«Иван Васильевич! А как можно объяснить такое необычное поведение волка? Его дружбу с собакой? То, что он не тронул коз?» — спрашиваем мы. — «Не знаю! Не встречал подобного. А коз „своих“ он бы все равно зарезал, когда жрать стало бы нечего. Козы для Агафьи одна маята, да приманка для зверя. Шерсть она не использует. Мясо — так легче привезти свежее, даже еще не ободранную козу. Гробиться только на этих коз!» — в запальчивости закончил Тропин.
Беседа наша затянулась до полуночи. Агаша изголодалась по общению и выкладывает все свои очень невеселые новости, вначале серьезно и с напряженным лицом, потом она постепенно оттаивает и временами даже появляется чувство юмора. Это уже лучше! Значит, есть надежда, что она выйдет из тяжелого психологического стресса. А пока нужно поправлять и ее физическое состояние. Дал Агаше нитроксолин, т. к. у нее явно есть явления дефлорационного цистита и пиелонефрита. Для устранения дисфункции желудочно-кишечного тракта пригодился фистал. Агаша перекрестилась и уже без долгих раздумий, как раньше, приняла таблетки. Убедившись, что необычных реакций на эти лекарства у Агаши не возникло, засыпаю под мерный звук Агафьиных молитв.
Перед сном Иван Васильевич позвал Агашу к себе на гобчик (лавка) у печки, где раньше спал Карп Иосифович, а сейчас на правах хозяина — он. Она покорно пошла, но сильно боялась, как она потом призналась, чтобы еще «не коснулся». Ночью лаяла собака. Наверное, серые разбойники рыскают не так далеко.
9 марта. Утро начинается как обычно. Агаша молится, временами прерывая молитву на хлопоты по хозяйству. У Ивана Васильевича, вероятно, потребности в молитвах нет. Во всяком случае, я что-то не заметил, чтобы он молился. Мы нехотя разминаем натруженные вчера мышцы и кости.
Утром было 10 градусов мороза, к 15 часам потеплело до 4-х градусов тепла. Сначала переменная облачность, потом все больше голубого неба. Солнце яркое, снег белый-белый сверкает. С крыши легкая капель. На наших резиновых сапогах тает снег. Солнышко припекает лицо, с удовольствием и блаженством подставляю его по-весеннему теплым лучам.
После завтрака занялись делом. Валим по указанию Агаши деревья, которые затеняют «ограду», пилим дрова. Прибили термометр на избу, обучили Агашу, как надо определять градусы тепла и холода. Для надежности, чтобы она не спутала, у верха термометра надписали на стене «Тепло», внизу — «холод». Она быстро все сообразила и четко сказала, сколько градусов сейчас на термометре.
Как и в каждый приезд, разбираем с Агашей привезенные медикаменты, бинты, мази. Поясняю и записываю в специальную тетрадку, заведенную Агафьей, какие лекарства и когда принимать. Провел медицинский осмотр Агафьи и Тропина. Вид у Агафьи сегодня получше, она успокоилась и повеселела. Сразу же сообщила, что после таблеток чувствует себя «получше», а расстройства желудочно-кишечного тракта и мочеиспускания почти исчезли. Артериальное давление у Агафьи, как раньше, нормальное — 120/70 мм рт. ст., а вот пульс частит — 90 ударов в минуту. Сама Агаша отмечает, что «сердце бьется». Тоны сердца ясные, чистые, шумов нет. В легких каких-либо изменений не найдено.
У Ивана Васильевича артериальное давление 155/100 мм рт. ст., пульс ритмичный 56 ударов в минуту. Выслушивается грубый систолический шум на аорте и митральном клапане. В легких дыхание везикулярное, несколько ослабленное справа под лопаткой, там же небольшое количество застойных хрипов. Других признаков декомпенсации кровообращения, несмотря на наличие порока сердца, не определяется. В беседе выясняется, что впервые порок сердца у Ивана Васильевича был обнаружен еще в возрасте 15 лет. Но с этим пороком он исходил всю тайгу, служил в погранвойсках, переносил огромные физические нагрузки и никогда на сердце не жаловался. Подтверждение тому, что и сейчас, в возрасте 64 лет, он хорошо переносит нагрузки, мы получили в этот же день. По каким-то своим нуждам он сходил на лыжах за 4 часа (!) в старую избу на горной речке Сок-су и вернулся назад. Нам когда-то на это потребовалось около 10 часов, правда, летом и пешком. По возвращении пульс у него был 120 ударов в минуту. После короткого отдыха он спокойно занялся другими делами по хозяйству. Вот что значат условия жизни и постоянная тренированность!
