VI. Лэ – Каракорум – Хотан 2 глава




Передаваемые случаи «смертного глаза» составляют замечательное и совсем не изучаемое задание для психиатров и криминалистов. Лицо, получившее волевой удар, в назначенные сроки начинает терять жизненную энергию и теряет самозащиту, и, наконец, аппарат останавливается. Врачи, не применив вовремя внушение, теряются в средствах и начинают еще более отравлять парализованную нервную систему. Злостное малокровие, поражение сердца или селезенки, или желчного пузыря, нервные спазмы и удушья часто являются официальным следствием волевого приказа. Трудно установить, как происходит качество поражения органов; вернее представить, что наиболее слабый орган скорее реагирует на поражение нервов. В малой и грубой степени то же явление знакомо в шаманизме, но степени воли и применения ее совершенно несравнимы. Справедливо указывается, что такое волевое убийство или повреждение гораздо опаснее механического. И где искать границы этих воздействий? На Востоке можно иногда услышать многозначительную фразу: «Он не будет жить». Значит, почуяна искра волевого удара.

Два качества нужно отдать англичанам – выдержка и точность во времени. Оба эти качества поразительны для Востока. Если бы к ним еще прибавить чистоту мысли! Но этим свойством все европейцы мало отличаются. Именно детскими попытками скрыть истинные свои намерения европейцы закрывают себе врата Востока. Точность в назначенных сроках, конечно, совершенно необходима, ибо «худшая кража есть кража чужого времени», но одна точность без ясности и силы мысли еще мост не создает.

Не опаздывайте, если хотите, чтобы вас уважали. Не лгите мысленно, если собираетесь найти друзей.

Началось с неизвестных следов, найденных Эверестской экспедицией. Затем в «Стетсмен» английский майор рассказывал, как во время одной из экспедиций в область Гималаев он встретил странного горного жителя. На восходе солнца среди студеных снегов майор вышел из стана и поднялся на соседние скалы. Взглянув на соседнюю скалу, майор, к изумлению, увидел высокого, почти обнаженного человека, стоящего опершись на высокий лук. Горный житель не смотрел на майора. Его внимание было всецело привлечено чем-то невидимым за изгибом утеса. И вдруг человек нагнулся, напрягся и безумно опасными скачками бросился со скалы и исчез. Когда майор рассказал своим людям о встрече, они улыбнулись и сказали: «Саиб[38]видел «снежного» человека. Они стерегут охраненные места».

Рассказывают недавний случай в Бенгалии. Садху ехал в поезде без билета. На ближайшей станции его высадили из вагона. Раздаются звонки. Паровоз свистит и не двигается. Так продолжалось некоторое время. Пассажиры вспомнили о высаженном садху и потребовали водворить его на место. Тогда поезд двинулся. Вот это массовое воздействие!

Европейка, жившая в Индии, зашла в глухую часть сада и задумалась, отчего не проложены дорожки на этих полях. Через три дня она идет туда же и видит свежепроведенную дорожку, но окончание дорожки как-то затерялось. Позвали старика садовника: «Кто провел дорожку?» – «Ведь мемсаиб[39]хотела иметь дорожку, но я не знал, как окончить ее». И женщина вспомнила, что конец ее мысли о дорожке был неясен.

Джагадис Боше утверждает, что чувствительность растений совершенно поразительна. Так, растения чувствуют образование облачка задолго до его видимости глазом. Восток чует мысль при ее зарождении.

В реальном чередовании очевидного и незримого глазом, в эпической простоте особых возможностей очарование Индии.

Махендра Пратап замечательно говорит о Лемурии[40]и о сравнении Запада и Востока.

Приходит тибетский портной шить кафтаны. Всю мерку снимает на глаз. Но удивительнее всего то, что кафтан выходит впору. И все-то делается не зря. И качество золота на обшивку, и цвет подкладки, и длина – и все обдуманно. Местная домодельная ткань очень узка, и надо удивляться, как умеют загладить многие швы. Для войска эта же ткань делается гораздо шире, но в частную продажу она не поступает.

Тибет помнит о троекратном разделе всех имуществ, бывшем в VIII веке.

Если возьмем твердые исторические даты прошлого века, то можно поразиться, как планомерно освобождалось народное сознание от явных пережитков средневековья. Защитники пережитков могут просмотреть исторические пути и удостовериться, что происходящее сейчас не случайно, но определенно планомерно. Кто страшится этой планомерности, тот не может понять эволюцию.

