7 Там же. С. 266.
8 Поэзия трубадуров.. С. 377.
9Найман А.Г. О поэзии трубадуров // Песни трубадуров. М., 1979. С. 15.
Он поднимал окрестных баронов биться на стороне Молодого Генриха, изгонял собственного родного брата из замка Отефор, чтобы единолично владеть им, - словом, вел жизнь классического рыцаря средневековья. Тем подлиннее его сирвенты, исполненные воинственности, негодования против компромиссов, призывов к сражениям и издевки над теми, кто от битв уклоняется. Свое кредо Бертран выражает в "Песне о преимуществах войны":
Чтоб песни слагать без труда,
Я ум и искусство запряг
И так отпустил повода,
Что легок сирвент моих шаг;
И граф, и король
Находят в них столь
Чарующий лад,
Что все мне простят
Вся жизнь - боевая страда-
Походный разбить бивуак,
Стеной обнести города,
Добыть больше шлемов и шпаг -
Господь, не неволь
Ждать лучшей из доль:
Любовных услад
Мне слаще звон лат.
Детей моих гнать из гнезда
Задумал союз забияк;
Что им ни отдать - без стыда
Клевещут:
Бертран-де из скряг;
Им только позволь -
Все съест эта моль.
Но хватам навряд
Удастся захват.
Ценя мою роль
В размирье, король
Признать будет рад
Моим майорат 10.
Бертран де Борн создавал обличительные произведения и против Ричарда, и против не выступившего достаточно активно в защиту своих интересов молодого короля Генриха. Вот "Песня, содержащая упреки как Ричарду, так и его брату Молодому Королю 10:
Я начинаю петь в негодованье,
Узнав о низком Ричардовом плане.
Чтоб выполнить отцовское желанье,
Был Молодой Король, как на аркане,
Согласье брату на коронованье
Дать приведен!
Безвластен Генрих!
Королевством дряни
Гордиться может трон!
10 Песни трубадуров. С. 78-79.
Пусть он, кому подвластны англичане,
Не мнит, что и Ирландия в кармане;
Нормандия платить не станет дани,
И не пойдут анжуйцы на закланье,
И герцогом Гаскони и Бретани
Не станет он;
И в Пуату он лишь на расстоянье
Увидит бастион п.
Этот выразитель политических устремлений рыцарства побуждает песней французского короля Филиппа Августа начать войну с Ричардом Львиное Сердце, затем приветствует первые сражения этой войны, затем упрекает обоих правителей в том, что они медлят с крестовым походом. Герцогу Конраду Монферратскому, который героически оборонял против султана Саладина захваченную крестоносцами крепость Тир, Бертран де Борн отправляет послание. Одновременно списки его распространяются при дворах других европейских властителей.
Сеньор Конрад, к вам оба короля-
Филипп и Ричард - будут с подкрепленьем,
Но вот беда: вражду в себе тая,
Они полны взаимным подозреньем.
Боюсь я, чтоб не угодил
Тот и другой к врагу в тяжелый плен:
Не стерпит бог, конечно, их измен!12
Бертран де Борн является одним из самых ранних авторов средневековой политической поэзии, почти полностью свободной от богословских реминисценций. Несмотря на неизбежную сословную ограниченность в распространении рыцарского творчества, многие его идеи, образы и – главное -сатирические мотивы жонглеры передавали из уст в уста. Некоторые зарубежные исследователи, пожалуй с излишней категоричностью, утверждают, что в эпоху, когда не было привычных нам средств связи, странствующие трубадуры выполняли функции, которые позже принимают на себя печать, радио и т. д.13
С известной натяжкой такое сопоставление можно отнести к жонглерам, действительно осуществлявшим межсословный обмен духовных ценностей и политических новостей. Возможно отнести это сопоставление и к вольным бродячим певцам из сословия клириков - вагантам. "Три истока питали вагантскую поэзию: во-первых, опыт религиозной лирики XI-XII вв.; во-вторых, античная традиция, переработанная учеными поэтами овидианского гуманизма;
11 Там же. С. 81.
