Небоход вскинул брови.
– Так ты ничего не знаешь?! – изумился он и переглянулся с остальными людьми. – Почему же тогда так дрался за нее?
Самир молчал. Что он мог ответить этому человеку? Как передать все, что испытал за последние дни, чему научился, что чувствовал?
Капитан дирижабля пожал плечами:
– Роза знает, где находятся земли, нетронутые Погибелью…
Значит, ее зовут Роза! Самир несколько раз повторил про себя имя девочки и пропустил часть сказанного капитаном. Тем временем небоход продолжал:
– …после убийства Всеволода отняли язык, чтобы заставить ее замолчать. Сторонники ее отца взялись…
Дальше Самир не слушал. Его клонило в сон, напала слабость.
Роза.
Самир уже знал, какую награду он попросит. И пусть только попробуют ее не дать! Разорвет в клочья, как волков!
Впервые в жизни Самир точно знал, чего он хочет: быть рядом с Розой.
Защищать ее от любых посягательств и опасностей. От угроз и боли.
Всю жизнь идти рядом с ней, нести на плечах и, если понадобится, закрывать собой, как собственного ребенка.
Ежи Тумановский
КРЫЛЬЯ ДЛЯ МОНАХА
Высокий и худой мутант оказался на редкость выносливым. Он легко протащил Брена на себе не меньше двадцати шагов, прежде чем тот сумел передавить ему горло, и продолжал бежать, демонстрируя, что по крайней мере какое‑то время может обходиться без воздуха. Вот на это Брен никак не рассчитывал.
Багровое солнце, поиздевавшись всласть над всякой тварью, живущей в бескрайних песках Пустоши, медленно ползло вниз, к горизонту. А вверх по склону старого холмовейника бодро мчался монах Брен верхом на высоком человекоподобном мутанте, изо всех сил сжимая пальцы на его жилистой шее и понимая, что доживает свои последние мгновения. Как только они окажутся на вершине, их непременно заметят из лагеря богомерзких созданий. И тогда бросай оружие монах и начинай молиться. Ни удрать, ни одолеть многочисленного врага уже не получится.
Не отпуская горло мерзопакостной твари, чтобы та не смогла заверещать, Брен зубами распустил кожаный плетеный шнурок на рукаве, потянул, высвобождая приличных размеров удавку, и ловким движением обернул ее вокруг шеи мутанта. Потом уперся ногами в костистую спину и дернулся назад, держась обеими руками за концы веревки. Несмотря на всю свою силу, выдержать такой рывок мутант не сумел. Как гигантский маятник Брен описал вокруг тела врага дугу и оказался у него под ногами, а в следующий миг мутант кубарем полетел на землю.
Оглушенный падением, он несколько биений сердца лежал неподвижно, и этого времени Брену хватило, чтобы вытащить нож, сесть мутанту на спину и вскрыть прочную хрящевую оболочку на шее. Совсем недавно, когда он неожиданно напал на тварь из засады, с одного удара пробить эту естественную защиту ему не удалось. Теперь же основные сосуды и нервные сплетения противоестественного существа были под острым зазубренным лезвием. Одно короткое движение – и мутант станет трупом, хотя после этого еще долго будет дергаться, а может, даже и ползать по склону холмовейника.
Брен готов был нанести последний удар, но убиение даже нечестивой твари нельзя свершать с тяжелым сердцем и черными мыслями. Он на всякий случай стянул ноги пленника кожаным ремнем, приподнял их, набросив еще одну петлю на шею мутанта, и забормотал очистительную молитву.
Через несколько мгновений мутант открыл затылочный глаз. Глаз в упор посмотрел на Брена, потом жутко выпучился, оценивая раскрытые пласты хрящей и тяжелое стальное лезвие в непосредственной близости от беззащитной шеи. Все эти выкрутасы Брен видел уже не раз и потому продолжал молиться, не убирая, впрочем, ладонь с рукояти ножа.