Неожиданная поддержка основного буддизма. Реальнейший из реальных Хаксли говорит: «Никто, кроме поверхностных мыслителей, не отвергает учение о перевоплощении как нелепость. Подобно учению о самой эволюции, названное учение имеет свои корни в мире реальностей, и оно имеет право на такую поддержку, на какую имеет право каждое рассуждение, исходящее из аналогий».

Две прекрасные подробности буддизма: «Подобно льву, не устрашенному шумами. Подобно ветру, неуловимому сетью. Подобно листу лотоса, непроницаемому водою. Подобно носорогу, иди в одиночестве». «Изучение и проявление энергии во всех ее видах. Энергия вооружения. Энергия приложения в действии. Энергия неудовлетворения, рождающая вечное устремление, вводящее человека в ритм космического потока», – так говорит Асанга.[41]

Где же бездейственный пессимизм? Где же философия отчаяния? – как иногда называли буддизм малопонимающие люди. Сколько книг было написано под влиянием ложной романтики девятнадцатого века. Сколько ученых, не владея языками, питали свое сознание этими мечтательно-кислыми заключениями. А теперь показался иной лик: Будда с мечом, в львином дерзновении, во всеоружии всех энергий в мировом строительстве, в космическом устремлении.

«Наблюдай движение светил, как принимающий участие в нем, и постоянно размышляй о переходе элементов друг в друга. Ибо подобное представление очищает от грязи земной жизни», – так размышляет Марк Аврелий. То же самое говорит вам образованный индус Гималаев.

Л. Хорн пишет: «С принятием учения об эволюции старые формы мысли рушатся всюду, встают новые идеи на место изжитых догматов, и мы имеем перед собой зрелище общего интеллектуального движения в направлении, до странности параллельном с восточной философией.

Небывалая быстрота и разносторонность научного прогресса в течение последних пятидесяти лет не могли не вызвать одинаково небывалого ускорения мышления и в широких вненаучных кругах общества. Что высочайшие и наиболее сложные организмы развились из простейших организмов; что на единой физической основе жизни стоит весь живой мир; что не может быть проведена черта, разделяющая животное и растительное царства; что различие между жизнью и нежизнью есть различие по степени, а не по существу, – все это сделалось уже общими местами в новой философии. После признания физической эволюции нетрудно сказать, что признание эволюции психической – вопрос лишь времени».

В «Дао дэ цзин» [42]сделано такое подразделение типов ученых: «Ученые высочайшего класса, когда слышат о Дао, серьезно проводят свои знания в жизнь. Ученые среднего класса, когда слышат о Нем, иногда соблюдают Его, а иногда снова теряют Его. Ученые самого низшего класса, когда слышат о Нем, лишь громко над ним смеются». Лао-цзы знал это.

Наблюдательность на Востоке и поражает и радует. И не показная наблюдательность, сводящаяся к мертвому трафарету, но тонкая молчаливая наблюдательность по существу. Вспоминается, как учитель предложил новопришедшему ученику описать комнату. Но комната была пуста, и в сосуде плавала лишь одна маленькая рыбка. За три часа ученик написал три страницы. Но учитель отверг его, сказав, что об одной этой рыбке он мог бы писать всю жизнь. В технической подражательности сказывается та же острая наблюдательность. В усвоении песенного лада, в характере зова, в движениях вы видите старую мощную культуру. Где-то сравнивали индусов, завернутых в плащи, с римскими сенаторами. Это сравнение ничтожно. Скорее, философы Греции, а еще лучше создатели Упанишад,[43]«Бхагавадгиты»,[44]«Махабхараты». И никакого Рима и Греции не было, когда цвела Индия. И последние раскопки начинают поддерживать этот несомненный вывод.

Проникновенно смотрит индус на предметы искусства. Конечно, от индуса вы уже ожидаете интересный подход и необычайные замечания. Так оно и есть, и потому показывать картины индусам настоящая радость. Как увлекательно подходят они к искусству! Не думайте, что их занимает лишь созерцание. Вы будете изумлены замечаниями о тональности, о технике и о выразительности линии. Если зритель надолго замолчит, не подумайте, что он заскучал. Наоборот, это добрый знак. Значит, он вошел в настроение, и можно ждать особо интересных выводов. Иногда он скажет целую притчу, и в ней не будет ничего грубого или пошлого. Удивительно, как преображаются люди Востока перед художественными произведениями. Положительно, зритель Европы труднее входит в струю творчества и часто менее умеет синтезировать свои впечатления.