12 Цит. по: Иванов К. А. Трубадуры, труверы и миннезингеры. Пг, 1915. С. 83.
13 См.: Мейлах М. Б. Указ. соч. С. 28.
и в-третьих, народная поэтическая традиция, пришедшая из французских, немецких, итальянских, провансальских песен, слышанных вагантами в их скитаниях" 14. Последнее влияние наиболее сильно. Произведения вагантов, как и трубадуров, обычно пелись под музыку, обладали разнообразной ритмикой. Но создавались эти песни по большей части на латинском языке, что прямо-таки подталкивало исполнителей пародировать богослужения, Иногда строфы на латинском и народном языках чередовались.
Обличительная часть поэзии вагантов посвящена нравам высшего духовенства, особенно папства. Вновь звучат знакомые мотивы: разоблачение симонии, алчности, лицемерия, взяточничества церковных иерархов. "Обличению подвергается именно действующая система и господствующие нравы, а не отдельные лица - этим вагантская сатира отличается от памфлетов эпохи борьбы империи с папством, нападавших главным образом не на порядки, а на лица" 15. Исследователи обращают внимание на "ограниченность и бесперспективность вагантской оппозиции современному обществу" 16, не выходящей за рамки одного сословия. Но есть в медиевистике другие точки зрения. Н. А. Сидорова, полемизируя с О. А. Добиаш-Рождественской, пишет: "Мы считаем, что сами бродячие клирики отражали в нападках на католическую церковь интересы и чаяния совсем не духовенства, а других слоев общества, к которым они были гораздо ближе, чем к своим обеспеченным бенефициями и пребендами "собратьям". В бродячих клириках, входивших в пеструю вагантскую массу, мы должны видеть не представителей католической иерархии, а своего рода предшественников будущих лоллардов или же той плебейской части германского духовенства, которая принимала самое активное участие в антифеодальных народных движениях" 17. Подчеркнутое противопоставление своего мнения суждениям О. А. Добиаш-Рождественской не вполне оправдано. Последняя также говорит о далеко выходящем за пределы клира влиянии голиардической (вагантской) поэзии: "Здесь голиардическая лира, и притом в руках лучших французских поэтов, явилась отражением весьма согласных чувств всего общества... К мятежной песне прислушивались всюду. Она не могла не стать столь же всепроникающей и универсальной, как и аппарат всекатолической папской администрации, проникавшей в XII-XIII вв. до самых глухих уголков страны и объединившей против себя общество чувством все растущего раздражения" 18.
Широкий межсословный протест против безнравственности папской курии выражает, например, стихотворная инвектива Вальтера Шатильонского (1135-1200):
К папе ты направился? Ну, так знай заранее:
Ты ни с чем воротишься, если пусты длани.
14 Грабарь-Пассек М. Е., Гаспаров М. Л. Время расцвета (XII в) //' Памятники средневековой латинской литературы X-XIII веков М 1972. С. 284.
15 Там же. С. 287...
16 Там же. С. 288.
17 Сидорова Н. А. Очерки по истории ранней городской культуры во ^ Франции. М., 1953. С. 426.
18 Добиаш-Рождественская О.А. Культура западноевропейского средневековья. – М., 1987. С. 131.
Кто пред ним с даянием появился малым, Взором удостоен он будет очень вялым.
Не случайно папу ведь именуют папой:
Папствуя, он хапствует цапствующей лапой,
Он со всяким хочет быть в пае, в пае, в пае -
Помни это каждый раз, к папе приступая 19.
С этими строфами перекликаются строфы анонимного автора "Апокалипсиса Голиарда", в которых пародийно переосмысляется евангелическое "Откровение" апостола Иоанна:
Так преступленье вершится великое!
Папство глумится над вышним владыкою!
Лжепроповедников злые уста
Дважды и трижды распяли Христа!
Что им господь?
Что святая им троица?
Лишь бы схитрить да получше устроиться,
Все христианство погрязло в грехах
Из-за того, что творится в верхах20.
В том же духе звучат строки Гуго Орлеанского:
Что за времечко такое!