Глаз немного поморгал и снова уставился на Брена. Монах дочитал очистительную молитву и прислушался к себе. Искреннее обращение к святым угодникам должно было помочь избавиться от гнева, страха и отчаяния, которые он пережил, когда не смог завалить тварь с одного удара. И эти недостойные страсти действительно оставили в покое душу благочестивого воина церкви. Но теперь на смену им пришло сладкое чувство победы над врагом. А убить врага, торжествуя победу над ним, – серьезный грех, ведущий в объятия еще более тяжкого греха – гордыни.
Брен тяжело вздохнул и принялся бормотать усмиряющую молитву.
Гордыня всегда была для Брена ближайшим входом в сад, все тропинки которого вели прямиком в чистилище. Во всяком случае наставники в школе послушников и отец Рубин, надзирающий за молодым монахом, неоднократно накладывали на него за это самые тяжелые исправительные наказания. И хотя все деяния свои Брен совершал исключительно во славу Всевышнего, каждый раз почему‑то оказывалось, что толкала его на это нечестивая гордыня.
– Эй, монах, – пробулькал внезапно мутант, и короткая судорога прошла по его телу. – Долго там еще будешь бубнить? Хватит меня мучить – бей поскорее.
Брен в замешательстве уставился на затылочный глаз твари. Он знал, что многие мутанты умеют изъясняться по‑человечьи, но обычно это была лишь нескладная попытка вымолить пощаду – бесовская уловка богопротивного создания, желающего убедить карающий меч, что свершается великая несправедливость. А тут впервые мутант просил своего палача поторопиться.
– Ты мне не указывай, – низким хриплым голосом сказал Брен. – Когда надо будет, тогда и порешу.
– Ну, пока ты еще не зарезал мыслящее существо, надеюсь, разрешишь мне немного поболтать с тобой перед смертью? – Не дожидаясь разрешения, мутант чуть‑чуть приподнялся и выпростал из‑под себя худые, перевитые жилами руки, устраиваясь поудобнее.
– Да какое ты мыслящее? – возмутился Брен. – Попугоны на рынке тоже много болтают. Знаешь, сколько голов я свернул бесовым птицам?
Он уже собирался без затей загнать нож поглубже в открытую мякоть шеи мутанта, как вдруг тот сказал:
– Я чувствую твою тягу к небу. И это не желание слиться с твоим богом. Ты хочешь летать, верно? А ведь я мог бы тебе в этом помочь.
Рука Брена замерла на клинке. Потом он медленно вытащил лезвие ножа из‑под хрящевого панциря мутанта и спросил с подозрением:
– Ты телепат?
– Совсем немного. Я не копаюсь в чужих головах, но улавливаю, о чем думают те, кто похож на меня.
– Тогда тебя резать нельзя, – рассудительно сказал Брен.
– Нельзя, – охотно поддержал его мутант.
– Согласно уложениям о Чистоте тебя следует сжечь на костре.
– Я могу рассказать, как сделать крылья, которые смогут поднимать тебя в небо. Ненадолго, но почти в любое время. Без топлива, движков и прочих дорогих вещей. Был бы ветер. Можно я перевернусь на спину? Или хотя бы на бок? А то мне трудно дышать.
– Крылья… – медленно повторил Брен, присаживаясь перед мутантом на корточки. – И я смогу летать, как птица?
– Даже лучше, – закивал, насколько позволяла кожаная петля, мутант. – Махать руками не надо. Уставать почти не будешь. Сам понимаешь – такой секрет стоит больше, чем моя жизнь. Надо будет еще и доплатить.
– У меня в самоходе есть лишняя горючка, – светлея лицом, сообщил Брен. – Если ею тебя облить и поджечь – выйдет отличный костер.
– Хорошо, просто жизнь, – быстро сказал мутант. – Я не вру, слушай: нам потребуется двадцать шкурок, оставшихся после линьки ползунов. Это несложно добыть.
– Чего их добывать? – фыркнул Брен. – Вон в холмовейнике полно. Кстати, они наверняка неплохо горят!
– Толстая проволока, улиточный клей, самые длинные кости пылевых сурков… – Мутант говорил все более хриплым голосом и вдруг засипел, мелко тряся головой. – За… ды… хаюсь!
– Ладно, – буркнул Брен, перерезая веревку на его шее и одним движением переворачивая мутанта на спину. – Дыши, бесово отродье. Но только попробуй заорать. Сразу нож в горло – и летать будешь уже только в преисподней.
– Воды бы еще, – закатывая глаза и позволяя связать свои тонкие руки, попросил мутант. – Не бойся, не обману. Ты большую часть секрета узнал. Уже завтра сможешь сделать крылья и осуществить заветную мечту. Подумай: глоток воды за возможность летать!
Мутант угадал. Последние недели Брен действительно только и думал о небе. И за рецепт крыльев, которыми не надо махать, был готов расщедриться даже на воду. Смущала необходимость сотрудничать с богомерзкой тварюгой, но достижение любой цели требует жертв. И хотя наставник Рубин вряд ли одобрил бы такое отступление от правил, монахам‑одиночкам всегда приходилось самостоятельно принимать решения по многим вопросам. И далеко не каждый раз они строго следовали уставу Ордена.
– Дай слово, что не станешь орать, – потребовал монах. – У нас с тобой полюбовное дело выходит. Тебе – жизнь. Мне – рассказ о крыльях.
– Честное пречестное слово даю! – горячо заверил его мутант.
Брен в сомнении почесал густую бороду, повернулся и пошел к замаскированному среди развалин самоходу. Маленькая одноместная машина легко помещалась за грудой камней, а засыпанная песком, не менее легко выбиралась из него, стоило завести движок да посильнее качнуть рычаг подачи топлива.
Тонкий вибрирующий вопль раздался за спиной как раз в тот момент, когда Брен вытащил из сундучка под сиденьем кожаную флягу с водой. Этот звук монаху был знаком очень хорошо. Серьезные расхождения в наречиях не мешали почти всем мутантам звать на помощь именно таким универсальным способом. И несмотря на то что между связанной тварью и лагерем его приятелей были холмовейник и глубокая впадина, Брен не сомневался, что уже через несколько минут явится подмога. Словно желая лишить монаха последней надежды, мутант заверещал еще громче, и почти сразу издалека донеслись возбужденные вопли его сородичей.
Брен коротко ругнулся, приняв на себя грех сквернословия, и начал вытаскивать патронные сумки с подготовленными боеприпасами. Затем напился, проверил, хорошо ли снимается с креплений на самоходе тяжелый длинный нож с расширенным лезвием на конце, повесил через плечо чехол для трехзарядного ружья. Само ружье, завернутое в тряпки, было закопано рядом с передним колесом, и когда Брен вытащил его, зарядил и убрал в чехол за спину, дьявольские вопли мутантов раздавались уже гораздо ближе.
Но и монаху оставалось только оседлать свой четырехколесный самоход. Движок взревел не хуже самого громогласного мутанта и выбросил столб черного дыма. Брен дернул за рычаг, надежная машина с ревом вырвалась из песчаного плена. Окутанный столбом пыли, дыма и облаком разлетающегося песка, монах промчался мимо связанного мутанта, притормозив лишь для того, чтобы бросить ему на морду свой тяжелый плащ. Мутант снова попробовал заорать, но быстро затих: под плотной тканью, покрытой вараньей кожей, даже дышать было непросто.
Пригнувшись к рулю, Брен промчался вдоль подножия холмовейника, взлетел на пологий склон соседней высокой дюны и остановился, чтобы оценить ситуацию. В чадном дыму и клубах иловой пыли он был заметен, наверное, даже из Киева. Почти одновременно вершина холмовейника украсилась двумя дюжинами самых разных мутантов, своими уродствами похожих на страдальцев из дома последнего милосердия, что, однако, не мешало им активно двигаться и размахивать устрашающего вида оружием. Заметив одинокого монаха на самоходе, мутанты завопили на разные голоса и устремились вниз по склону, не обратив внимания на слабо подергивающийся темный монашеский плащ на песке.
Брен сунул руку за теплый ребристый радиатор, нащупал регулятор подачи топлива, повернул его, обеспечивая движку бензиновое питание на грани с обжорством, и схватился за рычаг скорости. Толпа мутантов уже почти спустилась со склона холмовейника. Раздались редкие выстрелы, вокруг засвистела картечь. Брен дернул за рычаг и отпустил педаль тормоза.
Со стороны могло показаться, что с вершины дюны выстрелил большой самопал. Машина плюнула огнем, окуталась огромным облаком дыма и рванула вперед, едва не сбросив водителя. Фонтан из песка и мелких камней из‑под колес поднялся в небо, как после скважинного взрыва. Вцепившись в руль, Брен почти лежал на своем самоходе, несущемся вниз по склону дюны.
Вихрем преодолев расстояние до соседнего холма, образованного бетонной крошкой от развалившегося здесь некогда здания, Брен снова притормозил, спрыгнул на землю, неторопливо вытащил из чехла ружье и присел за самоходом, используя сиденье как упор для рук. Самодельная трехстволка била на три сотни шагов, а до появившихся на гребне дюны мутантов было не больше двух сотен.
Выбрав в качестве первой цели толстого мутанта в обрывках шкуры панцирника, Брен вознес короткую молитву, упер приклад, обитый мягкой шкуркой пылевого сурка, в плечо, опустил мушку чуть ниже пояса широкой фигуры, размахивающей двумя кривыми топорами, и потянул за спусковую петлю. Оглушительный выстрел и мощная отдача заставили монаха привычно поморщиться. На склоне дюны толстый мутант еще некоторое время по инерции бежал вперед, потом выронил оба топора, ощупал толстыми пальцами рваную дыру в груди, широко разинул рот и рухнул, обливаясь кровью.
Мутанты взвыли так, словно большая свинцовая пуля попала в грудь каждому из них. Рассыпанным горохом вразнобой зачастили ответные выстрелы. Дурные твари и в спокойном состоянии были стрелками никудышними, а на бегу да в ярости вряд ли сумели бы попасть даже в танкер. Но искушать судьбу не стоило.
Быстро сунув ружье в чехол, Брен прыгнул в седло самохода и дернул за рычаг. Четырехколесная машина с ревом устремилась на просторы Пустоши. Позади, с яростью потрясая оружием, мчались почти все мутанты, которых Брен накануне вечером разглядывал в лагере с вершины холмовейника. Добыча заглотила наживку и для этого даже не понадобилось использовать убитого заранее мутанта. Теперь главное было не дать монстрам отказаться от мысли о преследовании и мести. Для этого краник подачи топлива следовало прикрутить, а самому разыграть небольшой спектакль.
Заметив, что, поднимаясь на склон следующей дюны, самоходная повозка резко замедлила ход и дальше покатилась судорожными рывками, мутанты перестали вопить и двинулись по хорошо видимым следам колесной машины. Спрятать такие следы в пустыне невозможно. А любой неисправный транспорт рано или поздно остановится. И тогда его хозяину не уйти от погони.
Спрятавшись в яме, заполненной легким сухим илом, Брен отчетливо слышал возбужденные переговоры мутантов, когда те проходили мимо. Теперь им предстояло долго идти, прежде чем в самоходе закончится топливо и он остановится где‑то посреди Пустоши. Мутанты осмотрят машину, поймут, что ехала она исключительно благодаря привязанному ремешком рычагу скорости, и рванут обратно, когда сообразят, что их просто обманули.
Подождав еще немного, Брен вылез из ямы, снял с лица тряпку‑фильтр и осмотрелся. Солнце прошло половину пути от зенита до горизонта, и это давало надежду, что богомерзкие твари появятся вблизи своего лагеря ближе к ночи. Уставшие и злые. Теперь следовало позаботиться о том, чтобы там их ждала чрезвычайно теплая встреча.
Бурдюк с топливом Брен оставил в яме. Кое‑какие инструменты и запас воды, предусмотрительно извлеченный из багажника под сиденьем, – тоже. Это все можно будет забрать потом, когда он пойдет по следам своего самохода, чтобы вернуться в Киев для доклада отцу Рубину. А вот ружье в чехле, патроны, однозарядный пистоль и тесак с расширенным на конце лезвием Брен взял с собой. Самым тяжелым предметом оказался мешок с порохом, но Брена не тяготил даже он. Ведь охотник на мутантов всегда должен быть во всеоружии.
К лагерю он подходил с подветренной стороны – у многих богомерзких тварей весьма острое обоняние. Сколько охранников могло остаться в лагере, он не знал. Но не особенно беспокоился на этот счет. Проведя четыре сезона в Пустоши, истребив больше трех сотен мутантов, Брен давно уверовал в то, что Всевышний оберегает его.
К удивлению Брена, лагерь оказался пуст. Немного побродив между примитивными тентами из шкур манисов, монах озабоченно осмотрелся. Обычно мутанты не бросали свои лагеря без охраны. Разве что единственный страж услышал пленника и отправился его освобождать. Брен зашагал в сторону холмовейника. Но уже через несколько шагов старая тряпка, что лежала поперек дороги, взлетела в воздух, а из‑под нее на монаха бросился мелкий, худой, как скелет, но чрезвычайно проворный и цепкий мутант.
Только благодаря обостренным инстинктам Брен успел отпрянуть и развернуться боком. Он ударил мутанта левой рукой, а когда тот вцепился в нее, как паук в муху, правой рванул с пояса пистоль. В тот же миг откуда‑то выскочила еще одна тварь и атаковала человека. Этот мутант, оказавшийся антропом, был на голову выше Брена и значительно шире в плечах. Поэтому монах не задумываясь разрядил пистоль ему в голову, а маленького мутанта со всей силы ударил о землю и навалился на него, пытаясь раздавить своей массой.
С тем же успехом он мог бы попытаться раздавить камень. Тем временем оставшийся практически без головы, но не потерявший подвижности здоровяк‑антроп добежал до места схватки, споткнулся о Брена и свалился на него.
Монаху показалось, что на нем устроили шутливую борьбу два маниса. Из полураздавленной грудной клетки вышел весь воздух. Задыхаясь под огромной тушей мутанта, Брен с трудом ворочался, пытаясь столкнуть с себя агонизирующее тело. Когда в глазах у него уже потемнело, тело антропа резко изогнулось и, лягнув напоследок Брена по ребрам, сползло на песок.
С тяжелым хрипом Брен поднялся и только тогда обнаружил, что маленький мутант, которого он безуспешно пытался раздавить своим весом, лежит с неестественно вывернутой шеей. Похоже, в пылу борьбы с антропом он случайно сломал другому противнику позвонки.
Вознеся благодарственную молитву и накрыв тела мутантов первым попавшимся тентом из шкур, Брен отправился проведать своего пленника, который и стал причиной всех последних неприятностей.
Мутант лежал в той же позе, в которой Брен его оставил, отправившись за водой. Тяжелый монашеский плащ валялся рядом – основательно повозившись, пленник все‑таки сумел от него избавиться. Увидев решительно шагающего монаха, он еще издалека принялся кричать.
– Ты, главное, не спеши! – вопил мутант. – Убивать в сердцах недостойно верного сына Ордена Чистоты! Послушай, я доскажу про крылья! Берем шкурки ползунов, натягиваем на рамку из костей и крепим к основе из проволоки…
Брен решительно перевернул пленника, сел на него и сунул нож под шейную оболочку из хрящей:
– Честное‑пречестное слово, говоришь?
– А как же костер? – жалобно взвыл пленник. – Меня же на костре надо!
– Ничего, и так сойдет, – грубо ответил Брен.
– Погоди, я тебе не все сказал, – внезапно совсем другим, спокойным голосом произнес пленник. – Недалеко от нашего лагеря уже есть почти готовые крылья. Забирай их себе, только отпусти.
– Вот как? – удивился Брен. – И что мне с ними дальше делать?
– Я покажу. И если не побоишься, научу тебя ими пользоваться.
– Хорошо, – немного помолчав, кивнул Брен. – Но учти: это твой последний шанс.
– В нашем лагере были все необходимые материалы, кроме шкурок ползунов, – сказал мутант. – Каркас уже готов. Если шкурки найдем, прямо сегодня крылья будут готовы.
И он не обманул. Пока Брен разводил костер, поджаривал для себя вяленое мясо и рылся в немудреном скарбе, пленник ловко доплел каркас из проволоки и костей. Но прошло еще немало времени, прежде чем огромные крылья, обтянутые шкурками ползунов, были полностью закончены, а мутант устало растянулся на земле.
Солнце вплотную приблизилось к горизонту, готовясь превратиться в красный пылающий диск. Поднялся ветер. В скором времени могли появиться приятели пленника, весьма раздосадованные длинной дорогой.
– Готово? – деловито спросил Брен, небрежно помахивая тесаком.
– Готово, – тяжело просипел мутант. – Можно лететь.
– Ну так чего же ты ждешь? Давай, лети. – Брен демонстративно зарядил ружье. – Но не пытайся улететь совсем. Не получится.
– Мне нужен крутой склон, – решительно заявил мутант, поднимаясь с песка.
– Так вон же, чем плох старый холмовейник? – пожал плечами Брен. – Ты ведь оттуда собирался лететь на небо? Ну вот, бери свои крылья и тащи их туда. А я тем временем главное блюдо к ужину приготовлю.
Пока мутант тащил легкую, но неудобную для переноски конструкцию на вершину холмовейника, Брен забивал порохом и заплющивал на концах металлическую трубу, которую твари накануне приволокли из развалин, чудом не обнаружив там самоход Брена. Горючий шнур и большая куча нарубленной проволоки, оставшейся после изготовления крыльев, превратили трубу в настоящую бомбу. Теперь Брен не боялся встретиться хоть со всеми мутантами Пустоши, которые к ночи успеют добраться до холма. А ночью в Пустоши боятся бродить даже самые сильные из мутантов: мутафагам ведь все равно, насколько сильна и быстра их будущая добыча.
Пленник тем временем поднялся на вершину холмовейника, помахал оттуда Брену худой рукой, взялся за рукояти из проволоки и повернулся лицом по ветру. Немного постояв, словно в нерешительности, он вдруг устремился вперед, быстро перебирая длинными ногами по уходящему вниз склону. Брену уже начало казаться, что пленник сейчас добежит до подножия, но вдруг темные крылья рванули худое тело вверх, и, точно огромная птица, мутант оторвался от земли.
Восторженно охнув, Брен задрал голову да так и замер, не веря своим глазам. Нисколько не похожая на авиетку, сделанная из подручных материалов конструкция несла на себе живого пилота и с каждой секундой только набирала высоту. Сверху до Брена долетел ликующий вопль мутанта. Брен вполне разделял восторг пленника, поэтому не сразу сообразил, что мутант что‑то кричит на своем наречии. А когда разобрал отдельные слова, быстро подбежал к яме, рядом с которой поставил самодельную бомбу, и принялся поджигать фитиль‑переноску. Судя по всему, погоня возвращалась в лагерь, и пленник с высоты уже видел не только свою свободу, но и мучительную смерть Брена. Осталось помолиться, чтобы все мутанты, жаждущие встречи с подлым монахом, ворвались в лагерь одновременно.
Запалив фитиль, Брен слегка приподнялся над краем ямы и зашевелил губами, отдавая последние секунды искренней молитве.
* * *
Отец Рубин был удивлен, но старался не подавать вида.
– Так ты сам видел, как мутант летел по небу на самодельных крыльях? – снова спросил он, недоверчиво косясь на коленопреклоненного Брена.
– Да, отче, – смиренно ответил монах, не поднимая глаз. – Самоход с обломками этих крыльев стоит во дворе обители.
– А если бы мерзкое создание не ушибло взрывом и оно улетело по своим делам? – грозно нахмурился отец Рубин. – Ты проявил недопустимую беспечность! А виной всему твоя гордыня!
– Но я хотел как лучше, отче, – виновато пробормотал Брен. – Ведь если наши мастеровые смогут собрать такие крылья, мы гораздо быстрее изведем всех мутантов на много дней пути вокруг Киева. А может быть, даже и во всей Великой Пустоши!
– Замолчи! – вознегодовал отец Рубин. – Гордыня в каждом слове твоем!
– Но как же, отче? Вы же сами говорили в прошлый раз, что небо было даровано Всевышним людям, а после отнято за грехи. Все помыслы мои были устремлены к этой истине!
– Ты все неверно понял! – повысил голос отец Рубин. – Накладываю на тебя печать молчания! Десять дней не смей произносить ни звука! Молись и постись! И чтобы завтра же ноги твоей в обители не было! Отправляйся на восток! Вблизи поселка Колово, что принадлежит топливному клану, видели мутантов, раскладывающих обломки стекла на холмах. Надо проникнуть в их страшные замыслы, а после истребить всю нечисть, чтобы она в злобе своей на людей не кинулась. Тогда, быть может, Орден простит тебя.
– Да, отче, – виновато сказал Брен. – Повинуюсь и умолкаю.
Когда жрецы закрыли за монахом дверь, отец Рубин поднялся по тайной лесенке на скрытую в толще стены галерею, прошел темным переходом, освещенным лишь редкими факелами, в главное здание обители и, миновав анфиладу комнат, остановился в ожидании, когда о нем доложат. Впустили его быстро: судя по всему, сведения о сломанных крыльях, лежащих во дворе, уже поступили на самый верх.
Седой благообразный мужчина со строгим взглядом милостиво кивнул Рубину, приглашая начать доклад.
– Вы были правы, Владыко, – с глубоким почтением в голосе заговорил Рубин. – Мутанты продолжают добывать старые знания всеми способами. Не имея возможности одолеть людской род силой, они решили пойти грешными путями обретения знаний. Они их выкупают, выменивают, крадут, извлекают по крупицам из чужих голов, разыскивают мельчайшие следы в древних руинах. И постоянно пробуют сделать что‑нибудь действующее на их основе. Хвала Всевышнему, таких охотников‑одиночек, как монах Брен, у нас восемнадцать человек. И еще три дюжины готовятся выйти на первую охоту. Пусть мутанты и дальше идут своей дорогой, уводящей прямиком в ад. Это лишь будет означать, что скоро мощь Ордена возрастет многократно.
– Все в руках Господа нашего, – смиренно отозвался седовласый. – Я смотрел только что в окно на того охотника, что прибыл в обитель сегодня. Выйдя от тебя, он не выглядел умиротворенным, хотя и выполнил твое предыдущее задание. Ты все так же язвишь воинов пустыми обвинениями в тяжких грехах?
– Всё для пользы Ордена, Владыко, – низко поклонился отец Рубин. – Монах, сознающий свое вопиющее несовершенство, духовно готов к любым испытаниям. Чувство вины не давит на монаха‑охотника неподъемным камнем, а несет его подобно могучим крылам над ущельями обид, соблазнов и душевных слабостей…
Виктор Ночкин
ВЛАСТЬ СТРАХА
– Ну а он чё?
– Шарпан‑то? Шарпан меня спрашивает: «А чего ты умеешь?» Стрелять, говорю, умею. А он: «Это мы сейчас проверим». И здоровому такому, который меня привел, говорит…
– Митяю.
– Ну да, Митяю говорит: «Дай ей ствол», – и кивает так по‑особенному. А сам снова ко мне: где бывала, какие края знаешь? Я отвечаю: там‑то и там‑то, делаю вид, что не гляжу, как Митяй у меня за спиной свой револьвер разряжает. Револьвер такой здоровенный, патроны под заказ, видно, ему делают, а на поясе кармашки для патронов. Так я, пока он меня к Шарпану вел, парочку стянула. Вот он, значит, сует свой ствол разряженный, а Шарпан и командует: «Стреляй мне в лоб, прямо в середину. Если попадешь, не сдрейфишь, то беру тебя стрелком. Мне охранники всегда требуются». И скалится этак ласково. Я туда‑сюда глазами, будто забоялась, а он и рад, Шарпан‑то. Следит за моим взглядом, на руки не смотрит. – Йоля[3]вспомнила, как нарочно прикусила губу и шмыгала носом, будто вот‑вот слезу пустит. Сейчас ей было весело рассказывать, а тогда сердце ёкало, конечно.
– Радостный человек Шарпан, любит пошутить, – вставил Киря.
– Так и я тоже радостная. Пока он веселился, я патрон‑то и зарядила. Взвожу курок, он все радуется, и Митяй за спиной у меня тоже радуется. Дала им маленько порадоваться, потом револьвер поднимаю. Вроде боязно мне‑то нацелю Шарпану в лобешник, то ствол отведу вбок… Потом – раз! – вскидываю над собой и ба‑бах в потолок. А уж второй выстрел – точно в лоб, но патрона нет, щелкнул курок, и только. Вот тут‑то самая смехота и началась. – Вспомнив смехоту, Йоля улыбнулась.
– Представляю, да… – глубокомысленно вздохнул Киря.
– Ага. Я стою, на меня с потолка труха сыпется, Шарпан сидит весь бледный, аж посинел маленько. Народ в двери ломится – как же так, у хозяина стрельба, не случилось ли чего? Митяй, тот грох на колени! «Разрядил, – бормочет, – чтоб меня некроз взял, разрядил!»
Киря тоже улыбнулся, растянув морщинистое запыленное лицо:
– Да, дела… Но работу тебе Шарпан все‑таки дал.
– А как же. Чего бы я иначе с тобой тряслась на мотоциклетке на этой? Объяснила, откуда патрон у меня, Митяй уже с коленок встал, кармашки на ремне проверил, весь красный сделался. Но смолчал, хотя сильно на меня сердитый был. Я ему потом объяснила: не сердись, дядька Митяй, очень мне служба нужна, до зарезу надо пристроиться, скоро ж сезон дождей, никуда отсюда не денусь, мне бы переждать…
– Ну и ладно, – заключил Киря. – Вот и ты при деле, и мне веселее. Не то пришлось бы одному катить на прииск.
Киря был мужик спокойный, возраста немолодого и попутчик вполне подходящий. Одно в нем Йоле не очень нравилось – любил, чтобы ему что‑то рассказывали, пока он мотоциклетку ведет. Даже не важно что, лишь бы орал кто‑то над ухом сквозь рев мотора и лязг подвески. Эту историю, как ее Шарпан на службу принимал, Йоля уже в третий раз повторяла.
– Здесь поворот, – объявил Киря, – от караванной дороги уходим.
Мотоциклетка, рыча, запрыгала, выбираясь из накатанной колеи.
– А далеко еще?
– Да считай две трети пути отмахали. И самое опасное место уже проехали. Бандиты какие, они на караванную дорогу выходят. А здесь края безлюдные, безводные, и никаких тебе бандитов. Разве что орда мутантская нагрянет, так что ты по сторонам все же поглядывай.
– А зачем сюда мутантам? Что им тот прииск?
– Прииск им ни к чему, а ты поглядывай. Мало ли, какая беда. Ведь не прибыла цистерна вовремя, что‑то там стряслось.
Прииск, при котором богатый торговец Шарпан устроил производство, лежал посреди безводной пустоши, где ни людей, ни зверья не водилось. Раз в две декады оттуда прибывала цистерна, но вот срок миновал, да еще декада сверх того, а доставщики не приехали. Шарпан отправил Кирю на мотоциклетке, чтобы выяснить причину. Это и стало первым заданием Йоли. Поручение спокойное, безопасное, с надежным проверенным попутчиком. Для начала в самый раз. И гонца сопровождать не помешает, и заодно Киря после расскажет, какова девчонка в работе. Шарпан хоть и любил изредка пошутить, но вопросы решал основательно, ничего не делал зря и привык одно с другим увязывать.