1.1. Две редакции «Портрета»
1840-й год...Гоголь в очередной раз покидает Отечество, и во время путешествия по Европе он останавливается в Вене. Здесь он испытывает «радость и сладкий трепет» - к нему возвращалось вдохновение после российских хлопот и неприятностей, связанных с тяжелыми финансовыми затруднениями и заботами о родных и близких. И вдруг страшный недуг поражает писателя: никогда еще смерть не подходила к Гоголю так близко и никогда он еще не ощущал такого панического ужаса перед ее тенью. Он бросает все и, полуживой, уезжает в Рим. Оттуда напишет в Россию: «Если бы еще раз воскреснуть мне...». «Мне бы два года теперь... только два года...» - просит он робко у жизни [ 5,286].
И Господь дает ему это время. «Вся жизнь моя отныне - один благодарный гимн Богу!» - восклицает Гоголь позже [5,288]. Как благодарность за отпущенные годы он рассматривает теперь и саму жизнь свою, и свое призвание, и труд свой. Отныне труд этот как бы не принадлежит ему - он весь расплата и счастливая дань тому, кто продлил эти дни, кто указал ему на оставшуюся часть дороги и на сам путь. Мысль эта и становится главной идеей второй, римской редакции повести «Портрет», датируемой 1842 годом.
«Многое списано здесь с Италии, с ее натуры и фактуры, обогащено опытом знакомства с ее живописью и природой. Это и картины Рафаэля, и неутомимые труды по копированию классиков итальянского Возрождения, дающие ему возможность выработать свой цвет и свою линию. Италия дает ему возможность творить, теперь есть «невидимая рука», которая словно ведет его», - пишет об этом периоде И.П. Золотусский в книге «Гоголь»[ 5,287]. «Всякий перелом, посылаемый человеку, чудно-благодетелен, ─ признается Гоголь после Венского кризиса. ─ Это лучшее, что только есть в жизни».
И если в «Портрете» 1835 года автор, увлекаясь апокалиптическими настроениями, пытается проследить, как антихрист воплощается в людях, овладевая их душами, и как зло входит в мир, то во второй редакции это религиозно-мистическая тайна уступает место другой тайне - тайне художника и его страшной ответственности за свой талант, ибо он дар Божий. Приемля этот дар, художник призван поставить его на службу Творцу. Талант - это невидимый союз, завет, заключаемый с Богом. Одна из евангельских притч призывает вернуть данный талант «десятирицею» (Мф.,12, 15-28).
1.2. Проблема взаимоотношения художника и толпы. Традиции А.С.Пушкина в творчестве Н.В.Гоголя.
Таким особым даром свыше обладает Чартков, герой повести «Портрет», о котором Гоголь пишет, что он «был художник с талантом, пророчившим многое: «вспышками и мгновениями его кисть отзывалась наблюдательностью, соображением, гибким порывом приблизиться к природе» [3,133].
Но и с талантом человек может стать ремесленником, если не будет приумножать его. В Евангелие от Матфея «приемший талант, отходя, закапывает его в землю и скрывает деньги господина своего. Зарыть талант в землю - значит полученное дарование запутать в земных делах, не желать приобретения духовного, никогда не возвышать сердца от земных помыслов»[15,288].
Чартков нетерпелив и выражает недовольство необходимостью трудиться, его тяготит бедность, и он часто жалуется на «отсутствие и нехватку денег», завидуя «заезжим» иностранным живописцам, скапливающим себе «вмиг денежный капитал»; его уже начинает тянуть свет, и его учитель видит на нем то щегольской платок, то шляпу с лоском. Молодой художник мечтает о славе и обладает «гордым внутренним сознанием».
За каждым вышеупомянутом настроением и поступком Чарткова спрятаны страсти, поселившиеся в душе художника, которые и начинают хозяйничать во святая святых человека. И главенствуют среди них гордыня и тщеславие, о последствиях действий которых предупреждают в своих трудах все святые отцы Церкви. «Мы сами разграбляем свое богатство, в горних обителях хранящееся. Вот новое бедствие, новое, необыкновенное зло! Его не истребляет моль, его не расхищает тать, но разграбляет тщеславие», ─ пишет святитель Иоанн Златоуст [11,553].
В душу человека, находящегося в состоянии гордыни, свободно входит враг, искуситель рода человеческого, гордый демон и заключает сделку с целью поставить данный от Бога талант себе на службу, в конечном же счете ─ направить против Бога.
Поэтому сама покупка Чартковым на последние деньги портрета ростовщика, чьи глаза, «словно вырезанные из живого человека», и деньги, выпавшие из рамы, ─ были явным предложением сотрудничества. Соблазн оказался слишком велик ─ и Чартков не устоял...
Обладатель «золотой кучи» теперь стал слышать внутри себя «другой голос», который предлагал ему раннее недоступные, но вожделенные сокровища земные. Следуя его советам, Чартков «оделся с ног до головы», нанял, не торгуясь, первую попавшуюся великолепную квартиру на Невском проспекте, окружил себя невиданной роскошью....
Вскоре у него появляются заказчики. Сначала, приступая к работе, Чартков хочет выразить в портрете высокое торжество истины, но вскоре ему приходится делать выбор: или остаться верным своему таланту, своей манере, или поступиться совестью, чтобы угодить вкусам заказчика. И если за первый портрет, на котором приукрашено изображение в ущерб правде, его «грызет совесть», то второй, третий и все остальные его произведения, так высоко оплачиваемые, уже не смущали его душу. Апостол Павел предупреждает нас: «Желающие обогатиться впадают в искушение и в сеть, и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают человека в бедствие и пагубу, ибо корень всех зол есть сребролюбие» (1Тим.6,9-11).
Герой Гоголя становится модным и, как подчеркивает автор, «самодовольным художником». Это становится началом его падения: идя на поводу у заказчиков, он постоянно «истреблял в себе вдохновение», и оно, «наконец, отвыкло навещать его».
Великий русский философ Иван Александрович Ильин в своей статье «Искусство и вкус толпы», исследуя проблему творчества, приходит к важнейшим выводам: «Художник должен творить свободно ─ без оглядки на толпу, без заботы о ее модах, вкусах, вожделениях и претензиях. Он должен помнить, что созданное совершенство воспитывает вкус толпы и возносит душу человека, но что вкус толпы снижает и опошляет художественное творчество. Художник призван вести; он никого не поведет, если сам побежит за толпой. Где-то в глубине своей души, в самом начале своего творчества, он должен дать трепетную клятву служить Богу, а не человекам; осуществлять художественный закон, а не угодничать перед людьми»[ 6,260].
В решении этой проблемы - взаимоотношения художника и толпы - Гоголь идет вслед за А.С. Пушкиным. В стихотворении «Пророк» Бог посылает своего вестника-поэта не учить народы, а «глаголом жечь сердца людей», потому что научить духовности нельзя, но приобщить народ к жизни Духа, к истине обязано искусство, цель которого поэт выразил в своих знаменитых строчках: «Мы рождены для вдохновенья,/ для звуков сладких и молитв...». Пушкин назвал этот путь «благородным подвигом», потому что поэт отказывается от мирских соблазнов ради своего высокого служения.
1.3. Тайна художника, или трагедия Чарткова.
«Искусство служит не только одному наслаждению, а является особым путем к преображению мира, что выше художника в творце всегда должен стоять человек, что нет и не может быть таких художественных задач, которые человек должен выполнять раньше своих человеческих задач », - пишет протоирей Василий Зеньковскийв своей работе «Н.В.Гоголь в его религиозных исканиях» [10,35 -36].
Преступное небрежение художника к своему внутреннему человеку, нравственная неразвитость, неспособность к духовной брани, к покаянию и преображению души завершается трагедией: Господь забирает свой талант у недостойного его человека. Остаются одни страсти, которые и умерщвляют душу.
Чартков, теряя вдохновение и не веря больше в «откровения свыше», постепенно впал в равнодушие не только к искусству, но и ко всему вообще - к жизни в целом. С утратой таланта художник теряет и наслаждение, только ему одному известное, потому что «слава не может дать вдохновение тому, кто украл ее, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном ее. Золото сделалось его страстью, идеалом, страхом, наслаждением» [14,135].
Страх Божий подменяется страхом человеческим. Схиархимандрит Иоанн Маслов в «Симфонии по творениям Тихона Задонского» пишет: «... боятся лишиться богатства, славы, чести, но не боятся лишиться вечных благ, славы и утешения райского... Страх плотский занимает и сокрушает сердце» [12,283]. Гоголь с особым, только ему свойственным мастерством, создает великую трагедию гибели души художника, духовную смерть личности.
1.4. Мотив зависти в повести «Портрет».
Лишь одно событие способно потрясти Чарткова. Однажды на выставке в Академии художеств он видит картину своего бывшего товарища, вернувшегося из Италии. Гоголь пишет, что это произведение было «божественно», как талант, как гений, очевидно, потому, что художник служил Творцу. Да, это было «мгновение, но то мгновение, которому вся жизнь человеческая есть одно приготовление»[ 2,282].
У Гоголя художник, поразивший Чарткова своей верностью Идеалу, начинает приобретать черты великого русского живописца А. Иванова, а «божественный сюжет» его картины - сюжет «Явления Мессии». Иванов, работая много лет над этим произведением, молил Бога о ниспослании ему помощи Божией, лил слезы в тишине, прося у Него сил исполнить Им же внушенную мысль... «Видно было, как все извлеченное из внешнего мира художник заключил сперва к себе в душу и уже оттуда, из душевного родника, устремил его ввысь одной согласной, торжественной песнью», - таково было впечатление Гоголя от этой картины, увиденной им в Риме[ 2,283].
Валерий Лепахин в статье «Кузнец Вакула, художник Чартков и монах Григорий - иконописец» сравнивает картину, присланную из Италии с невестой. «Чартков же, - пишет исследователь,- ставящий свой талант другим целям, изменяет Богу...» [ 7,179]. Он не может вымолвить ни слова перед этой картиной: «душа-блудница» бессильна произнести хулу на невинность, чистоту и верность. Чартков мучительно жалеет о своем загубленном таланте, пытается раздуть оставшиеся в душе малые искорки Божьего дара: он решает написать картину «Отпадший ангел», имея в виду себя, отпавшего от любви Божией...
Вспомним события Евангелия: Бог принимает лишь «раскаявшуюся блудницу» [7,179], у Чарткова же нет и следа покаяния. Он завидует успеху бывшего своего товарища, чисто по-человечески жалеет о своем загубленном таланте только потому, что с завистью видит: его слава в сравнении со славой товарища - ничто. «Им овладела ужасная зависть - зависть до бешенства» - пишет Гоголь. «Отпадший ангел» не осознает всей глубины своего падения. Изобразить задуманное он не может, ибо ему не известно чувство покаяния. «От гордости начинается зависть, от зависти - ненависть, от ненависти - злоба; злоба же к неблагополучнейшему приводит концу», - говорит св. Тихон Задонский [12,383].
Отсутствие живой веры в Бога как источника всякого блага и готовности обратиться ко Творцу в чувстве покаяния приводит Чарткова к краху: художник возненавидел искусство. Он начинает скупать все талантливые произведения и уничтожать их с «бешенством» и с «адским» наслаждением. Этим Чартков полностью подтверждает свой разрыв с Богом. Деньги играют роковую роль в его жизни: в начале они стали причиной гибели его таланта, сейчас он использует их на то, чтобы уничтожать талантливые произведения других художников. Фактически он возвращает деньги тому, от кого их получил. Так Гоголь подчеркивает: сделка с дьяволом ведет к пустоте и опустошению, погружает человека в небытие.
Смерть Чарткова была ужасна: «труп его был страшен». Но даже в предсмертном безумии ему мерещился злополучный портрет и чудились «страшные, живые глаза».