ДОБРЫЙ ДОКТОР АЙБОЛИТ...

Удивительные приключения Димки Голубева,

Которые помогли ему стать человеком

Сказочная повесть

НЕПРАВИЛЬНЫЙ КОТЁНОК

Нет, ну кто же тут виноват, если мне попался неправильный котёнок?!

Вчера на природоведении Виктория Алексан­дровна сказала, что все кошки так умно устрое­ны, что хоть с какой высоты упадут - обязательно приземлятся на все четыре лапки. Сказать-то всё можно. Я решил проверить.

Ну я же не живодёр какой: не стал сбрасывать котёнка с седьмого этажа, от Серёги Маркова. А с пятого этажа, да в мягкий сугроб - чё ему будет, этому котишке?

И вообще я взял не домашнего котёнка, а улич­ного, которого всё равно никому не жалко.

Котёнок был серый, в полоску, я слышал, как соседка, которая кормила всех бездомных кошек и котят в нашем дворе, называла его Мурзиком. Вот я и стал подзывать его:

- Мурзик, Мурзик, кис-кис-кис! Иди ко мне, я тебе сосиску дам!

Он-то глупый, как учуял запах сосиски из моего карма­на, сразу так и встрепенулся, глазищи огромные стали ещё больше, подбежал поближе и умильно так: «Мя-а-ааааа...» И мяукать-то толком не умеет.

Ну я его за шкирку схватил - и бегом в подъ­езд. Холодно же, а я без куртки выскочил во двор. Надел, конечно, новый дымчатый свитер, мама говорит, он тёплый, как валенок. А всё равно не разрешает в одном свитере бегать. Вечно только и слышишь: «Надень куртку! Застегнись, не бегай нараспашку! Горло шарфом закутай, простудишь­ся!.. » Хорошо, что она как раз ушла куда-то по сво­им делам - вот я и шмыгнул поскорее за котёнком, пока она не вернулась.

Кто их поймёт, этих взрослых! Сами твердят, что надо учиться, как следует, что настоящие учёные ставят икс... - как их там? - икспири... ну, в общем, опыты. А попробуй только поставить настоящий опыт, разве дадут!

И вот я тащу этого мурзёныша в подъезд, а он как будто почуял, что я его кормить и не собира­юсь, давай вырываться, все руки исцарапал! Ух я и разозлился! Ну, говорю, ты у меня сейчас такую сосиску получишь, мало не покажется! Будем с тобой, Мурзёна, отрабатывать приземление без парашюта.

И живёхонько с ним прямо на балкон.

- Чё, - говорю, - вкусненького захотел? Ага, прям вот такой я дурак, чтобы всяких уличных блохастиков кормить! Я и сам сосисочки очень даже люблю!

И съел сосиску. Ещё нарочно помедленнее ел, чтобы этому паршивому котёнку показать, кто тут главный. Ну всё-таки маленький огрызок сунул ему: на, так уж и быть! Он сначала даже не пове­рил своему счастью, а потом как накинулся - вмиг проглотил! И замурлыкал, прижался ко мне, а сам дрожит. Наверное, от холода.

Ну не для того я котёнка притащил, чтобы. скаться с ним. Взял опять за шкирятник - он и забарахтал лапками в воздухе, изворачивается, чтобы выпрыгнуть из рук. Но я подошёл к краю балкона и показываю ему вниз:

- Во, видишь? Ты у меня щас будешь участвовать в икс... в научном опыте. Щас мы проверим, как; кошки на все четыре лапки приземляются.

Как он запищал, задёргался весь - сам же, дурачонок, и вырвался из рук. Пытаясь удержаться балконе, зацепился и зубами и лапками за какой ненужный дырявый пакет, - но это лишь на мгновение замедлило падение. Уже через пару секунд котёнок, так и не выпуская из лапок пакетик, шмякнулся вниз. И совсем не на четыре лапки, а так как-то неловко, грудкой стукнулся о твёрдую снежную корку и немножко провалился в сугроб. Забарахтался там, выполз кое-как и скатился вниз, па тротуар. Хотел подняться на лапки и не смог. Пополз, а сам пищит. Мне даже как-то не по себе стало.

 

И чё я этого задохлика ВЗЯЛ? Надо было взрос­лую кошку какую-нибудь поймать, она бы, небось, правильно упала. Да вон одноухий Пират выскочил из-за мусорного ящика. Щас я его тоже сюда при­маню! Я ему крикнул с балкона:

- Пиратка, кис-кис, погоди, не уходи никуда! Ятебя сосиской угощу!

А у него спина бугром выгнулась, шерсть вздыбилась, глазищи сверкнули будто две жёлтые лам­почки. Как он зарычит:

- Мр-р-р-рррра-ау!..

И тут чё-то такое непонятное сделалось, что я на ногах не устоял. Голова закружилась, в ушах не то им in умело, не то засвистело, руки-ноги стали как деревяшки, и я так и грохнулся на балконе. Больно гак головой ударился, а потом всё поплыло, потем­нело... Я уснул. Или отключился, что ли?