Ни порядка, ни покоя,
И господень сын у нас
Вновь распят, - в который раз!21
Трудно усомниться в том, что жонглер или шпильман (к которым многие ваганты относились высокомерно, как к людям ремесла, в отличие от них самих - "рыцарей духа") не захотели бы исполнить подобные куплеты. Вряд ли они распространялись менее интенсивно, чем прозаические обличительные памфлеты против папства, о которых толковали на рынках и в тавернах. Возможно, как на том настаивает М. Гаспаров, собственно политическая оппозиция вагантов была ограничена и бесперспективна. Не стоит недооценивать, однако, идеологического влияния их творчества, находившего распространение не только в бюргерских, но и в плебейских массах окрепших городов.
Некоторые сюжеты из песен вагантов перешли в популярнейший жанр средневековой городской культуры - фаблио. "Сказать, когда точно возник жанр фаблио, видимо, довольно затруднительно. Тем не менее не подлежит сомнению, что к концу XII в. он уже был хорошо известен"22.
19 Вальтер Шатильонский. Обличение Рима, 12-13 // Памятники средневековой латинской литературы Х-XII веков. С. 515.
20 Апокалипсис Голиарда, 10-11 // Лирика вагантов в переводах Л. Гинзбурга М., 1970. С. 134.
21 Там же. С. 170.
22 Михайлов А. Д. Старофранцузская городская повесть-фаблио и вопросы специфики средневековой пародии и сатиры. М, 1986. С. 82.
Этот жанр являет собой "веселые, порой сатирически едкие, подчас довольно скабрезные стихотворные повести и новеллы"23.Он тесно соприкасается с фольклорным басенным творчеством и фривольными фарсами, традиция которых не прерывалась со времени римской античности. Один из таких популярных сюжетов рассказывает, например, о купеческой жене, заимевшей ребенка в длительное отсутствие супруга и объяснившей его появление проглоченной льдинкой. Тогда и супруг, взяв подросшего мальчика с собой в поездку и продав его работорговцам, объяснил неверной жене, что ребенок растаял, как льдинка. В "Кембриджской рукописи" творений вагантов XI в. этот сюжет изложен в песне "Снежное дитя"24. Полюбившийся европейской публике бытовой казус обыгрывался впоследствии и во французских фаблио, и в сходных жанровых образованиях - немецких шванках и в итальянских фацециях.
Объекты сатирических насмешек этих жанров - все общественные слои. Стихотворные фаблио выставляют в глупом виде невежественных вилланов, прижимистых бюргеров, скупердяев-купцов. Но наиболее изощренны разоблачительные ситуации (нередко в буквальном смысле раздевания догола), в которые попадают церковники. Лицемерие, сластолюбие и стяжательство "пастырей" здесь всегда получают заслуженную кару. В популярном фаблио Жана Боделя "О Буренке, поповской корове" поп Констан "изрядно жадный до наживы", стремясь заиметь двух коров, лишается и своей собственной. В фаблио "О священнике и волке" обманутый муж копает яму на пути любвеобильного кюре. Туда попадают не только священник и служанка, но и волк, изрядно напугавший обоих.
Автором нескольких сохранившихся фаблио является яркий сатирический поэт Рютбеф (ок. 1230-1285). Антиклерикальная сатира - ведущая тема его творчества. "Рютбеф был одним из последних жонглеров, т. е. и сочинителем, и нередко исполнителем - под открытым небом, в уличной суматохе и толчее - своих едких и горьких, саркастических и полных печального юмора стихов; он писал для таких же, как и он, бедных, едва сводящих концы с концами бывших школяров, с большим трудом находящих себе место в неприветливой и жестокой действительности"25. Его известнейшие антиклерикальные фаблио - "Брат Дениза", "Завещание осла", "О даме, которая три раза обошла вокруг церкви". В "Завещании осла", например, лицемерие и жадность епископа соперничают с алчностью приходского священника. Но младший по чину оказывается находчивее. Он убеждает епископа, что осел завещал тому 20 ливров, и получает разрешение похоронить любимое животное в освященной земле. Так высмеивается сребролюбие представителя высшего клира, впрочем, и низшему достается внушительная доза сатирической соли.
