— Я тебе перезвоню, когда мы тут закончим.
А потом прервала его соединение.
— А ты, Магдалена, можешь остаться, но на данный момент ты не являешься сотрудником сайта.
— Я полагаю, что сейчас вы будете обсуждать сложившуюся ситуацию. А меня не стали нанимать сразу же, потому что хотите предложить другой контракт: я должна буду выполнять обязанности Баффи, — совершенно спокойно пояснила Магдалена. — Я права?
— Абсолютно, — согласился Рик.
— Я останусь. Это не только ваша проблема, но и моя тоже. Я отвечаю за свой раздел и должна знать, что происходит.
— Спасибо. — Я действительно была ей благодарна, Мегги никогда не сможет заменить Баффи, но она явно готова попытаться, а это уже немало. — Рик, перешли файлы.
— Готово.
— Проверьте, пожалуйста, почту. Вы найдете письмо с вложением. Там все, что нам известно на данный момент. Тот, кто приказал убить Баффи, занимает высокий пост в правительстве. В дело замешан Тейт. Это не просто секретная информация — этой информации вполне достаточно, чтобы и за вами началась охота. Прочтите, сделайте копию и сотрите письмо. Будете вы помогать нам выяснить, что же на самом деле происходит, или нет — решать вам. Но если вдруг нас обвинят, скажем, в государственной измене, то знайте — вы только что сделались соучастниками. Добро пожаловать.
Я встала.
— Шон и Рик останутся и ответят на все ваши вопросы. Шон отвечает за ирвинов, а Рик как мой новый заместитель — за вестников. Спасибо всем. А теперь прошу меня извинить, мне срочно нужно позвонить.
И не обращая внимания на недовольные возгласы, я удалилась в ванную, выключила верхний свет и закрыла за собой дверь.
Пока Дейв и Аларих спешно сооружали новый канал для конференц-связи, мы с Шоном изолировали ванную — теперь она защищена специальным экраном, сквозь который могут прорваться только сигналы на одной определенной частоте. За этой дверью не будет работать большая часть моих коммуникаторов, но именно этого мы и добивались. Мне, безусловно, будет чертовски сложно сделать отсюда телефонный звонок, зато другие почти наверняка не смогут к нему подключиться.
В моем наладоннике были все нужные коды, но у меня все равно ушло почти пять минут, чтобы дозвониться до Махира.
— И что это такое было? — спросил он резким и обиженным тоном. — Я что, дал тебе какой-нибудь повод усомниться в моей преданности сайту? Я когда-нибудь делал что-нибудь наперекор твоим указаниям? Честно говоря, сейчас, мисс Мейсон, мне отчетливо дали понять, что я не очень ценный сотрудник.
— И тебе привет, Махир.
Я облокотилась о раковину и сняла очки. Мне вполне хватало мерцания экрана наладонника. От него все равно голова болела, но хоть что-то.
— Ты очень ценный сотрудник. Именно поэтому я тебя и уволила.
Махир надолго замолчал, переваривая услышанное.
— Боюсь, я не совсем тебя понимаю.
— Послушай, ситуация сейчас такова, что в любую минуту все может покатиться в тартарары.
Как бы я хотела, чтобы это не было правдой. Никогда в жизни еще так не хотела оказаться лгуньей.
— Мы оказались на чужой территории и играем теперь по чужим правилам. А мы к этому не готовы. И нам некого позвать на помощь. Мы либо найдем то, что ищем, либо потерпим сокрушительное поражение.
— Но зачем меня увольнять? Ты с большой радостью пригласила всех остальных присоединиться к этому самому сокрушительному поражению. Почему же мне отказала в праве купить билет на «Титаник»?
— Потому что мне надо, чтобы ты остался на береговой вышке и принимал наш сигнал.
Махир снова задумался, а потом осторожно сказал:
— Слушаю тебя внимательно.
— Если все пойдет прахом (а такое вполне возможно), нас, вероятно, убьют, а всех сотрудников сайта обвинят в государственной измене. Если неизвестный злоумышленник сумеет свалить ответственность за свой заговор на нас, то всех работников «Известий постапокалипсиса» могут обвинить по статье терроризм за использование живого вируса Келлис-Амберли.
— Боже мой… — ужаснулся Махир. — Об этом я не подумал.
— Я так и поняла, — мрачно отозвалась я.