Пока Иван Васильевич ходил на старую избу, Агаша вновь рассказывала нам все недавние перипетии своей жизни, вспоминала о прошлом. Она высказывает тревогу о «зачатии». Как всегда она по-детски непосредственна и откровенна, излагает все «открытым текстом». «В эти дни должно прийти, так нет. Не знаю, ежели из-за болезни или что страшное приключилось. Очень страшно! Ежели зачатие будет, так голодом преставлюсь (умру), да и только. Ежели тятя живой-то был, такого бы не случилось. Он не допустил бы такого никогда! Он говорил, что года-то твои большие, ежели зачатие будет — не разродишься». Понятно, что возможная беременность и роды могут быть осложненными и тяжелыми, не исключено, что если уж это случится, то на голод идти не надо, а вот поближе к людям переселиться нужно, т. к. необходимо наблюдение и помощь врачей. Обсуждаем возможные варианты переселения с Ерината. Однако ничего определенного по этому поводу Агафья не сказала, и что у нее в голове, так и осталось не ясно.
Рассказывая о Иване Васильевиче, Агаша не называет своего мужа по имени, а говорит «он». «Сила-то в нем большая. Берет меня на руки и переносит с моей лежанки к себе», — рассказывает Агаша. «Его не поймешь: то ли шутит, то ли от правды. Может и обмануть, а то начнет материться». В этом безликом «он» чувствуется отчуждение.
Спрашиваем: «Агаша! А может, на Ивана Васильевича заявить в милицию?» — «Это-то уже зачем? Приезжать он все равно приедет. Летом-то он будет работать на Каире». — «Значит, ты не хочешь, чтобы его наказали?» — уточняем мы. «Это-то уж лучше не делать. Это-то негодно! Милиция только дознается, сразу возьмутся. Лучше промолчать с милицией-то. Во чо!» В этом вся добрая душа Агаши, готовая все простить.
«Агаша! Кто страшней — зверь или человек?» — «Вот это-то грех (имеется в виду — с Иваном Васильевичем), так страшнее!» — отвечает Агаша, а сама смеется. — «Агаша! А какая у тебя будет теперь фамилия? Лыкова или Тропина?» — «Никого не знаю. Не знаю теперь, как будет» — грустно-серьезно говорит Агафья и сразу, переходя на юмор, со смехом добавляет: «Пусть он теперь будет Лыковым!».
Каждый раз, когда Агафья рассказывает о своем прошлом, выявляются интересные подробности и детали. Некоторые из них говорят о наблюдательности и образности мышления Агафьи. Например, говоря о неприятностях, доставляемых им медведями, Агаша замечает: «Медведя иголками хотели порушить (подбрасывали приманку с иголками внутри). Не порушили! Только худой стал. По тропе-то идет — землю не продавливает. Легкий!».
Выясняется также, что Агафья плохо переносит шум. Она говорит, что от шума в дизельной у геологов, и в самолете при поездке в Киленское, у нее болела голова.
Со смехом и юмором Агаша рассказывает о приезжавшей к ней с Сергеем Петровичем Черепановым женщине из Москвы, которая раньше высылала ей посылки с мукой и прочим содержимым, и которая собиралась переселиться на Еринат. «В письмах все спрашивала, какая нужна мебель. Приехала, походила кругом и все охала: „Как живешь, как живешь?“ А о мебели больше не поминала. Не осталась, улетела с Сергеем Петровичем. Странная такая», — повествует Агаша.