23 Там же С 5.
24 Лирика вагантов в переводах Л Гинзбурга. С. 113-115.
25 Михайлов А. Д. Указ. соч. С. 92.
Рютбеф - наследник традиций вагантов, значительно углубивший и расширивший тематику их песен. Непримиримо звучит его •сатира "Жалоба мира":
Святая церковь жалуется: с нею
Воюют все, а дети церкви спят;
Никто из них заботою своею
Не отвратит тех бед, что ей грозят.
Хромает Суд, и Право падать стало,
Закон нетверд, и Правда несильна,
И стынет Милость, что порой пылала.
А Вера где?.. Едва видна она 26.
С особой неприязнью сатирик относился к монашеским орденам францисканцев и доминиканцев, которые именовали себя "нищенствующими", но давно уже отступили от своих исходных намерений. В XIII в. левое крыло францисканцев – спиритуалы - еще пытались воплощать некоторые заповеди духовности, большинство же превратились не столько в нищенствующих", сколько в воинствующих монахов.
В середине XIII в. возникло преобладание доминиканцев в Парижском университете. Не согласным с ними магистрам и докторам приходилось с большим трудом отстаивать свое право на преподавание. Талантливый ученый Гильом де Сент-Амур был изгнан из университета. Парижская общественность требовала его возвращения. Рютбеф написал цикл памфлетов в защиту изгнанника:
Прелаты, принцы, короли,
Какое зло творим мы дома!
Из нашей выгнали земли
Достопочтенного Гильома.
Но где же видано когда,
Чтоб так безумно поступали?
Чтоб без допроса, без суда
Совсем невинного изгнали? 27
Политическая муза Рютбефа откликается на важнейшие события современности, широта ее интересов перешагивает через сословные перегородки. Не только фольклорные мотивы и сатира в духе вагантов питают этот талант. Поэт обращается и к традиционным темам рыцарской поэзии - пропаганде крестового похода. Этому посвящено "Прение" (диспут) крестоносца и некрестоносца, надо ли идти в поход. Самые убедительные доводы против растраты сил в заморских землях произносит некрестоносец. Но все же, по воле автора, он соглашается надеть на себя крест. Здесь позиция Рютбефа приближается к той, на какой стояли создатели некоторых рыцарских сирвент.
26 Цит по: Иванов К. А. Указ. соч. С. 186.
27Там же. С. 182.
Полемическое ядро провансальских сирвент, разрастаясь в поэтические диспуты, дало жанртенцоны - стихотворных прений между двумя или несколькими авторами. После жесточайшего разгрома альбигойской ереси многие трубадуры эмигрировали в Италию, где жанры провансальской поэзии нашли разнообразное продолжение. Тенцоны стали одним из способов полемики между партиями гвельфов и гибеллинов, сторонников папской или императорской ориентации. Особой остроты такая полемика достигала в наиболее напряженные моменты политических событий. Например, во Флоренции в середине XIII в. "тенцоны гремели такие, что власти решили вмешаться для предупреждения возможных скандалов и смут. Под страхом тягчайших наказаний было запрещено слагать стихи и гибеллинам"28. Выразительное свидетельство действенности политической поэзии, оказавшей влияние на формирование общественных и литературных интересов молодого Данте.
Многообразными жанрами представлена в XIII-XIV вв. английская политическая поэзия. Наряду с популярными в народе песнями нравственно-дидактического характера складываются циклы баллад, сюжеты которых отражают реальные политические события. Специально исследовавшая этот пласт английской литературы Н. А. Богодарова изучила около 250 песен и поэм, популярных от середины XIII до второй половины XV в. Как считает исследовательница, эти произведения отличает "светскость и актуальность тематики... насыщенность реалиями современности..."29. Она особо подчеркивает массовую распространенность произведений на народном языке. В песнях остро и реалистично отражены важнейшие политические проблемы современности: неравноправие сословий, критика королевской администрации, ход военных действий, налоговая политика. Такова англоязычная "Песня землепашца" (конец XIII в.). Это горестный плач о печальной судьбе труженика-земледельца, вся жизнь которого проходит в беспросветной нужде. А виной тому господа-нахлебники. "Так они грабят бедняка, который для них ничего не значит; он должен погибнуть в поту и труде... Так произвол шествует по стране, право нарушается, и вся рыцарская спесь опирается на труд бедняка... Так они обирают бедняка и полностью обирают его. Богатые лорды делают это без всякого права, из-за чего их земли и люди пребывают в убожестве"30.
