вертолеты работают на ликвидации последствий затопления Абазы, Таштыпа и других деревень. Возможно, что там сейчас не до нас.
Продукты наши подходят к концу, хорошо, что есть Агашина картошка, да грибы в лесу. На ужин — картошка с тушенкой и грибами. Такая еда на свежем таежном воздухе — просто объедение. Но не успеваем мы приняться за нее, как с верховьев Ерината накатил дождь. Однако он так же внезапно кончился, как и начался. Из-за западной горы высветило солнце, и сразу с противоположной стороны между восточной и Туй-Дайскими горами повисла ярчайшая радуга, а над ней еще одна, но более слабой окраски. Эта радуга-дуга, соединила вершины двух гор. Причем, левый конец радуги был до горы, а правый уходил за гору. Яркость ее была необыкновенной! Чтобы не мешали деревья рассматривать эту красоту, мы бросились на Еринат, а там, с косы, вся радуга целиком предстала перед нами, но левый ее конец отодвинулся за восточную гору. Минут десять мы любовались этим захватывающим зрелищем. А как только вернулись к костру, как бы в продолжение сеанса Прекрасного, перед нами выступила темно-коричневая белка со своими цирковыми номерами, перелетающая с дерева на дерево.
Вертолет так сегодня и не прилетел. После дождей вода в Еринате вновь начала подниматься. Со второй половины дня и весь вечер заедает мошка, приходится использовать диметилфталат.
Я каждый день веду наблюдение за самочувствием и здоровьем не только Агафьи, но и членов экспедиции. Замечаю, что через двое суток бесплодного ожидания вертолета разговоры и дискуссии у костра между участниками экспедиции иногда выходят за «дипломатические» рамки. Негативизм, как правило, вызывают суждения одного человека, пытающегося навязать всем свою точку зрения, часто далеко не бесспорную. Но, вероятно, дало не только в личных симпатиях или антипатиях. Люди истомились ожиданием и, конечно, нервничают. Кроме того, на настроении и самочувствии сказываются местные условия — среднегорье, резкие перепады температуры и атмосферного давления. Все члены экспедиции отмечают в первые дни повышенную утомляемость, слабость, головокружения, одышку. А тут еще заедает мошка. Только к пятым суткам состояние несколько улучшается.
Вечером у костра Агаша с мягким юмором рассказывает про свои злоключения с козами. Два месяца мучалась с новорожденным козленком. Держала его в избе потому, что он был очень слабенький, ничего не ел, мерз. «Хуже, чем с маленьким ребенком, никак-то не отойдешь, ни днем, ни ночью. С рук не сходил — такой вертушок был», — рассказывает Агафья. «Один раз (козленок) все нарушил, измесил, даже налой (где стоят иконы). Сжевал веревку и давай куралесить по избе. Свалил стол, ноги загрузил в посуду — испоганил, напиться-то нечем стало. Тогда уже стала крепко на привязи держать. Большой козел очень бодучий, не справиться, пришлось строить стайку с загородкой. В речку (Сок-су) все время ходила за кормом (сено, сухая картошка, зерно)», — продолжает свой рассказ Агафья. Конечно, все эти заботы с уже многочисленными козами непосильны Агаше и мы советуем не держать их столько, а забить осенью. Соглашается, но еще не решила, кого «персонально». Видя, с какой лаской, поглаживая и разговаривая с козами, Агафья относится к этим существам, нам понятно, что принять решение о забое коз Агафье очень тяжело. Ведь козы стали членами ее семьи, единственными с кем можно переброситься словом за долгие месяцы одиночества. Но в то же время и самой Агафье совершенно понятно, что для ее здоровья содержание и прокорм коз может стать дороже, чем польза от редкого приема молока. Ведь долгие голодные зимние месяцы козы вообще не дают молока, да и летом, похоже, Агафья еще не научилась «раздаивать» их. Во всяком случае, за время нашего пребывания Агафья только один раз доила козу.
Рассказ про коз и другие нелегкие моменты своей жизни временами скрашиваются улыбкой и смехом Агафьи. Неистощим ее юмор и жизнелюбие. Однако перед тем, как разойтись от костра спать, Агаша тихим, скорбным голосом доверительно говорит моей дочери Светлане: «Ты-то сегодня с тятей спать будешь, а у меня ни тяти, ни мамы, никого нет — совсем осиротела». Наверное, и для этого отшельника тайги ничего нет страшнее одиночества. А Светланка, поделившаяся со мной этими словами Агафьи, долго ворочается, не может уснуть, а во сне всхлипывает. Похоже, что ее, как и меня, слова Агафьи потрясли своей безысходностью, и сострадание и жалость затопили душу.