Вечерние наши «заседания» вновь идут у ярко пылающего костра. Все, в том числе и Иван Васильевич, активно участвуют в разговоре. Идет разговор заинтересованных людей, довольных взаимным общением. Иван Васильевич, слушая подробные рассказы Агафьи с перечислением имен, дат, событий своей, родственников и знакомых жизни (в том числе и его — Ивана Васильевича жизни), с удивлением и восхищением говорит: «У Агафьи память жуткая. Я такой еще не видел. Все помнит наизусть!» Спрашиваю у Агафьи, что ей известно о нашем первом проводнике Николае, который привел нас к Лыковым в 1980 году. «А это Николай-то Георгиевич Сычев? (цепкая память Агафьи вновь четко сработала). Его-то слыху не стало, ничего о ём не знаем».
От Ивана Васильевича узнаем о зверях, обитающих в этих местах, о том как различить их следы на снегу, о их повадках, методах ловли и охоты, о многих других интересных подробностях таежной жизни. Неожиданно узнаем и простой рецепт приготовления самогона на костре. Сначала делают «закваску» из пшеницы или ржи и сахара. Это стоит несколько дней в тепле. Затем ведро с данным содержимым ставят на костер. Предварительно в ведро устанавливают большую миску и сверху на нее большую кастрюлю со льдом, так, чтобы она перекрыла выход из ведра. На костре жидкость испаряется, конденсируется на холодном дне кастрюли и падает каплями в миску. Вскоре чистейший первач готов. Просто и эффективно! По словам Ивана Васильевича, за час можно получить две кружки дьявольского зелья.
10 марта. В пять часов утра Иван Васильевич позвал Агафью к себе. Она очень не хотела, всячески отговаривалась, но он был настойчив. Встал, подошел к Агафье и заставил перейти к нему. Агаша выговаривала ему: «Просила тебя жить как брат и сестра, а ты принудил. Страх, что получилось!» Став невольным свидетелем, я с самого начала слышал их разговор. Первым его начал Иван Васильевич, позвал Агашу к себе, а когда она упрекала его, то он спокойно заявил: «Ты же первая со мной заговорила. Сама звала!». Рассердившись на домогания Ивана Васильевича, Агафья твердо говорит ему: «Езжай с письмом к Максимиле (в монастырь на Енисее). Вот тебе мой приказ!» Твердый «лыковский» характер сказывается. Агафья уповает на то, что Матушка Максимила может к ней приехать, ввести ее в монашеский чин и изменить ее жизнь в лучшую сторону. Агафья говорит: «Когда накрываются (входят в чин) — единому Богу нарекутся». Это надо понимать так, что, приняв иноческий чин, можно от всего мирского отказаться, отречься от всей родни, мужа можно не слушаться, т. к. он теряет право повелевать женой.
Утро тихое, солнечное. Сверкают в белом безмолвии снежные вершины! Семь градусов мороза. Постепенно небо затягивается, день блекнет. По летоисчислению Агафьи идет 7497 год.
Иван Васильевич после завтрака ушел проверять расставленные капканы и посмотреть, где находятся волки. Дружок с охотником не пошел. Зачем идти, если у избушки еще валяются остатки мяса задранной маралухи, а бока распухли от жира. Да, видно, в этой дворняжке и не заложены охотничьи инстинкты сибирских лаек.
Мы беседуем с Агашей. Она рассказывает нам, как по Уставу и Святкам определять числа и дни недели. Лев Степанович, пытаясь понять летоисчисление, просит Агашу подробно рассказать об этом и даже включает запись на магнитофон. Но Агаша смеется: «Тут надо грамотному быть! Так ничего не понять. Ничего тут не записать (на пленку). Ничего тут не поймете!» — мягко подтрунивает она над нами.