Причины, которые к концу XIV в. привели английских крестьян к восстанию под руководством Уота Тайлера, отчетливо выражены в "Песне землепашца", хотя в ней и нет призыва к восстанию, а лишь к сочувствию. Но в "Песне против королевских налогов" звучат грозные интонации:
28 Дживелегов А. К. Данте Алигиери. Жизнь и творчество. М., 1946. С. 52. 1946.
29 Богодарова Н. А. Городские мотивы в английской политической поэзии XIV - начала XV в. // Средние века. Вып. 45. М., 1982. С. 81.
30 Цит. по: Гутнова Е. В. Указ. соч. С. 89. 117
Общины Англии из года в год убытки терпят
И пенс пятнадцатый тому причина.
Ведь, чтоб внести его, простые люди
Должны продать коров, одежду, утварь,
А сборщики присвоят половину, и вновь народ плати.
Народ в такой нужде, что вновь платить не в силах.
Имей вождя он, думаю, восстал бы –
Теряют ум с потерей состоянья31.
Эти слова оказались пророческими. Мечта о народном избавителе воплотилась в балладах о благородном разбойнике Робин Гуде, которые, как считает Е. В. Гутнова, оформились в цикл к концу XIV в. "Похождения Робина Гуда и его сподвижников в лесах Йоркшира и Ноттингема нельзя считать чистой фантазией народной музы. Отряды, подобные описанным в балладах, существовали в реальности и действовали, притом не только в этих двух графствах, но и в других, особенно на севере и западе Англии"32. Е. В. Гутнова обнаруживает немало точек соприкосновения между крестьянской антифеодальной борьбой и содержанием баллад: резкое неприятие "лесными людьми" любых представителей королевской администрации - шерифа, судьи, презрение к духовенству и т. п.
Робин - безукоризненный стрелок из лука, выигрывающий любые состязания, попадающий без промаха в самую трудную мишень. Но не менее метки те сатирические стрелы, которыми поражали общественные недуги исполнители этих баллад. Большинство противников благородного разбойника оказываются смешны, жалки, нелепы, например епископ вынужден молиться за здоровье люто им ненавидимых "лесных людей", чтобы сохранить себе жизнь:
Епископа взял Робин Гуд
И привязал к стволу,
И тот пропел им "Отче наш"
И всем стрелкам хвалу.
И лишь потом епископ наш
Отправился домой
Верхом, но задом наперед,
Держась за хвост рукой 33.
Образ Робина с его стойкостью, непобедимостью, всегда искрящимся весельем - духовная опора простого люда, поддержка его оптимизма в труднейших испытаниях. И вполне закономерно, что не для всех слоев английского феодального общества Робин Гуд - любимый герой. Автор дидактической поэмы "Видение Уильяма о Петре Пахаре" Ленгленд (ок. 1330-ок. 1400), прославляя крестьянина-производителя, по-видимому, отказывает таким, как Робин, в признании.
31 Цит. по: Богодарова Н. А. Указ. соч. С 87
32 Гутнова Е. В, Указ. соч. С. 114.
33 Баллады о Робин Гуде. Пг., 1919. С. 96-97.
"Но Роберт-бродяга ничего не получит от меня", - говорит Петр Пахарь, наделяя результатами своих трудов тех, кого считал достойным34. Для Ленгленда Робин Гуд не созидатель, а расточитель и нарушитель религиозно-нравственных канонов. И в этом была доля истины, если подходить к литературному образу строго морализаторски. Герой Ленгленда Петр Пахарь был очень популярен в народе как символ трудолюбия и порядочности. Робин Гуд же олицетворял свободолюбие, бунтарство, жажду общественных перемен. Народная баллада и дидактическая поэма открывали простым людям их собственные черты и возможности.
Английская политическая и дидактическая поэзия XIV в. выразила не только протест низов, но и социальное кредо крупных землевладельцев. Яркий памятник политической борьбы - латинская поэма Джона Гауэра (ок. 1330-1408) "Голос вопиющего" ("Vox clamantis") о крестьянском восстании 1381 г. с позиций владетельного лендлорда, ненавидящего "темный народ". С его точки зрения, все неустройства происходят из-за того, что чернь
...коснеет везде в своих пороках... Я считаю пахарей часто виноватыми, ибо они медлительны, их мало и они жадны, за самое малое, что они делают, они требуют самого большого вознаграждения: теперь настал такой обычай, что один мужик требует больше, чем в прежнее время требовали двое, и тогда один больше приносил пользы, чем теперь трое... Ибо подобно тому как лисица рыщет по шумящим лесам, оставляя одну нору и ища другую, куда и входит, так теперь и пахарь, противясь закону, из одного графства уходит в другое, чтобы там.пребывать. Ведут они праздную жизнь магнатов, им нечем питаться, но они не хотят служить. Их бог и природа предназначали к служению, но ни он, ни она не могут их унять35.
Исходя из подобной трактовки крестьянской жизни, Гауэр аллегорически рисует восстание раздраженным "голосом вопиющего":
Ослы не хотят более таскать мешки, они требуют, чтобы их уравняли с лошадьми. Вместе с ослами восстали и быки: их уже никто не смеет ударить в зад стрекалом или вести на работу за рога, как можно было еще накануне. Они гордо вытянули свои шеи, подняли головы и не согласны больше носить ярмо и тащиться с плугом. У них теперь медвежьи лапы, хвосты, как у драконов, а из пасти исходит пламя. Кто станет пасти такую скотину? Бык стал львом, леопардом, медведем. Даже в свиней вселился какой-то дьявол: никто не посмеет им вдеть теперь в ноздри кольцо; они стали словно волки эр.
Обращение поэта к аллегории - один из излюбленных приемов средневековой литературы. Корни его уходят в античность, в животный эпос, к басенному творчеству. Во времена Гауэра всеевропейскую известность имел французский "Роман о Лисе", сатирически повествующий о нравах различных сословий, представленных в обликах животных.
34 Ленгленд У. Видение Уильяма о Петре Пахаре. М.; Л., 1941. С. 231.
35 Английская деревня XIII-XIV вв. и восстание Уота Тайлера. М.; Л., 1935. С. 135.
36 См.: Алексеев М. П. Литература средневековой Англии и Шотландии. М., 1984. С. 194.
Тем же путем стремится достичь выразительности Гауэр. "Глас вопиющего" - значительный памятник мыслей и нравов эпохи. Некоторые исследователи именуют его политическим памфлетом37, для чего есть достаточные основания. Но, будучи по содержанию и духу обличительно-публицистическим; он не стал таким по степени распространения. Латинский язык ограничил аудиторию, не способствовали популярности и объем поэмы (более десяти тысяч стихов), и ее монотонная, тяжеловесная дидактичность.
По-разному звучали и воспринимались злободневные политические проблемы, выраженные в сирвентах и шпрухах, балладах и. сатирических песнях, ходивших в народе. Их популярности способствовали ритм и рифма, музыкальное сопровождение, лаконизм, компактность изложения. Наиболее приближались к публицистическим песни-отклики на конкретные события, те самые "бюллетени битвы", исполнявшиеся на протяжении всего средневековья во всех европейских странах, например "Битва под Льюисом" (1264), "Песнь о фландрском восстании" (1302), "Жалобная песнь о битве при Пуатье" (1356), две песни об осаде Кале, относящиеся к 1347 и 1436 гг., и т. д.