Ну, в общем, очнулся я от того, что услышал, как в прихожке хлопнула дверь. И мама, слышу, ругается:

- Ну, Димка, ну оболтус! Дверь на балкон оста­вил открытой, комнаты выстудил! Придёт он у меня, негодник!.. И куртку опять не надел - в та­кой мороз нагишом бегает!

Я хотел позвать: «Мама!» - а получилось что-то невразумительное: «Мя... мря...» Язык, что ли, прикусил, когда шлёпнулся?

Л мама уже подошла к балкону:

- А это ещё кто тут мяукает?! И наклонилась ко мне.

У меня просто шерсть стала дыбом на загривке с перепугу, какая же она большущая! Прям великанша!

Шeрсть?..

На... загривке?!

Я с ужасом смотрел - и видел одновременно ставший вдруг гигантским балкон, великанскую маму... и свои когтистые дымчатые лапы. Вместо рук! Я опять взвыл:

- Мя-аааа...

А мама двумя пальцами брезгливо схватила меня за шкирку и подняла в воздух. Лапки мои заболта­лись в воздухе, я пытался вырваться - да не тут-то было! Мама посмотрела на меня таким взглядом, будто я какое-то пакостное грязное существо, а не её родной сын.

- Та-ак, - сказала мама. - Он ещё и котёнка с помойки притащил. Час от часу не легче! И куда его теперь?

 

 

Она померила взглядом высоту от нашего бал­кона до ближайшего сугроба, словно собиралась швырнуть меня туда, и у меня от страха сердце так и рухнуло в пятки. Мне хотелось кричать: «Мам, ты чё - это же я, твой Димка, не надо меня сбрасы­вать с балкона!» - но из горла вырывался только отчаянный писк.

Мама поморщилась:

- Додумался, он теперь сюда всякую дрянь та­скать будет со двора! Пусть и не надеется, я этого писклявого котёнка не оставлю!

И она быстро шагнула в комнату, плотно закрыла за собой балконную дверь, защёлк-нула шпингалет и задёрнула тонкую штору. Всё это она проделала, не выпуская меня из левой руки. Оказывается, мамина рука могла быть и такой вот... жёсткой... А когда я пытался высвободиться, она придавлива­ла меня так, что больно-то не порыпаешься!

В несколько шагов мама подошла к входной двери, открыла её, и поставила меня на холодив бетонный пол подъезда, да ещё и легонько отшвырнула от двери (это ей, наверное, казалось - легонько, а я так и покатился кубарем).

Дверь захлопнулась, и я остался в подъезде.

Один -одинёшенек.

Дрожащий от холода и страха.

Я смотрел на свои серые пушистые лапки и не мог поверить собственным глазам (да мои ли они были, эти громадные глазищи, ухитряющиеся видеть не только то, что было прямо передо мной, но и сбоку, и надо мной).

Я... превратился в котёнка!

Как в сказке.

Только сказка эта оказалась ужасно страшной и злой.

 

«ВОН СО ДВОРА!»

Родная мама вышвырнула меня в подъезд и захлопнулa перед моим носом дверь. Хорошо ещё, не сбросила с балкона. Я поёжился, вспомнив, чем окончился мой научный опыт для уличного котёнка.

Да ведь и я теперь - уличный, такой же никому не нужный котёнок!

Уж если мама не захотела оставить меня дом кто пожалеет бездомного котишку?

В желудке тоскливо заурчало. Проголодало, пока лежал на балконе на свежем морозном во духе... Наверное, много времени прошло. И вообще ведь с утра только и съел эту маленькую сосиску, да и то не целиком. Эх, кто бы дал мне кусочек вкусной ветчины! Или хоть молочка бы налили...

А что, если помяукать под дверью у нашей соседки-кошатницы? Вообще-то, она Любовь Пе­тровна, но мама называет её кошатницей.

Я ободрился: ничего, вот сейчас поем чего-нибудь у Любовь Петровны, а там... Ну не может же это наваждение продолжаться долго! Как-нибудь рас­кол дуюсь и опять стану мальчишкой. Вот расстро­ится мама, когда узнает, что сама, своими руками выкинула меня на мороз! Я ведь так, между прочим, и простудиться могу! Да вот уже: кха, кха!..

Немножко покашляв, я направился к соседской двери. Идти на четырёх ногах сначала было не слишком привычно, но ничего - приноровился. Набрал побольше воздуху и изо всех силёнок за­кричал: «Мя-аааа...» Полноценное «мяу» у меня ни в какую не получалось. Но мне не пришлось долго надрываться, соседка вскоре открыла дверь.

- Кто это тут ко мне пожаловал? - приветливо спросила она. - У, какой хорошенький пушистик, дымчатый! Чистенький, ухоженный - сразу видно, домашний. Потерялся, малыш? У нас тут ни у кого таких красавцев не было.

Она вздохнула:

- Взяла бы я тебя к себе, да куда? У меня и так уже семнадцать кошек! Соседи злятся, пишут жа­лобы... Нет, Дымок, ты уж прости, покормить я тебя покормлю, а больше ничем помочь не смогу.

И она, шаркая старыми тапками, прошла к себе в квартиру за едой. Я облизнулся в предвкушении сытной котлетки или колбаски.

Но Любовь Петровна положила перед моим носом вонючую рыбью голову. Сырую!..