Лев Степанович учит Агафью читать «Слово о полку Игореве», обращает ее внимание, где и как нужно делать паузы. Агаша начинает читать и точно-точно все воспроизводит, а паузы и интервалы у нее получаются еще точнее, чем у Льва Степановича. Явно ощущается тонкий музыкальный слух у таежной отшельницы. Записав на пленку чтение Агафьи, Лев Степанович включил магнитофон на воспроизведение. Агаша слушала, слушала да затем рассмеялась прикрывая рот платком. Спрашиваем: «Узнаешь?» Ничего не отвечает, только застенчиво смеется, хотя по глазам видно, что узнала свой голос. Лев Степанович хотел подарить Агафье привезенное «Слово», но она отказалась: «Нам-то это не надо». Тогда по предложению нашего писателя, Агафья подписала мне эту книгу: «Игорю Павловичу Назарову дватсать четвертаго февраля от Адама лета 7497 писала Агафия Карповна Лыкова на Еринате».
На дворе залаял Дружок, я вышел из избы. Никого не видно, ни людей, ни волков. Но козы ведут себя очень настороженно, беспокоятся, хотя кругом самая мирная обстановка. Тишина, только изредка слышны тоненькие голоса птичек. Яркий снег, солнышко, из трубы хижины вьется синий дым. Совсем близко с севера-востока слышно периодическое карканье вороны. Вдалеке ей вторит еще одна ворона. Где-то на другой стороне реки затрещала кедровка. Что их беспокоит? А вот далеко окрест разлилась барабанная дробь дятла, как звук там-тама в африканских джунглях. Далеко-далеко ответил слитым перестуком дятел. Тайга живет, обитатели ее переговариваются, передают нужную им информацию. Интересно, а почему вчера за весь день не было слышно ни одного дятла? А сегодня их много. Дружок и козы продолжают настороженно смотреть вверх на пашню. «Может, марала чуют или волка. Ворон-то все над скотиной вьется!» — комментирует происходящее Агафья.
Покончив с неотложными хозяйскими хлопотами, Агаша засела писать письмо Максимиле в Енисейский монастырь. Очевидно, не очень веря в то, что Иван Васильевич доставит ее послание Максимиле, она решила написать еще одно письмо и просит переслать его Льва Степановича. Через полчаса старательной работы с красным и синим фломастером письмо готово. «Агаша! Письмо можно прочесть или в нем секреты?» — спрашиваем мы. «Секретов-то нет. Читайте!» — смеется Агаша. Письмо написано старославянскими буквами, без знаков препинания, но смысл его вполне понятен. «Господи Иисусе Христе сыне божий помилуй нас. Аминь! Письмо на Туву от Агафьи к вообще живущим с вами. Кланяюсь вам от лица и до сырой земли и желаю вам от господа Бога доброго здоровиа и душевного спасения, в жизни благополучия. Сообщаю о себе, о своей жизни. Жива пока, но в великой теперь заботе. Неутешимая скорбь. Жила с божею помощью, жила одна, вся мысль была у меня только к Богу. Но теперь дело очень получилось, для спасения душевного великого препятствия получилось. День и ношь в великой печали живу и о вас каждый день споминаю. Господь привев, чтобы получить от вас йиноческий чин. Прошу вашего прощения. Простите меня многогрешную за великое прегрешение, что по великой неволи мне пришлось выйти жамуж за Ивана Васильевича Тропина матушки Евстолье родной племянник и Анисиму племянник сродной, Анисим мне зять. За Анисимом на сестры двоюродны и вот такое дело. Но и Лев Степанович, который летом был у вас, и он и теперь обо мне в великой заботе. Но еще Максимиля посылаю тебе ниский трехкратный поклон, не оставте меня Христа ради. Ко мне приехать прошу вас получить от вас иноческий чин и с вами чтобы мне дожить. Не оставте меня в этой скорби. Но ещё Максимиля, когда поедешь бери с собой, что необходимо по иноческому уставу, старчество и прочее, что нужно для вас и для меня по иночески. Пока простите меня Христа ради и вас Бог простит. Жду вас на житье».
Написав письмо Максимиле, Агаша вновь возвращается к мысли, что хорошо было бы, если бы на житье к ней приехали и Линковы. Вскоре письмо-приглашение готово и для них: «Господи Иисусу Христе сыне божий помилуй нас. Аминь! Месяца февраля 24 день. С ниским поклоном Агафия Карповна Николе Алексеевичу и супруге твоей Матрене. Кланяюсь вам по нискому поклону от лица и до сырой земли и желаю вам от господа Бога добраго здоровиа и душевного спасения в жизни и благополучия. Сообщаю о своей жизни. С вашими молитвы пока в живых, слава Богу хранима Богом и добрые люди пока грешную не забыли меня. Лев Степанович с Игорем Павловичем очень беспокоятся за меня. Были летом они у меня и вот второй раз приехали, не оставили меня в великой скорби и болезни. И впереди они будут за меня беспокоится и переживать будут за меня. И вот с ними пишу письмо со Львом Степановичем отправляю и посылаю вам по нискому поклону. Если у вас Николай Алексеевич есть желание ко мне суда приехать на житье, милости просим приезжайте скорей спешне, как только если получите мое письмо и чтобы Великим постом Господь дал вам помощи приехать к Пасхе Христовой суда ко мне и мене чтобы вас дождать благополучно. Нонче картошки у меня слава Богу много, на весну и на лето нам хватит — Господь пропитает. Но впереди, если приедете, что вам нужно взять с собой привести берите сразу, чтобы нарась приехать вам на ветолете наместо. Простите меня Христа там за одно письмо адин человек мне велел написать, что не приглашай. А пока простите меня и вас Бог простит. Жду вас на житье».
Как явствует из писем, Агафья никуда не собирается выезжать с Ерината, а напротив, приглашает людей к себе. Желая вернуть себе былую независимость, душевное равновесие и спокойствие, замолить великий грех, она решила уйти из-под опеки мужа путем принятия иноческого чина. Что-то из этого получится?
Около 12 часов дня встали на лыжи и пошли с Николаем Петровичем через Еринат верх по руслу Туйдая. Мы еще не разу там не были и, конечно, нам интересно глянуть на те места. Сразу натыкаемся на множество следов зайцев. Кое-где попадаются и волчьи. Устье реки широкое с множеством занесенных в паводок огромных и перемеленных водой и скалами деревьев. Постепенно устье начинает сужаться. Яркое солнце слепит глаза. Тепло, наверное, близко к нулю.
Вскоре натыкаемся на крупный след росомахи, идущий прямо в каньон. Через полчаса подходим к высоченным «Щекам», из которых вырывается река. Сейчас река усмирена зимними морозами, течет под прикрытием белого покрывала. Углубляемся в каменный каньон. Дальше ширина его всего 15–30 метров. Скалы отвесно стоят близко-близко, а вверх уходят на десятки и даже сотни метров. Каменный коридор идет с поворотами, с наклонами, с нависающими над тобой огромными горными глыбами. Кое-где в скале вода выдолбила темные, таинственные гроты. На отвесных скалах на малюсеньких прилавочках, уцепившись красными корнями, обнимая камни, растут кедры. Местами на отвесах замечаем буро-зеленые резные листья каменного зверобоя.
Идем дальше по огромному следу росомахи, такому большому, что временами кажется, что это медвежий. Река пробила горы не по прямой, а с многочисленными поворотами. Кажется, что за очередным поворотом откроется еще что-то более таинственное или прямо на нас, мягко пружиня по снегу, выйдет огромная полосатая кошечка.
Горы все выше, а просвет все уже — метров 8–10. Каменный мешок, а ты — малюсенькая точка на его дне. Под ногами река, укрытая толстым льдом. Временами ее чуть слышно, она еле журчит. А иногда на камнях и быстринах тонкий лед, и тогда она несется со скоростью и звуком курьерского поезда. Представляю, что здесь делается в паводок! Не хотелось бы мне попасть в этот поток. Красота вокруг немыслимая! Отвесы, водопады ледяные различных цветов и оттенков, от голубого до желтого, причудливые скалы с фигурами и ликами святых. Описать это просто невозможно. Нужно видеть! Потрясенные, часто замираем в изумлении. Здесь же надо снимать фильм, чтобы все люди могли потом ахнуть от восхищения потрясающей красотой Природы! Такой ошеломляющей, дикой красоты природы я, много исходивший по нашим чудным Саянам, что-то и не припомню. Хорошо, что у Николая Петровича фотоаппарат, и мы сможем унести с собой частицу этого неповторимого мира.
Скалы начинают снижаться, но поворот следует за поворотом, и хотя пора возвращаться, каждый раз все хочется за него заглянуть. Воздух стал теплее, снег рыхлый, просвет среди скал впереди ниже, в каньон попадает больше солнца. Пора поворачивать назад. Пройдя метров 30 назад, оглядываюсь и не вижу Николая Петровича. Куда он мог деться среди отвесных скал? Приглядевшись, замечаю едва заметную над снежной горкой шапку своего товарища. Спешу назад. Оказывается, он провалился в наметенный среди двух огромных каменных глыб снег и не может оттуда выбраться. Хорошо еще, что внизу оказался лед, а не вода. Слава богу, целы руки и ноги, вот только фотоаппараты «по уши» забиты снегом.
Идем дальше. Вновь выше горы и ближе друг к другу скалы. Воздух в ущелье становится явно холоднее, а снег — сыпучий. Через час «двери» скал распахнулись и сквозь «щеки» мы вышли в залитое солнцем широкое заснеженное устье Туй-дая. Усталые, но счастливые от увиденной красоты и потрясенные грандиозностью, открывающегося нам мира, возвращаемся в избу Агафьи.
Иван Васильевич уже вернулся с охоты — поймал в капкан соболя, видел следы двух волков и росомахи. По его словам, волки крутятся близко от избы. Вероятно, Агафье будет не просто отстоять своих коз, да и для нее самой это соседство представляет серьезную опасность. Дружок — это не защита, глупая собака. Иван Васильевич завтра с нами собирается идти на Каир, а затем в Абазу. Агафья останется одна. Это тревожно, учитывая опасное соседство.
Вечер теплый, тихий, даже в вершинах не шумит ветер. Легенький сырой снежок. Погода такая, что уходить в избу и спать не хочется. Все завтраки и ужины идут на улице у костра на столе, сооруженном нами летом. От костра уже образовался большой круг от протаявшего до земли снега. Агаша тоже «оттаяла», повеселела, физиологические отправления нормализовались. Разговоры у костра затянулись до полуночи. Узнав, что мы завтра собираемся в обратный путь. Агафья искренно огорчилась и приуныла. А затем сказала: «Игорь Павлович, лыжи-то мои возьми себе, может, еще когда-либо зимой в гости (придете). Милости просим!».
11 марта. Утро пасмурное, теплое — 6 °C мороза. Дует ветер, у гор идет небольшой снежок. Завтракаем в хижине — на улице что-то сегодня неуютно. Короткие сборы. Спускаемся к реке, надеваем лыжи. Прощаемся с Агафьей, грустно смотрящей нам вслед. Иван Васильевич идет с нами, чтобы потом съездить в тувинский монастырь к Максимиле с письмом от Агафьи. Вернее, он идет не с нами, а ушел раньше нас, чтобы проверить расставленные капканы.
В 8 часов 50 минут встали на лыжи и двинули в обратный путь. Однако пройдя метров пятьсот поняли, что дальше так идти мы не сможем. Дело в том, что вчера с Николаем Петровичем шли по талому снегу и оставили лыжи на солнце, налипший снег на солнце превратился в капельки воды, которые ночью застыли в ворсинках камуса, и сейчас лыжи совершенно не катятся. Пришлось останавливаться и разводить костер для отогревания лыж. Так уж случилось, что костер оказался рядом с тем местом, где недавно волки расправились с маралухой. Следы недавнего волчьего, да и собачьего пиршества хотя и припорошены идущим снежком, но еще отчетливо видны.
Продолжаем путь. Проходим развилку Ерината и Курумчука, поворачиваем на запад. У займища на противоположной стороне реки на снегу безлесового подножия горы множество следов волков. И тут же, как бы подтверждая их наличие, раздается протяжный вой волка из лесочка у горы. Ему вторит другой, третий. Вначале мы даже решили, что это Иван Васильевич, который собирался подождать нас возле этого займища, разыгрывает нас, подражая вою волка. Но, приглядевшись, увидели, что свежий след Ивана Васильевича тоненькой ниточкой уже далеко ушел вниз по берегу Абакана. Значит, таежник уже далеко впереди нас.
А волки все выли вслед нам. Встречный ветер все сильнее, колючий снег режет лицо. Временами метет настоящая метель, даже близкие горы просматриваются с трудом. Порывы ветра зло бросают охапки снега в лицо, залепляют очки. Приходится с усилием, навалившись грудью на встречный ветер, продвигаться вперед. Заметно холодает. Горы завьюжены. Настоящая зима и вьюга. Лыжи почти не катятся. Налипший талый снег сейчас прихватило морозцем и идем как на наждаке. А тут еще Лев Степанович об острый край льда повредил свой сапог. Хотя дырочка и небольшая, но в очередной брод в сапог проникает холодная вода. Мокрая портянка сменена на сухую. Но ведь впереди еще десятки бродов. Как идти дальше? Но — «голь на выдумки хитра». Решаем надеть на ногу Льва Степановича целлофановый мешок, чтобы портянки и носки не промокали от воды, забравшейся в прохудившийся сапог. Так он и засовывает ногу в сапог. После очередного брода в сапоге хотя и похлюпывает вода, но ее легко вылить, а нога остается сухой. Найден вполне сносный выход из чреватого последствиями положения.
У выдающийся вперед скалы, с озерцом под ней, красоту которой в прошлое лето запечатлел на киноленту наш оператор Александр Матвеевич Губарев, на снегу прочитал надпись: «Пройдена одна 4 часть пути». Очевидно, это Иван Васильевич, идущий впереди, шлет нам своеобразное послание. Снова броды. Погода несколько теплеет, прекратился снег, слабеет ветер, но его порывы еще ощутимы. Временами сквозь мрак мутно выступает солнце. За короткое время выпало довольного много снега. По глубине лыжне после впереди идущего Льва Степановича, у которого узкие лыжи, идти на наших широких камусах трудно — они режут кромку. Сворачиваем чуть в сторону, по целине идти легче.
Через некоторое время тучи разорвало и пролилось солнце. И сразу все резко изменилось кругом. Ослепительно заискрился свежий снег, как на фотобумаге проявилось множество следов волков, росомахи, соболя, горностая и других зверей, как старых — присыпанный снегом, так местами и свежих, еще совсем «теплых».
В 11 часов 45 минут вновь наталкиваемся на надпись на снегу: «Сломал одну лыжину, в 11 часов буду тихонько двигаться. Иван».
Приближаемся к «Щекам». Наледь выше их замерзла, но в середине, где был осевший лед, промыло фарватер чистой воды. В 12 часов 20 минут достигаем «Щек». Лед между ними проело — пройти невозможно. Придется перелазить по скалам. Сняв лыжи, карабкаемся по камням и вскоре мы уже за «Щеками». Отойдя от них на несколько десятков метров, переходим на правый берег Абакана и устраиваем привал у «пироги» Лыковых — старой лодки, сейчас заваленной снегом.
Костер. Чай с накопанным из-под снега брусничником. Короткий отдых. Частично откапываем пирогу от снега — нужно сфотографировать «для истории». В 13 часов 30 минут снова в путь. Осталось еще половина пути. Продолжается сильный встречный ветер, но снега уже нет. Через 200 метров надпись на снегу: «11:45». Выходит Иван Васильевич опережает нас почти на два часа. Рядом с надписью глубоко впечатанный в мокрый снег, застывший сейчас, след крупного волка. Не упускаем случая запечатлеть его на фото.
При очередном переходе реки вброд поскользнулся и чуть не улетел в поток, но удержался. Пострадали только лыжи, которые окунул в воду. Думал, что на мокрые лыжи будет налипать снег, но камус выдержал испытание.
Часах в полутора от геологов встретили лесочек в расширяющихся горах, где было множество следов всех зверей, которые есть в этих местах — маралов, кабарги, росомахи, волков, зайцев и других. Снег буквально перетасован животными. Вероятно, здесь солончак, на который они собираются. Судя по лыжным следам, в этом богатом для охоты месте нередко бывают и геологи.