В Италии подобные отклики назывались lamenti - жалобы. Они звучат и в XV в., оплакивая захват Константинополя турками, убийство Джулиано Медичи, захват Пизы Флоренцией и т. п. В этих произведениях выразились общественная потребность в оперативной реакции на значительные политические события, их осознание, оценка и интерпретация. Здесь политическое мышление народа почти полностью освобождается от религиозных оков.
Общее знакомство с наиболее известными произведениями сатирической и дидактической поэзии XII-XIV вв. позволяет увидеть процесс политизации западноевропейского общества, постепенное освобождение духовного мира различных общественных групп от диктатуры церкви, расширение их интересов, обращение к живой повседневной реальности, к политической злобе дня. Социально-преобразующий характер этих изменений ярко проявился в ходе народных восстаний и еретических движений, значительно повлиявших также и на судьбы публицистики.
5. ПУБЛИЦИСТИКА НАРОДНЫХ ДВИЖЕНИИ И АНТИФЕОДАЛЬНЫХ ВОССТАНИЙ
Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?
Народная поговорка XIV у:
37 См. Сапрыкин Ю. М Социально-политические взгляды английского крестьянства в XIV-XVII вв. М., 1972. С. 16.
В соответствии с общим характером средневекового мышления - и средневековой культуры наиболее решительный и массовый протест народа против феодальной эксплуатации, бесчеловечного угнетения, деспотических порядков принимал религиозное облачение. Ф. Энгельс отмечал, что "все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные - социальные и политические - доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси"', что революционная оппозиция феодализму "выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания"2. Иногда же эти проявления недовольства сливались в едином взрыве протеста, колебавшем основы всего феодального устройства.
Официальная историография и документалистика по большей части давали искаженные отображения еретических народных движений, замалчивали социальную суть протеста, стремились стереть в памяти современников и потомков подлинный характер лозунгов и призывов восставших. Огромное число письменных свидетельств народного гнева сознательно уничтожалось, сжигалось на кострах инквизиции. И все же подобные свидетельства сохранились: в упоминаниях летописцев, в сочинениях, обличающих очередную ересь, но тем самым и сообщающих о ней, в фольклорных произведениях и некоторых официальных документах.
Среди форм революционно-еретической пропаганды и агитации на протяжении всего средневековья главной оставалась проповедь. Большинство руководителей народных движений владели даром слова, обращались к массам не столько с благочестиво-назидательными, сколько с бунтарскими речами. Обращались на живом, народном языке, который тем самым получал новые стимулы совершенствования.
Особо активными рассадниками еретических движений с началом нового тысячелетия становятся города. Деятельность горожанина, структура ремесленного производства ставили его в иные отношения к миру и природе, чем традиционное земледелие. "Человек лицом к лицу с изменяемой им природой задается вопросом, который не мог бы прийти в голову крестьянину: являются ли орудия труда и другие его изделия творениями бога или его собственными созданиями? В ответах на подобные вопросы разрастались гроздья разномыслия и инакомыслия. Неустройства в римской церкви, попытки реформировать ее "изнутри" еще более возбуждали критицизм верующих. В результате ереси "с конца XI по конец XV в. непрерывной чередой проходили по всем странам Западной Европы"4.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 361.
2 Там же
3 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 219.
4 Гутнова Е. В. Классовая борьба и общественное сознание крестьянства в средневековой Западной Европе (XI-XV вв.). М., 1984. С. 253.
Одна из ранних городских ересей именовалась ересью патаров. "Это слово обозначало старьевщиков, торговцев старым платьем, которые концентрировались на одной из улиц Милана, в части-города, заселенной ремесленниками 5. Есть основание думать, что к ним "примыкала вся ремесленная масса Милана и, сверх того, еще элементы неорганизованного плебса"6. Начало движения датируется 50-ми годами XI в. Руководят им сторонники церковной реформы клирики Ариальд и Ландульф Котта. По сообщениям хроник, эти проповедники, обличители порочных нравов духовенства, произносили в народе зажигательные речи. Под их влиянием горожане скрепляли клятвой решения о борьбе с верхушкой клира.