История Фальшивой черепахи




 

– Ты не можешь себе представить, как я рада тебя снова видеть, милочка! – воскликнула герцогиня, схватив Алису за руку, и они вдвоем ушли с крокетного поля.

Алиса была очень довольна, что на этот раз герцогиня была в хорошем расположении духа.

«Должно быть, она была такая злая на кухне только потому, что там очень пахло перцем, – подумала Алиса. – Если бы я была герцогиней, то не велела бы держать на кухне перца. Суп можно варить и без него. А то из-за перца все, пожалуй, будут сердиться, – думала Алиса, довольная своим открытием. – От уксуса люди становятся едкими и кислыми; от – ромашки горькими до огорчения, а от… ячменного сахара и других сладостей дети ста­новятся очень добрыми... Если бы все согласились это признать, то никто не скупился бы на сладкое».

Думая так, Алиса совсем забыла про герцогиню и вздрогнула, услыхав ее голос около самого своего уха.

– Ты о чем-то задумалась, милоч­ка?– спросила герцогиня. – Сейчас трудно сказать, какую из этого можно вывести мораль, но, поразмыслив немного, я тебе скажу.

– Может быть, никакой морали в этом нет, – решилась сказать Алиса.

– Полно, полно, дитя мое! Нет ничего на свете, что не заключало бы в себе морали. Все дело в том, чтобы ее найти.

И говоря это, она прижалась к Алисе.

Алисе не нравилось, что она так близко прижимается к ней, во-первых, потому, что герцогиня раньше была очень злая, а во-вторых, потому что она была как раз такого роста, что ей было удобно опираться подбородком на Алисино плечо.

А подбородок у герцогини был очень острый, и Алисе было неудобно и больно от него. Однако, не желая быть грубой, она молчала и терпела.

– Кажется, теперь игра пошла лучше, – сказала она, чтобы начать разговор.

– Да, да, – ответила герцогиня. – Из этого можно вывести следующую мораль:

 

Сильнее любви ничего в мире нет,

Любовь заставляет вращаться весь свет.

 

– Кто-то сказал, – возразила Алиса, – что если бы никто не вмешивался в чужие дела, то земля вертелась бы куда быстрее.

– Ну, да! Но это ведь почти одно и то же, – сказала герцогиня, впиваясь в плечико Алисы своим острым подбородком. – Из этого мы сейчас выведем следующую мораль:

 

Нет ничего, важнее смысла, а слово – это звук пустой.

 

ТРЕК 01_09_02

«Как она любит читать мораль!» – подумала Алиса.

– Ты, должно быть, удивляешься, что я не обнимаю тебя за талию, – продолжала
герцогиня. – Дело в том, что я боюсь твоего фламинго. Ведь он, пожалуй, рассердится. Или попробовать?

– Он может ущипнуть вас, – сказала Алиса, которой совсем не хотелось, чтобы герцогиня ее обнимала.

– Да, правда, – согласилась герцогиня. – И фламинго, и горчица щиплются. Отсюда можно вывести такую мораль:

 

Если птицы одной породы,

То роднит их сама природа

 

– Но горчица совсем не птица, – сказала Алиса.

– Верно, как всегда! – воскликнула герцогиня. – Какая ты умная!

– Горчица кажется камень? – спросила Алиса.

– Конечно, камень, – ответила герцогиня, готовая, по-видимому, соглашаться со всем, что бы ни сказала Алиса.

– Ах, нет, я вспомнила! – восклик­нула Алиса, не обратив внимание на слова герцогини. – Горчица совсем не камень, а растение, хоть и не похожа на него.

– Совершенно верно, – сказала герцо­гиня. – Дитя! если хочешь, я дарю тебе все понятное и все непонятное, сказанное мною нынче.

«Дешевый подарок, – подумала Али­са; – хорошо, что никто не делает таких подарков ко дню рождения».– Но она не решилась повторить свои мысли вслух.

– Опять задумалась? – спросила герцо­гиня и опять толкнула Алису своим острым подбородком.

– Я имею полное право думать, – резко сказала Алиса, которой все это страшно надоело.

– Такое же право, как право поросенка летать, – сказала герцогиня: – а мораль заключается в следующем…

Но вдруг, к величайшему удивлению Алисы, рука герцогини, сжимавшая руку Алисы, задрожала.

Алиса подняла глаза и увидела королеву, стоявшую в нескольких шагах от них; руки ее были скрещены на груди, брови нахмурены.

– Какая сегодня прекрасная погода, ваше величество!– проговорила герцогиня тихим дрожащим голосом.

– Предупреждаю вас, – крикнула королева, топая ногами, – что или вы сию же минуту уйдете отсюда вон, или вон отсюда уйдет ваша голова! Выбирайте! Можете выбирать!