Законопроект, принятый в 2026 году после процесса Раскина-Уотса, действует не только на территории Америки. Какая страна, даже самая нам враждебная, могла позволить себе проявить снисхождение в подобных вопросах? Никакая. В 2027 году все индустриализованные страны, подписавшие соглашение о выдаче международных преступников, единогласно заявили: любого человека, признанного виновным в использовании Келлис-Амберли в качестве оружия, выдадут соответствующей стране, чтобы он предстал перед судом. Так что, уехав из страны, ты все равно подпадал под ее законы. Конечно, не надо было переходить черту.
В наши дни в Соединенных Штатах почти никого не осуждают на смертную казнь. Исключение составляют террористы. Те, кто использует Келлис-Амберли в качестве оружия, должны умереть. Вот так, просто и ясно. Это всемирный закон.
— Джорджия, я ценю твою заботу, правда ценю, но не думаю, что уволив меня, ты этим спасешь остальных.
— А я и не собираюсь.
— А что ты тогда собираешься делать?
— Я собираюсь дать тебе время: скачай с сервера все, запиши на диски и поезжай в Ирландию.
Ирландия никогда не подписывала с Америкой соглашения о выдаче преступников. До сих пор.
— Если тебе удастся пересечь границу, ты сможешь надолго затаиться.
— И что? Надеяться, что все забудут? Что я международный террорист?
— Сделай так, чтобы мир узнал правду.
Снова долгое молчание. Наконец тихим и отрешенным голосом Махир сказал:
— Даже не знаю, то ли радоваться оказанному доверию, то ли печалиться по поводу того, что ты хочешь превратить мою жизнь в свой план Б.
— То есть ты не станешь этого делать?
— Ты с ума сошла? Конечно стану. Когда бы ты меня ни попросила — сейчас или через месяц. Это единственный выход. — Он на мгновение замолк, а потом продолжил с явным сожалением в голосе: — Жаль только, ты собралась браться за такое в одиночку. Рик — хороший парень, но я слишком мало с ним работал, не уверен, что оставляю тебя в надежных руках.
— Что не сможет Рик — сделает Шон. В полночь я закрою тебе официальный доступ к серверам и скопирую все наши материалы на старый адрес. Помнишь старый сервер?
«Старый сервер» мы брали в аренду у «Аргументов», когда еще работали на сайте «Мостостроителей». Сохраняли там запасные копии своих файлов во время путешествий, потому что «Мостостроители» не позволяли ничего публиковать без своего предварительного подтверждения. И не хранили информацию бета-блогеров дольше суток. Последний раз мы пользовались «старым сервером» еще до раймановской кампании. И почти никто не знал, что я все еще плачу за его аренду, только сотрудники «Аргументов». Не самое надежное место для хранения, но зато оно нам не принадлежит. Махир сможет его использовать, и никто его не засечет и не уличит в связях с нами.
— Помню. Полагаю, мне больше не стоит тебе звонить.
— Да, не самая лучшая идея. Я сама буду с тобой связываться, как смогу.
— Ладно. — Он усмехнулся. — Шпионские страсти.
— Добро пожаловать в журналистику.
— Точно. Джорджия Мейсон, я бы хотел с тобой встретиться вживую. Очень. Работать с тобой для меня было большой честью.
— Вполне возможно, что тебе представится еще возможность, Махир. Нас пока рано списывать со счетов. — Я надела черные очки. — Держи ухо востро. Твое имя в любом случае связано с «Известиями постапокалипсиса», тут я ничего не смогу поделать.
— Я бы и не хотел, чтобы было иначе. Ты тоже держи ухо востро.
— Постараюсь. Спокойной ночи, Махир.
— Спокойной ночи, Джорджия… и удачи.
Раздался щелчок, и мы разъединились. Этот звук прозвучал особенно зловеще. Я убрала телефон, выпрямилась, вздохнула и потянулась к ручке двери. Пора возвращаться к своей команде.
У нас впереди очень много работы.
С большим сожалением, но не испытывая никаких угрызений совести, вынужден сообщить, что покидаю этот сайт. Мы расстаемся не из-за расхождения во взглядах на политику или религию, а просто потому, что наши интересы лежат теперь в разных плоскостях. Хотелось бы пожелать Мейсонам всего наилучшего в их будущих начинаниях, я буду с нетерпением ждать вестей об их новых проектах.
Уверен, это будет что-нибудь грандиозное.
из блога Махира Гоуды
«Рыба, чипсы, новости»,
9 апреля 2040 года.
Двадцать три
Шесть недель — долгий срок для новостного сайта, даже если ты не работаешь над каким-нибудь крупным проектом. А предвыборная кампания — это крупный проект, который отнимает много сил и времени у целой команды блогеров. И подготовка нового администратора отдела — тоже крупный проект. Обычно сочинителям не требуется много внимания — они вечно болтаются без дела, беззаботные и радостные, рассказывают друг другу истории и страшно удивляются, когда кто-то еще выражает желание эти истории прочитать. А вот их начальник должен быть гораздо более собранным. А еще нужно было просматривать и подписывать контракты, выдавать разрешения, пересылать файлы и выполнять целую кучу мелкой административной работы, за которую никому не хотелось браться. И у всех перед глазами стояло мертвое лицо Баффи.
По ее милости, кстати, проблем у нас прибавилось. Погибшая девушка оставалась членом команды, хоть и не работоспособным. Бекс приходилось тратить уйму времени: она проверяла все закодированные сообщения и каналы и искала лазейки и жучков, которые оставила Баффи. Я даже и вообразить себе не могла масштабы паранойи нашей сочинительницы: мы отыскали больше тысячи записывающих устройств, а Бекс постоянно находила новые материалы с беспроводных подслушивающих жучков, запрятанных чуть ли не в каждом офисе, здании и конференц-зале, в которых мы побывали во время кампании.
— Реши она устроиться в ЦРУ, ее бы там с руками оторвали, — как-то проворчал Шон (в тот день Бекс подтвердила, что в Икли все еще функционируют несколько жучков).
— А стали бы они терпеть ее страсть к слащавым эротическим стишкам?
— Думаю, нет.
Бекс помогали Аларих и Дейв: девушка избавлялась от оставленных Баффи червей, а они латали получившиеся дыры в системе. Втроем наши блогеры почти справлялись с тем, что Баффи наворотила в одиночку, хотя на это уходили все силы, и они начали уставать. Правильно, на работу-то их брали журналистами, а не компьютерщиками. В списке неотложных дел у меня большими буквами значилось «нанять нового полевого системного администратора». А еще там значилось «раскрыть политический заговор», «отомстить за смерть Баффи» и «остаться в живых».
При всем при этом никто не собирался освобождать нас от основной работы, вернее, от нескольких работ сразу. Мы по-прежнему освещали кампанию Раймана-Тейта. А она набирала обороты — еще бы, ведь теперь интерес общественности подогревали не одна, и даже не две, а целых три связанных с ней трагедии. Нас постоянно привлекали традиционные СМИ и разные новостные сайты. К тому же нужно было выдавать бета-блогерам задания по обновлению материалов. Новости не будут ждать никого — ни отстающих, ни раненых. Это мне в них всегда нравилось, но это же и раздражало.
Две недели мы провели в Хьюстоне: старались, где только можно, отправлять на мероприятия Рика. А сами запирались в номере и пытались подготовить войну, в которой никогда не собирались участвовать. На чьей стороне Райман? Я думала, что не на стороне Тейта: ни один нормальный родитель не станет подобным образом жертвовать собственной дочерью. С другой стороны, нас Мейсоны усыновили только для того, чтобы продемонстрировать всем победу живых над мертвыми. И никогда не возражали, когда мы буквально лезли в пасть смерти, даже наоборот — всячески поощряли. Родители жили ради рейтингов — единственного, что осталось у них после смерти Филипа. Что вообще такое «нормальные родители»? Мы почти каждую ночь сидели допоздна в полной темноте: работали, строили планы, запасные планы, пытались найти выход из проклятого лабиринта, в котором оказались, сами того не ведая.
Шон делал вид, что не знает, как мало я сплю. А я делала вид, что не замечаю, как он молотит кулаком по стенам ванной. Кофеиновые таблетки и пластырь — именно они ассоциируются у меня с Хьюстоном. Кофеиновые таблетки и пластырь.
Дважды я пыталась поговорить с Райманом, а он трижды пытался поговорить со мной. Мы никак не совпадали в этих попытках. Я не могла доверять сенатору и не знала, заодно ли он с Тейтом, а он не понимал, почему мы так отдалились и почему постоянно измотаны. Даже Шон заметно сдал: не ездил больше на выезды со Стивом и его ребятами в свободное от репортажей время и выполнял свои обязанности скрупулезно, но без следа былого энтузиазма и жизнерадостности, к которым уже успел привыкнуть Райман. Мы все сильно сдали и ничего не могли с этим поделать. Мы не доверяли ему и поэтому не могли ничего рассказать ни про свои подозрения, ни про улики. А пока мы не расскажем все — как ему доверять? Получалась настоящая лента Мебиуса, бесконечная и замкнутая, я не понимала, как нам выбраться из сложившейся ситуации. Так что пока мы просто игнорировали Питера в надежде, что он все поймет, когда наступит время.
После Хьюстона предвыборный штаб снова пустился в путь и колесил по стране, как ни в чем не бывало. Хотя кое-что изменилось. Чак погиб, вместо него пришел какой-то бледный хмырь, который сразу же убегал, сделав свою работу, и не хотел даже словом ни с кем перемолвиться. Количество охранников утроилось, и Шону больше не разрешали выезжать без сопровождения. Брат с почти мстительным удовольствием таскался в самые мерзкие и опасные места, какие только встречались на пути, а его няньки вынуждены были таскаться следом. Хотя материал он иногда оттуда привозил просто потрясающий. В сообществе ирвинов поговаривали, что его в этом году выдвинут на премию «Золотой Стив», и не удивлюсь, если он ее получит.
Целый месяц мы колесили по гостеприимной западной Америке, а другие кандидаты в это время довольствовались телевизионным эфиром и оставались в крупных городах — якобы там гораздо проще защититься от зараженных. Да, вспомните только про Сан-Диего. Безрассудная храбрость приносила Райману новые голоса и позволяла удерживаться в сводках новостей, даже когда улеглись волнения по поводу последней трагедии. «Человек из народа сдаваться не собирается» — публика с радостью на это покупалась. Некоторые, конечно, вопили, что стремление Раймана провести кампанию «по старинке» явилось причиной трагедии в Икли, но гибель Баффи и Ребекки заставила их умолкнуть. Можно винить сенатора в происшествии в Оклахоме, но совсем другое дело — обвинить его в терроризме и в покушении на убийство. Америка — свободная страна, заселенная параноиками, но, слава богу, пока до подобных обвинений дело не дошло. Пока.
Через полтора месяца после Мемфиса мы, уставшие и заработавшиеся, подъезжали к шумному Сакраменто в Калифорнии — одному из самых важных и жестких торговых центров страны.
Мы с Шоном родились и выросли в Беркли, и логично было бы предположить, что нас обрадует визит в столицу собственного штата. Совсем наоборот. По сути, Калифорния — это несколько отдельных маленьких штатов, которые удерживают вместе политические связи, права на водные угодья и стойкое нежелание каждой такой отдельной области уступать кому-то прибыльное название «Калифорния». Сепаратистские движения здесь существовали еще до Пробуждения, их сторонники не призывали отделиться от Америки, но хотели отделить небольшие территории от собственно штата. В Сакраменто недолюбливают жителей побережья: у нас там хорошая погода, хорошие СМИ и прибыльный туристический бизнес. А у них? Правительство штата и куча фермерских хозяйств, которые чертовски трудно оборонять. Сказать, что между отдельными частями штата существовали взаимные обиды, значит почти ничего не сказать. Окончательно добрые чувства у жителей Сакраменто к остальной Калифорнии иссякли, когда им пришлось закрыть свою ежегодную ярмарку штата. Теперь тут танцевали под совсем другую мелодию: «спасайся и молись кто может».
Воздух был сухой и горячий, и у меня сразу же запершило в горле, как только мы вышли из аэропорта в специальную огороженную зону, где нас должны были встретить сотрудники службы безопасности сенатора. Яркое послеполуденное солнце резало глаза даже сквозь стекла очков. Я споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за Рика. Казинс вопросительно посмотрел на меня, но я лишь покачала головой. Мы все уже были на пределе, включая Шона. Если сейчас Рик что-нибудь спросит, брат весь остаток дня будет вокруг меня носиться. А у нас слишком много других неотложных дел.
Сенатор Райман, губернатор Тейт и большая часть советников прибыли еще вчера. Мы тоже должны были, хотя летели не на частном, а на коммерческом самолете. Но, к сожалению, из-за медицинской тревоги пришлось сесть в Денвере. Там мы вместе с сотней перепуганных пассажиров сидели и ждали, не объявят ли наш самолет закрытой карантинной зоной. Стыдно признаться, но мне в какой-то момент очень этого захотелось. Тогда, по крайней мере, мы смогли бы наконец выспаться. Я волновалась за брата: спать он теперь ложился, только если я пинками загоняла его в кровать.
К нам подъехала знакомая черная машина. Дверь открылась, и из нее, как всегда, вышел громила-Стив.
— Мисс Мейсон, — кивнул он мне.
— Рада видеть тебя, Стив. — Я криво улыбнулась. — Какие планы на сегодня?
— Я отвезу вас в Центр собраний. Наш караван отправится через полтора часа.
— Маловато времени, — поморщилась я и схватила наши чемоданы.
Стив помог перенести оборудование. Сегодня вечером сенатор Райман выступит с речью перед калифорнийскими республиканцами. Наверняка будет куча интересных высказываний, цитат и журналистов-конкурентов. Мы все должны быть там. Хотелось бы, конечно, хотя бы немного отдохнуть и не пить снова кофеин, но что поделать.
— Спасибо, что встретил.
— Не за что.
Подъехал второй автомобиль. Из него вышел Карлос и тоже бросился помогать нам с вещами. К нему присоединились наши няньки: бедняга Андрес и Хайди — женщина-телохранитель с непроницаемым выражением лица. Думаю, ее к нам приставили по одной-единственной причине: из-за ретинального КА мне требовалась отдельная персональная проверка, а они не хотели, чтобы я во время нее оставалась без сопровождения. Им пришлось провести целую ночь в аэропорту в нашей компании, и теперь они, видимо, уже совсем не питали к нам никаких дружеских чувств.
— Готовы? — спросил Стив.
— Готовы, — подтвердил Шон.
Мы залезли в приятную кондиционированную прохладу автомобиля. Стив поглядел в зеркало заднего вида (удостоверился, что мы пристегнули ремни), а потом включил мигалки и отъехал от тротуара.
Я подняла бровь. Шон мигом понял мой намек и поинтересовался у охранника:
— Друг, у нас какие-нибудь проблемы?
— В городе собралось очень много политиков.
Понятно. Сенатор беспокоится, что злоумышленники, виновные в произошедших трагедиях, попытаются воспользоваться ситуацией и завершить начатое. В конце концов, им удалось покончить только с Баффи, мы ведь выжили. Во мне поднялась волна черной злобы, но я постаралась взять себя в руки. Райман не знал, что предатель сидит в его собственном штабе и что следить нужно за Тейтом. Так какого черта тогда позволил нам лететь на коммерческом самолете?
Шон заметил, как я напряглась, и положил руку мне на плечо.
— Спокойно, — прошептал он.
— Как же.
Я откинулась на сиденье. Лоис вопила в своей переноске, которая стояла у Рика на коленях. Как же хорошо я сейчас ее понимала.
Наш небольшой караван благодаря мигалкам легко объехал пробку при выезде из аэропорта и направился в сторону города. Раньше в Сакраменто устраивали знаменитую ярмарку штата, а еще всевозможные родео и конноспортивные соревнования. А после Пробуждения все мероприятия на открытом воздухе пришлось отменить. В результате город лишился важной статьи дохода, и ему пришлось изыскивать другие пути добывания денег. Они чуть повысили налоги, попросили помощи у богатых спонсоров, заключили несколько выгодных контрактов в сфере безопасности и таким образом насобирали достаточно средств на строительство Центра собраний Сакраменто — нового места для проведения ярмарок и прочих увеселений. На огромной территории теснились разнообразные здания, временные удобства для автоколонн и караванов, четырехзвездочный отель, конференц-центр… и самое большое в стране открытое пространство, которое официально признали безопасным для проведения массовых сборищ. Если нужно выставить своего кандидата, чтобы он прочитал трогательную речь и встал в героическую позу на улице на фоне ярко-голубого неба — лучше Сакраменто для этого места не найти. Именно здесь зачастую решалось, кто станет президентом. Неважно, какая у тебя предвыборная программа, ведешь ли ты честную игру — в конечном итоге все зависело от того, как воспримут люди твое лицо на фоне голубого неба в Сакраменто.
Судя по нашему расписанию, мы проведем в этом городе неделю: сенатор и губернатор будут выступать с речами, встречаться с прессой и просить поддержки могущественных калифорнийских политиков. И не только республиканцев. Я уже знала, сюда приедут несколько влиятельных демократов и независимых кандидатов. Все они хотели сфотографироваться с человеком, который, как считали многие, вполне может стать нашим следующим президентом. Хотя, конечно, когда мы выведем Тейта на чистую воду, по его карьере будет нанесен серьезный удар.
— Господи! — Рик изумленно присвистнул, когда мы подъехали к Центру. — Вы по мелочам не размениваетесь, я смотрю?
— Добро пожаловать в Калифорнию.
Мы с Шоном уже закатывали рукава. Рик посмотрел на нас и нахмурился.
— Не волнуйся, — улыбнулась я. — И на тебя хватит.
Чтобы въехать на территорию, понадобилось сдать четыре анализа крови и позвонить в ЦКПЗ: они должны были подтвердить, что мой случай ретинального КА зарегистрирован официально. Теперь кровь у нас будут брать, если понадобится войти в здание или выйти за пределы зоны. А еще возможны внеочередные проверки, сколь угодно частые — два раза в час, раз в неделю — никогда не знаешь. Пока мы ехали к месту стоянки каравана, Шон развлекался тем, что отслеживал встречающиеся по пути камеры наблюдения и датчики движения.
— Попробуй только начать ходить как зомби — уже через минуту прибежит охрана, — удовлетворенно пояснил он.
— Только не говори, что уже проделывал подобное, — ужаснулся Рик.
— Я не такой дурак. — Шон попытался сделать оскорбленный вид, но у него не очень-то получилось.
— Кое-кто успел раньше него, — вмешалась я. — Сколько тот парень в итоге просидел в тюрьме?
— Два года, но он пошел на это ради науки.
— Ага, конечно.
Я собиралась еще что-то добавить, но тут наша машина свернула на узенькую дорожку, где стоял указатель «Автоколонна № 11». Я выпрямилась на сиденье и поправила очки.
— Приехали.
— Слава богу, — вздохнул Рик.
Все так же нестерпимо палило солнце. Я сняла пиджак, взяла свой ноутбук и принялась осматривать припаркованные автомобили и трейлеры. Обнаружив наконец искомое, я широко улыбнулась.
— Родной любимый грузовик, — проворковал Шон.
— Точно.
Я направилась прямо к нему. Оставшиеся чемоданы вытащит охрана. Основная часть оборудования все равно была в грузовике.
— Заторопилась? — меня нагнал Казинс.
Шон косо на него посмотрел, но Рик не обратил никакого внимания.
— Хочу проверить, как там у мальчиков дела. — Я приложила ладонь к сенсорной панели на дверях грузовика.
Снова иголки, спустя несколько секунд дверь распахнулась. Я оглянулась через плечо и спросила Стива:
— А в каком мы фургоне?
— В том, что с левого краю, там есть табличка с именем. А в соседнем — мистер Казинс. Полагаю, вам не терпится приступить к работе?
— Да, на самом деле… Черт, — спохватилась я. — Речь сенатора.
— Я все сделаю, — неожиданно предложил Шон и пожал плечами в ответ на мой изумленный взгляд. — Вполне могу нацепить костюм и прикинуться вестником. Никто и не заметит подмены, а в приглашении наверняка просто указано «Мейсон». Так, Стив?
— Да… — растерянно откликнулся охранник.
— Решено. Рик, пошли. Пусть Джордж займется работой. — Брат схватил оторопевшего Казинса под руку и поволок прочь.
За ними отправился ухмыляющийся Стив, а я осталась стоять возле фургона. Что это такое только что было? Хотя какая разница — дареному времени в зубы не смотрят.
Перед тем как погрузить автомобиль для транспортировки, мы забрали оттуда все важные системные компоненты: запасные диски с данными, файлы и, конечно, самое главное — карты памяти, с помощью которых можно разблокировать серверы. Я прошла по грузовику и не торопясь запустила все оборудование, последними включила внешние камеры. Я чувствовала себя снова дома. Один за другим вспыхивали экраны, которые в свое время с таким трудом устанавливала еще Баффи. На них под разными углами отображалась стоянка. Никого и ничего. Прекрасно. Теперь надо врубить систему безопасности. Она будет специально вырабатывать помехи, и за нами невозможно будет установить внешнее наблюдение. Разве что ЦРУ под силу через такое пробиться, но если мы имеем дело с ЦРУ — то наша песенка уже в любом случае спета. Я уселась за рабочий стол и открыла окно чата.
В наши дни общение в Сети в основном осуществляется на форумах (только текстовые сообщения, причем не в реальном времени) или по видеосвязи. Теперь уже мало кто помнит старые добрые чаты, которые раньше так любили в Интернете. И хорошо. Если оба собеседника используют свои собственные серверы, можно таким образом легко проскочить незамеченными.
Повезло. В Сети меня как раз поджидал Дейв.
«Что нового?» — набрала я.
«Джорджия? Назовись».
«Пароль „колокольный звон“».
«Принято. Проверяла почту?»
«Еще нет. Мы только приехали».
«Выходи из чата и иди читать. Ты должна сама это увидеть».
Я замерла, уставившись на ярко-белые слова на фоне черного командного окна.
«Насколько все плохо?»
«Плохо. Иди читай».
И я открыла почту.
У меня ушел почти час на то, чтобы просмотреть присланные Дейвом и Аларихом файлы. Еще двадцать минут потребовалось, чтобы прийти в себя. В конце концов я перестала задыхаться и взяла себя в руки, а потом закрыла ноутбук, положила его в чехол и встала. Нужно переодеться. Мне пора на вечеринку.
Я всегда знала, что буду журналистом. В детстве они казались мне почти супергероями. Они говорили правду, помогали людям. Через много лет мне предстояло узнать, чем еще занимаются журналисты: ложью, шпионажем, разными подлостями, взятками. Но к тому моменту было уже слишком поздно. Новости проникли мне в кровь. Подобно наркоману, я нуждалась в следующей дозе и никак не могла завязать.
С самого детства мне не нужно было ничего, кроме новостей и правды, я хотела сделать мир лучше. И я ни о чем не жалею. Вернее, не жалела до настоящего момента. Потому что по сравнению с этим я слишком мала, Шон слишком мал. Боже, я так напугана. Но я же наркоман, я не могу остановиться.
«Весточки со Стены»,
из неопубликованных файлов Джорджии Мейсон,
19 июня 2040 года.
Двадцать четыре
Я ужасно спешила, но, к сожалению, существовали определенные правила: на выступление сенатора и последующий прием гости должны были являться в вечерних нарядах, даже представители прессы. Скажем даже так, в особенности представители прессы — в конце-то концов, все остальные выложили по пятьсот долларов за возможность насладиться речью и поздороваться с сенатором Райманом. А мы нахально пользовались проклятой «свободой прессы». Если нас не пускать — мы разозлимся и начнем копать под них, поэтому они предпочитали делать вид, что контролируют нас: приглашали на подобные мероприятия, прикармливали и осыпали любезностями. Быть может, крупные скандалы им и не удавалось замять таким образом, зато мелкие пакости успешно оставались в тени.
Сотрудники сенатора аккуратно сложили наш с Шоном багаж в фургон, в котором мы с ним будем жить во время стоянки в Сакраменто. К сожалению, после этого здесь успел побывать мой братец — пронесся как ураган в поисках своего парадного костюма. Поверх моих чемоданов теперь лежала целая гора его одежек, оружия, документов и прочего хлама. У меня десять минут ушло, чтобы откопать сумки, и еще пять, чтобы выяснить, в которой же запрятано вечернее платье. Все это время я ругала Шона на чем свет стоит, чтобы хоть как-то отвлечься.
У мужчин очень практичный вечерний наряд — штаны, пиджак и широкий кушак. Даже галстук при желании можно использовать в качестве импровизированного жгута или удавки. Другое дело — дамские платья, которые не менялись с самого Пробуждения и будто специально придуманы для того, чтобы человека в них проще было укокошить. Ненавижу их. Мое сшито на заказ — на юбке сделаны специальные разрезы, в корсаж можно спрятать пистолет и диктофон, а на поясе есть специальный карман для патронов. Но, несмотря на все модификации, это самая непрактичная одежда в моем гардеробе. Вместе с платьем обычно приходится надевать чулки и туфли на каблуках. Хорошо хоть, современные чулки изготавливают из специальных полимеров, так что они очень редко рвутся.
Согласна на туфли на каблуках, согласна на чулки, даже нанесу блеск для губ (так будет казаться, что я сделала макияж). Но линзы надевать отказываюсь. Моя задача очень простая: подобраться к сенатору и моей команде, убедить их в том, что у меня важные новости, и отвести назад в Центр. Все еще ругаясь, я вытащила из бокового кармана дорожной сумки шаль, прицепила значок с удостоверением и вылетела из фургона.