 

 

Я так и закрутил Гол п ной, отступил назад подальше от этой нестерпимой рыбьей вони. Запахи стали такими сильными! Теперь я чувствовал даже, чем пахнут мохнатые

помпончики на тапках соседки, хоть онa и стояла у самой двери. А Любовь Петровна неодобрительно посмотрела на меня, покачала головой:

- Не хочешь? Ну, значит, не голодный. Извини, голубчик, «вискасов» у меня нету.

Я хотел сказать ей, что «вискаса» мне и не надо, и вообще никакого кошачьего корма. Я бы сейчас не отказался от простого мяконького белого хле­бушка... Но говорить не получалось. Только тихое: «Мя-а-ааа...» - и всё.

А соседка уже повернулась и ушла в квартиру, унесла рыбью голову. Но вонь так и осталась в подъ­езде! Она висела смрадным облаком, и я сбежал на три пролёта вниз, чтобы не чуять запах рыбьей головы.

Только и там тоже пахло не сосисками. В нос ударил противный запах от мусоропровода.

От запахов некуда было деваться! Они окружали повсюду. Я притаился у входной двери и, как толь­ко кто-то приоткрыл её, выскочил наружу.

Лучше бы я этого не делал!

На улице оказалось не просто холодно - мороз так и обжигал даже сквозь густую шерсть. А лапки-то снизу совсем голые, мягкие подушечки сразу стали примерзать к снежному насту.

Тут ещё и ветер налетел: пронзительный, про­бирающий насквозь.

Х-холоди-ина!.. Я рванул что есть духу в ближай­шую подворотню, чтобы укрыться хотя бы от ветра.

И тут навстречу мне выступил Пират. Он увидел меня и сразу так и вздыбился, совсем как тогда, когда я хотел заманить его на балкон.

- Ты-ы? - грозно зашипел он. До меня не сразу дошло, что, оказывается, я теперь понимаю коша­чий язык. Я просто ответил:

- Я-а... Здрасте, дяденька Пират...

- Я тебе - не дяденька! Барбос из конуры тебе дяденька!.. - возмущённо рявкнул кот. - А ну брысь отсюда - и чтоб духу твоего не было на моём дворе! Не то в клочья

р-разорр-рву!

И так решительно двинулся в мою сторону, что и счёл за лучшее выскочить из подворотни. А кот ещё и лапой указал: вон со двора! Так что я не стал задерживаться, неловко побежал, больно обдирая подушечки лапок о колкие льдинки под ногами.

 

 

ГОЛОС-НЕВИДИМКА

Я бочком-бочком тихонько протиснулся на со­седи и й двор. Здесь тоже жили уличные кошки и коты, но они словно и не заметили появления ещё одного приблудившегося котёнка, и я чуточку приободрился. В арке между домами я нашёл старую газету. От неё жутко воняло типографской краской, но я решил не обращать на это внимания. И вообще, надо же как-то жить.

Эх, как пригодились бы мне сейчас мои не слишком умелые, по всё-таки человечес-кие пальцы! Ла­пами было не очень просто сбить в какое-то подобие птичьего гнезда газетный ком. Но зато внутри этого бумажного жилища было потеплее, чем на откры-том морозe и ветру. Я свернулся клубочком, спрятал иззябшие лапки под животиком, а хвост обмотал вокруг тела, укрыл им голову. Угрелся и задремал.

Мне снилось что-то жуткое... Одноухий Пират горестно смотрел на того несчастного котёныша, которого я додумался сбросить с балкона. Я было запротестовал: ничё по-добного, он же сам свалился! Но чей-то невидимый голос внутри меня сурово оборвал моё нытьё: нет уж, это ты во всём виноват!

Если бы ты не потащил котёнка на балкон, он сейчас был бы здоровёхонек! С чего бы ему - забираться на пятый этаж и бросаться вниз! Это, брат, лукавство!

Я и слова такого не слыхал: лукавство. Но сразу догадался, что ничего хорошего в нём нет. А голос продолжал:

- Вот смотри теперь, как больно бедному Мурзику! Ты всё себя жалеешь: бедный я, несчастный, один-одинёшенек, холоднёшенек-голоднёшенек... А о нём ты подумал? У него передняя левая лапка сломана, а правая сильно ушиблена. И лёгкие повредились от удара при падении. И если теперь он умрёт от вос­паления лёгких, ты навсегда останешься котёнком!

- Как - навсегда? Я же... челове-ек!

- Ты - человек? Неправда! Человек не бывает та­ким бездушным. Э, да что ты понимаешь, у тебя все мысли только о себе. Экспериментатор несчастный!

- Ну я же не знал... - канючил я, хоть и понимал уже, что оправдаться не удастся. Этот невидим­ка внутри почему-то совершенно не жалел меня, а думал только о зашибленном Мурзике. И мне тоже стало жалко Мурзёнка, даже в носу защипало. Я вспомнил, как он плюхнулся вниз, как мучи­тельно карабкался из сугроба и как потом пополз, волоча отбитые лапки...

 

 

Я проснулся.

В арке было темно, уже наступила ночь. Кошачье зрение оказалось очень сильным, я прекрасно видел в темноте. Открытый загривок безжалостно теребил

Что же теперь делать?