Герцогиня выбрала и в одно мгновение исчезла.

– Пойдем играть, – сказал королева Алисе, которая была до того испугана, что не могла произнести ни слова и молча последовала за ней.

Гости, воспользовавшись уходом коро­левы, бросили игру и сели отдыхать в тени; но, увидев, что она возвращается, они тотчас же поспешно вернулись на кро­кетное поле и снова принялись играть. А королева спокойно заметила, что за такой несвоевременный отдых они могут по­платиться жизнью.

Во все время игры она постоянно ссори­лась с другими игроками и то и дело кричала: «Голову ему долой!» или «Голову ей долой!» Солдаты, изображавшие ворота, долж­ны были теперь стоять на карауле – около осужденных и потому число ворот стало быстро уменьшаться. Через полчаса не осталось уже ни одного, а все присутствую­щее, за исключением короля, королевы и Алисы, лежали на земле, приговоренные к смертной казни.

Тогда королева, задыхавшаяся от гнева и усталости, наконец, перестала играть и спросила: – Видела ли ты когда-нибудь Фальшивую черепаху?

– Нет, – ответила Алиса, я даже не знаю, что такое Фальшивая черепаха.

– Из нее делают суп на манер супа из черепахи, – продолжала королева. – Пойдем к ней. Она расскажет тебе свою историю.

ТРЕК 01_09_03

Идя за королевой, Алиса услышала, как король, обратившись к арестованным, испуганно и робко озираясь кругом, тихонько проговорил:

– Вы все помилованы.

«Слава Богу!» – подумала Алиса.

Ей было очень жаль несчастных, приговоренных королевою к смерти.

Вскоре королева и Алиса набрели на Грифона, крепко спавшего на солнышке (Если вы не знаете, что такое Грифон посмотрите па картинку).

– Вставай, лентяй! – крикнула короле­ва, – и отведи эту молодую особу к Фальшивой черепахе. Пусть та расскажет ей свою историю. А я должна уйти и прове­рить казни.

И она ушла, оставив Алису одну с Грифоном.

Он казался ей очень страшным, но, подумав, она нашла, что, пожалуй, будет безопаснее остаться даже с ним, чем идти за этой свирепой королевой.

Грифон сел и протер глаза. Потом он посмотрел на отошедшую уже далеко ко­ролеву и усмехнулся.

– Ну и потеха! – сказал он не то про себя, не то Алисе.

– Это ты о чем? – спросила Алиса.

– О королеве, – ответил Грифон. – Такая смешная! Ведь сколько народу приговаривает она к наказанию, даже к смерти, а никогда не казнят никого. Ну, идем!

«Все тут говорят: «ну, идем», и все тут много командуют», – подумала Алиса, медленно шагая за Грифоном.

Они шли недолго и вскоре увидели Фальшивую черепаху. Грустная и одинокая сидела она на небольшом выступе утеса. А когда они подошли поближе, Алиса услышала, что черепаха вздыхает так тяжело, как будто у нее разрывается сердце на части. И Алисе стало очень жаль ее.

– Что у нее за горе? – спросила она у Грифона.

– Никакого горя у нее нет, одно только воображение! – ответил Грифон. – Все свое горе она выдумывает. Идем!

Когда они подошли к черепахе, она подняла на них большие, полные слез глаза, но не произнесла ни слова.

– Вот эта молодая особа, – сказал Грифон, – желает послушать твою историю.

– Хорошо, я все расскажу ей, – ответила черепаха глухим, низким голосом. – Садитесь оба и не говорите ни слова до тех пор, пока я не закончу.

Они сели, и наступило продолжительное молчание.

«Не понимаю, как она может закон­чить, – подумала Алиса, – если так и не начала!»

Но, несмотря на это, она все-таки сидела и терпеливо ждала.

– Когда-то, – начала, наконец, черепаха, глубоко вздохнув, – я была настоящей черепахой.

После этих слов снова наступило про­должительное молчание, прерываемое от поры до времени возгласом: Иккрр! и рыданием Фальшивой черепахи.

Алиев очень хотелось сказать: «Благо­дарю вас за ваш интересный рассказ» и уйти, но она продолжала сидеть, в надежде услышать еще что-нибудь.

– Когда мы были маленькие, – начала после долгого молчания черепаха, теперь немного спокойнее, хотя время от времени все-таки останавливалась и начинала рыдать, – мы ходили в школу, в море. Учи­тель наш был очень старый. Мы называли его сухопутной черепахой.

– Почему же, если он не был сухо­путной черепахой? – спросила Алиса.

– Мы называли его так потому, что он двигался очень медленно, – сердито
ответила черепаха. – Какая ты бестолковая!