4 августа. С половины ночи моросит дождь. Утром все горы затянуты, сеет мелкий дождик, висит жидкий туман-пелена. Погода к 9 часам не улучшается и пока, конечно, не летная. Все отсыпаются. У костра только Лев Степанович, Агаша и я, ведем беседу. Агаша рассказывает, как в довоенные годы притесняли за веру, не давали справлять религиозные праздники и обряды, разъединяли насильно даже родных сестер и братьев. «Многие церкви были порушены», — эти сведения Агафья, наверное, знает со слов своих родителей. «Тяте-то пожить еще надо было, еще дрова пилил, но не берегся, не одевался (в холод), дрова (бревна) тяжело с пашни таскал, к избе тянет. Говорила ему: не по годам таскаш», — переводит разговор Агафья на больную для нее тему и, отвергая предположения В. М. Пескова, высказанные в «Комсомольской правде», о том, что дед умер от старости. «Как раньше жили на одной картошке, так ведер сто надо на одного (человека), а с семенами, так поболе», — продолжает разговор Агафья на волнующие ее темы. «Нынче горох (плохой) — скоту (а не на еду людям). Ему (гороху) вёдро (солнечно) надо, а все холодно, да дожди. Может, осенью солнышко будет», — говорит Агафья, расчесывая волосы деревянным гребешком, подаренным родственниками из Киленского. Заметив мой интерес к гребешку, Агафья констатирует: «Ранее-то делали из рога коровьего».
Постепенно лагерь просыпается, и к костру подтягиваются остальные члены нашей экспедиции. Неожиданно завязывается беседа о загробной жизни, а книги Мунди «Жизнь после жизни». Валентина Кирилловна рассказала сон о своей смерти. Она превратилась в белую птицу, парила над своим телом, землей, пролетала над очень красивыми цветными лесами, озером, морем. Потом появился туннель со светом впереди и неодолимая сила начала затягивать в него. Примерно, такое описание дают и люди, побывавшие на том свете, в книги Мунди. Валентин Кирилловна рассказала и о своих ощущениях, когда она тяжело болела и уже умирала: «Хотелось прислонить голову, нарастающий гул, погружение, а потом выныривание откуда-то». Я попробовал дать этим явлением, возникающим во время умирания, объяснения с точки зрения современной науки об оживлении (реаниматологии). По данным основателя реаниматологии в нашей стране и в мире академика В. А. Неговского, схожие у различных народов впечатления при умирании или оживлении, могут быть объяснены не мистическими, а вполне материальными причинами, особым устройством различных отделов головного мозга, воспринимающих звуковые, световые и другие ощущения. Агафья с удивлением слушает наши споры о том, есть ли, нет ли загробной жизни. Для нее нет никаких сомнений, что настоящая жизнь начинается на небесах, к ней надо готовиться и вести праведный образ жизни здесь, на земле.
Сооружаем навес над столом у костра, устраиваемся капитально. Идет дождь и надежды на вертолет минимальны, хотя облачность довольно высокая. Мошка и москиты свирепствуют с утра и непогодь, вероятно, затянется. Вода в Еринате светлеет, хотя уровень не падает. Агаша говорит, что мутная вода в реке не характерна для паводков. Помутнение воды в настоящее время она объясняет тем, что где-то вверху размыло глину, возможно, возник оползень: «Земляные хляби разверзаются».
Постепенно день разгуливается, тучки и туман растягивает, появляются голубые дыры на небе, проглядывает солнце. Идем на речку мыться и стираться. Помылись в Еринате и немного позагорали. К середине дня погода солнечная и теплая, правда, жары нет. Белки рады окончанию дождя, разыгрались и забавляют нас.
Долгий разговор с Агафьей в избе один на один о прошедшей жизни. Многое уже повторяется (о травах, о болезнях, забавных и тяжелых ситуациях), но мелькают и новые интересные детали быта Лыковых. Рассказала, что в этих местах водятся клещи. Особенно их много весной до появления листвы на деревьях. Много раз они впивались в Лыковых, но клещевым энцефалитом они, судя по всему, не болели. «Болезнь-то страшная!» — говорит Агаша, очевидно зная это по рассказам близких. Артериальное давление сегодня у Агафьи 115/70 мм рт. ст., пульс 70 ударов в минуту.
В середине дня по просьбе Агафьи спилили пять огромных берез на склоне горы, которые затеняли огород. Завтра из них будем заготавливать веники для корма коз на зиму.
К вечеру значительно похолодало. В 20 часов стало ясно, что вертолета сегодня не будет. На ужин деликатес — вкуснейшая лыковская картошка в мундирах. Агаша угощает своим еще горячим хлебом. Качество его уже совсем другое, не чувствуется примеси картошки и он очень даже вкусный.
На ночь Агаша «ограждает» крестом все углы и дверь избы. Впрочем, она это делает каждый вечер. Спим спокойно.
5 августа. Утро дождливое. Настроение кислое. Иду к реке умыться и встряхнуться. Возле лабаза на кедре резвятся две белки и, оказывается, небольшой дождь им не помеха. При моем подходе две любопытные мордочки вытянулись ко мне. Сидят совсем близко, непринужденно, даже не прячутся за ствол. Видно, совсем не боятся человека. Да и кому их здесь пугать?
У меня отрастает борода. Спрашиваю Светлану: «Бриться?» — «Конечно, с бородой не красивый». Агафья мягко возражает: «С бородой-то лучше». И далее выясняется: «Если християнин, ежели прийдется, поест с блудолицим (бритым), то после этого грех нужно замаливать шесть недель. А ежели сбрить бороду, то совсем негодно! Потом нужно отростить бороду, читать Иесусову молитву „Правило“ по лестовке сто поклонов и так шесть недель и более до полугода. Вот когда зимой-то смешалась я (принимала мирские лекарства), то потом шесть недель молилась». Одним из самых больших грехов Агафья считает самоубийство: «Негодно, ст-ра-ш-но! Христианская вера это порицает».
Заводим разговор о строительстве и необходимости бани у Агафьи. «Оно бы и нужна, зимой-то вымыться надо», — отвечает Агафья. Сейчас Агафья раз в месяц моется летом в лесу, а зимой уже греет воду и моется в маленькой избушечке, после того, как протопит ее. Сделать из этой избушки баню, по словам Агафьи, «не подходит», потому что в избе иконы стоят, да и «приходят-то» (имеется ввиду, что приходят люди и в ней останавливаются). Наверное, тлеет в Агафье надежда, что кто-то еще придет на постоянное место жительство и ему там доведется жить, пока не выяснится, что он одной веры и можно будет молиться и жить вместе, в одной избе. Агаша жалеет, что Каирские «начальники» никак не пустили к ним жить Павла Некрасова, который приходил к Лыковым в один из наших приездов. «Ерофей тоже Павла не пустил», — говорит Агафья и добавляет: «Геологи добуривают последние скважины (какие слова уже знает Агафья!) и потом уйдут, то ли осенью или весною, не знаю. Близко никого боле (не будет)».
На вопрос: «Почему не спишь на гобчике? У печки-то теплее», — Агафья отвечает: «Неловко-то, на нем тятя убрался (умер)». Спрашиваю: «Правда ли, что вы раньше спали на коленках? (бытует такое мнение)». Отвечает: «Спать-то кого наспишь на коленях (смеется). Не годиться эдак спать, окрепнешь (занемеет все) (вновь смех). Мало что напридумают (смех)».
Агаша много рассказывает о привычках и повадках соболя, росомахи, марала. Удивительны ее знания мельчайших деталей, огромен объем наблюдений. Однако, как ни интересны рассказы Агафьи, нужно заняться делом. До трех часов дня вяжем веники со срубленных берез. Устали изрядно, у некоторых даже поднялось артериальное давление и участился пульс. Веников для кормления коз навязали немало, но Агаша разочаровала: «На неделю или чуть более».
У Валентины Кирилловны рождается идея создать в Хакасском музее отдел Лыковых. Обсуждаем разные стороны этой проблемы. Думаю, недостатка в экспонатах — обуви, одежды и прочего — не будет. Нужно только разрешение Агафьи просмотреть ее завалы из ненужного хлама в сенцах и на чердаке. Наверное, так много экспонатов, которые еще не унесли пришлые люди на сувениры.
Выясняется, что еще семь лет назад Агафья писала письмо в Тувинский женский монастырь матушке Максимиле, которая по возрасту чуть старше Агафьи. Письмо передавала Василиса, мать Федора Колабина, который сейчас живет на Казыре. В письме Агафья приглашала матушек к себе на житье и они как будто были согласны. Однако, когда Ромашов (о нем я уже упоминал раньше) поссорился с Лыковыми, то был в монастыре и наговорил матушкам, что Лыковы молятся «трехперстием», и тогда Максимила не приехала. Сейчас Агафья с Борисом Васильевичем Романцевым из Алтайской экспедиции отправила письмо и посылку с книгой к Максимиле. Приглашает ее приехать и с надеждой ждет ответа. По словам Агафьи, вера у них совпадает. Когда-то мама Агаши жила две недели в монастыре в Ашпанаке в Алтайском крае вместе с матушками, которые сейчас перебрались в Тувинский монастырь на малом Енисее. Агафья не знает дошло ли ее предыдущее письмо Максимиле, поэтому сегодня вновь пишет ей и просит приехать. Линковым Агаша тоже написала письмо, приглашает приехать «для помощи, дров опилить». «Жить вместе-то нельзя — крещены в церкви, миром мазаны», — говорит Агаша. Поясняет она и то, что, оказывается, Николай Алексеевич не является ее родственником. «Миром мазаны», — говорит Агафья. Письма она передала Льву Степановичу для передачи по адресу.
Агаша уточняет, что ее деда звали Иосиф Ефимович, значит отчество ее отца Иосифович, а не Осипович, как некоторые говорят и пишут в газетах. Оказывается, у Карпа Иосифовича есть племянник Геннадий Асаков, который сейчас живет на Украине. Один раз он приезжал к Лыковым в «северную» избу. В Таштыпе у Геннадия живет тетка.
Наши запасы пищи истощаются, и обед сегодня уже из ботвы свеклы и зеленого лука с огорода Агаши. Хорошо еще, что тушенка у нас есть. Агаша, видя наши затруднения, выделила нам картошки и спекла хлеб. Из создавшейся ситуации чувствую неловкость — Агашу мы не должны объедать, но она с такой радостью и сердечностью предлагает нам помощь, что отказать мы тоже не можем.
В шестом часу вечера погода начала портиться, подул ветер, а в семь часов начал накрапывать дождь. Вечером особенно сильно ест гнус. Временами идет дождь. В связи с этим переделываем стол и навес над ним. Естественно, что досок для этого нам никто не запас. Поэтому Агаша учит нас, как из ствола кедра сделать эти доски. По срезу намечается топором линия раскола, затем в нее загоняются деревянные клинья, и бревно расщепляется на доски, которые, конечно, требуют еще дополнительной обработки. При этом Агафьин глаз безошибочно выбирает нужное бревнышко, намечает линию раскола — руки быстро и четко делают свое дело. Просто удивительно, как она все мастерски делает, и какая у нее приспособляемость к автономной жизни в тайге. Раз поглядев, как Агафья проделывает эти манипуляции, стараемся дальше обойтись своими силами. Это у нас получается, конечно же, не так ловко и Агаша мягко над нами подтрунивает.
Во время этой работы, как, впрочем, и по любому другому поводу, один наш товарищ поучает, что нужно делать, в резкой форме пытается навязать свою, часто крайне спорную, точку зрения. Всем это уже надоело и нервирует. Уже несколько раз Ольга Ивановна и Александр Матвеевич высказали свое возмущение. Вот и сейчас, когда я стал обрабатывать топором отщепленную доску, он попытался вырвать у меня топор: «Это не так надо! Дайте-ка, я покажу, как надо!». И даже я возмутился. Являясь дилетантом по многим вопросам, он считает свою точку зрения «последней истиной» во всем. Пришлось достаточно настойчиво отпарировать: «Мы тоже кое-что умеем делать и не всегда нужно, чтобы все было точно по-Вашему!» Он молча отошел, но глаза были до жути злые. Целый вечер он не разговаривал, и выражение лица не менялось в лучшую сторону. Два дня назад он изложил нам свою точку зрения на фашизм. Главное, сказал он, что фашизм пытается переделать человека на свой лад, навязывает свою волю. По этому поводу возникает невольная аналогия, когда наш товарищ, не считаясь ни с кем и даже не прислушиваясь к мнению других, жестко гнет свою линию и утверждает свои «истины». Впрочем, проводя аналогию с фашизмом, я, конечно, погорячился. Даже Валентина Кирилловна получает от него инструкции, как и что ей писать, какие сюжеты использовать. И это по хакасской-то культуре?!