В эпических узорах Индии все укладывается. Окажется в толпе вашим ближайшим соседом остов, побелевший от проказы, – вы не пугаетесь. Прислонится к вам садху, выкрашенный синими разводами, с прической из коровьего помета – вы не удивляетесь. Обманет вас факир с беззубыми кобрами – вы улыбаетесь. Давит толпу колесница Джаганната – вы не поражаетесь. Движется шествие страшных нагов[45]Раджпутаны с кривыми жалами клинков – вы спокойны. А где же те, ради которых вы приехали в Индию? Те не сидят на базарах и не ходят в шествиях. И в жилища их вы не попадете без их желания. Да правда ли они есть? Не пишут ли только о них досужие писатели для необыкновенности? Есть, есть и они. И есть их знание и умение. И в этом изощрении человеческих качеств возносится вся человеческая сущность, и никакая проказа не отвратит вас от Индии.

Все происходящее в метапсихическом институте Парижа, опыты Нотцинга и Рише по эктоплазме, опыты Барадюка по фотографированию физических излучений, работы Котика по экстериоризации чувствительности и попытки Бехтерева по передаче мыслей на расстоянии – все это знакомо Индии, только не как маловероятное новшество, но как давно известные законы. Мало говорят на эти темы по недостатку сведущих, научно просвещенных собеседников. Древний метод индуизма и буддизма – открывать двери постучавшемуся, но никого не зазывать и ничего не навязывать. Но и качество стука должно быть мощно. В практическом учении буддизма четко развивается самодеятельность сознания и как следствие ее – непоколебимая выдержанность и всепобеждающее терпение. Наибольшее терпение склонит победу. Вот бы невеждам отрицателям окунуться в настоящий Восток, поучиться и воспринять способность вмещения.

Передают два характерные эпизода о таши-ламе.[46]Когда таши-лама был в Индии, к нему обратились с вопросом, владеет ли он какими-либо психическими силами. Таши-лама молча улыбнулся. Через короткое время, будучи тесно окружен хранителями и офицерами, таши-лама неожиданно исчез. Все поиски были безуспешны. Наконец через значительное время офицеры увидали его спокойно сидящим тут же в саду, а вокруг него суетились в бесплодных поисках хранители. Также и далай-лама был спрошен в Индии. Также и он промолчал. Потом он показал присутствующим большую картину Поталы,[47]и вдруг все увидели его сидящим над Поталой. Этот случай напоминает, как говорил мне когда-то Горький, что он сам смотрел яркие изображения индийских городов на чистых металлических листах альбома, показанного ему однажды на Кавказе индусом. При всей своей реальности Горький, однако, утверждает, что видел в ярких красках то, что указал индус. Привет Алексею Максимовичу!

Очень чувствителен мир Востока. Притяжение мыслью поразительно. Хотелось иметь старого тибетского Будду, но это уже трудно теперь. Говорили и мыслили между собою, как достать. Через несколько дней приходит лама и несет отличного Будду: «Госпожа хотела иметь Будду, и мне указано отдать Будду с моего домашнего алтаря. Не могу продать священное изображение – примите в дар». – «Как же вы узнали наше желание иметь Будду?» – «Белая Тара[48]явилась во сне и указала отнести вам». Так и бывает чудесно и просто.

Только что прочли в «Стетсмен», что низшие касты Индии начинают охотно принимать буддизм. Рабиндранат Тагор в беседе с Ганди высказывался против каст. Из уст брамина это признание значительно. Много значительных и прекрасных знаков!

Особое внимание должно быть обращено на Пураны.[49]В них множество ценнейших указаний. «Когда сочетаются Солнце и Луна, и Тишья, и Юпитер, тогда наступит век Сатиа – век истины». Так отмечает Вишну Пурана век Майтрейи.