Есть ужасно хотелось, но перед глазами стояла картина: маленький Мурзик лежит, дрожа, на го­лом снегу, и ему сейчас куда хуже моего. Я-то здоровый, а он ни еды не может сам добыть, ни питья.

Бедный малыш… малыш...

Я вываналился из своего газетного жилища и сразу задрожал от стужи.

Но Мурзику ещё холоднее! И ведь правда - это я виноват, что он сейчас мучается, а может быть, и вообще умрёт.

А как же я его найду? Как пройду мимо Пирата? Он ведь, если увидит меня на нашем дворе, разорвёт в клочья! Что-что, а уж это я усвоил: он слов на ветер не бросает.

Но Мурзик!..

И я крадучись пошёл к такому знакомому двору.

 

В ПОИСКАХ МУРЗИКА

На моё счастье, Пирата поблизости не было. Сверкнули чьи-то зелёные глаза, но это был не Пи­рат. Тощая хромая кошка мурзилась над рыбьей головкой, похоже, той самой, которой меня угощала добрая Любовь Петровна. Я несмело сделал пару шагов в сторону кошки, она сердито заурчала, вскинулась: не подходи, это моя добыча!

- Простите, - робко начал я. - Не хочу мешать нашему ужину...

- Так и не мешай! - огрызнулась кошка.

0 Я хотел спросить... Вы не знаете, где сейчас Мурзик... Маленький такой полосатенький котёнок...

- А, тот бедняга, которого злой мальчишка сбро­сил с балкона? - она нехотя оторвалась от еды, по­качала головой. - Не жилец он, не жилец...

Я почувствовал, как глаза мои заслезились от ветра.

- Но где же он? - прошептал я.

- Вон там, - она махнула лапкой в сторону дет­ской площадки. И я, пошатываясь от сбивающих с ног порывов ветра, побежал в указанную сторону.

Котёнка я нашёл возле занесённых снегом ка­челей. Он лежал в маленькой ямке среди снега и дрожал. У него даже не было сил пищать.

Я медленно подошёл поближе и позвал:

- Мурзик, Мурзик!

Котёныш открыл глаза, посмотрел, не узнавая.

- Мурзик, тебе очень плохо? - спросил я. Он при­поднялся - и тут же со стоном рухнул на животик, больные лапки торчали в разные стороны.

- Бо-ольно!.. - услышал я жалобный голосок.

- Мурзинька, тебе нельзя здесь оставаться, ты замёрзнешь! - сказал я.

- Уже з-замерзаю! - пискнул Мурзик.

 

- Подожди немного, я сейчас!

Я опрометью бросился к своему газетному гнез­ду. Добежав, я вцепился зубами в отвернувшийся край листа и поволок его за собой туда, в когда-то мой, а теперь запретный двор, на детскую площад­ку. Ветер будто задался целью помешать мне: так и рвал из моих сжатых зубов противно пахнущий лист, сильными порывами лист уносило в сторону от тропинки и меня вместе с ним. Наверное, семь потов сошло с меня, пока я пыхтя дотащил этот лист до качелей. А потом ещё и втянул на него на ставшего таким тяжёлым Мурзика.

- Ничего, - приговаривал я, - как-нибудь до­тащу тебя в свою арку. Там тепло... Ну не совсем тепло, по всё-таки...

 

Хорошо, что под ногами был утоптанный снег, лист очень медленно, но скользил по нему, и я сам удивлялся, что всё же мог тащить его. О-ох, до чего же тяжело это было! Лист не выдерживал, рвался, оставляя в зубах мелкие клочки старой бумаги. Toгда я стал чередовать: то тянуть эти газетные сани, то толкать сзади, стараясь при этом окончательно не изувечить маленького страдальца.

В очередной раз толкая перед собой лист с Мурзиком, я наткнулся на какую-то преграду. Поднялглаза и... Ой, ма-амочка, передо мной стоял Пират! Грозный кот встопорщил единственное ухо.

- Та-ак... И куда же это мы тащим котёнка? Ещё позаба-авиться захотелос-сь? - прошипел он обман­чиво сладким голосом. Глазищи кота превратились в узенькие жёлтые щёлочки, хвост ритмично уда­рял по его облезлым бокам.

Всё обмерло у меня внутри. Разорвёт, точно разо­рвёт! Бежать, пока не поздно! Я сглотнул густую слюну.

- Я хочу ему помочь, - тихо промолвил я.

- Спаси-ибо большое, ты уже помог ему утром,-всё так же ласково-смиренно шипел кот. Но я-то видел, какие злобные уголья разгорались в глубине жёлтых щёлочек!

- Я правда хочу помочь! - в отчаянии восклик­нул я. - Здесь неподалёку тихая арка, там не так сильно дует.

Угольки погасли. Кот посмотрел на меня внима­тельным взглядом, будто просвечивая насквозь, потом устало опустил голову.

- А ты не врёшь, - голос его был задумчив и спокоен. - Что ж, ему и правда надо укрыться от ветра. Показывай, где твоя тихая арка. Потащили!

И он ухватился зубами с левого края, а я примо­стился справа.

Вдвоём мы кое-как дотащили Мурзика в мою арку. Пират покачал головой, фыркнул:

- И это ты считаешь надёжным убежищем? Да ему у качелей было спокойнее! Утром дворник вы­метет вас обоих метлой, не пожалеет, что Мурзик больной. Нет, давай назад. Видел - там есть малень­кий домик на площадке? Он почти занесён снегом,

тм туда сейчас не ходят играть. Вот там ты укроешь котёнка на время.

И мы потащили Мурзика обратно. Как нам это удалось - не знаю! Если бы не Пират, я один ни за что не сумел бы дотащить весь изодранный лист к игрушечному домику. Но даже сильный кот тяжело дышал, когда мы наконец-то втянули обрывки листа в домик, а я просто рухнул рядом с Мурзиком, не в силах шевельнуться. Котёнок доверчиво привалился мне дрожащим тельцем. Пират стоял у входа и молча глядел на нас. Потом проскрипел:

- Пожалел, значит... Ну жалей, ухаживай, брат милосердил. А если он умрёт, я тебя - разорву!

Глаза его скорбно и гневно блеснули, он повер­ней и затрусил к мусорному контейнеру. Через несколько минут он вернулся и положил перед Мурзиком почти нетронутое куриное крылышко с хорошими кусочками мяса. Я и сам когда-то, когда был мальчишкой, тоже, бывало, чуть кусну такое вот крылышко - и бросаю недоеденным... Котёнок открыл глаза:

- Папка! - шепнул он радостно.

Так вот почему Пират так переживал из-за этого малыша! А кот ткнул лапой в угощение:

- Ешь! - буркнул сиплым голосом.

И с самым равнодушным видом лениво вышел из домика.

 

НА ДОБЫЧУ

 

Притихший на время голод с новой силой на­бросился на меня. Я слушал, как котёнок смачно грызёт нежные куриные косточки, ноздри щеко­тал соблазнительный аромат, и в желудке у меня начало резать, словно ножом. И я отправился на поиски еды, предупредив Мурзика, что скоро вернусь.

Он не знал, кто я такой, и всем своим доверчи­вым сердечком потянулся ко мне, считая своим настоящим другом. А Пират не ради меня хранил мою тайну - жалел сына. Меня-то он бы давно рас­терзал, если бы не увидел, что я пытаюсь как-то помочь его больному малышу. И хоть теперь и сам я был таким же слабым котёнком, всё же мой про­шлый человеческий опыт мог пригодиться. А ведь люди могут очень многое!

И только поэтому кот до поры до времени щадил меня.

Я размышлял об этом, пробираясь по снежному насту к контейнеру с отбросами. Выбирать не при­ходилось: если я сейчас хоть чего-нибудь не поем, долго мне не протянуть.

И мне повезло!

Прямо на тропинке я увидел брошенную кем-то хлебную корку. Она промёрзла насквозь и была твёрдой и холодной, как кусок льда. Но я вцепил­ся в неё, не обращая внимания на лежащий чуть поодаль пакетик с остатками какого-то корма - не то кошачьего, не то собачьего. Впрочем, боковым зрением я его заприметил и лапой пододвинул к себе поближе. Пригодится! Мурзика надо усиленно кор­мить. И как только через силу догрыз свою корку, я схватил в зубы пакетик и потащил его к домику.

- А ну стой, ворюга! Это наша территория! -услышал я угрожающие крики и увидел стайку дворовых кошек, обступивших меня с трёх сторон. Свободным оставался только путь назад, но я не мог отступить! Блаженная сытость, разлившаяся в желудке, придала сил, а в домике меня ждал Мурзик.

И я быстрым движением бросил под ноги пакетик с мясом и уселся сверху. Оскалил зубы, встопор­щился:

- Пошли прочь, бродяги! Ничего я вам не дам! Это для Мурзика!

- Смотри-ка, да он ещё не.понял! - удивился то­щий пронырливый шкет с наполовину оборванным хвостом. - Ну так мы умеем объяснять, специально для непонятливых.

- Пойдут клочки но закоулочкам! Подхватил мрачным голосом флегматичный толстяк.

- Что за шум, а драки нет? - послышался знакомый рык, и рядом с толстячком уселся Пират.

- Будет драка, будет! - радостно пообещал проныра.- Точнее, избиение младенца!

-Ты глянь, Пират, - возмущённо вторил ему третий котяра, грязно-серой масти. - Этот сопливый чужак нагло припёрся на наш двор, захватил нашу еду, да ещё и не отдаёт!

- Видишь ли, это он какому-то Муурррзику не­сёт,-басил толстяк.

У Пирата встопорщились усы.

 

-Мур-рзику? Это правда? - строго спросил он у меня.

Я ответил:

-Конечно, правда. Я сырое мясо не ем.

- Не ест. Мальчишка не врёт! - раздумчиво проговорил Пират. - Вот что, братва, придётся вам его отпустить.

-Ты чё, Пират! - коты завыли на разные голоса, убеждая хозяина двора в том, что он явно погорячился. Вот мясо, вот какой-то юнец, которого тузить, чтоб неповадно было, а мясо слопать – и дело с концом! Но Пират рубанул хвостом, пресекая споры:

- Всё! Я сказал - отпустить мальца!

Коты, недовольно поджав хвосты, побрели на помойку. А я опять подхватил пакет с мясом и поволок его к домику, где меня ждал Мурзик.

Пират проводил меня взглядом до самого домика. И когда я уже был у входа, злобно оскалился и тихо, чтобы не услышал Мурзик, рыкнул:

-Ненавижу тебя! Ненавижу!.. Так и знай: умрёт Мурзик — я тебя прикончу!

У меня пакетик выпал из разжатых зубов. Ну что же это такое! Я стараюсь помочь котёнышу, а Пират только грозит. И ведь не помилует, не пожалеет! Убежать, что ли, пока не поздно?

Я вздохнул и подхватил поудобнее изжёванный край пакетика. Прислушался.

Мурзик спал, тихонько постанывая во сне. Я подтащил мясо прямо к его осунувшейся мордочке.

Котёныш учуял мясо и открыл глаза, благодарно пискнул:

- Ды -ымка, спасибо тебе! Какой же ты хороший...

Дышал он натужно, в лёгких хрипело. И есть ему было трудно. Но всё же он подобрал кусочки мяс а, до последней крошечки, и ещё вылизал опустевший пакетик. А потом опять провалился в болезненный сон.

Я лежал рядом с ним, стараясь согревать его своим теплом, и думал, что же делать. Как помочь умирающему котёнку?..

 

У ПОДЪЕЗДА

Тёмная тень закрыла нижнюю часть входа. Пи­рат тихонько проскользнул внутрь домика. При­слушался, подполз и лёг рядом с сыном. Повернул голову ко миг и тихо-тихо проговорил:

- Если бы не зима, я бы уж как-нибудь утащил егоза город и нашёл для него нужные травы. А сейчас…

А я подумал, что если бы не зима, Мурзик просто разбился бы о голый асфальт... Кажется, та же мысль пришла в голову и его отцу, потому что глаза Пирата вспыхнули жаркой ненавистью. Я втянул голову в плечи, ожидая, что вот сейчас котище хватит меня своей когтистой лапой - и всё... Но он только хлестнул по мёрзлому полу хвостом, как бичом, и отвернулся от меня.

Я решился:

- Послушайте, а что если отнести Мурзика к нашей соседке? Любовь Петровна добрая. Взять к себе, наверное, не возьмёт, но может пойти с ним в ветлечебницу. Там ветеринары его вылечат...

Кот пошевелил рваным ухом.

- Думаешь, получится? Ну давай, попробуем!

Потом уже я узнал, что проще всего было бы Пи­рату взять Мурзика в зубы за оттопыривающуюся шкурку на загривке и нести самому. Так обычно кошки носят своих малышей. Вот только у Мур­зика были повреждены лапки и всё нутро отбито, поэтому надо было перемещать его со всей осторож­ностью. Тут-то и пригодился придуманный мной способ: мы опять попытались втянуть котёнка на газетный лист. Но драная бумага уже ни на что, кроме подстилки, не годилась. Тогда Пират пом­чался на помойку и вскоре вернулся с почти целой картонной коробкой. Хоть она и была тяжелее, зато куда прочнее, чем газета, и тащить в ней Мурзика было немножечко поудобнее. А может, это мы с Пи­ратом уже приладились вдвоём таскать Мурзика.

Целых полчаса мы то тянули, то толкали коробку с Мурзёнком, пока не оказались у нашего подъез­да. Но... как же мы не подумали: мы ведь просто не сможем втащить Мурзика и подъезд, даже если кто -то откроет дверь. Сами-то мы легко прошмыгнём внутрь, а больного котёнка никак не втянуть, его прихлопнет стальная дверь. К тому же в этот ранний час никто по входил и не выходил из подъезда. И тут - удача!

Дверь со скрежетом открылась, и из подъезда вышла Любовь Петровна. Я метнулся к ней под ноги, и подслеповатая старушка чуть не наступила мне на лапки.

- Котик, тебе поесть? - спросила она ласково. – Сейчас, сейчас...

Я замотал головой и приподнялся на задних лапках, указывая передними на лежавшего чуть поодаль Мурзика.

Любовь Петровна изумилась:

- Ишь ты, да вас тут двое!

Пират предусмотрительно спрятался за угол: Любовь Петровна, как и все в нашем дворе, считала его наглым разбойником и терпеть не могла.

Старушкa наклонилась над Мурзиком, осторож­на взяла его па руки.

- Что же это с тобой, маленький! – приговаривала она, рассматривая котёнка. - Лапка болтается, она сломана. И дышишь так плохо. Бедненький, я тебе ничем помочь не могу! Ну лапку ещё можно бы перебинтовать, срастётся. ещё можно бы перебинтовать, срастётся. А больные лёгкие ведь не вылечить! Нет, не жилец ты, махонький!

И она хотела положить котёнка обратно. Я кинулся к ней, умоляюще замяукал. Я кричал что есть мочи:

- Ну, пожалуйста, спасите Мурзика! Вы же взрос­лая, вы человек, вы сможете!..

И как ни странно, она поняла. Наверное, сказался долгий опыт общения с кошачьим племенем.

- Ты что же, дымчатый, просишь за своего бра­тишку? Глупенький, да разве я бы его бросила, если бы могла помочь? В ветлечебнице без денег не при­мут, а у меня осталось как раз дотянуть до пенсии. Лапку я ему перевяжу, - она достала из кармана чистый платочек. - А больше ничем помочь не смо­гу. Уж простите...

Она нашла небольшую щепочку и прибинтовала её к левой лапке Мурзика.

 

 

- Вот, наложила шину, - объяснила она, словно я был настоящим мальчишкой и мог всё понимать. А я и понимал. - Когда лапка срастётся, можно будет снять повязку. Я смотрю, ты умный, догада­ешься, как и что сделать. Ну а больше уж ничего я для вас сделать не могу. Вот только оставлю не­множко корма.

Она бережно положила котёнка на место, достала из кошёлки кулёчек с сухим кормом, насыпала пе­ред ним. Мурзик набросился на еду. Хоть мы с Пи­ратом и хорошо накормили его ночью, а в такой мо­роз есть хочется сильнее, чем всегда.

Старушка правой рукой перекрестила Мурзи­ка:

- Господи, помоги! - и пошла дальше, во дворе её уже ждали другие голодные кошки. Пират вы­прыгнул из-за угла.

- Ну что, что она сказала? - спросил кот нетер­пеливо.

- Ничего... - я не мог скрыть своей досады. - Де­нег у неё нет. А без денег котят не лечат.

- А что это за штука такая - денег? - Пират готов был пойти куда угодно и найти что угодно, лишь бы спасти сына. Нy как объяснить уличному коту, что такое деньги? Я и сам-то не очень хорошо понимал, как получается, что от каких-то бумажек зависит

жизнь Мурзика.

А Пират ждал моего ответа.

В этот момент во двор вкатила милицейская машина.

 

Остановилась в нескольких метрах от нас, из нее вышла... моя мама! Заплаканная, с потёками туши под глазами, вязаная шапка сбилась набок, волосы растрепались.

Еe что, забирали в милицию? За что?

Я уже хотел броситься к милиционерам и крикнуть, что моя мама хорошая, она ни в чём не виновата!- но в это время мама обернулась к машине и дрожащим от слёз голосом попросила сидевшего переднем сиденье милиционера:

- Я вас очень прошу, Андрей Иванович, как только хоть что-нибудь узнаете о моём сыне, позвоните!

Ой, да это ведь она с милицией разыскивает меня! Меня лапки так и напружились, я чуть было не кинулся с воплем: мамочка, я живой, вот он я! –но вовремя вспомнил, что для неё я теперь только тонок. Гадкий помоечный котёнок, которому не сто в её уютной квартирке.

И тут мама сама увидела меня. Губы её задрожали:

- Это же тот котёнок, которого Дима принёс домой. Ну... иди ко мне, Дымка...

Она взаяла меня на руки, и хоть теперь я действительно был грязным и вонючим, она не отшвырнула меня, а бережно прижала к себе.

Я крикнул Пирату:

- Не думай, я не брошу Мурзика! Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы его спасти!

Пират ощерился и отвернулся. Весь его понурый вид выражал полную безысходность и безнадёж­ность.

Никто теперь не поможет его бедному маленько­му умирающему сыночку!

 

 

ПОБЕГ

Через полчаса я, чисто вымытый, насухо вы­тертый полотенцем и даже причёсанный, сидел у кухонного стола и мурлыкал над котлетой. У нас никогда не было кошек, поэтому и специального корма не нашлось (чему я был только рад!). Мама положила мне в чайное блюдечко котлетку, и я об­радовано заурчал. Вкуснотища!..

Одно плохо: мама не спускала с меня задумчивых глаз. А ведь я хотел оставить кусочек котлеты для Мурзика.

Вообще-то это была уже третья котлетка. Первые две я и сам не заметил, как проглотил. И только по­том спохватился: ой, что же я, а Мурзик!..

Я пригляделся и понял, что мама смотрела вовсе не на меня, а словно бы сквозь меня. Мысли её были далеко отсюда, и я рискнул - быстренько затолкал почти целую котлету под кухонный стол, а сам нахально стал клянчить ещё. Мама машинально открыла холодильник и достала кусок нежной вет­чины, отрезала аккуратный ломтик и положила на блюдечко. И даже не заметила, что ломтик тут же перекочевал под стол. Но тут она словно очнулась, встряхнула головой.

- Поел? Ну вот и хорошо,- сказала она.- Хватит,в то животик заболит, объедаться вредно! Пойдём в комнату.

Мама взяла меня на руки, погладила по пушистой спинке. Посмотрела удивлённо:

- Надо же, какой странный котёнок! Никогда не видала кошек с карими глазами. И взгляд - прямо как у Димки... Ой, ну что я такое говорю! - оборва­ла она саму себя. - Глупость какая-то... Как будто и много кошек видала. Значит, бывают и такие -кареглазые. Ох, Димка мой, Димка, вот уже и в котёнке мнемерещишься!

Она с грустным вздохом присела в кресло и тут же забылась неспокойным сном. Похоже, она совсем не спала а той ночью и очень устала. Мне было очень жалко маму. Если бы я только мог объяснить, что я и есть её пропавший Димка! Но как?

В домашнем тепле и меня разморило, хотелось свернуться клубочком и сладко уснуть у мамы на коеенях. Но я стряхнул дремоту: не время!