– Как тебе не стыдно задавать такие вопросы! – добавил Грифон, а потом они оба сидели некоторое время молча и глядели на бедную Алису, которая готова была провалиться сквозь землю.

– Продолжай, старушка! – сказал, наконец, Грифон. – Не целый же день нам пялиться на тебя!

– Мы ходили в школу, в море, – снова начала черепаха, – хоть ты и не веришь этому.

Тут она искоса взглянула на Алису.

– Я никогда не говорила, что не верю, – возразила Алиса.

– Нет, говорила, – сказала черепаха.

– Придержи свой язычок! – прибавил Грифон, прежде чем Алиса успела вымол­вить слово.

– Мы получили прекрасное образование – продолжала черепаха, – и ходили в школу каждый день...

– Я тоже ходила каждый день в школу, – сказала Алиса, – и ты напрасно так гордишься этим.

– А были у вас необязательные пред­меты? – с беспокойством спросила черепаха.

– Да, были, – ответила Алиса. – Фран­цузский язык и музыка.

– А как насчет стирки?

– Нет, стирки не было, – негодуя, ответила Алиса.

– Ну, значит, твоя школа была хуже, – облегченно вздохнув, сказала черепаха. – А мы учились французскому языку, музыке и стирке.

– А сколько часов в день вы учились? – спросила Алиса.

– В первый день – десять, во второй девять и т.д.

– Как странно! – сказала Алиса. – Значит, в одиннадцатый день у вас был праздник?

– Конечно, так, – ответила черепаха.

– А что же было в двенадцатый?

– Довольно толковать об уроках, – сказал Грифон. – Расскажи ей лучше что-нибудь про игры.

 

ТРЕК 01_10_01

Кадриль омаров

 

Черепаха глубоко вздохнула, провела перепончатой лапой по лицу, взглянула на Алису, разинула рот, но не могла произнести ни слова; ее душили рыдания.

– Ей как будто попала кость в горло, – сказал Грифон и стал встряхивать черепаху и колотить ее по спине.

Наконец, она немножко успокоилась и начала рассказывать, несмотря на то, что слезы текли у нее из глаз.

– Ты, должно быть, редко бывала на дне морском? – спросила она у Алисы.

– Никогда не была, – ответила Алиса.

– И, может быть, даже никогда не была представлена омару?

– Как-то раз я ела омара… – начала, было Алиса, но спохватилась и быстро прогово­рила: – Никогда.

– Значит, ты не имеешь понятия о том, как красива кадриль омаров!

– Действительно, не имею, – сказала Алиса.– Как же ее танцуют?

– Сначала, – сказал Грифон, – все стано­вятся на морском берегу...

– Становятся в два ряда, – прервала его черепаха, – черепахи, тюлени, лососи и многие другие; затем, когда очистят до­рогу от медуз, морских звезд и им подобных...

– На что, конечно, уходит довольно много времени, – добавил Грифон.

– Затем все выступают парами, – возбу­жденно проговорила черепаха.

– С омарами за кавалеров! – крикнул Грифон.

– Разумеется, – сказала черепаха. – Подходят два раза к своим визави...

– Меняются кавалерами и возвращаются назад, – добавил Грифон.

– Потом кидают… – с жаром сказала черепаха.

– Омаров! – воскликнул Грифон, высоко подпрыгнув.

– Как можно дальше в море!

– Плывут за ними! – пронзительно закричал Грифон.

– Кувыркаются в море! – воскликнула черепаха, возбужденно прыгая из стороны в сторону.

– Снова меняются омарами! – заревел Грифон.

– И возвращаются на берег: это первая фигура, – сказала черепаха и голос ее вдруг упал.

Оба они, и Грифон, и черепаха, все время прыгавшие, как безумные, стали грустны и, усевшись, молча глядели на Алису.

– Это, должно быть, очень славный танец, – помолчав, нерешительно проговорила Алиса.

– А хотелось бы тебе посмотреть на него? – спросила черепаха.

– Да, мне очень хотелось бы, – ответила Алиса.

– Протанцуем первую фигуру, – сказала черепаха Грифону. – Можно обойтись и без омаров. А кто будет петь?

– Пой ты, – сказал Грифон, – я забыл слова.

01_10_02

Они начали танцевать вокруг Алисы, то и дело наступая ей на ноги, выбивая такт передними лапами, а черепаха запела медленно и грустно:

 

Поскорее собирайся! – звал улитку наш лосось. –

Чтоб отстать от черепахи нам с тобою не пришлось.

По пятам тюлени мчатся, и стоять я не могу.

Что за славный бойкий танец спляшем мы на берегу!

 

Будешь - не будешь, будешь - не будешь, будешь - не будешь

плясать с нами там?

Будешь - не будешь, будешь - не будешь, будешь - не будешь

плясать с нами там?

 

Как начнут швырять нас в море – то-то будет кутерьма!

Полетят сперва омары, а потом нырнешь сама.

«Нет, улитке там не место, - услыхал лосось ответ, -

Вам привольно в синем море, ну а мне, пожалуй, нет!»

 

Нет, я не буду, нет, я не буду, нет, я не буду

плясать с вами там!

Нет, я не буду, нет, я не буду, нет, я не буду

плясать с вами там!

 

– Благодарю вас, это прекрасный и интересный танец, – сказала Алиса, очень довольная, что он, наконец, кончился. – Я ужасно люблю песенки о лососях.

– Лососей вам, конечно, случалось видеть? – спросила черепаха.

– Да, я часто их видела на об... – ответила Алиса. Она чуть было не сказала: «на обедах», но вовремя остановилась.

– Итак, вы их часто видели, – продолжала черепаха, – и отлично знаете, на что они похожи.

– Пожалуй, – задумчиво сказала Алиса, – лососи, по-моему, держат хвост во рту и бывают покрыты сухариками, то есть они у них, на спинках.

– Вы ошибаетесь, – сказала черепаха, – сухариков на них нет. Ведь сухарики были бы смыты морскими волнами, но хвосты во рту они действительно держат, поскольку... – черепаха вдруг зевнула и закрыла глаза. – Расскажи же ей, почему они это делают, расскажи подробно обо всем, – сказала она Грифону.

– Они держат хвост во рту, – пояснил Грифон, – чтобы плясать с омарами. Вот и выбросили их в море, вот и упали они далеко, описав дугу по воздуху, вот и зажали они крепко накрепко хвост во рту, вот и трудно им бывает его выпустить... Вот и все! И довольно! – ска­зал Грифон; – а теперь расскажи нам что-нибудь из своих приключений.

– Я могу рассказать только о тех приключениях, которые были со мной сегодня, – отве­тила Алиса. – Про то, что было вчера, рассказывать нечего, потому что тогда я была совсем другая.

– Как это так? Объясни! – сказала черепаха.

– Нет, нет, сначала приключения! – нетерпеливо воскликнул Грифон. – Эти объяснения займут слишком много времени.

01_10_03

Итак, Алиса начала рассказывать все, что было с ней с тех пор, как она в первый раз увидала белого кролика. Черепаха и Грифон уселись так близко от нее и так широко раскрыли глаза и рты, что сначала ей было немножко страшно; но через некоторое время она ободрилась и перестала обращать на это внимание. Слушатели спокойно внимали ее рассказу, пока она не дошла до того места, где она намеревалась прочитать гусенице стихотворение про Преподобного отца Вильяма, а все слова вышли другими.

– Удивительно! – произнесла черепаха и глубоко вздохнула.

– Настолько удивительно, насколько это можно себе представить! – сказал Грифон

– Все слова совершенно перепутались! – повторила черепаха. – Хотелось бы мне знать, как она прочтет какое-нибудь другое стихотворение! Попроси-ка ее прочитать еще что-нибудь, – и она взглянула на Грифона, точно с уверенностью, что влияние его всемо­гуще.

– Встань и прочти нам наизусть что-нибудь из школьной программы, – сказал Грифон с расстановкой.

«И что они раскомандовались? – подумала Алиса. – Прямо как учителя на уроке!»

Алиса все-таки встала и начала чи­тать наизусть стихотворение, но голова ее была до того полна кадрилью омаров, что говорила она как-то бессознательно, и слова выходили очень странные:

 

Попал омар в котел невольно

И переварен был в котле,

Он там варился вместе с солью

Но вышел он навеселе.

 

Не вынесла душа кухарки

Такого зрелища, увы!

А он, мятежный крикнул: «Жарко!

Должно быть, жар кипит в крови!»

 

– Стихи эти были совсем другими в мое детство – сказал Грифон.

– И я ничего подобного не слышала, – заметила Фальшивая черепаха, – и, по-моему, это набор слов.

Алиса молчала. Закрыв лицо руками и сидя на земле, она раздумывала о том, станет ли ее жизнь такой же, как и прежде.

– Стихи эти требуют объяснения, – сказала черепаха.

– Нет, она не сможет их объяснить, – торопливо сказал Грифон, – продолжай! Мы хотим послушать что-нибудь еще.

Алиса не посмела ослушаться, хотя чувствовала, что все опять будет неверно. Дрожащим голосом она начала:

 

Я помню чудный этот ужин,

Не подивиться я не мог,

Когда сова с пантерой дружно

Один делили пирожок.

 

Что за невинная проделка!

Пантера сцапала мясцо,

Сове ж осталась лишь тарелка

И оскорбленное лицо.

 

– Боже! Как все это дико! – взвизгнула черепаха.

– Не лучше ли вовремя остановиться, – сказал Грифон, – и протанцевать вторую фигуру кадрили омаров, или, может быть, тебе больше хочется, чтобы черепаха спела еще одну песенку?

– Да, я бы очень хотела послушать пение черепахи! – сказал Алиса с таким жаром, что Грифон немножко обиделся.

– Ну, спой ей «Суп из черепахи», старушка! – сказал он.

Черепаха глубоко вздохнула и прерывающимся от рыданий голосом запела:

 

Ой, варю я супчик,

Суп из черепах.

Уж такой он вкусный

Мочи нету, ах!

 

Он кипит в кастрюле,

Где лавровый лист,

Пенку снять смогу ли,

Чтоб бульон был чист?

 

– А теперь хором! – воскликнул Грифон. Но как только черепаха начала повторять последние строки, как вдали послышался крик:

– Суд начался!

– Идем! – крикнул Грифон и, схватив Алису за руку, быстро побежал. Не дожидаясь конца песни.

– Что это за суд? – задыхаясь, спросила Алиса, но Грифон лишь продолжал повторять: «Идем, идем!»

Они побежали еще быстрее, а с ветром доносились до них все слабее и слабее слова грустной песни:

 

Ой, варю я супчик,

Суп из черепах.

 

ТРЕК 01_11_01

Кто стащил пирожки?

Король и королева сидели на троне в большой зале; всевозможные птички и зверьки окружали их; тут же была и полная колода карт. Червонный валет, в цепях, был под конвоем двух солдат. Около короля вытянулся в струнку белый кролик, с трубой в одной лапке и свертком пергамента в другой.

Посередине стоял стол с блюдом пирожков. И они казались такими вкусными, что Алисе захотелось есть, лишь только она на них взглянула.

«Хоть бы поскорее кончился суд, – подумала она, – и нас угостили пирожками».

Но, по-видимому, надежды на это не было, и Алиса от нечего делать стала осматриваться по сторонам.

Она никогда не бывала в суде, но читала про него.

«Это судья» – подумала она, глядя на стол, за которым важно сидел король, – потому что он в парике».

Судьей был, действительно, сам ко­роль. На нем был надет парик, поверх парика была еще корона. Это выхо­дило и некрасиво, и неудобно.

«Вот это скамья присяжных, – продол­жала думать Алиса, – а эти двенадцать божьих тварей (ей пришлось сказать «тварей», потому что тут были и зверьки, и птицы), должно быть, присяжные заседатели, ко­торые решают, нужно ли наказать подсудимого или нет». И она гордо огляде­лась кругом, вполне уверенная, что немногие девочки ее лет столько знают про суд.

Двенадцать присяжных что-то усердно писали на аспидных досках.

– Что это они пишут? – шепотом спросила Алиса у Грифона. – Им еще нечего записывать, потому что суд еще не начался.

– Они записывают свои имена, - шепнул Грифон. – Они боятся, что забудут их прежде, чем кончится разбирательство дела.

– Что за глупость! – громко и с негодованием сказала Алиса, но тотчас же замолчала, так как белый кролик зашикал, а король надел очки и стал тревожно осматриваться по сторонам, чтобы узнать, кто осмелился заговорить.

Алиса видела, что все присяжные пишут на своих грифельных досках: «Что за глупость!» и даже заметила, что один из них не знает, как написать слово: «глупость» и спрашивает об этом у соседа.

«На досках будет ужасная путаница, к тому времени как суд подойдет к концу!» – подумала Алиса.

У маленького Билла – ящерица Билл тоже был в числе присяжных – скрипел грифель. Алиса не могла этого вынести. Она подошла к Биллу, стала сзади него и, воспользовавшись первым удобным случаем, выхватила у него грифель. Она сделала это так быстро, что бедный маленький Билл не мог понять, куда де­вался его грифель. Поискав его, он был принужден писать все остальное время пальцем, из чего, конечно, не выходило толку, потому что на доске не оставалось никаких следов.

– Герольд, огласите обвинение! – произнес повелительно король.

Белый кролик приложил ко рту трубу, три раза протрубил и, развернув сверток пергамента, прочитал:

 

Королева червей испекла пирожки,

Приложила немало труда!

А червонный валет к ним подкрался как вор

И унес неизвестно куда

 

– Выносите приговор! – велел король, обращаясь к присяжным.

– Нет, нет, еще рано приговаривать! – поспешил вмешаться белый кролик. – Сначала нужно допросить свиде­телей.

– Позовите первого свидетеля! – сказал король, и кролик трижды протрубил, вы­зывая первого свидетеля.

Первым свидетелем оказался шляпник. Он подошел, держа в одной руке чашку с чаем, в другой – ломоть хлеба с маслом.

– Прошу прощения, ваше величество! – сказал он. – Я захватил с собой еду, потому что еще не закончил пить чай, когда за мной прислали.

– Следовало закончить, – заметил ко­роль, – А когда же вы начали?

Шляпник поглядел на мартовского зайца, который стоял около него под ручку с сурком.

– Кажется, четырнадцатая марта, – сказал он.

– Нет, пятнадцатого, – возразил мартовский заяц.

– А по-моему шестнадцатого, – сказал сурок.

– Запишите это, – сказал король присяжным, и те торопливо записали все три числа, сложили их и подсчитали сумму в шиллингах и пенсах.

– Снимите вашу шляпу! – сказал шляпнику король.

– Она не моя, – ответил шляпник.

– Значит, шляпа украдена! – воскликнул король, обернувшись к присяжным, которые тотчас же записали на своих досках, что шляпа украдена.

– Я продаю шляпы, – пояснил шляпник, – а собственно для себя у меня нет ни одной. Я шляпник.

Тут королева надела очки и стала так пристально смотреть на шляпника, что тот побледнел и беспокойно завертелся.

– Какие показания вы можете дать по этому делу? – спросил король. – Да не вертитесь так, а не то я велю вас казнить тут же на месте!

Слова эти, по-видимому, нисколько не ободрили свидетеля. Он переступал с ноги на ногу, тревожно взглядывал на ко­ролеву и был до того смущен, что откусил кусок чашки вместо хлеба с маслом.

ТРЕК 01_11_02

В эту минуту Алиса вдруг почувство­вала что-то странное и сначала не могла понять, что это такое. Через несколько минут она, однако, поняла, что начинает расти. Сначала она хотела встать и уйти, но потом передумала и решила остаться в зале до тех пор, пока ее голова не поднимется до потолка.

– Вы меня придавили к стене, – сказал сурок, сидевший рядом с ней. – Я задыхаюсь!

– Это не моя вина, – кротко ответила Алиса, – я расту.

– Вы не смеете расти здесь! – сказал сурок.

– Не говори глупостей! – ответила смелее Алиса. – Ведь и ты растешь.

– Да, но я расту, но я расту – сказал сурок – понемногу, а не так дико, как вы.

И, надувшись, он встал и пошел искать себе другое место.

Королева все еще не спускала глаз со шляпника. Вдруг она крикнула:

– Принести мне список всех, кто пел на последнем концерте!

Услышав это, несчастный шляпник задрожал и так затрясся, что с него сва­лились оба башмака.

– Говорите же, что вы знаете по этому делу, – с досадой повторил король, – а не то я велю казнить вас! Все равно, будете ли вы вертеться или нет – не поможет!

– Я бедный человек, ваше величе­ство, – дрожащим голосом начал шляпник, – и я начал пить чай с неделю тому назад или около того... и ломтик хлеба стал такой тоненький... и потом засверкало...

– Что засверкало? – спросил король.

– Это началось вместе с чаем, – ответил шляпник. – Я... бедный человек, ваше величество... и многое потом свер­кало, только мартовский заяц говорил...

– Я ничего не говорил, – торопливо прервал его мартовский заяц.

– Нет, говорил, – сказал шляпник.

– Нет, не говорил! – воскликнул мартовский заяц.

– Ну, оставим это, – сказал король. – Что же дальше?

– Так, во всяком случае, сурок го­ворил, – сказал шляпник, тревожно оглядываясь по сторонам и опасаясь, что сурок тоже отречется от своих слов. Но он ни от чего не отрекся, потому что крепко спал.

– После этого, – продолжал шляпник, – я отрезал ломоть хлеба, намазал его маслом...

– А что же сказал сурок? – спросил один из присяжных.

– Этого я не могу припомнить, – ответил шляпник.

– Но вы должны припомнить, – сказал сердито король, ударяя кулаком по столу. – Иначе будете казнены!

Несчастный шляпник выронил чашку с чаем и хлеб с маслом и опустился на колени.

– Я бедный человек, ваше величе­ство! – сказал он.

– И далеко не красноречивый, ни­чтожный оратор! – добавил король.

Тут одна морская свинка захлопала в ладоши, но ее тотчас же призвали к порядку.

(Чтобы вы поняли, как это делается, объясняю: они засунули морскую свинку в большой парусиновый мешок, вниз головою, и сели на мешок).

«Как хорошо, что, что мне удалось это увидеть, – подумала Алиса. – А то в газетах пишут: «сделана была попытка выразить одобрение, но судебная полиция поспешила привести их к порядку». Те­перь я буду знать, что это значит.

– Придерживайтесь ваших показаний, если вы в них уверены, – продолжал король.

– Это трудно сделать, ваше величество, – возразил шляпник, – ведь у меня нет никакой опоры!

Тут другая морская свинка вдруг захлопала в ладоши и была «приведена к порядку».

«С морскими свинками покончено, – подумала Алиса, – возможно, что дело теперь пойдет живее».

– Могу я теперь уйти и напиться чаю? – просил шляпник, тревожно глядя на королеву, которая читала список участвовавших в концерте певцов.

– Можете идти, – сказал король, и шляпник так стремительно бросился из зала, что даже не успел надеть башмаки.

– Казнить его! – крикнула королева, но шляпник уже исчез, и его не могли найти.

– Позвать второго свидетеля! – сказал король.

Оказалось, что это не свидетель, а сви­детельница – кухарка герцогини. Она дер­жала в руке коробку с перцем. Алиса тотчас же догадалась, что в коробке перец потому что, как только кухарка вошла, все сидевшие около двери принялись чихать.

– Какие показания вы можете дать по этому делу? – спросил король.

– Ничего вы от меня не услышите, – сказала кухарка.

Король с беспокойством взглянул на белого кролика, который поспешил шепнуть ему на ухо:

– Вы должны заставить свидетельницу сказать, ваше величество, все, что она знает.

– Должен, так должен, – грустно проговорил король. Он скрестил руки и, нахмурившись так, что глаза его превра­тились в крошечные щелочки, устремил их на кухарку и спросил глухим низким голосом:

– Из чего делаются сладкие пирожки?

– Главным образом из перца, – отве­тила кухарка.

– Из патоки, – прозвучал сзади нее сонный голос.

– Схватите поскорее за шиворот этого сурка! – пронзительно закричала королева. – Тащите его отсюда! Зачем вмешивается! Уберите его! Отрубите ему усы!

Поднялась страшная суматоха. Несчастного сурка теребили и тащили в разные стороны, а когда его, наконец, выгнали и все уселись на свои места, оказалось, что кухарка исчезла.

– Не беда! – весело сказал король, которому это было, по-видимому, очень приятно. – Позвать следующего свидетеля! – и нагнувшись к королеве, он тихо прибавил.

– Ты, дорогая, допросишь следующего свидетеля; у меня от всего этого голова кружится!

Белый кролик стал просматривать список свидетелей.

«Кого-то он вызовет теперь? – думала Алиса. – От первых двух свидетелей нельзя было узнать ничего».

Представьте же себе ее изумление, когда белый кролик закричал пронзительным голосом:

– Алиса!

ТРЕК 01_12_01

Показания Алисы

 

– Здесь! – крикнула Алиса и, совсем забыв, какой большой она выросла с тех пор, как пришла сюда, она торопливо вскочила с места, при чем задела за скамью присяжных. Скамья опрокинулась, и присяжные упали на головы сидящей внизу публике. (Неделю тому назад Алиса нечаянно опрокинула аквариум с золотыми рыбками, и барахтавшиеся на полу присяжные живо напомнили ей этих рыбок.)

– Извините, пожалуйста! – с испугом воскликнула она и начала торопливо поднимать присяжных. Ей казалось, что, как и рыбки, которые умирают, если их долго не опускать в воду, так и присяжные умрут, если она не посадит их на скамью как можно скорее.

– Допрос свидетелей, – сказал король, – не может начаться до тех пор, пока присяжные не будут сидеть на своих местах, – все и как следует, – значительно добавил он, строго взглянув на Алису.

Она посмотрела на скамью присяжных. Оказалось, что второпях она поставила бедного маленького Билла–ящерицу головой вниз. Он никак не мог перевернуться и грустно помахивал хвостиком. Алиса схватила его и поскорее перевернула.

Когда присяжные немного опомнились после своего падения и им вручили их аспидные доски и грифели, они принялись усердно записывать только что случившееся с ними неприятное происшествие. Один лишь Билл все еще никак не мог придти в себя и, разинув рот, глядел в потолок.

– Какие показания вы можете дать по этому делу?– спросил король.

– Никаких, – ответила Алиса.

– Решительно никаких? – настаивал король.

– Решительно никаких.

– Это очень важно, – сказал, обратившись к присяжным, король.

Они уже начали записывать это на своих досках, когда вмешался белый кролик.

– Вы, должно быть, хотели сказать, что это неважно, ваше величество? – проговорил он почтительно, но нахмурившись и делая гримасы.

– Да, конечно; я хотел сказать «неважно», – согласился король и несколько раз повторил вполголоса: – «Важно, неважно, важно, неважно», – как будто прислушиваясь и стараясь решить, какое слово звучит лучше.

Некоторые присяжные написали «важно», а другие «неважно». Алиса видела это, так как стояла близко от них. «Но разве не все равно, что бы они ни написали!» – подумала она. Вдруг король, торопливо писавший что-то в большой, переплетенной тетради, крикнул:

– Тише!

И среди глубокой тишины прочитал из своей тетради:

– Правило 42-ое «Свидетели выше одного километра ростом - удаляются из заседания суда».

Все тотчас же взглянули на Алису.

– Я не такого роста, – сказала она.

– Нет, такого, – возразил король.

– В тебе почти три километра роста, – прибавила королева.

– Хорошо, но я все-таки никуда не пойду! – сказала Алиса, – да и само правило не верное: вы только что его придумали!

– Это самое древнее правило в этой книге – возразил король.

– В таком случае оно должно стоять первым номером, – сказал Алиса.

Король поспешил захлопнуть свою книгу. При этом он весь побледнел.

– Идите совещаться! – тихим, дрожащим голосом сказал он присяжным.

– Еще рано, ваше величество! - воскликнул, вскочив с места, белый кролик. – Только что была найдена вот эта бумага.

– Что это? – спросила королева.

– Я еще не разворачивал ее, – ответил белый кролик. – Это, по-видимому, письмо, которое написал кому-то подсудимый.

– Наверняка, кому-то, – заметил король. – Если бы он написал его никому, это было бы очень странно.

– Кому же адресовано письмо? – спросил один из присяжных.

– Оно без адреса, – ответил белый кролик и, развернув бумагу, добавил: – Да это совсем не письмо: это стихи.

– А почерк подсудимого? – спросил другой присяжный.

– Нет, не его, – ответил белый кролик; все присяжные смутились и с удивлением переглянулись.

– Он, должно быть, подражал чьему-нибудь почерку, – сказал король (Все присяжные просияли).

– Я не писал этих стихов, ваше величество, – сказал червонный валет, – и никто не будет в состоянии доказать это, ведь внизу не подписано моего имени?

– Так как вы не подписали его, – сказал король, – то это только доказывает вашу вину. Если бы вы не задумали чего-нибудь очень дурного, то, конечно, подписали бы свое имя.

Все захлопали в ладоши: слова эти были первыми умными словами, сказанными королем в этот день.

– Да, это, без сомнения, доказывает его вину, – сказала королева, – а потому его следует казнить…

– Это решительно ничего не доказывает, – возразила Алиса. – И даже неизвестно, что это за стихи.

– Прочтите их, – сказал король.

Белый кролик надел очки.

– Откуда мне начать, ваше величество? – спросил он.

– Начните сначала, – важно проговорил король, – и прочитайте до конца.

ТРЕК 01_12_02

Среди гробовой тишины белый кролик прочитал следующее стихотворение:

 

Слышал я, что вчера заходили вы к ней

И сказали правдивую ложь:

«Не умеет летать этот парень во сне,

В остальном же он очень хорош.»

 

И тогда он, не медля, велел известить,

Что на месте останусь я впредь.

То и правда: раз вы ухватились за нить,

Как теперь мне удастся взлететь?

 

А затем она пару ему отдала,

Он же отдал ей пять или три,

Я вручил им одну – уж была ни была!

И теперь все, как прежде – смотри!

 

Если я иль она попадемся теперь,

И в интриги он впутает нас,

То словам моим ты без раздумий поверь,

Отпусти меня – вот мой наказ!

 

Замышлял я все так, что ты будешь стоять

Между ними и мной, как стена,

Так с тех пор и не сдвинулся ты ни на пядь,

В том твоя, безусловно, вина.

 

И прошу: промолчи в разговоре о том,

Что она их любила сильней.

Пусть же просьба моя будет словно закон

Для нас всех до скончания дней!

 

– Это самое важное доказательство из всех! - сказал, потирая руки, король, – поэтому теперь присяжные могут …

– Я готова дать шесть пенсов тому из них, кто объяснит что означает это стихотворение! – воскликнула Алиса, которая выросла уже настолько, что не побоялась перебить короля. – В нем нет никакого смысла.

Присяжные сейчас же записали: «Она говорит, что в нем нет никакого смысла», но ни один из них не попытался объяснить стихотворение.

– Тем лучше, – сказал король, – значит, нам не нужно будет докапываться до смысла... Но, по-моему, – продолжал он, развернув бумагу на коленях и глядя на нее, – в нем есть смысл... «Не умеет летать этот парень во сне...» Умеете вы летать во сне, подсудимый?

Валет грустно покачал головой.

– Разве такие, как я, летают во сне? – ска­зал он. И, действительно, он не мог летать во сне, потому что карты не спят.

– Вот видите, значит верно, – проговорил король, просматривая стихотворение. – «…раз вы ухватились за нить, Как теперь мне удастся взлететь?» это, конечно, про присяжных. «И тогда она пару ему отдала, Он же отдал ей пять или три» – здесь речь, разумеется, идет о том, что они сделали с пирожками.

– Но ведь дальше с<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: