Так решается вопрос о соотношении между теорией и историей.
Концепция Риккерта,о которой мы говорили выше, концепция, абсолютно противопоставляющая "науки о природе" "наукам о духе", имеет своей целью доказать, что закономерности истории – принципиально иные, чем закономерности природы: тут-де творчество неповторяемого, нового, индивидуального, чего нет в природе; тут-де творящий дух человека, а поэтому речь идет о совсем другом; уже самый отбор фактов, о которых говорит история, есть-де отбор по известным критериям оценок: важным считается то, что имеет "культурную ценность" (Kulturwert), то есть то, что соотносится с ценностью, как с моментом телеологическим. Вэтой новой (теперь уже, впрочем, весьма старой – так быстро течет время!) телеологической концепции, которая породила целую гору рассуждений о науках общественных, как "целевых науках" "Zweckwissenschaft" мы видим лишь вариант все того же лейтмотива: общество вырывается из общей универсальной связи природы. Несмотря на все крики об истории, все общество не понимается, как исторический момент самой исторически меняющейся природы, а берется вне этой связи. О диалектическом соотношении между обществом и природой нет и помину. На диалектическом соотношении между необходимостью и телеологией нет и намека. Отом, что "культурные ценности", как телеологический момент, суть сами проявления общественной необходимости,которая, в свою очередь, есть специфически-общественное выражение более общей, природной,необходимости, нет и речи. Все движется в ограниченных, малых масштабах, измерениях, соотношениях. Вот эта ограниченность и тупость, односторонность рассудочного мышления и не могутбыть положены в основу истинно-философских построений. И здесь вопрос решает только материалистическая диалектика, верно отражающая объективную диалектику исторического бытия.
Глава XXXIX. ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ИДЕАЛЕ
Маркс однажды заметил, что пролетариат не умеет осуществить никаких идеалов. Этим Маркс, конечно,отнюдь не думал отказываться ни от социализма, ни от положительной оценки этого последнего, оценки, со всех точек зрения: экономической, культурной, "духовной" и т. д., что доказывается целым рядом его работ. Но своей формулировкой он хотел самым резким и решительным образомотгородиться от той "моральной", "этической" и всякой иной внеисторической болтовни, которая, например, в так называемом "истинном социализме", проповедовавшем в условиях ожесточенной классовой борьбы всеобщую сентиментальнуюлюбовь ("социализм старых баб"), могла привести лишь к развращению, расслаблению, дезорганизации действительной борьбы за действительное дело. Маркс подходит к вопросу объективно и исторически. Объективно не в смысле буржуазного объективизма, не видящего тенденций, ведущих в будущее, а в более широком смысле, т. е. в более объективном смысле, чем обычный объективизм. Объективно, далее, не в том понимании, что здесь ускользает сам субъект, а в том, чтобы и субъективно-телеологическом открыть необходимое в его исторической формулировке. Эту диалектику, как высшую точку зрения, никак не могли понять ни буржуазные ученые, ни идеологи мелкобуржуазного социализма: исписаны моря чернил, чтобы превратить Маркса то в фаталиста,то в человека, в котором заключено разомдва человека, то в доктринера-утописта и пророка, наманер иудейских пророков проповедующего новую "сотериологию", новое учение о "спасении" (Зомбарт и К).
Основой у Маркса является научно-исторический, материалистически-диалектический подход к предмету. В тенденциях развития капиталистического общества он видит его неизбежную гибель и переход в высшую фазу, с опосредствующим процессомреволюции, носителем которой является пролетариат, движимый своим интересом. Таково уж положение этого класса, и тут нет ровно ничего мистического и сверхъестественного. При переходе от феодализма к капитализму аналогичную роль играла буржуазия, с ее интересами, которые она формулировала, как всеобщий интерес, в абстракциях "свободы, равенства, братства", в сочинениях Монтескье и Руссо, Бенжамена Констана и Кондорсе, разрушая теологию феодализма в авангардных сражениях энциклопедистов. Маркс не только разрушил все иллюзии идеологического порядка, дефетишизировал все фетишистские категории, понятия, системы, вскрыл реальные движущие пружины развития, обнажил материальные интересы, но и навсегда разрушил рационалистический, т. е. ограниченно рассудочный, подход к историческому процессу, подход, который будучи исторически обусловленным, был логически враждебен всякому историзму.
Все рационалистические "идеалы" исходили из предпосылки о неподвижных, истинных "законах" (в теологически-телеологических системах это, как мы видели, совпадает с божественной целью, с высшим "благом"). Познав эти законы (божественную цель или – в совсем другом варианте – "естественный порядок, соответствующий "естественному праву") и построив на их основе идеальное общество, можно получить вековечную, устойчивую "гармонию", живя согласно "разуму" или согласно "природе".
Этот взгляд извращает и самое понятие закона, и страдает полным отсутствием какого бы то ни было, хотя бы плохонького, историзма. Вырастающие на такой основе идеалы суть рационалистически-статические утопии, утопии неподвижного "идеала", как конца истории, как абсолютного состояния, совершенного и неизменного, в котором прекращается течение исторического процесса, так как найдено "соответствие природы", точно эта природа – внеисторична!
Но, как сказано, эти антиисторические идеалы-утопии сами были исторически обусловлены, и за ними стояли определенные материальные условия существования. Живые классы и живые интересы, к сожалению, не всегда верно понимаемые и оцениваемые со стороны историков.
Утопии античные, типа "Государства" Платона,были утопиями рабовладельческого класса, утопиями рабовладельцев. Они вырастали на базисе этого общества, разъедаемого денежным хозяйством, ростовщичеством, торговлей, купеческим и денежным "капиталом", обострением классовой борьбы между торговой демократией и землевладельческой аристократией, борьбой между городами-государствами, нарастанием мятежей рабов, большими войнами с внешними врагами. Уже софисты и Сократ выражали глубокий общественный, политический и моральный кризис и распад античной Греции. Платоновская утопия воплощала идеал не рабов (эксплуатируемых, которые у него отнюдь не освобождались, а, наоборот, брались в железо!), не свободных городских ремесленников, не торговой демократии, а именно "добродетельных", со старой традицией, аристократических, преисполненных "древнего благочестия" патриархальных землевладельцев-аристократов-рабовладельцев. Критика частной собственности, денег, семьи и т. д. велась с позиций критики торговой собственности, с позиций землевладения, поднимающегося idealiter ((Идеально, т. е. в идее, в пределе – прим. СРС)) до государственного землевладения и государственного рабовладельческого хозяйства Древнего Египта (и в его философии есть египетские мотивы, например, в учении о воспоминании – мотив переселения душ), Основа – эксплуатация рабов – оставалась у Платона в в полной неприкосновенности. "Божественный" Платон здесь не шутил! Мы знаем, что во времена Платона были, к сожалению, до нас не дошедшие, другие "утопии"; что бродили мысли о равенстве рабов:мы видим, как, например, Аристофан изображает эти идеи в карикатурном виде, всячески над ними издеваясь. И можно предполагать, что "божественный" своим "Государством" хотел также "перекрыть" подымавшиеся снизу "субъективные" освободительные тенденции. Недаром к Платону и Маркс и Энгельс относились совсем не так, как, например, к Аристотелю. Недаром Ленин упрекал Гегеля: "Подробно размазывает Гегель "натурфилософию" Платона, архивздорную мистику идей, вроде того, что "сущность" чувственных вещей суть треугольники" ((Ленин. ПСС. – М. Т. 29. С. 254.)) и т. п. мистический вздор. Это прехарактерно! Мистик-идеалист-спиритуалист Гегель (как и вся казенная, поповски-идеалистическая философия нашего времени) превозносит и жует мистику-идеализм в истории философии, игнорируя и небрежно третируя материализм. Ср. Гегель о Демокрите – ничего!! О Платоне тьма размазни мистической".
Но философия Платона теснейшим образом связана с его политической утопией, и, наоборот, эта последняя теснейшим образом связана с его философией. На разъедающий скептицизм, релятивизм, вольнодумство, иногда безбожие софистов Платон надевал железную узду "всеобщего", "идеи", "бога". На индивидуализм, на распадающиеся социальные связи он надевал в "Государстве" колодки рабовладельческой и хорошо продуманной политической концепции. "Главная мысль, – пишет Гегель – лежащая в основе платоновского "Государства",... это именно та мысль, что нравственное носит вообще характер субстанциональности и, следовательно, фиксируется, как божественное". Отдельные лица должны здесь действовать "спонтанно из уважения, благоволения к государственным учреждениям", ((Гегель. Сочинения. – М. 1932. Т. Х. С.207.)) т. е. государству рабовладельцев. Этому служит конституция Платона, с его тремя сословиями, с олигархией правителей и воинов, с порабощением ремесленников и др. с дикой эксплуатацией рабов, с сознательным увековечением классов (под видом "сословий"), с коллективной собственностью рабовладельцев (и не общественной собственностью! это не одно и то же! это не одно и то же!), с распределением "добродетелей" по сословиям (на третье, трудящееся, сословие падает добродетель... умеренности. Власти над вожделениями и страстями!), с воспитанием детей в классовых рамках, с уничтожением всякой индивидуальности и групповой свободы, от политики до совокупления (это на языке Гегеля называется "исключением принципа субъективности"). Силы развития (и разложения) античного общества ни с какой стороны не шли по этой линии: "идеалу" не удавалось осуществиться. Но такова ирония истории, что критика частной собственности сделала платоновское "Государство" источником идей, вернее, подкреплением идей совсем других времен и других исторических "смыслов" (например, для "Утопии" Т. Мора).
Средневековые крестьянские утопии, идеалы ремесленников и подмастерьев не имеют философского значения, ибо опираются, большей частью, прямо и непосредственно на "священное писание". Но их практически-политическое значение было огромно. Они воплощали чаяния и интересы огромных масс и были идеологическим знаменем грандиозной крестьянской войны, полыхавшей в ряде стран в течение многих лет. Различные "секты" и направления (табориты, моравские братья, гернгутеры, богумилы, катары и т. д. и т. п.) были, по существу, различными политическими фракциями трудящихся масс, и их вожди, вроде казненных Томаса Мюнцера, Иоанна Лейденского и других заслуживают благодарной памяти освобождающегося человечества наших дней, вопреки лассальянской оценке крестьянской войны, оценке, шедшей из того же источника, откуда шло и кокетничанье Лассаля с Бисмарком.
Утопия великого мученика Кампанеллы имела черты антихроматистической и антикапиталистической идеализации монастыря, черты идеала теократического, сублимации католической иерархии (хотя этот момент был даже в утопии автора "Гаргантюа", Рабле ((Имеется ввиду произведение Рабле Ф. Гаргантюа и Пантарюэль" (1532))), плотские вожделения которого известны). Но в то же время в ней уже била другая струя. Не забудем, что Кампанелла знал Томаса Мора,что автор "Утопии" чрезвычайно сильно на него влиял. Не забудем также, что Кампанелла – итальянец начала XVII века, что Италия была первой страной капитализма, что сам автор "Города Солнца" ((Кампанелла Ф. Город Солнца (La citta del Sole.1602) Пер. с лат. и коммент. ФАПетровского. С предисл. В.П.Волгина – М.-Л.: 1934.)) прямо бичует господствующих и возмущается эксплуатацией неаполитанских рабочих,(они "истощают себя непосильным трудом, праздные гибнут от лени, скупости, болезней, разврата" и т. д.). Здесь, как и у Мора, уже труд ставится во главу угла. И в то же время руководит всем "Папа- Метафизик", воплощение всех знаний (позднее Кант вообразил себя именно таким "Папой-Метафизиком", без этих слов, конечно!), с тремя помощниками: Мудростью, Любовью и Могуществом, причем все решительно – пища, одежда, любовь и т. д. – регламентируется: "Произведение детей есть дело республики" и "Любовь", как один из триумвиров, "специально занимается всем, касающимся произведения детей, т. е. имеет в виду, чтобы половой союз давал всегда самое лучшее потомство". При всем том и у Кампанеллы есть много очень интересных моментов (в области премий за успехи в соревновании, в области педагогики и т. д.). Это одна из ранних ласточек утопического социализма; здесь причудливо переплетаются совершенно разнородные моменты.
Но в Италии до Кампанеллы жил творец "Discorsi" и "IL Principe" Никколо Макиавелли. ((Имеется в виду "Принцип" и "Князь". Точнее,"Discorsi" = "Discorsi sopra la prima deca di Tito Livio" – Рассуждения на первую декаду Тита Ливия; "IL Principe" – "Государь" ("Князь") – прим. СРС)) У него был тоже идеал, но этот идеал отнюдь не был утопией: наоборот, здесь все построено на холодном и трезвом учете сил и средств, на беспощадном выявлении и циническом использовании цинических отношений, на полном изничтожении всей и всяческой морали. Речь идет об идеале торгово-промышленной буржуазии итальянских государств, в эпоху раздробленной Италии (XVI в.) и т. н. "феодальной реакции". Трезвый классовый анализ, понимание того, что движущим мотивом является интерес ("имущество" и "честь", особенно "имущество", "robba", и "честь", как "почести", "onori", связанные с государственной властью), что общество распадается на классы ("dissunione") и что в нем "два различные устремления (umori diversi): одно – народное, другое – "высших классов", совершенно исключительный анализ восстания "чомпи" (первого рабочего восстания) в "Истории Флоренции", сводка норм поведения в "Principe" и "Discorsi" – в своем роде неподражаемы. Морально-политическая сторона выражена со всей откровенностью в следующем отрывке "Discorsi": "Когда речь идет о спасении родины, должны быть отброшены все соображения о том, что справедливо и что несправедливо, что милосердно и что жестоко, что похвально и что позорно. Нужно забыть обо всем и действовать лишь так, чтобы было спасено ее существование и осталась неприкосновенной ее свобода". В "Principe" даются по этому поводу советы, оправдывающие всякое коварство и преступление ради этой цели, советы "князю" быть "лисицей" и "львом" (гл. XVIII), обманывать, лгать, притворяться, прибегать к кинжалу и т. д. Эта "нормативная" часть удивительно напоминает старинные эзотерические ((Эзотерический – (гр. esoterikos внутренний), тайный,
скрытый, предназначенный исключительно для посвященных.)) индусские сборники, издававшиеся в поучение будущим властителям (ср., например, сборник "Артхашастра", а также – в облагороженной форме – литературу о "Staatsraison" позднейшего происхождения. Но у Макиавелли ценна аналитическая часть, и недаром Маркс высоко ставил этого политического мыслителя. Что касается нормы "цель оправдывает средства", то она для широких движений и прочных завоеваний нецелесообразна,ибо она дезорганизует прежде всего тех, кто ее применяет. Это – обобщенная практика клик, котерий ((Котерия – фр. coterie кружок, сплоченная группа.)), в затхлой и замкнутой атмосфере; это – целесообразность для политических однодневок,в условиях политической чехарды. И если Гегель "одобрял" в "Философии Истории" "Principe", то он говорил там о специфических условиях эпохи и о позиции тех сил, которые выражал Макиавелли, требовавший "расправ" с "plebs", т. е. с простонародьем,во имя интересов т. н. "popolo", т. е. буржуазии. Его идеал – идеал диктатуры именно этого класса; его "родина", это – родина торгово-промышленной буржуазии,объединяющей Италию в борьбе с феодалами и держащей в железе плебс.
Общественный идеал времен французской революции был воплощением рационалистической утопии: "естественный порядок"; "общественный договор" Руссо;"свобода, равенство и братство"; тезис о том, что "свободная игра сил" дает и наилучший результат и прочее, все это, если брать всерьез слова, лозунги, концепции, то есть брать их в их буквальном значении, оказалось идеологическим мифом. Но за этим скрывалось серьезное реальное содержание: свобода эксплуатации, свобода конкуренции, формально-демократическое равенство перед законом, свобода от всевозможных феодальных пут и оков, формальная независимость товаропроизводителя, нового, буржуазного "экономического человека" и т. д. и т. п. Это было реальным содержанием "общественного идеала" буржуазии, которая чистила авгиевы конюшни феодализма руками мелкобуржуазно-плебейской якобинской диктатуры. Буржуазия завоевала себе власть, капитализм расчистил себе пути и стал развертывать свои собственные внутренние противоречия разверзлись его бездны, рост нищеты и богатства, кризисы, поляризации классов. И первым идеологическим вздохом еще неоформившегося молодого пролетариата был утопический социализм. У Сен-Симона и Фурье имеется гениальная критика капитализма, особенно у Фурье, и поистине пророческие прозрения. Но утопический социализм не видел путей развития, реальных движущих сил. Его построение висело в воздухе: его тактика (если вообще можно говорить о ней) была беспомощной, а апелляция Фурье к сильным мира сего была фантастически-жалкой. Тем не менее, заслуги их бессмертны: они дали критику капитализма, они выставили – пусть в детской форме – социализм как цель.
Совсем иначе подходили к вопросу Маркс и Энгельс. Маркс,уже создал материалистическую диалектику и исторический материализм в его основных чертах, в "Капитале" с необыкновенной научной добросовестностью раскрыл своеобразные "законы движения" стихийно развивающегося капиталистического общества: эта работа подтвердила то, что было раскрыто еще в "Коммунистическом манифесте", подтвердила всей полнотой богатейшей научной аргументации. Исторические тенденции капитализма были открыты, его необходимость была познана; условия, детерминирующие волю классов,были обнаружены, неизбежный крах и переход через революцию к диктатуре пролетариата был предсказан, как и дальнейшее движение к коммунизму. Ведь, это факт, что несколько десятков лет назад еще смеялись над словами "капитализм" и "пролетариат". Ведь, это факт, что тысячи тысяч раз "опровергали" теорию концентрации и централизации капитала, теорию кризисов, обнищания масс, роста противоречий капитализма вообще. Ведь, это факт, что издевались над "пророчеством" о диктатуре пролетариата и т. д. И тем не менее все это оправдалось. Жизнь и практика целиком подтвердили теорию: Маркс засто лет вперед видел события: читайте сейчас даже "Коммунистический Манифест". (("Манифест Коммунистической партии" (1848).)) Это – научное ясновидение! "Идеал" у Маркса был выводом из научного анализа, и вся стратегия, тактика, организация сил у Маркса,а затем у Ленина и Сталина,всегда и всюду опирались и опираются на научную разборку эпохи, полосы, моменты. Подход к "идеалу" историчен, конкретен, диалектичен. И это, конечно, вздор, будто у Маркса социализм – неподвижный абсолют: он развивается к коммунизму, и коммунизм развивается, а не стоит на месте (мы уже говорили это при трактовке вопроса о свободе и необходимости). Движение всегда имеет далекую цель: оно глубоко принципиально. Но цель эта в своих конкретных определениях раскрывается исторически,и точно также историческим критерием освещается "каждый шаг действительного движения".
Все это далеко от немарксистских постановок вопроса. Между утопическим социализмом и научным коммунизмом Маркса в этом отношении – целая пропасть. Но вот, например, позитивистский социализм автора "субъективной социологии" П. Л. Лввлова ("Из истории социальных учений"). Посмотрите, какие научные "законы социологии" он выводит:
№1. "...Здоровое общество есть то общество, в котором господствует кооперация, а не эксплуатация".
Очень почтенная истина! Но разве это закон развития? разве тут есть хоть гран науки? Разве тут хоть намек на историчность? Пустая абстрактная фраза, которую попросту сказать надо так: эксплуатация – вещь плохая. И точка. А если здесь что-либо большее, то оно – просто нечто детское. В самом деле: все формы общества, за исключением первобытного коммунизма, объявляются больными,ненормальными, нездоровыми. Ну, а что же, движение от первобытного коммунизма было прогрессивным или не было? По-видимому, не было. Значит, нужно было бы оставаться на положении дикарского стада? И это "закон"!
№2. "При современном развитии личностей, здоровое общество есть общество, прогрессирующее в постройке своих форм, а не успокоивщееся на определенной системе привычек" (это у Лаврова "третий реальный закон социологии"). Ну, что сказать по этому поводу? Во-первых, о каких современных "личностях" идет речь? Абстракция личностей здесь пуста и бессодержательна. А что касается всего закона, то он гласит, если вдуматься: здоровое, т. е. хорошее общество есть общество прогрессирующее, т. е. в котором все идет вперед, т. е. хорошо. Удивительно богатый закон! Или: лучше идти вперед, чем топтаться на месте. Тоже "закон"!
№3. "Лишь приближаясь к приемам научной критики, можно открыть настоящее руководство для перестройки общественных форм путем реформ или (!) путем революции в виду здорового общественного развития" (это – "новый закон социализма").
Чтобы действовать хорошо, нужно опираться на научную критику. Очень почтенно. Не на такую ли, исходом которой являются два первые "закона"?
№4. "Руководством для перестройки общественных форм и для общественной деятельности личности могут быть лишь реальные элементарные потребности человека в их гармоническом развитии, подчинении и соглашении". ((Лавров П.А. "Из истории социальных учений". Пч. "Колос", 1919.))
Это – верх премудрости! Нужно удовлетворять реальные потребности – поистине гениальное открытие. Но почему же только элементарные? И что это за протагоровский человек, который служит их научной мензуркой? И в чем состоит их "подчинение" и т. д., если они и без того элементарны? И что вообще это за "закон научной социологии", когда он выражает лишь пустое и формальное общее правило, что хорошо кушать, спать, и т. д., читать газеты (или это уже неэлементарно)?
А, ведь, Лавров – глава целой школы, направления, крупный ученый, большой эрудит! Мы остановились на нем, чтобы ярче оттенить всю разницу в подходах к проблеме у Маркса и других.
Но довольно уже возиться с этими другими, тем более, что все это tempi passati. ((ит. «прошедшие времена» – прим. СРС)) Современность дает нам в вопросе об общественных идеалах забавную картину: если на заре капиталистического развития у буржуазии был строй,апролетариат еще только строил утопии, то теперь у пролетариата уже есть строй, а буржуазия, теряя свой гниющий строй, занимается производством утопий "планового капитализма", "без веры в себя", "окаянный старик", как честил ее когда-то Маркс. Но увы – тут уже нет ни полета мысли, ни оригинальности, ни перспектив. Фашизм усиленно выдает свою государственно-капиталистическую казарму за "социализм" во главе с капиталистами и ищет свой общественный идеал позади,а не впереди,в прошлом, а не в будущем, точно в прошлом эти "идеалы" уже не были вдребезги расколочены жизнью. Организуя все бестиальные силы и бестиальные идеи прошлого, он думает победить мир, раскрывающий энергии сотен миллионов! Так развивается историческая эпоха реального роста социализма и гибели ниспадающего в утопию обреченного капитализма.
Социализм же идет вперед: растут его производительные силы, растет его плановая организованность, растет материальная культура, заполняется пропасть между городом и деревней, заполняется и другая пропасть – между умственным и физическим трудом; миллионы повышают уровень своей жизни с величайшей быстротой; повышают свою техническую культуру, расширяют свои духовные горизонты, развивают заложенные в людях способности, приобщаются к науке и искусству и творят их, воспитывают волю, характер, творческую страсть; здоровеют и крепнут телом, создают новуюсемью, работают и мыслят; растет в то же время и организованность целого, т. е. социалистического общества; и с каждым днем создаются все новые условия для все более богатого дальнейшего развития. Свобода развития – самая драгоценная свобода – стала впервые в истории фактом для многих миллионов людей.