Я огляделся и очень обрадовался. Дверца секре­тера, за которой мама хранила лекарст-ва, была открыта. В несколько прыжков, с кресла на стол, со стола на секретер, я оказался прямо посреди маминой аптечки. Здесь остро пахло валокордином и ещё какими-то снадобьями. Ох, это же маме было плoxo, и она пила лекарство... От этой мысли мне самому поплохело. Но я заставил себя собраться. Другого такого случая не будет!

Так, градусник брать не стоит - всё равно я не смогу его поставить котёнку. А вот лекарства... Аспирин, это же как раз то, что надо от высокой температуры! Я насчитал пять таблеток - навер­ное, хватит. А это таблетки от кашля... И вот ещё -в самом начале зимы я простыл, и мама давала мне этот анти... ага, антибиотик. Я складывал нужные таблетки в пустой целлофановый пакетик, а сам чутко прислушивался, не проснулась бы мама. С пакетиком в зубах я спрыгнул на стол, потом на пол... пробежал в кухню и извлёк из своего тайнич­ка котлетку и ломтик ветчины. Лапой затолкал еду в тот же пакет, перехватил зубами поудобнее, чтобы не растерять свои сокровища.

 

Всё это надо было отнести Мурзику. Но как вы­браться наружу? Я заметался по квартире в поисках выхода. И почувствовал, что от пола повеяло хо­лодом. Да ведь дверь на балкон приоткрыта! Мама выходила посмотреть во двор, не пришёл ли её сы­нок, а запереть дверь, когда вернулась в комнату, забыла. В другое время она уж, конечно, не забыла бы, но сейчас так устала, что просто провалилась в тревожный сон.

Я протащил свой пакет через всю комнату к бал­конной двери, откуда уже вовсю несло холодным ветром. После купания холод ощущался особенно сильно, меня так и затрясло. Но я не стал медлить. Скорее, пока мама спит!..

На балконе было ничуть не теплее, чем на улице. Ветер так и шнырял между прутьями ре­шётчатой оградки, а через щель между дверью и косяком виднелась соблазнительно уютная тёплая комната. «Брось ты этот пакет и дуй на­зад, - услышал я чей-то вкрадчивый шёпот. Или это мне послышалось в посвисте ветра? – Дома тепло, хорош-шш-шшо, к маме прижмёшься!..»

Я замотал головой, вытряхивая из ушей эти уговоры.

Да, дома хорошо и тепло. И мама меня теперь уже, наверное, не выбросит. Но Мур-зик! Из-за меня он погибнет. Я заторопился к краю балкона. Глянул вниз, Голова накружилась. Ничего себе, какая высота!

 

Что то проскрежетало внизу, и я увидел, что Пират в одиночку толкает картонный ящик с сыном как раз мимо нашего балкона. Я окликнул его:

- Эй, Пират, я нашёл лекарства, сейчас сброшу!

Пират поднял голову, посмотрел в мою сторону.

Он весь намок от натуги, шерсть слиплась комьями, Всё это я разглядел только благодаря необычайной остроте моего нового - кошачьего - зрения.

Кот изумился:

- Ишь ты, не забыл о Мурзике?

Я молча мотнул головой - как тут забудешь! –и столкнул пакетик вниз.

Пакетик со свистом ухнул прямо к ногам Пирата. Кот тут же схватил его зубами и положил в коробку, рядом с Мурз и ком. А я сбросил вниз ещё и старое махровое полотенце, валявшееся на балконе, из него получится неплохое одеяло для больного котёнка! Теперь самое трудное.

Надо как-то спуститься вниз. Ведь без меня Пират даже не поймёт, что делать с таблетками. Надо спускаться. Но как? С такой высоты! Я осторожно подполз к металлической планкe, примерился. Под нашим балконом был ещё один соседский, а под ним виднелись другие решётчатье балкончики, один над другим. Хорошо бы спрыгнуть точно на натянутую на балконе четвёртого этажа бельевую верёвку, да ведь промахнёшься, пожалуй, и костей не соберёшь. Вон как Мурзик искалечился, а ведь он всё-таки хоть и маленький, да настоящий, не понарошенский кот.

Такого страха, как теперь, мне никогда ещё не приходилось терпеть. Ветер опять попытался шепнуть мне, чтобы я не валял дурака и поспешил в тёплышко, к маме. Даже настойчиво подтолкнул меня к двери. Но я повернулся и бочком-бочком протиснулся на прежнее место.

Очень хотелось зажмуриться от страха, но тогда я точно сверзился бы мимо верёвки. И я за­ставил себя держать глаза открытыми. Я шагнул и с пронзительным воплем шмякнулся вниз. В по­следний миг успел зацепиться когтями за верёвку и повис, раскачиваясь на ней всем телом.

Мама услышала мой вопль и вскочила, вскрик­нула:

- Дымка, ты где? Кис-кис-ки-ис!

Сейчас она увидит открытую дверь, выйдет на балкон - и заметит меня! Я снова разжал лапы и пролетел сразу два этажа, каким-то чудом за­цепился когтями за решётку последнего балкона, нависающего над выметенным до голого асфальта тротуар