Последние 2–3 км шли по чистому льду Абакана. Ветер сдул снег и русло реки превратилось в сплошную катушку. В конце пути Николай Петрович, идущий первым, вдруг сделал крюк вправо в сторону устья Каир-су, обходя остров. Мы хотя и поняли, что можно было этот остров не обходить, а пройти напрямую к аэродрому, но за компанию потопали тем же путем. Но вот аэродром, который встречает нас красным флажком, ограничивающим взлетную дорожку, и раздутым колдунчиком на шесте.
В 16 часов 35 минут мы дома, вернее — в доме геологов. Выходит, правду говорят, что дорога домой короче. Несмотря на сильный встречный ветер, в этот раз путь пройден быстрее — за 7 часов 45 минут. А наш хозяин здешних мест, «муж» Агафьи Иван Васильевич уже давно моется в бане. А я-то думал, что как истинный таежник, он нас в пути не бросит, а, может, где-нибудь и заранее разожжет костер, и напоит умаянных городских путников горячим чаем. Но не тут-то было! И не подумал!
Подтапливаем в бане печь, накачиваем воду и идем париться. Уставшее тело, особенно плечи, болит и ноет. И баня сейчас — это блаженство! Вечер проходит в разговорах и в спорах со старшим мастером Владимиром Николаевичем о Лыковых и отношении к ним разных людей.
12 марта. Утро, теплое, идет легкий снег, горы закрыты снежной дымкой, видны только ближайшие. Ждем самолет и коротаем время в разговорах. Повариха Валентина Михайловна, узнав о «замужестве» Агафьи, сказала: «Убил он (ее). Да как можно! Такую женщину! Как она бедовала — рассказывала нам. Он пил (водку) всегда, уезжал туда и там варил брагу. Зверь! Мы-то его боялись». Замуриев Владимир Николаевич четкого мнения не высказал, но отметил: «Жила она так, пусть бы и жила».
Вскоре к нам подошел Иван Васильевич и поведал некоторые факты своей жизни. В 11 лет он стал сиротой — умер отец. Образование у него три класса. Жил на «Центральном». В августе 1943 года взят проводником к пограничникам, а в декабре этого же года призван в армию и служил в погранзаставе в Усинске. Искал дезертиров, уклоняющихся от участия в Великой Отечественной войне, по тайге. После службы в армии в 1951 году вернулся домой в Усть-Матур. Работал в сельпромхозе кассиром, завхозом, начальником на «Оде». Туда он уехал в 1953 году и проработал продавцом пять лет. В 1958 году стал завхозом Одинского лесопунктного участка, а затем председателем объединенного комитета. В 1961 году ушел в заготконтору в Верхнем Матуре (леспромхоз), затем работал 19 лет в Таштыпском лесхозе. В 1983 году работал в психиатрической больнице санитаром, а с 1985 года ушел на пенсию. Однако не отдыхал, а поступил в ГРП (геолого-разведовательная партия) и был лодочником на Волковсом участке и на речке Быстрой.
От Ивана Васильевича мы выслушали и немало «оправдательных» рассуждений об их отношениях с Агафьей. Говорит, что Агафья высказывала Ерофею мысль, что она не против Ивана Васильевича и могла бы с ним жить. Об этом Ерофей говорил, когда они с ним встречались в январе этого года. Якобы и завскладом Волковского участка Александра Наумовна также говорила об этом Ивану Васильевичу, после того, как прочла письмо, написанное Агафьей Анисиму, и советовала ему жениться на Агафье. В январе 24 числа Иван Васильевич с Черепановым (начальник ГРП) пришел к Агафье, а 25-го прилетели на вертолете Анисим с Орловым (его свояк). Агафья была здорова. Потом они все вместе ушли на Каир, а когда Иван Васильевич вернулся, она уже болела. Жаловалась на боли в спине, шее, животе и руках, не кашляла. Иван Васильевич «правил» ее: масло на живот, массаж, «пуп ставил на место», массажировал руки, ноги, поясницу. «Отпустило» дней через пять.