Час миновал, а наш пиит
Застыл, как изморозь в дубравах,
Лишь smile, прилипший, как на скотч,
Мысль о финале гонит прочь.
268.
Об этом давеча Василий
Так горячо предупреждал,
Что обезумев, обессилев,
Какой-то скрытный театрал,
Скрипя зубами по лорнету,
За шагом шаг, куплет к куплету,
Свернув сценарии в рулон,
Абсурдный ставит фельетон.
Расчётлив он и изворотлив,
Он рассудителен, хитёр,
Бескомпромиссен, как бретёр,
И, как директор в пьесе Гёте,
Он знает, где есть у живых
Пунктиры точек болевых.
269..
-Но, Боже, как она красива,
Как ей фата идёт к лицу,
Столь грациозно-горделиво
Ступает Машенька к венцу!
Моя прекрасная актриса,
С красой царицы из Тифлиса,
Отбросив горькую юдоль,
Вошла в улыбчивую роль.
Она пылает в жгучей румбе,
Вводя смущенный раут в шок,
Как распустившийся цветок
На занесённой снегом клумбе.
Все ей кричат: «танцуй, танцуй!»,-
И шлют воздушный поцелуй.
270.
Темнело, замер наш мыслитель,
Как у Родена под резцом,
Врастая в мрачную обитель
Забытым изгнанным жрецом,
Он поданафемным монахом,
Сложившим голову на плаху,
Виском о руку опершись,
Сквозь потолок буравил высь:
- Да, представление шикарно!
МХАТ нервно мнётся в стороне,
Но коли бросить взгляд извне,
Забыть о тремоло фанфарном,
То факт подобных антреприз
Сулит тягчайший эпикриз.
271.
Всю ночь он мучился кошмаром,
Там жизнь дрожит на волоске,
Аортой, сдавленной кевларом,
Дрожит, как рыба на песке…
Стоклом, армированным сеткой,
Блестит в ребре двухместной клетки.
Согласно правилам игры
Отгородили их миры.
И вот они ладонь к ладони
Друг в друге тонут сквозь барьер,
Сквозь факт упрямства высших сфер.
И хоть он этого не помнит,
Густым сопрано Лили Бриг
Тёк Машин шёпот в Лёшин крик:
272.
- А знаешь, славный мой Алешка,
Я вновь не рада выходным,
Я вышла замуж понарошку
Наперекор своим родным.
Весь этот шумный гвалт соседей,
Засевших в ряд в мечтах о снеди,
Как строй медведей у корыт
Был шумен, грустен, пьян и сыт.
Весь этот шабаш ныне в прошлом:
Пять режиссеров, сценарист
И даже липовый флейтист -
Всё ради фото, мой хороший,
Что б ты поверил в каждый кадр,
И был разыгран весь театр.
273.
Мир, словно цепью, скован ложью,
Он в наши руки счастьем плыл
Великолепием тревожным,
Вам поднося две пары крыл,
Но в искрах рампового света
На представлении балета
Я видел вас среди повес
С чужим юнцом наперевес,
И были холодны упреки,
И взгляд ваш, искоса жестокий,
Но знаю я, нет чище вас,
И груб сей вымученный фарс.
Весь мир, откуда не зайдёшь -
Обман и призрачная ложь.
274.
Он в ледяной свей постели,
Зарывшись в кипу одеял,
От вьюги жгучей до метели
Одно лишь Имя повторял,
В прохладе комнаты обычной
К своей фамилии незычной
Его сквозь трепетность и страх
Он подставлял в своих мечтах.
И там во временных прорехах,
Закрыв глаза на яркий свет,
Он вновь ловил её ответ
Сквозь колокольчик её смеха,
И собираясь по куску,
Под маску прятал он тоску.
275.
Шум воробьиной канители
Звенел в заснеженных ветвях,
Скрипели детские качели,
Район укутывая в страх,
Втекал рассвет, как вор в пенаты,
Будильник выл благим набатом,
И визг кошачий во дворе,
Как таймер рявкал на заре,
Взвывали в стенах трубы, вяло
Ворча, разбуженные в срок,
И свет, как палец на курок,
Сползал со штор на покрывало,
Весь мир в пылу трубил аврал,
Наш друг бессовестно проспал:
276.
- Ты упорхнула, как и прежде,
Из сна в бесшумных облаках,
Оставшись искрой на одежде
И пылом нежности в руках,
Бросая мерзнуть в серых плитах,
В переплетенных монолитах
В начале следующего дня
В тебя влюблённого меня.
И в память легким ароматом
Ночных лавандовых полей
Легко влетая, как елей,
Ты увлекла восторг заката,
Разлукой сердце мне губя!
Скажи, как выжить без тебя?
277.
Ты жарким южным колоритом
Мне кровь дурную кипятишь,
Оставив юношей забитым
Брести в полуденную тишь,
На пруд, где млеют стайки лилий,
Где так легко, что сам Вергилий
Не смог бы ссыпать на листы
Подобной звонкой красоты.
Я здесь искал отдохновенья,
Желал забыться хоть на миг
От туго сжавшихся вериг,
Сковавших дух до посиненья,
Но здесь, в плену полутеней,
Я заскучал ещё сильней.
278.
И без тебя, где бы я ни был,
Быть развеселым не могу,
Я словно вздернутый на дыбу,
Как битой сбитый набегу.
И солнце бьется чёрным диском
По стенам, как по обелискам,
И шелест волн не веселит,
Лаская пеною гранит.
Луна предательницей льстивой
Лишь ради смеха вялых рыб
Во тьме в спины моей изгиб
Скребется света переливом.
Где ива гроздьями плетей
Меня укрыла от людей!
279.
Алёша писем вереницы
Слал ей с копной душевных ран
Из сёл забытых, из столицы,
Из городов далёких стран.
Клочок под маркой с вязью пылкой
Парили ехал, морем плыл к ней
И гулкой мириадой стрел
Он сам меж строчек к ней летел.