Постоянно приходят ламы. Развешивают по лужайке картины. И нараспев, указывая палочкой, говорят целый эпос. Яркие краски картин сливаются с самоцветами природы. Воздействие через зрение уже издавна оценено. Приходит монашка. Садится у порога и, закинув благообразную голову, поет молитвы. Разбираем только «Тра-ши-то!» Вообще с языками трудно. Все эти горные наречия немного похожи на тибетский, но все же разница очень велика. А число наречий маленьких племен тоже велико. Наконец, приезжает из Лхасы кунг – кушо [50]из Доринга, чтобы поклониться дому далай-ламы. Кунг (титул вроде герцога; замечательно совпадение: конунг, кунг, кинг) – важный старик с добродушной женою и круглолицей, как украинка, дочерью, с многочисленными слугами. На черных рослых мулах подбитые серебром высокие седла и многоцветные чепраки. На лбах ярко-красный колпачок с изображением Чинтамани.[51]В 1912 году на кунга напали китайские солдаты, едва не ранили. Убили его секретаря. Это повело к восстанию Тибета. Кунг удивлен и обрадован нашим буддийским предметам. Завтракаем. Делаем тибетские блюда. Очень чинный старик.

Интересны рассказы об атаках конницы камской и голокской. Дикие наездники не нуждаются в уздах. Кони их, как в древних описаниях, принимают участие в битве зубами и копытами. На битву всадники сбрасывают халаты до пояса. В шлемах, с мечами, копьями и ружьями эта лавина несется, временами исчезая под брюхом коня. Если все средства нападения иссякли, то всадники хватают камни с земли и бьются с криком, похожим на хохот. Есть один знак, который сразу обуздывает эту лавину. Конечно, каждое племя имеет свои особенности в битве, и незнанием их можно ослабить самую лучшую силу. Иногда тибетские женщины и в песнях и в жизни не отстают в проявлениях отваги. Они обливают врага горячим варом; они насмешливо встречают временных победителей.

С двух сторон пытались поработить Тибет; пытались сделать из сильной страны механический заградительный барьер; пытались нарушить внутреннее сознание страны. Но свободен дух Тибета, и эта срединная страна хранит потенциал своего достоинства. Умеет хранить непроницаемо.

Около Гума[52]стоит высокая скала. Говорят, на вершине ее лежит знаменательное пророчество. В каждой ступе положены какие-нибудь значительные предметы. Ошибочно думать, что те книжные полки, которые показывают в храмах некоторым путешественникам, составляют все книжное имущество монастыря. Кроме этих официальных томов учения, всюду в тайниках у настоятеля имеются рукописи необычно интересные. Одно опасно. Часто эти тайники повреждаются сыростью, или мышами, или просто забываются при стремительных отъездах. Часто лама вам скажет: «У меня записаны пророчества, но с собою их не ношу. Они лежат под камнем». Но происходит какое-то нежданное событие; лама спешит закинуть мешок за спину и идти, а нужные списки погибают.

Характерны некоторые условные приказы. «Надеть штаны» – значит готовиться к походу. Условные выражения часто вносят затруднения в переговоры. Однажды посланник говорил в очень высоких выражениях о «волосах Брахмы». Никто не понял, и переговоры прекратились. Между тем он имел в виду не что иное, как реку Брахмапутру. Часто языки, преподаваемые в университетах, не помогают на местах.

Китайская книга «Вей Цзян-ду ши» описывает Поталу: «Горные дворцы сияют в пурпурном блеске. Сияние вершин гор равняется смарагду. Истинно, красота и совершенство всех предметов делают это место несравненным».

Читаем о строителе Поталы Пятом Далай-ламе, именуемом «Владыка заклинаний, красноречивый, священный, океан бесстрашия». Это он, вступив в достоинство далай-ламы в 1642 году, строил Поталу, Красный дворец (Пхо-Бранг-Марпо) на Красной горе (Марпори). Он же строил замечательные монастыри: Мо-ру, Лабран, Гармакиа и много других. Он же воздвиг на скале колоссальный рельеф Будды и подвижников буддизма. При нем монголы во второй раз вступили в Тибет. Иезуит Грубер очень не любит этого сильного деятеля, хотя и находит, что он был осторожен в средствах, стремителен и предан искусству и знанию.

Необычен конец этого далай-ламы. По одной версии, далай-лама умер в восьмидесятых годах, и смерть его в течение нескольких лет была скрываема, чтобы урегулировать разные политические обстоятельства. По другой версии, далай-лама добровольно покинул правление и много лет скрывался в том самом уединении в Гималаях.

История сопровождена следующим древним преданием: «Каждое столетие архаты[53]делают попытку просветить мир общиною. Но до сих пор ни одна из этих попыток не удалась. Неудача следовала за неудачей. Сказано, до тех пор, пока лама не родится в западном теле и не явится как духовный завоеватель для разрушения векового невежества, до тех пор будет мало успеха в рассеянии козней Запада».

Другое предание говорит, что «истинное учение будет сохраняться в Тибете лишь пока Тибет будет свободен от иностранных вторжений».

Китайские императоры жили согласно астрономическим временам года. Для каждого времени года имелся особый цвет одеяния. Каждая часть года проводилась в особой части дворца».

Метод буддийского учения напоминает метод каббалы.[54]Не навязывание, но привлечение и указание лучшего пути. Говорят о замечательном монастыре Мо-ру, об особой учености лам монастыря. На три летних месяца ламы уходят для сосредоточения на запад.

При «слушании» ламы часто закрывают голову тканью. Это напоминает «библейские» обряды. Напоминает свидетельство Дамиса – ученика Аполлония Тианского, как Аполлоний, когда слушал «тихий голос», всегда обертывался весь с головою в длинный шарф из шерстяной ткани. Этот шарф сохранялся лишь для этого употребления. Совсем из других времен доходят те же подробности. Современники удивлялись, как иногда Сен-Жермен странно «закутывался». Вспомним и теплый платок Блаватской. Ламы очень наблюдают известное состояние температуры, что подсказывает научное отношение к разным явлениям.

Приезжала леди Литтон смотреть картины. В семье Литтон остались традиции их знаменитого деда Бульвер-Литтона. Приезжал полковник Бейли. Потом пришла вся экспедиция с Эвереста. Все-таки непонятно, что они оставили двух погибших товарищей без длительных розысков. Между прочим добивались узнать, не поднимались ли мы к Эвересту. На картине «Сжигание тьмы» они узнали точное изображение глетчера около Эвереста и не понимали, как этот характерный вид, виденный только ими, попал на картину.

Опять вспоминаем споры об учении в нашей кухне. Повар руководит спорами. Тибетец Вонг-тю хихикает: «Не умеют спорить. Не знают, как ведутся разговоры об учении у нас в Тибете». Спор идет до полуночи.

Страница истинного Востока: «Опять приступят с вопросом – как быть с препятствиями? – Кому семья мешает, кому нелюбимое занятие, кому бедность, кому нападки врагов. Добрый всадник любит изощряться на неученых конях и предпочитает препятствие рва ровной дороге. Всякое препятствие должно быть рождением возможности. Явление затруднения перед препятствием все-таки происходит от страха. В какой бы убор ни нарядился трус, мы должны найти страницу о страхе. Друзья, пока нам препятствия не являются рождением возможностей, до тех пор мы не понимаем Учение. Удача лежит в расширенном сознании. Невозможно приблизиться при наличии страха. Луч мужества поведет вверх явления препятствий, ибо теперь, когда мир знает куда идет, – семя крови растет. Если путь усеян костями, можно идти смело. Если народы говорят на незнакомых языках – значит, можно открыть душу. Если надо спешить – значит где-то новый кров готов. Будьте благословенны препятствия, вами мы растем!»

Индия, знаю твои скорби, и все-таки будем вспоминать тебя с тем же радостным трепетом, как первый цветок на весеннем лугу. Из браминов твоих мы выберем самого лучшего, который понял мудрость Вед. Изберем Раджу, который стремился к нахождению пути истины. Усмотрим вайшью и шудру, которые вознесли свое ремесло и труд для восхождения мира. Котел кипящий – горнило Индии. Кинжал верований над белою козочкой. Призрак пламени костра над вдовицей. Вызывания и колдовство. Сложны складки одеяния твоего, Индия. Грозны покрывала твои, раздутые вихрем. И смертоносно палящи неумолимые скалы твои, Индия. Но мы знаем благовония твои. И мы будем вспоминать тебя с тем же трепетом, как лучший первый цветок на весеннем лугу.

 

II. Сикким

(1924)

 

Зазывно и остро свистят стрелы через овраг из рощи бамбука. Сиккимцы вспоминают свое исконное любимое занятие. Говорят: «Стрела лучше пули. Стрела поет поражая, а пуля кричит при вылете».

Утром принесли красный лист: «Вечером придет Санге ».[55]После заката по зигзагу тропинки засверкали огни и загудели трубы. И вот пришло, привалило. Пестрое, шумное, трубное, барабанное. И с драконом, и с самодельными конями и с бумажными яками. И с хлопушками, и с разноцветными огнями. И само действо, и пестрая толпа, уходящая в лиловую эмаль ночи, и взрывы пламенных искр. Это половецкие пляски! А знамена на шестах – это бунчуки Чингисхана!

Если вы поймете, то и вас поймут. Трогательны дары лам. Надо знание, чтобы понять всю тонкость замысла подарков. Кому какое именно изображение. Кому медвежью шкуру. Кому – леопардову. Кому шубу. Кому – халат. Кому – хадак[56](шарф), или с рисунками, или белый. По иероглифам вещей можете прочесть все отношение к вам. Признаны ли большим ученым, или оставлены в пределах условной вежливости, или оставлены без внимания. Часто непонятная «церемонность» – просто краткий изысканный шифр жестов и отношений.

Два мира выражены в Гималаях. Один – мир земли, полный здешних очарований. Глубокие овраги, затейливые холмы столпились до черты облаков, курятся дымы селений и монастырей. По возвышениям пестрят знамена, субурганы[57]или ступы. Всходы тропинок переплели крутые подъемы. Орлы спорят в полете с многоцветными бумажными змеями, пускаемыми из селений. В зарослях бамбука и папоротника спина тигра или леопарда может гореть богатым дополнительным тоном. На ветках прячутся малорослые медведи, и шествие бородатых обезьян часто сопровождает одинокого пилигрима.

Разнообразный земной мир. Суровая лиственница рядом стоит с цветущим рододендроном. Все столпилось. И все это земное богатство уходит в синюю мглу гористой дали. Гряда облаков покрывает нахмуренную мглу.

Странно, поражающе неожиданно после этой законченной картины увидать новое, надоблачное строение. Поверх сумрака, поверх волн облачных сияют яркие снега. Бесконечно богато возносятся вершины ослепляющие, труднодоступные. Два отдельных мира, разделенные мглою.

Помимо Эвереста пятнадцать вершин гималайской цепи превосходят Монблан. Если от реки Великий Рангит[58]осмотреть все подступы до снеговой черты и все белые купола вершин, то нигде не запоминается такая открытая стена высот. В этом грандиозном размахе – особое зовущее впечатление и величие Гималаев – «Обитель снегов».

В сторону восхода вершины сливаются в стену сплошную. Зубчатый бесконечный хребет священного ящера. Трудно догадаться, что именно там притаились снежные перевалы Джелап-ла и Нату-ла по дороге на Шигацзе и Лхасу. Туман особенно часто закрывает этот путь.

Навершия буддийских знамен составлены из крестовидного копья, диска, полумесяца и лепестков лотоса. Не все ли эмблемы учений срослись на одном древке? В этих напоминаниях о символах элементов природы каждый найдет изображение, ему близкое.

На иконах и на украшениях Тибета часто горит драгоценными камнями изображение рыбы – счастливый знак – так же, как на стенах римских катакомб. Сошлися в одном понимании: «колесо жизни»[59]Будды, круг «начал, тайну образующих» христианской церкви и колеса Иезекииля.[60]Многоокие серафимы и бесчисленные глаза светлой Матери Мира проникают в те же тайники души.

В культах Зороастра изображается чаша с пламенем. Та же пламенеющая чаша отчеканена на древнееврейских серебряных шеклях[61]времени Соломона и древнее. В индусских раскопках эпохи Чандрагупты Маурьи[62]видим то же самое мощно стилизованное изображение. Сергий Радонежский,[63]трудясь над просвещением России, приобщался от пламенеющей чаши. На тибетских изображениях бодхисаттвы[64]держат чашу, процветшую языками огня. Помним чашу жизни друидов.[65]Горела чаша Грааля. Не воображением, но именно делами сплетаются великие учения всех веков. Язык чистого огня.

Давно сказано: «Вера без дел мертва». Будда указал три пути: долгий – путь знания, короче – путь веры, самый краткий – путь действия. Давид и Соломон славословят устремления труда. Веданта твердит о проявлении дел. Поистине в основании всех заветов положено действие. Творящий огонь!

Разве чужды символы индусской Тримурти – Троицы? Разве буддийское древо желаний, увешанное предметами всех желаний, не отвечает нашему понятию рождественской елки? А все детали устройства алтарей храмов? А схимники и пещерники, затворившиеся в каменных гробах? А лампады и огни заклинаний? А венки и свечи добрых молений, посылаемые по течению Ганга? Троицына березка. Мускус и ладан. Кованые, усыпанные каменьями ризы. И камни, брошенные в Будду его близким родственником, разве не сродни камням Стефана? Право, не случайно запечатлена буддийская легенда на фресках пизанского Кампо Санто.[66]И глубокое значение имеет мусульманское предание, что матерь Иисуса явилась матери Магомета перед рождением пророка. И ладакские замки возносятся в том же взлете, как орлиные гнезда Фаэнцы или Монте Фальконе.[67]

В Джидде – в этом преддверии Мекки – мусульмане особенно почитаемо берегут так называемую могилу Евы. Тот же самый – Старого и Нового Завета – архангел Гавриил на горе Хира указал Магомету начать проповедь.

Монгольские царицы носили почетный титул Мириам. Мириам, Мария, Матерь Мира. Уже давно древнейшие забытые храмы славословят ожидание новых эпох.

В древнем городе Киш недавно найден храм Матери Мира.

Сарнат и Гайя, места личных подвигов Будды, лежат в развалинах. Являются лишь местом паломничества. Так же как Иерусалим остается лишь местом паломничества. «Ибо сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве».

По преданию, Будда принял посвящение в присутствии высших. Место посвящения названо «святейшая ступа», но где оно – не указано. Известны места подвигов Будды на Ганге. Известны места рождения и смерти Учителя – в Непале. По некоторым указаниям, посвящение совершилось еще севернее – за Гималаями, ибо на подвиг Будда пришел с севера.

Но где же Иисус был до тридцатилетия? Кто знает эти благие прибежища? – Где эти Кориа Мориа? Можно ли их поведать?

Легендарная гора Меру по «Махабхарате» и такая же легендарная высота Шамбала в буддийских учениях – обе лежали на север и служили высотами посвящений. И нигде подробно не сказано о таких местах высокого знания.

Мудрые общения. Сверху виднее. Вместо мелких ссор отрицания история напоминает нам о поистине международных связях. Указывается как на исторический факт, что монгольский богдохан[68]был спасен от болезни «явлением Николая». Монгольские хутухты,[69]чье знание и духовность считаются очень высокими, указывают это. Все полно знаками. Лишь не просмотрите. Смотрите зорко и радостно, и подвижно.

На кисти руки тибетской женщины странный синий знак. Присмотрелись. Оказалось, нататуирован синий равноконечный крест. Спросили, откуда такой знак. Получилось разъяснение, что знак нанесен тибетским врачом во время «очень опасного кашля» – по-видимому, воспаления легких. Под таким знаком обычно тибетские врачи впрыскивают лекарства. Этот знак был сделан личным врачом далай-ламы во время трехлетнего пребывания в Дарджилинге. Этот знак – символ зарождения жизни и огня.

По пророчеству ламы Царинпоче и нынешняя попытка овладеть Эверестом окончится лишь потерями. Посмотрим, прав ли старый лама.[70]

Лама изумился желанию чужеземцев непременно подняться на вершину Эвереста. «Зачем принимать столько трудов в земном теле? Не проще ли побывать там в духе?» Ламы легко выделяют астральное тело, которому, конечно, любая высота не является препятствием.

Из этого окна[71]посылал верховный священник моления обеспокоенному китайцами Тибету. Три года перед стеной Гималаев бодрствовал. Спать далай-лама обычно не ложится. На отдых остается сидя, в молитвенном движении.

Во времена старых иезуитских миссий, около трехсот лет тому назад, в Лхасе была христианская часовня. Великие ламы посещали ее. Сейчас никто не помнит даже приблизительного места ее.

Лама жалуется на приезжих охотников. Пришли и убили много оленей. И теперь, когда лама идет в лес, к нему приходит очень мало оленей. А он любит, чтобы к нему приходили животные. Не «дикостью», но культурностью звучит эта жалоба. Напоминает сказ про старца Аврамия, который пастушествовал за Уралом, и, когда обращался к Востоку, то и все овцы в молчании обращались к восходу солнца.

В буддийских монастырях был обычай запирать в библиотеку проигравшего в ученом споре. Поучись еще. Отличный обычай.

«Китайский амбань[72](губернатор), человек злой и распутный, добивался навестить почитаемого святого игумена местного монастыря в Тибете. Настойчиво и властно потребовал свидания. Но когда вошел в приемную комнату, где был игумен, то на троне вместо святого увидел обличье уродливой свиньи. И бежал в ужасе. Распутный человек, ворвавшись силою, нашел облик, которого был достоин». Прекрасное напоминание всем насильникам. «В юже меру мерите – возмерится и вам».



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: